Школьные годы чудесные

       Репетиции, как и пообещала директриса, начались сразу же после каникул. Сам бы Илья, конечно, об этом не вспомнил, но худощавая девушка из параллельного «Б» класса перехватила его в коридоре после занятий и заявила, гневно сверкнув выпуклыми линзами очков:        – Куда собрался, новоиспечённый Онегин? Пойдём, тебя уже ждут.        – Какой, нахрен, Онегин? Стой, как тебя там? – девушка оказалась неожиданно быстрой и Мэду пришлось следовать за ней чуть ли не бегом, на ходу осмысливая услышанное.        – Я Прасковья, – «Прямо как в той дурацкой песне» – хочет пошутить парень, но очередной убийственный взгляд заставляет его прикусить язык, – а ты – Илья Давыдов, и мы идём репетировать постановку «Евгений Онегин», где тебе отведена главная роль.        – Охуенно, блять. И откуда ты вообще знаешь мою настоящую фамилию? – вопрос остаётся без ответа, вместо этого Прасковья распахивает перед ними массивные двери помещения, в которое нормального школьника можно было затащить только силой или обещанием пропустить урок-другой. Если честно, глупо было надеяться, что отработка будет проходить в учебное время, но Мэд всё же разочарованно вздохнул, щурясь от яркого после полутьмы коридора света.        Актовый зал – небольшая сцена и десять рядов кресел, обтянутых бежевой тканью, встретил их необычным для него шумом голосов. На первом ряду вольготно расположился весь драмкружок – два парня-ботаника и четыре девушки, не считая его новую знакомую. Чуть дальше сидели две одиннадцатиклассницы, за хорошую посещаемость тоже определенные на эту творческую каторгу, а перед всем этим великолепием ходил туда-сюда Вихлянцев, что-то пытаясь втолковать безразличным слушателям.        – Пожалуйста, ну кого угодно! Слугу, крестьянина, Зарецкого, только не его!        – Сядь на место, Руслан. Я уже сказала тебе, что не поменяю роль. А теперь все слушаем очень внимательно, дважды повторять я не буду! – Прасковья ловко запрыгнула на сцену, а Илья, недолго думая, занял место рядом с усевшимся на втором ряду Вихлянцевым, который всё ещё был чем-то ужасно недоволен.        – Как я уже говорила, в этом году тематику постановки мы не выбираем. После попытки призвать сатану на новогодней ёлке, – девушка осуждающе смотрит на одетое во всё чёрное существо непонятного пола и Мэд с трудом заставляет себя не заржать, – администрация разрешила нам только что-нибудь из классики, и только несколько отрывков, чтобы зрители не заснули как на «Преступление и наказание» в позапрошлом году.        – Это было очень неэтично, – тихо блеет один из ботаников и все согласно кивают, вспоминая безбожно захрапевшего на спектакле Хованского.        – Я знаю, Коля, знаю. Так вот – ставить мы будем три сцены: «Письмо Татьяны к Онегину», «Именины Татьяны» и «Дуэль». Как нельзя кстати нам будут два молодых человека, которые по счастливой, для нас, случайности, получили направление на отработку. Илья, ты будешь играть Евгения! – Мэддисон старательно пытается вспомнить, знает ли он хоть что-то об этом самом Евгении, пока девушка оглашает остальные роли. Роль Татьяны достаётся тихоне-девятикласснице по имени Света, а реплики её сестры – Ольги, Прасковья вручает одной из одиннадцатиклассниц. Второй ботаник взял на себя честь сыграть Зарецкого, а сама Прасковья, как руководитель кружка, взяла себе слова автора.        – А кого будет играть он? – пихнув Руслана плечом, поинтересовался десятиклассник.        – Ленского, – сквозь зубы прошипел девятиклассник, отсаживаясь подальше. Причину его возмущения Мэддисон понял только тогда, когда они начали репетировать по-настоящему.        Совместных сцен у них с Вихлянцевым было ничуть не меньше, чем у Ильи и его «большой и светлой любви», на деле оказавшейся страшной заикой и астматиком. Руслан же на удивление неплохо вжился в роль мечтательного поэта, хотя был не в восторге от идеи играть на публику. Мэду тоже не составило особого труда сыграть циничного главного героя, большую часть времени только презрительно глядящего на окружающих и время от времени выдающего едкие фразы в рифму. Прасковья просто молилась на два новых таланта, и всё происходящее казалось бы Илье забавным, если бы не одно небольшое «но».        Репетиции с Вихлянцевым ему явно нравились значительно больше, чем все остальные. Первые несколько дней Руслан держался напряжённо, бубнил свои реплики под нос, искоса поглядывая на Илью, и старался не подходить к нему близко. На справедливое возмущение Прасковьи «ну не будет же он тебя бить, в самом деле» Вихлянцев нервно смеётся, и Мэддисон внезапно осознаёт, что он действительно ожидает именно этого – ударов, подножек, унижения. Выбрав момент, когда на них никто не смотрит, он толкает Руслана за тяжёлый занавес.        – Перестань зажиматься, как девственница, – «Плохое сравнение» – понимает парень, глядя на недоумённо-испуганное лицо напротив. – Я не собираюсь ничего с тобой делать, пока мы на сцене. Мне это невыгодно.        – И что теперь, на шею к тебе вешаться? Это уже не ко мне, а к Свете вопрос, извини, – фыркнув, Вихлянцев продирается сквозь пыльные складки бордовой материи, чтобы спрыгнуть со сцены в другой стороне. Не смотря на это, слова десятиклассника он, кажется, принимает к сведению, и на совместных репетициях начинает вести себя свободнее. Вскоре Прасковья разрешает им проговаривать диалоги самим, без её участия, чтобы уделять больше времени массовке.        Одноклассники Ильи не упускают ни единой возможности пошутить на тему его «нового хобби», но все неумелые подначки он с лёгкостью оборачивает против самих шутников – не стоит забывать, за счёт чего он в своё время получил негласное звание «короля». Хованский пару раз предлагает «прогулять эту театральную хуйню и пойти выпить», но и от него Мэд отмахивается, перекидывая через плечо сумку и шагая в сторону актового зала, где его действительно ждут.        Удивительно, но задроты из театрального кружка на деле оказываются действительно неплохими ребятами. Коля и Егор показывают ему, как контролировать свет и звук во время представлений, а заодно и учат включать пожарную сигнализацию так, что никто и никогда не догадается о его к этому причастности. Существо в чёрном, представившись Кристиной-Астерией Третьей, рассказывает ему страшные школьные тайны, о многих из которых Илья предпочёл бы не знать, после чего он начинает сознательно избегать школьной столовой. Чего уж говорить о Прасковье – таких отборных матов, которые она явила миру, уронив себе на ногу софит, Мэддисон в жизни не слышал.        Но главной причиной, по которой Мэд не пропускает ни одной репетиции, является не дружный коллектив. Руслан, тихо повторяющий свой текст, Руслан, сосредоточенно объясняющий ему, как нужно произносить ту или иную реплику, Руслан, потягивающийся и зевающий, Руслан, задремавший в кресле в ожидании остальных. Илья упускает тот момент, когда начинает следить за Вихлянцевым пристально, запоминая каждую мелочь. Обманывать себя тем, что он ищет повод посмеяться, уже не получалось – Мэддисону было ни капельки не смешно, вся эта херня начинала нехило бесить. До спектакля оставалось всего несколько дней, и это не могло не радовать – парень решил, что он просто устал от ежедневных нагрузок и обязательно оттянется где-нибудь с Юрой, как только всё закончится.        В знаменательный день за кулисами творилась настоящая вакханалия – Прасковья всё же сумела достать для них костюмы, соответствующие эпохе, и теперь все дружно пытались запихнуть Кристину-Астерию в накрахмаленное платье, выслушивая тысячи проклятий на свой счёт. Выглянув из-за неплотно задвинутого в углу занавеса, Илья взглянул на зрителей.        Чтобы заинтересовать школьников, директриса разрешила им провести спектакль посреди учебного дня, поэтому зал был почти полным. На последних рядах расположились десятые классы, самые буйные и многочисленные, шумные восьмые и девятые классы заняли всю середину, а на первых рядах вольготно расположились одиннадцатиклассники. Давыдов сел как можно ближе к сцене, успевая с кем-то разговаривать, копаться в телефоне, поглядывать на свой класс и заливисто смеяться одновременно. Ещё в начальной школе к Стасу прицепилась кличка "Пикачу" и, глядя на этот неиссякаемый заряд энергии, Мэд каждый раз думал о том, что актуальности она не потеряла.        Одиннадцатый "Б", на удивление, тоже присутствовал почти в полном составе, оккупировав ряд прямо напротив Ильи. Макс, которого он не видел с новогодней вписки, предсказуемо заткнул уши наушниками и только изредка лениво показывал кому-то из своих воинственных подопечных кулак, предотвращая начинающуюся драку или крестовый поход против "ашников". Впрочем, уследить за всеми у него всё равно не получалось.        – Голополосов, мне что, сесть и сидеть тут, чтобы твои идиоты не приставали к моим одноклассницам? – Давыдов, который только что выслушал жалобу от группы девушек, пострадавших от внимания параллели, пошел решать этот вопрос к Максу.        – Почему бы и нет, золотце. Только вот мест свободных у нас уже нет, и тебе придётся сидеть у меня на коленках, – Голополосов широко улыбнулся, призывно похлопав по бёдрам. Вздохнув, блондин покачал головой и пошёл к себе на место, считая очередной выпад соперника недостойным внимания. Макс проводил его долгим взглядом, и Илья был единственным, кто заметил, как улыбка постепенно сползает с его лица. Отчего-то Илье вспомнился их ночной разговор, и на секунду ему показалось, что он понимает, что именно одиннадцатиклассник имел в виду, но додумать мысль ему не дала чья-то рука, лёгшая на его плечо.        Одиннадцатиклассница, которой предстояло сыграть роль Ольги (Аня? Ася? Илья так и не смог запомнить), подошла к нему, хлопая накладными ресницами и спросила:        – Может, как-нибудь заглянешь ко мне на чай, Онегин? Всем своим видом девушка показывала, что в вопросе был недвусмысленный намёк. Ухмыльнувшись, Мэд обещает ей «подумать об этом» и называет свой никнейм ВКонтакте, чтобы она легко могла найти его. Такие "знакомства" никогда ему не мешали. В этот момент Асю (или всё-таки Аню?) зовёт её подруга, а Илья замечает около груды реквизита Вихлянцева.        Смокинг, который специально для него ушила Соня, их негласный костюмер, придаёт Руслану торжественный, жутко важный вид. Парень был бы ещё больше похож на средневекового аристократа, если бы не бабочка, которая никак не желала завязываться у него на шее. Девушки были слишком заняты друг другом, поэтому Вихлянцев храбро боролся с ней сам, судя по раскрасневшемуся лицу – давно и безуспешно.        – Дай сюда, – Мэддисон подошел к девятикласснику, уверенно отобрав полоску ткани и расправив её, как положено. Руслан напряжённо застыл, готовый, видимо, к тому, что этой разнесчастной бабочкой его сейчас просто задушат. «Это же Мэддисон», вопит его подсознание, «Ему нельзя доверять!» Сосредоточившись, Илья проделывает несложные манипуляции, и вскоре Вихлянцев уже может лицезреть аккуратно завязанную бабочку, скосив взгляд вниз.        – Спасибо, – девятиклассник краснеет ещё больше, списав это на духоту закулисья.        – Хуйня вопрос, ты же беспомощен, как младенец, – Мэд шутит, пытаясь скрыть свою неловкость. Он ведь сделал то, что должен был, так? Просто помог, на его месте так поступил бы каждый...        – Ребята, собрались! Через пять минут начинаем, – Прасковья, облачённая в строгое чёрное платье, ведёт за руку Свету, которая на удивление хорошо выглядит в пышном наряде. Вздохнув, Илья заставляет себя ободряюще улыбнуться девушке – наверняка она нервничает гораздо больше, чем он сам. Все спешно разбегаются по своим местам, и уже через несколько мгновений занавес поднимается, и это значит, что самая сложная часть его отработки началась.        Конечно, выступление не обходиться без косяков. «Ольга» запинается о подол своего платья при первом же появлении на сцене; Света начинает заикаться и половину совместных сцен Илья играет за двоих, скрывая её заторможенность, а Кристина-Астерия выдаёт свои редкие реплики служанки таким замогильным голосом, что отвлёкшиеся или задремавшие зрители каждый раз вздрагивают, невольно обращая внимание на то, что творится на сцене.        С трудом дотянув до сцены с дуэлью, Мэддисон смог, наконец, вздохнуть спокойно. Вихлянцев играл безупречно, а злость на Илью-Онегина вообще выглядела очень правдоподобно. «Секунданты» дали каждому из них по бутафорскому пистолету и отмеряли нужное количество шагов, которые Илья и Руслан послушно прошагали, наставив друг на друга игрушечное оружие. Вихлянцев начал целиться, но по сюжету в живых его персонажу остаться было не суждено, Мэддисон первый нажал на спусковой крючок, и одновременно с этим за кулисами что-то громыхнуло, а девятиклассник упал, уронив пистолет. «На грудь кладет тихонько руку И падает. Туманный взор Изображает смерть, не муку…» – Прасковья, выдержав трагическую паузу, продолжает своё заунывное повествование, а Илья, как и положено, большими шагами преодолевает расстояние до Руслана. Тот лежит и кажется, даже не дышит. На ткани белой рубашки расползается красное пятно – под ней был заранее приготовленный мешочек с разведённой краской. «Мгновенным холодом облит, Онегин к юноше спешит, Глядит, зовет его... напрасно: Его уж нет. Младой певец Нашел безвременный конец! Дохнула буря, цвет прекрасный Увял на утренней заре, Потух огонь на алтаре!»        Мэд склоняется над новоиспечённым «трупом» и сам не понимая, зачем-то проводит ему рукой по лицу. Он готов поклясться, что слышал в тот момент тихий вздох, но его тут же заглушили аплодисменты – тихие и неуверенные поначалу, но быстро заглушившие даже Прасковью с микрофоном. Зрителям явно понравилась яркая сцена, а Мэд, резко поднявшись на ноги, отходит, не слушая дальнейшую околесицу. Впрочем, именно так и должен вести себя его персонаж, так что никто не замечает смятения десятиклассника.        Коля поднимает Руслана и уносит его за кулисы – на каноничные сани им не хватило времени и бюджета. «Насколько же он лёгкий, если поднять его смог даже такой дрыщ?» – отстранёно думает Мэддисон, крепко сжимая в руках выданную Прасковьей трость. Занавес опускается, скрывая тем самым их от глаз зрителей, и Илья наотмашь бьёт тростью по пенопластовой бутафории сугроба. Да что же с ним, ко всем хуям, не так?!        – Это успех, дамы и господа, настоящий успех, – воодушевлённо тараторит Прасковья, оглядев уставших ребят. Ася и её подруга уже переоделись и упорхнули, помахав всем ручкой, и Мэд готов был последовать их примеру. Расставаться с этими странными людьми было немного жаль, но сцена всё-таки была не для него.        Особенно, если рядом Вихлянцев, который действует ему на нервы тем или иным способом.        Стоит ему подумать о девятикласснике, как тот материализуется рядом, уже переодевшийся и взъерошивший покрытые гелем волосы, став похожим на угрюмого ежа. Видимо, он хочет что-то сказать Илье, но неожиданно меняется в лице и прячется за занавес, полностью скрывшись за ним и затихнув, словно его и не было. Десятиклассник хмурится, не понимая причины внезапной игры в прятки, но в следующую секунду всё встаёт на свои места – он тоже замечает неумолимо, словно плавник акулы, приближающуюся серую шевелюру и её владельца.        – Я ищу Руслана. Где он? – без лишней патетики интересуется Вальд. В левой руке у него белая роза и Мэддисон с трудом держит лицо, чтобы его не перекосило от отвращения.        – А я откуда знаю? Съебался уже, видимо. А тебе не хватило что ли, я не понял? – фингал под глазом уже давно сошел, но сероволосого всё равно передёргивает от воспоминаний о драке.        – Слушай, Мэддисон, – Вальдемар подходит к нему ближе и практически шипит сквозь зубы, – не стой у меня на дороге. Я не люблю, когда мне мешают.        – Здесь все дороги мои, патлатый, так что завали своё хлебало и уноси ноги, пока они целы, – отвечает Мэд, выдерживая тон и ухмыляясь. Сероволосый хмыкает и, развернувшись, удаляется, театрально махнув цветком напоследок. Илья смотрит ему вслед, сжав кулаки до побелевших костяшек, и мысленно продумывает, где будет прятать тело, когда ткань за его спиной разворачивается и являет ему сам предмет спора.        Вихлянцев переминается с ноги на ногу, неловко опустив взгляд. Губа почти прокушена – знакомый жест, сигнализирующий о том, что хуже уже просто быть не может. Ещё с пол минуты они стоят молча – Мэддисон не знает, что сказать, ведь обычно до такого состояния он доводил парня сам, и ему это было только в кайф. Что же изменилось, почему теперь при взгляде на эти потухшие глаза хочется разнести к чертям всё вокруг, лишь бы только больше никогда его не видеть?        – Спасибо, – уже второй раз за день выдаёт Руслан, на этот раз совершенно бесцветно и сухо. Поправив на плече рюкзак, он тоже уходит, нехотя переставляя ноги, словно сломанная игрушка.        – За что? – запоздало спрашивает Илья, но ответить на вопрос уже некому.