Мало найдётся людей, для которых правда не звучала бы как обида. С.Сегюр
Гермиона замерла при звуках собственного имени. Но почему? Ведь она столько раз слышала, как Малфой произносит его с различными интонациями, а суть всегда одна: «ненавижу». И вроде теперь то же самое, но есть что-то ещё... Едва уловимое. То, что так знакомо и безжалостно терзает душу — острыми когтями. Боль? Сердце сжалось, подтверждая догадку. А это — новая царапина. И ещё один невидимый шрам. Да, именно боль... И всё та же непостижимая для разума ненависть: чувство, полное силы и слабости. Она иссушала и придавала существованию неправильный, но хоть какой-то смысл. Потому что была искренней. Малфой ненавидит Грейнджер — это как аксиома. Роман, сотканный из пороков и предрассудков. Проза жизни. И чёрт с ней! После суда Гермионе хотелось не сомневаться, что решение оказалось верным. И — что намного важнее — не стало гораздо хуже! Что такой, в принципе, слабый Малфой выдержал всё это и не сломался под гнётом вины. И вот сейчас, возможно, появился шанс чуть приоткрыть завесу не совсем честным и далеко не красивым способом. Гермиона сделала пару шагов вперёд, заворожённая этим возгласом: «Грейнджер». — Что? — растерянно переспросила Сандра. И не видя лица, стало понятно, что она и поражена услышанным, и на грани срыва. Это состояние роднило их с Гермионой, правда, причина была у каждой своя. И тут в ответ с дикой злостью, пробирающей до костей: — Грейнджер, — громче и громче: — Грейнджер. Грейнджер! Сколько раз, мать твою, я должен это повторить, чтобы ты убралась?! Десять? Двадцать? Нет, лучше так: пошла ты к грёбаной Грейнджер! Гермиона приоткрыла от возмущения рот. В этом качестве её фамилию, кажется, ещё не использовали. Таким тоном — не впервой, но с таким контекстом... посылая куда подальше... Нет, на сегодня слишком много открытий! — Хоть сто, Драко! — Сандра перешла на крик. — Если тебе станет легче, можешь орать его, даже когда кончаешь! Прямо на весь Хогвартс, если оно того стоит. Я разозлюсь, мне будет больно, но переживу. Открой уже этот ящик Пандоры и взгляни страхам в лицо. Потому что, чёрт тебя подери, нельзя убегать от всего нормального! Вот так... Фоссет не отличалась благородством, как не относилась к Гермионе и её друзьям враждебно. Всегда держалась несколько отстранённо даже от однокурсников и вместе с тем считалась одной из лучших. Злопыхатели распускали слухи, что Сандра иногда слишком легкомысленна, но зато занудой не называли. И сейчас в её полных абсурда и отчаяния словах явного презрения не чувствовалось. — Ну всё — начались лекции... Не лезь не в своё дело, Сандра! Не выводи меня из себя. Лучше вспомни, что сама недавно сказала: стоит мне повторить чёртово «Грейнджер» ещё раз — ты уйдёшь. Так давай! Я жду, не разочаровывай меня. — То есть это твой не совсем логичный способ порвать со мной? И мои извинения тебе не нужны? — Вот теперь я тебя узнаю — включила мозги. Тема закрыта. Гермиона, пробираясь через заросли амброзии*, видела Драко лишь со спины, но лицо Фоссет наблюдала достаточно чётко. Та часто заморгала и отвела взгляд, очевидно, стараясь унять слёзы. Что-что, а выдержки ей было не занимать. Хотя это, скорее, было продиктовано чем-то иным: плакать, взывая к чувствам такого как Малфой, бесполезно. Сандра постаралась уменьшить накал страстей. Не для того она бросилась следом, чтобы свести всё к обмену грубостями, поэтому заговорила мягче: — Драко, мне очень жаль, что я нарушила правила. И ты прекрасно знаешь, что я не лгу. Но можешь пальнуть в меня запрещённым, если ты не дал повода для подобных мыслей. — Дал или не дал, какая разница? — Гермиона удивилась, но и Малфой понизил тон. Тактика сработала. — Я не понимаю, к чему весь этот разговор, Сандра? Я ведь предупреждал о последствиях. Не один раз. Какого хрена ты всё так глупо разрушила? — Драко, без сомнения, злился, но в его голосе чувствовалось сожаление. — Предупреждал, и что?! — Фоссет приблизилась. Малфой отступил. — Это запрещает мне хотеть большего? Услышь меня, ради Мерлина! Я не просила взять меня в жёны, не объяснялась тебе в любви, потому что это слишком сильное слово для того, что я чувствую. Но я хочу быть с тобой! И я рискнула пробить стену, что ты выстроил между нами своими правилами. — А риск себя оправдал? Неужели? Сандра, ты много чего надумала... Не тебе что-то менять. — Я знаю, ты сам испугался того, что можешь ощущать что-то ещё, кроме злобы и ненависти, и бежишь от меня. Но так нельзя! Ты не монстр, Драко, хватит себя наказывать... — Сандра. Не. Читай. Мне. Нотаций! — он вспылил. Слова неприятно зацепили, проникли непозволительно глубоко. — Ты не можешь знать, что я чувствую. Ни хрена ты обо мне не знаешь! — Так скажи мне. Впусти меня в свою жизнь, потому что это не сделает тебя хуже. Чувства никого не делают хуже! В отличие от равнодушия. Я поторопилась, прости, но я обещаю... — Замолчи! — Малфой устал повторять одно и то же. Ему хотелось сбежать. Банально побыть одному, погрузившись в собственный гнев с маниакальной зависимостью. — Нет! Пожалуйста... Не поступай так с собой. Драко ломало. Эта наглая девчонка почему-то напомнила мать с её досужей заботой. Странная Сандра. С комплексами. Способная на глупости. Зачем ей всё это: неужели... любовь? Или человечность? А что в этом удивительного, если она просто... хорошая? Малфой отмахнулся. Его потянуло на таких? Когтевранка — уже отступление от правил. Отдавало очередной слабостью. По крайней мере, в его голосе исчезла злость, осталось лишь снисхождение: — Замолчи. Не унижайся. Это ничего не изменит. — Сегодня — да, — Сандра не сдавалась. — Но когда ты оттаешь, Драко, или выговоришься, или просто примешь себя таким, какой есть, то поймёшь, что желание стать ближе — не преступление. Перестань бояться, поплачь о матери, иди наори на Грейнджер, набей морду хоть самому Поттеру, если это поможет! Только не отталкивай меня сейчас из-за дурацких правил. И тем более потому, что я тебе небезразлична! Гермионе стало жаль Фоссет. Она боролась, как могла. Старалась сохранять самообладание и не поддаваться отчаянию. Но даже через стекло ощущалось: сердце Малфоя ей растопить не под силу. — Ты обманываешь себя. Я не способен... Ты меня придумала, Сандра. Тут, — Драко поднял руку, и Гермиона догадалась: он ткнул в область сердца, — пустота. — Да ну?! — Фоссет не выдержала. Она полезла за чем-то в карман. За палочкой? Гермиона инстинктивно напряглась. Обиженная и оскорблённая в своих чувствах девушка способна перейти черту. — Я, конечно, не вызываю столь сильных эмоций, как некоторые, но — чёрт возьми! — я не потеряла способность чувствовать и видеть чуть глубже, чем остальные. Забирай свои правила! — выкрикнула Сандра, и Гермиона заметила резкое движение. Похоже, Малфою зарядили чем-то в лицо, но он даже не отшатнулся. Ожидал? И, слава богу, значит, ничего серьёзного! Подтверждение не заставило себя долго ждать — то, что исчезло в кармане пиджака, было далеко от смертельной угрозы. Стало не по себе. Вторжение в такие секреты Малфоя не планировалось. Гермиона не без волнения и стыда за свой поступок отогнала мысли о назначении подобной вещи. — Это всё? — выдавил Драко. — А теперь... И тут Гермиона предательски чихнула. Она сдерживалась изо всех сил, но пыльца амброзии сделала своё дело. А ведь знала, что на неё аллергия, но, как последняя дура, полезла в самые заросли, лишь бы узнать побольше. Горе-шпионка, прикрыв рукой рот, сразу же отшатнулась. Но зацепила кадку, и та с грохотом свалилась. — Что это? — поинтересовалась Фоссет. — Лишние уши, вот что! — Малфой оглянулся. Он был в ярости. Потянулся за палочкой. Ему казалось: их не просто подслушали, а влезли в самое сокровенное. Очень личное. Перешли черту, за которой кончается терпение и начинается месть. — Выходи! — приказал Драко. — Выходи, болван, кто бы ты ни был! Сандра, не обрадованная вмешательству, потянулась за своей палочкой. Гермиона решила не пасовать. Да, она повела себя гадко, но ведь не со зла. Что ж теперь делать: не выходить? Трусить? Нет уж! За свои поступки надо отвечать. Хотела подслушать — получай по заслугам! Несколько секунд колебаний — и она предстала перед глазами разбушевавшейся парочки во всеоружии. А именно, с гордо поднятой головой и палочкой в руке. — Грейнджер, — выдохнула Сандра. — Какого?.. — А это её любимое занятие — совать нос в чужие дела! — заорал Драко. — Без этого она свихнётся к всеобщей радости, — его палочка была направлена прямо в ненавистное лицо. — Что ты выведала, книжная моль? Что? Говори, или... — Малфой, не угрожай мне! — положение не из лучших. Виновата, да. Стоило бы извиниться, конечно... — Драко, перестань! — Гермионе показалось странным, что Сандра защищала её. Вероятно, она хоть и получила отставку, но не желала своему парню, пусть и бывшему, новых проблем. Определённо, нет! Потому как в отличие от остальных заметила Рона. Силы выровнялись. — Гермиона! — окликнул её тот. — Какого дракла здесь происходит? Малфой, помни, что ты под Надзором! Так что убери свою палочку, или снятые баллы покажутся тебе сущей ерундой по сравнению с последствиями! В Визенгамоте ж одни добряки... И Фоссет поняла, что Драко предпочёл от неё утаить: происки министерства. Наверняка об этом и шла речь у Макгонагалл. Только Надзор лишь вершина айсберга, и за ним бдят не ради наград — ради наказания. За ним следят даже в Хогвартсе. Приговор Драко не какая-то поблажка, это — проверка. О которой он не рвался болтать. И тут Сандра ясно ощутила: их отношения — самообман. А чувство, граничащее с любовью, застилало разум, мешая понять, что броню так быстро не пробить. И сейчас ситуация угрожающая: Уизли надавил на больную мозоль Драко и теперь тот выпустит «иголки». Рон недооценил Малфоя. Да, он опустил палочку, но молча угроз от рыжего придурка стерпеть не мог: — И теперь ты приставил ко мне свою сучку? — Гермиону передёрнуло, но она сдержалась. Хамство — оборонительная реакция. Главное, кто первый пустит в ход свою палочку. — Не забывайся, змеёныш! — Рон побагровел. — Заткни пасть! За тобой даже следить не надо, потому что такой трус, как ты, ни на что не способен, кроме как шипеть и плеваться ядом! — Рон, перестань! Не ведись... — Гермиона с Сандрой переглянулись. Вот оно — типичное выяснение отношений между парнями. Следующий шаг — дуэль или мордобой. И избежать этого важнее, чем дать им поддевать друг друга ради желания ударить словом. — Значит, она ходит за мной по пятам, Уизел, из собственного удовольствия, — Драко оскалился. — Вынюхивает, подсматривает, надеясь увидеть мой голый зад! Видно, недотрах сказывается. Что, членом не вышел? Гнётся, но не ломается? И поэтому она мало даёт? Что у вас за проблемы, мать твою, если возбуждает только трахающийся по углам Малфой?! Драко попал в самое больное место. Казалось, ещё чуть-чуть, и в него полетит запретное «Круцио». Желваки Рона заходили ходуном, и наставленные друг на друга палочки не предвещали ничего хорошего. Глаза горели сумасшедшей яростью. Палочка Рона отлетела в сторону — он решил, что удар по наглой самодовольной физиономии намного приятнее, чем тупые заклинания. В конце концов, змеёныш не сильнее его. Гермиона еле успела выставить барьер. — Рон! Нет! — его отбросило назад под издёвку Малфоя: — Что, Уизел, как обычно, прячешься за чьей-то спиной? — Нет, Рон, не надо! — Гермиона вцепилась в его руку клещами. Он выдернул её, бросил в лицо заступницы злое: «Я сам!» — и впился в Малфоя полным презрения взглядом: — Не в этот раз, мерзавец! Не в этот… Сандра силой тащила Драко подальше от теплицы: — Ты что делаешь? В тюрьму захотел? Один прокол — и ты отправишься в Азкабан вместо матери, — отец на что-то такое намекал. Визенгамот знал, что делал, оставив Драко «на крючке». — Хочешь растоптать всё, чем она пожертвовала? Так ты этого хочешь?! — Заткнись. Чтоб тебя!.. Заткнись! — Малфоя трясло. Он прекрасно понимал, чем вызван тотальный надзор — намёком на справедливость. Рон и Драко, оглядываясь, в воображении избивали друг друга. По-настоящему. Вспомнив, каким взглядом одарил рыжий свою подружку, Малфой поймал себя на мысли, что в нём не ощущалось вселенской любви. А уж скрывавшаяся, очевидно, от кого-то Грейнджер (не могла же она знать наверняка, где погреть развсезнайские уши) только усиливала подозрения: очередной скандал неизбежен. И Драко, приказав Фоссет: «Отстань от меня наконец!» — ухмыляясь, зашагал к замку. Но оставлять выходку Главной выскочки безнаказанной? Нет уж! Никогда. Как только они скрылись из виду, Гермиона выпалила: — Ты что творишь? Малфой провоцирует тебя, а ты поддаёшься, как будто тебе двенадцать! Ты можешь лишиться должности Старосты! Хочешь срывать свою злобу на всех подряд? — она сделала шаг в сторону замка. — Зачем ты вообще вмешался, я бы и сама справилась, — не хотелось говорить Рону, что во всём виновато некрасивое желание подслушать. — Срывать злобу? А ну, стой! — он схватил Гермиону за локоть и рывком развернул к себе. — Думаешь, это выход — опять сбежать от меня? Это же, блин, так по-взрослому! — ехидство лилось на грани удовольствия. — Или будешь и дальше прятаться по углам? — Рон, только не сейчас! — Нет, сейчас! Давай, признай уже очевидное. — Я не понимаю, о чём ты… — Гермиона опустила глаза. Нет, она догадывалась, что тема близости не окончена, но всё опять стало слишком сложно. Чувства к Рону, какими бы они ни были, мешали поступить честно. Отсрочить этот разговор казалось гуманнее. — Не говори со мной так, будто я полный придурок! Я что, страшный монстр, Тот-который-много-хочет? Поэтому ты ведёшь себя, как... как... Чёрт, у меня даже слова закончились! — Вот и прекрасно! Тебе лучше остыть, и потом всё обсудим. — Не хочу я ждать! Чего? Очередного «мне жаль, Рон»? «Я не могу»? Чего ещё ждать, Гермиона? — Успокойся, пожалуйста, — боль снова цеплялась когтями и ранила. Но скрываться от неё — не значит перестать чувствовать. — Какого дракла ты сбежала, будто я собрался насиловать тебя?! Да, я хотел сделать тебе больно. По-своему. В отместку. Но это стоило того! Прикасаясь ко мне так откровенно в первый раз в жизни, ты с ужасом воротила нос и думала, я ни хрена не увижу?! И ничего не пойму? — Ты вёл себя гадко! — стало не по себе, будто снова ощутила рукой требовательное возбуждение. — Неужели? И пусть! А ты, трусиха? С каких пор открыть правду для тебя проблема? Признаться себе, что я… — Рон, замолчи, — с ноткой отчаяния перебила Гермиона. — С какой стати? Стыдно, что тебя тычут в собственное бессилие? Пора перестать играть в «мы с тобой два влюблённых идиота», потому что будь это так, ты бы сейчас лежала со мной — голая и счастливая! — а не бегала по Хогвартсу в поисках укрытий. Да и Мерлин с этим! — Не дави на меня! И, кстати, как ты меня нашёл? Ханна видела или Нев?.. — Да, дело серьёзное, если ты потеряла способность соображать, — жёлчно перебил Рон. Не до церемоний. — Карта Мародёров, Гермиона! Он ненадолго вытащил волшебный пергамент из кармана и потряс в руках прямо перед её носом, словно желая ткнуть своим «я — не дурак». Бежать с картой в руках, сломя голову, бесцеремонно оттолкнув на выходе сначала Аббот, а потом ещё и Лавгуд, даже не извинившись, было неразумно. И грубо. Но на тот момент подобные мелочи не волновали. — Ты рылся в вещах Гарри? — Гермиона возмущённо подняла брови. — Ничего, переживёт! Это была необходимость. А как иначе? Как с тобой иначе?! Да, я продуманный гад... Я пытаюсь переспать с той, которую хочу, как последний придурок. За которой сейчас бегаю, как идиот! Не пора ли поставить точку в вопросе «Ты не моего поля ягода, Рон!»? — Зачем ты так? Вместо ответа он ядовито ухмыльнулся, лихорадочно шипя про себя: «Давай уже, признай, что я твой друг. Не парень. Не любовник. Просто гребаный друг!» — Рон... Мне кажется, это как-то не так должно происходить. Нам, я уверена, нужно взять перерыв. Небольшой... Чтобы... — Гермиона пыталась подбирать слова, а выходило, что она говорила неуверенно. Рон догадался, о чём речь. — Перерыв? Что ты несёшь?! Нет уж. Я не понимаю этих пе-ре-ры-вов! Для чего? Что и кому ты хочешь доказать? Значит, в первый раз должно быть не так? А как, чёрт возьми?! — ясность мыслей удивляла и самого Рона. — Хочешь спонтанности, Гермиона? Хочешь страсти? — шаг вперёд. Ещё один. Всё ближе и ближе: — Так, в отличие от тебя, у меня её предостаточно! Рон впился в губы так яростно, что стало даже неприятно. Он не целовал, а разрывался от боли и негодования. От желания доказать очевидную истину той, которая щадит из последних сил. Пусть скажет это громко. Вслух. Пусть до Гермионы уже дойдёт — жалость ему противна! Что мало слабо двигать в ответ губами и пытаться переубедить того, кто жаждет большего. Её палочка выпала из рук. Но не потому, что Гермиона сдалась... — Нас увидят, так нельзя, — она отворачивалась, упираясь в плечи Рона. Но он целовал и целовал. Лицо. Шею. Дёргал одежду с остервенением и злостью, и в душе уже понимал, что пугает... Но другого выхода не видел. Боролся с руками, отталкивающими его. Проникал под блузку, тянулся к груди, и остановить это безумие не хватало сил. — Плевать! Я хочу тебя. Тебя одну, — требовательные руки прижимали ее к себе так сильно! Так отчаянно... Но внутри Гермионы ничего не откликнулось. Не отозвалось. Молчало. Ни эти жадные губы, ни ласки, ни возбуждение не вызывало дрожи в коленях. Только боль. И чувство вины. И осознание того, что Рон прав. И он это понимает. Чувствует. Бесится. Сходит с ума. Плюёт на приличия и запреты, чтобы достучаться до неё. Целует. Нагло гладит между ног. Чтобы заставить выкрикнуть правду в лицо. Но вместо этого... Гермиона из последних сил оттолкнула Рона. И ударила по щеке. Наотмашь. Чтобы привести в себя. Вот и ответ на все вопросы. Чёткий и ясный. Хлёсткий. — Как ты можешь? — выстонала она тихим измученным голосом. — Ты же... — Твой лучший друг? — Рону больно, но он доволен. Осталось поднять свою палочку и исчезнуть. Лишь бы не видеть этих полных сожаления глаз! — А друзей не хотят, да? — Прости, — Гермионе хотелось заплакать. Но не так. Не здесь. — Да пошла ты! — она даже рот приоткрыла. За что? И молча смотрела на не её Рона. Чужого. Незнакомого. Он зашагал прочь, оставив Гермиону наедине с собой. Что с ним происходит? Что?!.. На этот вопрос ответа не было.* * *
Спустя несколько дней, вечером, Гарри шёл по коридору к Директорской башне и волновался как первокурсник. В голове — десятки мыслей и ни капли определённости. Например, что такое «необъяснимое», по мнению Гермионы, творится с Роном? Она редко ошибается, не верить её чутью нет оснований, но вряд ли очередная ссора — повод для подозрений. Эмоции не поддаются логике. Тем более — эмоции Рона. Парни с девушками часто не понимают друг друга. «Хотя он взвинченный, да... С Малфоем, Гермиона говорит, чуть не сцепился. Ну, в этом как раз ничего удивительного!» Гарри спросил о стычке, но Рон в ответ зарычал. А значит, захочет — сам расскажет. И долго ещё лучшие друзья собираются не разговаривать? Нелегко быть между молотом и наковальней, даже если рядом Джинни. И зачем она каждый раз напоминает себе — и не только — что они решили больше не вмешиваться? Почему Аббот фырчит на Рона? Ведь ещё пару недель назад он и Джордж дружески захаживали с ней в «Дырявый котёл». Отчего Невилл вдруг отказался от ужина? Все перессорились, что ли?! С другой стороны (Гарри уже заметил каменную горгулью), очень интересно, почему Макгонагалл хочет его видеть? Он хмыкнул. Предположений — масса, только ничего страшного в голову не приходило. Новый учебный год начался не блестяще, но довольно неплохо, поэтому причин для подобного визита не наблюдалось. Да и Гермиона на занятиях выручала иногда, по-доброму ворча: «Будь внимательней! О чём ты думаешь?» Но это — обычное дело. — Гарри, — услышал он за спиной тонкий девичий голосок и обернулся. — Ты уже успел провиниться? — искренняя улыбка служила скорее одобрением, чем укором. — Или просто гуляешь? — Луна, — Поттер подождал, пока они поравняются, — тебя вызвала Макгонагалл? — утвердительного жеста не последовало, Лавгуд повела плечами, и Гарри добавил: — Только не говори, что ты решила сменить факультет — не поверю. А что с одеждой? На тебя напали дюжина тюбиков и кисть? Он оглядел испачканную в масляных красках форму и машинально потянулся за палочкой. Сокурсники считали Луну странной, и Гарри не представлял, что они могут выкинуть. Её вещи часто использовали для розыгрышей. — Не надо, — отрицательно качая головой, остановила его Лавгуд, — так я выгляжу более загадочно. И не так мрачно, правда? Я потом сама, — спешно уточнила она. — Вот только закончу рисунок. С волшебными красками нужно использовать специальные очищающие заклинания. Ты ведь в курсе? Гарри ненадолго растерялся. Сознаваться, что он как раз не в курсе, почему-то не хотелось. Он же не Гермиона. — А нам задали что-то нарисовать? — он усиленно напрягал память. Ничего подобного! Хотя Луна отличалась нестандартным подходом и к учёбе тоже, её мало волновало, что думают на этот счёт остальные. — Нет, по-моему... Но я последнее время невнимательна. Эти стены всё ещё хранят воспоминания. Такие разные... — задумчиво произнесла она, разглядывая коридор, чтобы уменьшить неловкость и не смущать Поттера прямыми взглядами ещё больше. Герой — не герой, а девушки — совсем иное. — Это отвлекает иногда. — А что ты рисуешь? У тебя хорошо получается, кстати, — Гарри искренне стало интересно. Он вспомнил то щемящее чувство в груди при виде настенной живописи в доме Лавгудов. — Так что? Если это не секрет, конечно... — Не Рона, — вот так — в лоб. Поттер не был готов к такому. Луна умела удивлять своей проницательностью. — Он какой-то странный последнее время, ты заметил? — ответа, похоже, никто не ждал, потому что тут же последовало уточнение: — Гермиону. Скоро же её день рождения. А она... очень грустная. Гарри опять поймал себя на том, что Луна нравится ему. Как и её умение менять вовремя тему: — Может, поэтому меня и вызвали. Последний раз я делала наброски прямо на трансфигурации. Профессор Спиннет очень рассердилась. Назначила отработку. Теперь ещё и Макгонагалл, наверное, сделает предупреждение... — Вряд ли, — решил приободрить Гарри. А вот и ещё один вопрос на повестке дня — подарок для Гермионы. Они замерли у каменной горгульи. Луна легко и непринуждённо, будто ей ничего не грозило, назвала пароль «Мирное небо», и винтовая лестница стала поднимать их. Лавгуд рассматривала статую, водя по ней кончиками пальцев, словно собиралась сделать её частью новой картины, и тем самым невольно приковывала к себе взгляд. Гарри, пряча неловкость, мысленно подгонял лестницу. Та издала финальный скрип, причалила и... Это оказалось полной неожиданностью — заметить в кабинете... Малфоя. Неужели кто-то донёс про стычку с Роном?.. Рон? Нет, он не мог. Не мог? — Можете идти, мистер Малфой, — спокойно произнесла Макгонагалл. — Мистер Поттер... Мисс Лавгуд?.. — Макгонагалл удивлённо уставилась на форму последней. — Что-то случилось? Гарри расслышал совсем тихое «чокнутая», как только Драко повернулся, — это не удивило. Но вот взмывшая в воздух волшебная палочка и негромкое... — Скипидарус! Одежда Лавгуд, к её неудовольствию, тут же очистилась. Малфой в своём репертуаре — даже скривился высокомерно. — Похвально, — в некотором замешательстве высказалась Минерва и жестом велела Драко поторопиться. «Строит из себя добренького... Перед Макгонагалл. Как предсказуемо, — Гарри возвёл глаза к потолку. — Любит ткнуть носом в то, что он-то палочкой пользоваться умеет». Как тут не понять вспыльчивого Рона! Гарри заметил, как слизеринский подхалим спрятал что-то похоже на конверт в карман. А плохие вести часто не совы приносят — это делают люди. И не всегда близкие. Драко, довольный собой, исчез из виду, и Макгонагалл заговорила: — Я помню, мистер Поттер, что приглашала вас. Рада поздравить с назначением, другого капитана факультетской команды представить сложно. Но возникли непредвиденные обстоятельства, поэтому завтра, в это же время, жду вас у себя. Кое-кто очень хотел побеседовать с вами... Макгонагалл едва-едва улыбнулась и покосилась на портрет Альбуса Дамблдора. Гарри почувствовал дикое сожаление, что придётся отложить такой особенный разговор. Но, вежливо попрощавшись и ожидая лестницу, услышал участливым голосом: — Мисс Лавгуд, только не волнуйтесь, пожалуйста... Ваш отец стал жертвой несчастного случая. Всему виной его слабость к нетрадиционной магии. Но с ним всё будет хорошо!.. В Мунго прекрасные колдомедики. — Я уверена в этом, — умиротворённо ответила Луна. — Думаю, папа признателен вам за хлопоты. Ей не было всё равно — Гарри знал. Она просто предпочитала верить в лучшее. Всегда. — Воспользуйтесь камином или порталом. Хотите, прямо сейчас, — Макгонагалл, без сомнения, не ожидала такого спокойствия. Некоторые дети не переставали её поражать. — И я обещаю вам выходной... Спускаясь, Гарри испугался за мистера Лавгуда. Ходили слухи, что после Войны тот слегка помешался. Ну, он и раньше слыл весьма странным. Правда, Луна никогда не жаловалась, и Поттер всегда удивлялся, откуда столько сил в хрупкой на вид девушке. Гарри влетел в общую гостиную в поисках Гермионы, а она о чём-то шепталась с Джинни. Дождался удобного момента и тут же выпалил: — Я наткнулся в кабинете на Малфоя. Вряд ли его там чествовали... Рон ведь не мог доложить? Вопрос-сомнение ещё совсем недавно смотрелся бы оскорбительным, но теперь... Раз что-то не так... — Конечно, я же грёбаный стукач, — разгневанно прокомментировал Рон, подпирая стену на лестнице, и Гарри почувствовал себя виноватым. Учитывая постоянную взвинченность кое-кого, на горизонте замаячила очередная ссора. Уже не с Гермионой. — Извини, я не... — начал Гарри. — Заткнись, пока не сказал очередную херню! — укоряющий взгляд друга сменился открытым недовольством. Так скандала не будет? И слава Мерлину! Разумнее Гарри перейти ко второму вопросу: — Кто-нибудь слышал, что случилось с мистером Лавгудом? Рон не позволил Гермионе и слова вставить: — Гарри, есть проблемы поважнее. Я собирался проверить, вышла ли Паркинсон на дежурство... — И что? Застукал её с Малфоем? — Гарри сам не понял, почему вставил именно его имя. Наверно, вспомнил про прилежно спрятанный конверт. Это было письмо из Министерства? Ведь вряд ли Маконагалл вручила ему приглашение. Неужели что-то случилось? Зла, пусть и бывшему Пожирателю смерти, Гарри совсем не желал. И тут известие из уст друга, повергнувшее в шок: — Пропала карта Мародёров.* * *
Драко устроился за столом в заветной учебной комнате на седьмом этаже. Уже полчаса он переводил взгляд с пары листов пергамента, лежащих перед глазами, на волшебный огонь — и обратно. Волей-неволей языки пламени завораживали. Игра света и тени в ночных сумерках напоминала вечную борьбу добра и зла. Драко и сам чувствовал себя кем-то тёмным. Именно «кем-то» — без крови и имени. Кем-то, у кого не хватает сил, а может быть, и души распечатать жестокий конверт. Казалось, что письмо в кармане прожигает ткань и густой жар поднимается прямо к сердцу, заставляя его биться так часто. Биться, наказывая за трусость. Биться, напоминая, что существует. Калеча «кого-то», кто, наверно, почернел изнутри. В такие мгновения Драко было особенно тяжело. Ведь это чувство вины пробивало в груди дыру, в которую затягивало с треском и воем. Неожиданно захотелось поднести руку максимально близко к огню и посмотреть, как долго сможешь терпеть. Физическая боль обычно внушала страх, но сегодня какая-то мазохистская потребность в этом пугала гораздо больше. Драко выложил конверт на стол. Не удержался и подставил под пламя ладонь, крепко сжимая свободной рукой особенное письмо. От матери... — Чёрт! — он достаточно быстро отдёрнул кисть. Сжал в кулак, с шипением втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Нет, боли в жизни и так хватает. — Глупость какая! — Это точно, — произнёс сзади скрипучий голос. — И поэтому очень на тебя похоже! Драко ухмыльнулся, расправляя магией измятый конверт, но не вздрогнул от неожиданности и даже не повернул головы. А всё потому, что знал — за ним наблюдают. Разговаривать через сумку сегодня не хотелось. Малфой вернул так и не распечатанное письмо в карман и снова уставился на языки пламени. — Огонь — это сила. Огромная. Притягательная. И разрушительная, — произнёс тот же голос. — Но и ею можно научиться управлять. Ощутив власть над... — А я разве спрашивал твоё мнение? — бесцеремонно оборвал Драко намечавшуюся речь и приподнял один из листков пергамента со стола. Задумчивый взгляд застыл на изображении. — Я же сказал, не мешай мне! — Сэр… — поправил голос. — Я чувствую, иногда тебя так и тянет произнести моё имя. Потому что ты идиот! Я велел обращаться ко мне «сэр». С такой неважной наследственностью и до Азкабана недалеко, — язвительность в тоне усилилась — очередной способ задеть посильнее. — Твои «велел» должны что-то значить для меня? — Драко почти разозлился. Но почти. Созерцание отвлекало, да и с письмом в кармане демоны внутри, как ни странно, шептали, а не кричали. — Сомневаюсь… — Пришёл сюда полюбоваться откровенными картинками? — оставить занятие Малфоя без комментариев? Ни за что! Это скучно. — Потянуло на сомнительные эстетические удовольствия? Физических тебе уже мало? Глупый мальчишка!.. Да, девчонка привлекательна. И формы… весьма впечатляют. Я понимаю... — Да неужели? — вырвался ехидный смешок. — Сарказм неуместен, Малфой. Я никогда не был слепцом. И к вопросу продления рода подходил очень серьёзно. Но сколько можно повторять: держи ненужные эмоции под контролем! Они делают нас слабыми. Уязвимыми. Та же любовь требует жертв, и только ненависть воспитывает. Даже превозносит! Не трать время впустую... — Не знал, что ты способен вообще об этом рассуждать, — Драко обернулся. Услышать нечто подобное он точно не ожидал. Волшебный мир сошёл с ума! — Человеческие эмоции — всего лишь инструмент. Способ манипулировать. Это острый нож, который может не только ранить, но и убить. Дементоры, которых ты так боишься, — голос словно подползал к его нервам, — прямое доказательство моих слов. Из семи основных эмоций они питаются особенно сладкой: радостью. Не страхом, не стыдом, не гневом, не отвращением, не печалью или интересом, а радостью! Именно она подпитывает наши чувства. — Тогда хорошо, что я от этих балахонов за тысячу миль. — Запомни на будущее, щенок, — голос, отражаясь от стен, проникал глубже, чем обычно. Он не был громким. Только уверенным. Полным силы. — Люди испорчены. Они обманывают друг друга. Презирают. Соперничают и иногда побеждают. Лишь смерть примиряет их всех, в этом весь смысл. А жизнь обычного смертного это череда боли. И дементоры пожирают его, когда тот слаб. — Ой, меня воспитывает демагог. Тебе бы трактаты писать... — Ты хочешь быть слабым, Малфой? Тогда чувствуй. Плыви по течению. Унижайся. Ной. Рой землю в поисках бреда, что одни называют счастьем, а я — химерой. Только помни, нет пищи — дементоры тебе не страшны. Для мёртвого душой они как игрушки, поверь мне... Со стороны последняя фраза прозвучала очень спокойно и вкрадчиво. Но Драко даже похолодел. Мало ему внутренних терзаний? Кошмаров? Надзора? Зачем он пошёл на риск и притащил свой «приговор» в Хогвартс? Хотел стать особенным? Возможно. Но он топит собственную жизнь в трясине эмоций и абсолютно не представляет, к чему это приведёт. Вдруг он уничтожит себя?.. Драко поднёс рисунок к огню и поджёг уголок. Пергамент с изображением красивой полуобнажённой девушки медленно пожирало пламя, а Малфой, как заворожённый, любовался этим зрелищем, пока пальцы беспощадно не обожгло. Больно! Но уже легче. Внутри — определённо. Он ненадолго прикрыл глаза, мысленно прощаясь: «Пока, Сандра…» Рука потянулась за вторым листком — гори всё огнём! В глазах полыхало пламя, рисунок Фоссет тлел под янтарными языками, и вместе с исчезающим пергаментом успокаивалось сердце Драко. Человеческая слабость — его слабость — рассыпалась, словно зола. Теперь одной проблемой меньше. Осталась только... Грейнджер. Долбаная Грейнджер! Невыносимая Грейнджер. В этот раз Драко не сказал это вслух, но казалось, ненавистное имя повисло в воздухе. Тенями поползло по стенам. — У тебя неприятности, Малфой? — голос стал злее и холодил кровь: — Противно смотреть. «Я ни на что не годен» — отпечатано у тебя на лице. Ты всё ещё маменькин сынок! — Заткнись! Или… — Что — «или»? Я тебе нужен, ты и сам это понимаешь. Может, ты и не хочешь быть мной, что по сути невозможно, но жаждешь того, что мне хорошо знакомо. Так что прекрати эти метания и решай проблему. Решай, Малфой! И быстро. Драко молча смахнул пепел взмахом палочки, закинул «собеседника» в сумку, повесил её на плечо, распахнул дверь, загасил волшебный огонь и заявил не менее зло: — Не лезь с советами, Том! Так проживёшь дольше. Хотя в твоём случае это звучит абсурдно. _______________________ * Амброзия — род трав семейства Астровые, от светло- до тёмно-зелёного цвета, иногда высотой до 2 метров. Является природным аллергеном.