...Не месть ли то? Не зависть ли? Сгубить Себя легко и свет небес не видеть… Что ж это: зло старается любить, Или любовь мечтает ненавидеть? И. Северянин
Нет победителей и побеждённых. Есть лишь те, кто сражается, и те, кто приходит пировать на поле боя после сражения. Л. Ривера
«Не бойся, — шепнуло подсознание. — Он тебе ничего не сделает. Это же не сон, а реальность». Тогда почему кажется, что ночной кошмар продолжается? Вообще, весь этот бесконечно длинный день — сплошное испытание на выносливость. Переступая мелкими шагами под прицелом волшебных палочек, Гермиона, вцепившись в руку Драко, стремилась если не вырваться, так хотя бы ослабить захват. Он слишком сильно сдавливал горло, вызывая приступы кашля. Куда Малфой её тащит? Куда? Чёртов Рон! Почему он не бросился за ней? Не остановил? «Предатель, чёртов предатель!» Но где-то там, глубоко в мозгу, уже завывало: «Сама-а винова-ата, Грейнджер. Куда-а тебя понесло-о?» Ненависть к другу отступила на второй план. В голове яростно колотилась одна мысль: «Что меня ждёт?» И вариантов — больше одного. Очередные оскорбления? Унижение? Боль? Насколько сильная? И главное, за что? А разве для этого нужен повод? Да. Он нужен почти всегда. Даже Малфою. И тут он больно ткнул в ребро палочками — дуэтом, подгоняя. Но Гермиона не собиралась терпеть это молча: — Полегче... — с тихим хрипом, — нельзя?! И в ответ издевательское шипение над ухом: — А кому сейчас легко, Грейнджер? Уж точно не мне! Драко толкнул ногой дверь — та открылась. Проделать подобное с помощью палочек он не решился. Ведь это значило отвлечься, то есть понизить бдительность, и добыча могла вырваться на свободу. А этого ой как не хотелось! Хрупкое трепещущее тело в его власти — есть ли что-то слаще? Есть. Когда власти ещё больше. И пресытиться ею почти невозможно. Драко сдвинул руку и обхватил ей тонкую шею, с упоением вдавливаясь пальцами в нежную кожу. Осторожнее и сильнее... Чтоб уловить испуганное биение сердца. Вот оно... Её слабое место. Дефект. Драко опять ощутил свои легкие: они сжались, выпуская животный порыв. Гермиона почувствовала его обжигающий выдох. Он просочился под кожу и растёкся горячей волной за считанные мгновения. И тут же ответная реакция — по спине пронёсся холодок — снизу вверх. Достиг границы роста волос и рассыпался мелкими мурашками по всему телу. «О, господи... Это сон». Гермиона шире открыла глаза и с трудом сглотнула. Остальное произошло очень быстро. Драко отпустил её, позволив, наконец, сделать жадный глубокий вдох и ненадолго испытать пьянящее чувство свободы... Лишь на миг. Потому что резкий толчок в спину, словно преступника в камеру, заставил потерять равновесие и буквально ввалиться в пустое заброшенное помещение. Гермиона налетела бедром на край стола и тут же выпрямилась. Растирая ушибленное место рукой, успела подумать, что останется синяк. Но это ерунда! Ведь впереди самое страшное: Невыносимая... Пугающая... Пробирающая до костей... неизвестность. Было слышно, как скрипнули ржавые петли. Гермиона поморщилась. Тихий звук раздражал, дёргая за расшатанные нервы будто за ниточки. — Чего встала? Проходи, — язвительным тягучим голосом, таким же противным, как и скрип закрываемой двери. — Как видишь, я само гостеприимство. Гермиона сделала несколько шагов вглубь комнаты. Поворот. И вопрос в лоб: — Что тебе нужно, Малфой? — У тебя приступ слабоумия? Я же сказал — поговорить, — знакомая ухмылка кривила губы, а кончик его палочки был направлен прямо в лицо Грейнджер. Освобождённая от хватки Гермиона и не думала пасовать: — Интересный у тебя способ вести диалог, — голос даже не дрогнул. Она была требовательна и холодна: — Верни мою палочку. Немедленно! — Меня всегда удивляла необоснованная дерзость. И такая же самонадеянность. Палочка направлена тебе в физиономию, а ты ещё и приказы раздаёшь. Ха!.. Трудно изжить привычку считать себя самой умной? Второй рукой Драко демонстративно повертел палочку Грейнджер, дразня. — Верни, я сказала. Или... — мозг судорожно искал, чем дожать. «Доложу Макгонагалл? Нет. Сама уж как-нибудь справлюсь. Запутавшийся парень не василиск. Он даже не трёхголовый пёс — лает, но не кусает». Гермиона не один раз прокручивала в голове подслушанное и сделала, как казалось, верные выводы. — Что — или? — издевался Малфой. Он сунул её палочку во внутренний карман пиджака, запахнул его и с самодовольным видом похлопал по ткани, куражась: — Что ты сделаешь? Усыпишь занудной болтовнёй или выпрыгнешь в окно? Так давай, ночная фея Хогвартса! Надеюсь, ты умеешь летать. А не только совать свой длинный нос в чужие дела! Драко переборол жжение в горле и отрубил: — Свидетель ты хренов! «Так вот в чём дело... Суд», — Гермиона попыталась сделать шаг вперёд, но тут же заметила, как напрягся Драко. Стоп! Ещё немного — и в неё полетит малоприятное заклинание. Но Малфой не Тёмный Лорд, с ним резонно хоть как-то договориться... Это вообще возможно? — Малфой, я очень сожалею о твоей матери, — она старалась быть искренней. — Поверь, я не хотела... Это всё ужасно, — Гермиона внутренне выдохнула. Наконец-то она это сказала. Наконец-то дала понять, что понимает. Переживает, что страдает невиновный. Пока виновный ни много ни мало готов за это прибить: — Да неужели? Разве ты знаешь, что это такое — бояться за жизнь родителей? Ты?! Вечно озабоченная спасением грёбаного волшебного мира и не менее грёбаного Поттера! — Малфой не стеснялся в выражениях. Способ Сандры обуздать гнев Драко не сработал. А кто сказал, что это легко? Опасные нотки высокомерного голоса складывались в мелодию сладкой мести. Сейчас Малфою не нужны извинения. Он не хочет их слушать. Он жаждет... крови? Неужели это принесёт долгожданное облегчение? Око за око? А точнее, боль за боль? Страх своими липкими лапами уже приклеился к телу. Гермиона попыталась представить, насколько Малфой сильнее её. Теоретически. Да, она измотана и подавлена. А если использовать эффект неожиданности? «Наброситься. Вырвать его палочку». Вдруг она послушается нового владельца... Но это риск. Слишком большой риск. С палочками всё очень ненадёжно, а осечка может дорого стоить. Неизвестность неизвестностью, но Малфой точно за это не похвалит. «Врезать ему? Оттолкнуть? Рвануть дверь на себя и бежать. Бежать... Собьёт с ног? А вдруг промажет?» Сколько мыслей... Стоило рискнуть. Главное, подойти ближе и мягко внушить: — Как раз это чувство мне знакомо. Поверь... Я тоже боялась потерять своих родных. Не меньше, чем ты сейчас. Гермиона прикидывала расстояние до выхода: метра два? Казалось, Драко понял её намерения. Одним взмахом палочки запечатал дверь и, не говоря ни слова, следил за каждым движением, словно хищник перед броском. К тому же он откровенно наслаждался происходящим. «Чёрт! Чёрт!.. — билось внутри. — Может... закричать? Позвать кого-то?» Гермиона обернулась, представляя, как дёрнет на себя тяжёлую раму. Ох, как не вовремя... И глупо! Малфой, цокая, покачал головой и направил палочку на окно. Всего мгновение — и надежда, словно дымка, растаяла в воздухе. Вот гад! Ядовито-довольный голос заставил внутренне сжаться. И ужаснуться: — Знаешь, Грейнджер, можно, конечно, тебя связать... Или обездвижить... Но эти смехотворные попытки вырваться бесконечно умиляют. И да, я сильнее тебя. Гермиона отшатнулась, ударившись о край стола. Поморщилась от боли и постаралась вернуть прежнее самообладание. «Легилимент? — она мысленно выругалась: — Вот зараза! Пусть он бывший Пожиратель, но ведь ещё мальчишка! Как? Как?! В тюрьме этому не учат. Так... Думай. Думай. Чёрт, да нет же! Не думай!» Драко усмехнулся и даже опустил палочку. Гермиона решила: то ли рука устала, то ли произведённый эффект удовлетворил. Информация — тоже сила, и отныне жертва об этом знала. Теперь его серо-стальной взгляд проникал гораздо глубже — прямо под черепную коробку. Ещё не мучил, а снисходительно гладил против шерсти, приторно нашёптывая: «Дальше станет только хуже, милая». Гермиона, уставившись в пол, изредка посматривала на Драко и, наплевав на осторожность, тащила из памяти всё, что читала про легилименцию, но из-за стресса и усталости всплывали лишь обрывочные сведения. И тут то ли из жалости, то ли потому, что всё это промелькнуло в сознании, Малфой решил прекратить спектакль: — Некоторые мысли, всезнайка, несложно прочесть. Особенно когда оппонент напуган. А с некоторыми и напрягаться не надо: их физиономия как доска объявлений! Договориться со мной не выйдет, сразу забудь... Лекций по легилименции тоже не жди, я не собираюсь открывать все секреты. Прочти книжечку. На досуге. Если выберешься... «Если выберешься...» — последняя фраза заставила Гермиону почувствовать ком в горле размером с орех, а в мыслях — нагромождение: «Путать сознание Малфой не способен, для этого нужен приличный опыт. А его не ахти. И уж точно не пойдёт на убийство. Раз ты слышишь меня, вспомни, я спасла тебя! И одно дело — месть, другое — преступление. Я не дура. Ты хочешь напугать меня посильнее, чтобы пробраться своими мерзкими щупальцами ещё глубже. Не дождёшься!» Но что значит приказать себе не бояться? Страх — эмоция, предупреждающая об опасности. Иногда велеть себе «Не бойся» — всё равно что «Не смотри вниз». Обязательно сделаешь! Гермиона решила — пришло время для нечестных приёмов. А именно, для шантажа. Она скрестила на груди руки и уверенно заявила: — Твои угрозы — пустой звук. За тобой следят. И если ты... — Не занимайся словоблудием, — Малфой не церемонился. Он чуть приблизился, сузил глаза и прошипел: — И блефуй увереннее, дура! Пронюхали про надзор и злорадствуете в грёбаном семейном кругу? Да, за непростительные меня отправят в Азкабан — Министерство отслеживает такие заклятья, но неужели ты наивно полагаешь, что нет других способов причинить боль? Гермиона отступила, отрицательно качая головой. В иных приёмах сомневаться не приходилось. Ещё несколько минут назад Рон проделал это с превеликим удовольствием! Даже без палочки. — И для справки, Грейнджер, кто тебе внушил эту собачью чушь, — ударение в слове прозвучало намеренно громко, — что, вдоволь насытившись страданиями, я не войду в тюрьму как победитель? Воспоминания скрасят мне годы заточения. Уж поверь... — Ты же хотел поговорить, — Гермиона отступала всё дальше и дальше, глубоко в душе надеясь найти выход из положения. А невольный страх, словно тень, следовал по пятам. — Надо же... Память проснулась! — Повторяю вопрос: что тебе нужно, Малфой? — Грейнджер старалась говорить как можно спокойнее. Бояться — это нормально. Главное, не дать страху захватить сознание. А становиться лёгкой добычей — не в её характере. — Я не могу изменить прошлое. Я не хотела подставлять твою мать. Но если ты способен переживать за родных... Испытывать боль... Ты не слаб. Ты живой человек, Малфой. Ты такой же, как я... Гермиона поняла, что сказала глупость, до того, как последовала реакция. — Заткнись. Заткнись! Заткнись!.. — должно быть, стёкла задрожали от крика. На лбу Драко выступили вены. — Я не такой же, как ты. В наших жилах течёт разная кровь. Слышишь, идиотка, разная! Я не стал бы спасать твою жизнь. Кто тебя вообще об этом просил? Я?! Зачем ты вечно лезешь во всё своей невыносимой гриффиндорской задницей? Чтобы блистать ею, тыча других в их несовершенства?! И разве ты, книжный червь, в состоянии понять, каково это — жить, зная, чего стоила эта дерьмовая свобода! Драко трясло. Казалось, можно даже услышать скрежет зубов. Его палочка взмыла вверх. В таком состоянии не получалось прочесть мысли Грейнджер. На это вообще уходило много магических сил. Малфой, с трудом сглотнув, постарался успокоиться: он не хотел, чтобы от перенапряжения опять замутило. — Услышь меня: я не желала никому зла! Даже тебе. — Ври кому-нибудь другому! — Драко больше не пытался придушить одним взглядом. Лишь отшвырнуть. — Придуркам-друзьям. Газетчикам. Поклонникам твоего величия. Но не мне. Не мне! Ты, долбаная спасительница волшебного мира! А точнее, его заноза. Спасай лучше себя. От занудства! От зазнайства! От того, что даже рыжий придурок не может тебя выносить! Гермиона упёрлась спиной в оглохлую стену и, как ни странно, почувствовала облегчение. Сердце сжалось от боли при упоминании о Роне, и страх немного ослаб, а Драко не умолкал: — Что он там тебе кричал? Из-за барьера я не услышал. Но уж точно не признавался в любви! — застывший оскал на самодовольном лице скрывал попытку сосредоточиться. — Не. Твоё. Дело. Малфой, — сказала, как отрезала. Гермиона вцепилась в ткань юбки. Ещё чуть-чуть — и здравый смысл замолчит, потому что мозг впитывал горячую волну чужой ненависти, ощущая, как та ожесточённо отрывает кусок за куском от былой храбрости. Значит, он поджидал её. «Не думай о том, что ты видела. Не позволяй...» Драко приближался, свободной рукой — кончиками пальцев — скользя по гладкой поверхности стола. Наступал медленно и верно. Словесная желчь, подпитываемая злостью, лилась, не переставая: — А что ты видела, Грейнджер? На что ты такое напоролась своим сверхлюбопытным носом, что сейчас красная как рак? Твоя тонкая начитанная натура не способна принять секс со всеми его проявлениями? Хм, как ожидаемо!.. Готов поспорить, ты даже не мастурбировала никогда. Это же жуть как грязно! Хотя в твоём случае это вроде как не должно корёжить, правда? Или хорошим девочкам широко раздвигать ноги и стонать воспитание не позволяет? Рыжего можно понять. Сандра очень чувственно отдаётся, где уж тебе с ней тягаться! Гермиона вспыхнула как солома. Если до этого она, возможно, слегка покраснела, то сейчас щёки алели. Не от того, что Драко почти упёрся концом палочки в грудную клетку, а от того, что смаковал, наслаждаясь реакцией, каждую фразу. «Не думай. Не думай. Просто дыши». А вслух: — Что ты себе позволяешь?! — Что? — брови театрально приподнялись. — Грязные разговорчики, Грейнджер! Мы тут так чудно беседуем, — в серых глазах плескался сарказм. — Так что именно ты видела? Я, например, застал их, когда придурок пытался сожрать грудь Сандры своими слюнявыми губищами. Пока она надрачивала его маленький член. Драко снова стало гадко внутри. Скверная картина. Ещё совсем недавно казалось: Фоссет его с потрохами. Со своими стонами. Ласками. С восхитительной грудью. И с кем? С рыжим увальнем?! — Так в этом проблема? В его мизерном члене? — У Рона не маленький... — сама не зная с чего, выпалила Гермиона. Вести подобные разговоры с Малфоем... Уж лучше бояться! — Да что ты? Мы как-то не мерялись. Ну, раз твою мордашку опять перекосило от услышанного, значит, что-то другое. Сосались? Трахались? — Я не стану тебе отвечать. Мерзость какая! — Гермиона невольно зажмурилась. От всех этих сальностей в груди поднялось отвращение. И злость. Вернулась ненависть к Рону. Но это хорошо, Малфою будет сложнее пробиться. — Что, закрываешься, Грейнджер? Возбудилась? Не отвечай. Сам знаю... Осмелела, наверное. Только ненадолго. Месть хороша, если она унизительна. А я ещё не перешёл к следующему... акту... нашей трагедии. Слово «акт» прозвучало с подтекстом. Гермиона ощутила, как страх удушливой дымкой обволакивает лёгкие, затрудняя дыхание. А в голове одно: «Ты не посмеешь! Не посмеешь?» — сомнение раненой птицей металось в мыслях. Драко обрадовался — перед ним открытая книга. Он приблизился почти вплотную, приставил палочку к виску Грейнджер и прошептал в полуоткрытые губы: — Какая хорошая девочка... А уж какая предсказуемая! Думаешь, я собираюсь тебя… трахнуть? — сорвался циничный смешок. — Я что, похож на кого-то рыжего и тупого? Или даже на очкастого? Ты забываешься, Грейнджер. Драко, пялясь прямо в лицо, медленно провёл концом палочки по её щеке. Он не гладил — испытывал на прочность. Это была невозможная близость двух людей. Опасная и волнующая. Сердца бились почти в унисон, потому что его жажда власти отравляла воздух. Но Гермиона не привыкла так легко поддаваться эмоциям: — Тебе никогда не сравниться с Роном. Никогда! — слова прозвучали не слишком уверенно: нахлынула волна обиды. — По идиотизму — точно. Трахать тебя — не моё, а вот облапать — вполне, — свободная рука угрожающе застыла у груди. Сейчас блефовал Драко. Однако Гермиона не поняла этого и постаралась зарядить хаму коленом между ног, чтобы вырваться. Но Малфой ожидаемо уклонился, и она почти сразу почувствовала тычок палочкой в ребро. Его крепкая рука вцепилась в загривок и больно сжала шею, наказывая Грейнджер. — Не смей! Не зли, ради Мерлина, ещё больше! — Отойди от меня. Я тебя не боюсь! — Гермиона внушала это себе. Она сбросила хват и в очередной раз попыталась вырваться, но тут же ощутила онемение, медленно растекающееся по телу. Малфой опёрся рукой на стену, с упоением наблюдая эффект заклятья, и откровенно глумился над жертвой: — А зачем брыкаешься? Хочешь довести меня до ручки? Вот тебе и результат. Чувствуешь слабость? Что, жутко, когда тебя загоняют в угол? Плохо не контролировать ситуацию? Ощущать себя такой... беспомощной? Драко склонился к уху, ядовито нашёптывая: — Знаешь, обычно я так близко к девушке совершенно для другого. Они тоже мечутся. И даже... кричат. Не хочешь покричать, Грейнджер? Для меня... — предвкушая возможное удовольствие, он отменил заклинание, пока не парализовало связки. Драко никогда не стоял так близко к Гермионе. Не чувствовал неровного дыхания на своей коже. Не ощущал аромата волос. Не видел трепета ресниц. И главное, никогда не упивался властью над нею. В эту минуту не получалось читать мысли, но он знал — Грейнджер боится. И это естественно. Охренительно правильно. Драко каждой клеточкой мозга ощущал пьянящий запах страха. И кайфовал. Ему казалось, их ненависть касается друг друга. Переплетается невидимыми телами и вспыхивает тёмными языками пламени. Всё это время Гермиона избегала прямого взгляда, но не сейчас... Странно, но она заметила в серых глазах нечто большее, чем Малфой пытался показать. Абсолютно непонятное. Что за скрытая оборона от жертвы? Когда она взволнованно произносит: — Я не могу унять твою боль. С ней можешь справиться только ты. — По-твоему, мне больно? — он притворно растянул губы. — Мне невыносимо жить в тени Грейнджер, — это как суд на свободе. — С твоим вшивым заступничеством! — его голос переполнился мукой. — Все мои проблемы из-за тебя! — Если тебе это поможет, ты ничего мне не должен. Забудь! Она упиралась кулаками в грудь, тщетно пытаясь увеличить дистанцию между ними. От усталости руки наполняла слабость безо всякой магии. Длинный, невозможно длинный день! — Перестань, Грейнджер. Прекрати, я сказал! Или я пущу в ход нечто более серьёзное, чем парализующее. И поверь, тебе это не понравится! Гермиона гордо вскинула голову. Сносить угрозы молча... Нет уж! — Сандра была права? Хочешь в Азкабан? Так давай, трус! Чего же ты ждёшь? Моего благословения? Драко чуть ли не подбросило. Он свободной рукой прижал Грейнджер к стене, а палочкой упёрся в её предплечье. Он не говорил — он цедил сквозь зубы: — Если ещё хоть раз, грязнокровка, ты позволишь себе назвать меня так... Хоть один раз!.. То рядом со старой меткой появится новая: «Шлюха». И жить с этим сложнее, особенно если сама ты считаешь иначе. Ты поняла меня? Поняла?.. — рука угрожающе сдавила горло. Ненадолго. Гермиона осторожно кивнула. Нужно искать способ выбраться, а не ещё больше злить Малфоя. Её волшебная палочка была близко, маня своей неприступностью. И пока ещё тонкое, как корка льда, самообладание не треснуло, пленница сменила тактику: — Давай я упрощу тебе задачу, — смиренно начала Гермиона. — Я знаю всё, что ты можешь мне сказать. Это написано на лице: выскочка, дура, уродка и так далее, и так далее, и так далее... Но вот ни слова против ты не услышишь. Да, я поганая грязнокровка. И останусь такой до конца своих дней. Я отравляю этот мир. И даже воздух, которым дышу рядом с тобой. Ты ненавидишь меня. Нет, презираешь за то, что я сделала! Хочешь заставить меня страдать. Всё, или я что-то упустила? Драко растерялся. И даже убрал руку, прижавшую Грейнджер к стене. Но не палочку. Чёртова девчонка умела оглушить. Вот так. Не повышая голоса. Бесстрастно и размеренно. — А теперь убери палочку, — продолжила Гермиона. — И мы поговорим на равных. О чём хочешь... — Нет, — Малфой ухмыльнулся. Голос стал спокойнее, но требовательнее, сдаваться он не собирался: — Играем по моим правилам. Мне нужна разменная монета — твои воспоминания, Грейнджер. Сейчас. И либо ты отдашь их добровольно. Либо силой, — волшебная палочка поползла вверх по её руке... И по шее, оставляя за собой розовую дорожку на коже. Гермиона замерла: — Воспоминания?.. Зачем? — она вздрогнула. — Угадай, — издевался Драко. — И заметь, я не прячусь по кустам. — Но я... я почти ничего не слышала, — ложь во спасение. Слабая попытка. — Я тебе не верю. И не поверю, пока сам не увижу. Ты сунулась в мои секреты, а я влезу в твои. Всё честно. Так ведь?.. — волшебная палочка ненадолго застыла на её щеке. Стала очерчивать круг. Гермиона едва качнула головой. — В отличие от тебя, я могу предоставить небольшой выбор, — снисходительно произнес Драко. — Это Обливиэйт... Но сразу предупреждаю: мне такое не по вкусу. Какой смысл в наказании, если не помнить о причинах. К тому же в этом заклятии я не силён. Сотру что-нибудь не то. Слишком много. Или слишком мало... Так что соглашайся на тайны, Грейнджер. Поверь, так лучше, — елейно закончил он. — Верить тебе? И не подумаю! — несмотря ни на что, Гермиона не собиралась уступать. Выдать разговор с Роном? Неудачную близость? Его обидные слова? Проблемы с родителями? Нет! Слишком большая цена за маленькую тайну. А за чужую свободу — слишком большое наказание. Её упрямство взяло вверх: — Я говорю «нет». И ты ничего мне не сделаешь. Вытащить воспоминания без согласия — сложная задача. Поэтому я рискну. Гермиона плохо понимала, во что ввязывается. Насколько сильно Малфой развил магические способности — неизвестно. Как — пока несущественно. А вот что грозит в случае неповиновения — боль? Сейчас главное — не отводить глаз. Не поддаваться усталости и отчаянию. — В гляделки будем играть? — его самодовольная ухмылка не предвещала ничего хорошего. В лице — ни грамма сомнения или неуверенности, и Гермиона с трудом отгоняла панику. — Пришло время делать выбор, — Драко опасно приблизился, сканируя мозг, в надежде прорвать защиту. Наглая девчонка сопротивлялась. А палочка уже достигла её виска. Малфой старался смутить Грейнджер. Прижался ногой, чтобы почувствовать её дрожь собственным телом. Сердце колотилось и колотилось... От неправильной близости. От прямого взгляда. Никогда в жизни он не смотрел так долго в глаза девушки. И не просто девушки — врага. И ночного кошмара. Драко сам не заметил, как потерял зрительный контакт. Полуоткрытые губы невольно позвали сладким неровным выдохом. Трепетно и еле слышно. Все мысли слились в одну: «Чёрт, зачем ты так близко?» Драко слишком долго изучал эти губы. Изгибы и чёрточки. Слишком напряжённо ловил дыхание. Пропитывался им словно губка. Ощущал жар тела. И это сводило с ума. Потому что — твою мать! — возбуждало. Чёртова физиология давала о себе знать. Но не настолько Драко рехнулся, чтобы хотя бы представить себя трахающим зануду всея Хогвартс. Грязнокровку. Которая в своей ненависти переступила черту. И в упрямстве тоже — опять дёрнулась, стараясь вырваться, прогнулась... Невольно прижалась бёдрами, отчего в башке занялось: «Я же, блин, не импотент, дура!» Пора уже кончать этот балаган! Драко чуть отстранился, запрещая подобную блажь. Придётся максимально сосредоточиться на желании покопаться в лохматой башке в поисках особых секретиков. И пусть поймёт — милосердия не будет. — Смирись, — осадил он чётко и ясно. — Я — сильнее. И готов причинить тебе боль. Драко упёрся палочкой ей в висок и предупредил: — Одно неверное движение, Грейнджер... Она очень устала. Физически и морально. Но почувствовала: Драко не остановить. В глазах — решимость на грани безумия. В любом случае, Гермиона прекрасно помнила, что с необходимой точностью можно вытащить только одно — либо мысли, либо воспоминания. А значит... «Ищи выход... Любой. Даже самый дурацкий! Нужно просто выиграть время». Палочка кружила у виска, но Гермиона почти не боялась. Такая явная угроза мобилизовала. И истина, что из некоторых положений можно выпутаться только с известной долей безрассудства, стала очевидной. Гермиона игнорировала предположения, что за картинки мелькают в мозгу Драко. Старалась отрешиться от угроз. Смотрела на Малфоя и размышляла о его слабостях. А это — она... Грязнокровка. Отравляющая ему жизнь одним своим существованием — не то что близостью. Но он так смотрел на губы, так заставлял по-новому биться сердце... что пугал этим. До ужаса. То, что пришло в голову, испугало не меньше. Смелости Гермионе и сейчас было не занимать, а вот необходимых чувств... Зачем они вообще нужны? Это просто тактический ход. Самооборона. Зачем искать смысл там, где его вообще быть не может? Но душа просила зацепиться хоть за что-то... Может, за напряжённое лицо, следящее за каждым движением? За злые глаза, полные боли и тёмного удовольствия одновременно? За острые скулы? За мягко изогнутые губы? Что есть такого в растерянном, запутавшемся, озлобленном парне, спрятавшимся за грубостью? Тёплое дыхание, уже не обжигающее, а ласкающее кожу? Сердце, страдающее от одиночества? Страх отступил. И теперь на его место пришла жалость. Самая банальная. Человеческая. Гермиона вцепилась в неё словно клещами. «Сейчас...» Она готова была поклясться, что время остановилось. Именно время. Но не собственное сердце. Сумасшедший ритм. Сумасшедшая Гермиона... Потому что тянется к губам и думает о том, какие они на вкус? Горькие? Холодные? «О, господи...» Они... мягкие. И тёплые. Заставившие обезумевшее сердце замереть. Застывшие на одну секунду, и в следующую — почему-то приникшие в ответ. Приоткрывшиеся. С придыханием втягивающие воздух... Удивительно, как много можно почувствовать всего за пару секунд: смятение, восторг, удовольствие, испуг... Как много можно сделать всего за пару секунд! Особенно если приказала себе действовать. Драко резко отшатнулся. Но и этого Гермионе оказалось достаточно. Рука успела проникнуть под одежду и ухватить кончик волшебной палочки. Отскочив, Малфой невольно позволил вырвать её из «плена». Но он заметил не сразу. Потому что на миг зажмурился. Наставил палочку на Грейнджер и заорал: — Какого чёрта ты себе позволяешь, грязнокровка?! Я спрашиваю, какого чёрта?! Тут же направленная в лицо волшебная палочка стала ответом. Драко рвал и метал. Он болван. Нет, он идиот! Грейнджер провела его. Выбила почву из-под ног тем, что — твою же мать! — поцеловала. А он, как полный придурок, на какое-то время застыл от неверия и — что ещё ужаснее — вот херня!.. ...ответил. Гермионе казалось — дуэли не избежать. Палочки направлены друг на друга. На лице Малфоя буря эмоций, и во что это выльется? В очередное оскорбление: — Прикажешь мне месяц отмываться от тебя, шлюха?! — Драко опустил палочку, рукавом вытирая губы. Гермиона хмыкнула и как можно более непринуждённо выпалила: — А что это изменит? Ведь у тебя на меня всё равно стоит, — ударом на удар. Пусть Малфой знает — она тоже умеет неприлично поддеть. Драко закипел от неслыханной наглости: — Пошла на хер со своими умозаключениями! И глупыми фантазиями!.. Гермиона старалась не думать о причине этих криков, следила за искажённым злостью лицом Малфоя и, не опуская палочки, продвигалась к выходу. Молча. По буквам, одними губами, неслышно выписывая: «Стоит». Отменив запирающее, она потянула за ручку двери и решила его добить: — А вот теперь можно и поговорить, Малфой. Не хочешь? Он вскинул палочку вместо «нет», но Гермиона оказалась быстрей, и ту запечатало, словно пробкой. — Прежде, чем я уйду, — продолжила она, — и оставлю тебя наедине со своими мыслями, знай: мне очень жаль твою семью. Ты хотел причинить мне боль, но не смог бы... По-настоящему это способны сделать лишь близкие люди. Они и мучат, и ранят нестерпимо больно. Гермиона шагнула назад: — А ты... Ты мне... никто. Чужой. Не друг и не враг. И в этой комнате только ты полон ненависти. Я могу злиться на тебя, обижаться, не понимать, осуждать и даже жалеть... Но не ненавидеть. И всё это время ты съедал себя зря. Ненависть без взаимности — гадкое чувство, да? Малфой из последних сил старался сохранить лицо, которое секунду назад чуть ли не перекосило: — Повторяю, пошла на хер! И держи свой поганый язык за зубами. Иначе я подкараулю твоего дебильного дружка и уж из него вытащу все, слышишь, все ваши грязные тайны. И каждая собака станет смаковать твою личную жизнь! Уяснила, бревно? На котором вырублено топором «Гермиона Грейнджер»! Драко успел извлечь лишь какие-то обрывки, но это лучше, чем ничего. Гермиона только вздохнула. Во второй раз укол не достиг цели. Так глупо... По-детски... — Я прощаю тебя, Малфой. Потому что так правильнее, — она сказала это умом. Не сердцем. И скрылась за дверью. Совершенно уверенная — погони не будет. За спиной что-то грохнуло. Видно, Малфой дал волю эмоциям. И это почему-то не беспокоило. Схватку характеров она почти выиграла. Но внутри — ни капли ликования. Чувствовались только дикая усталость и... ...краденый поцелуй. Гермиона считала шаги: «Восемь, девять, десять...» Коснулась губ, пытаясь отогнать ощущение. Она перешла на бег. Всё быстрее и быстрее. Неслась как сумасшедшая и только теперь испытала настоящий страх. Абсолютно необъяснимый.* * *
Гермиона сидела на лестнице, ведущей в Гриффиндорскую башню, и плакала, уткнувшись лицом в коленки. Казалось, все эмоции дня выплеснулись в этих горючих слезах. Рон, Малфой, опять Рон, опять Малфой... — в голове всё смешалось. И поглотило дикое одиночество. «Мама...» Так захотелось прилечь к ней на колени... Она бы успокаивающе гладила по волосам и изредка повторяла: «Всё будет хорошо». От тоски по дому защемило сердце. Гермиона вздрогнула от сочувствующего голоса: — Ты совсем расклеилась... — Извини, — она подняла глаза и принялась спешно вытирать слёзы. — За что? За то, что ты не так сильна, как всем кажется? Рон — бесстыжая рыжая задница, да? — Нет. Просто навалилось как-то, — Гермиона смотрела в глаза человека, стоящего на пару ступенек ниже, и не понимала, отчего тот, кажется, вот-вот заплачет. — Почему-то я тебе не верю. Но если причина — Уизли, не будь к нему слишком строга. Он не виноват. По-моему, твой друг не в себе. Не в магловском смысле, конечно. Грейнджер удивилась и обрадовалась одновременно, потому что не она одна подозревала неладное: — Ты тоже так считаешь? Что Рон... заколдован? — Заколдован? Иногда я думаю, что он отравлен или... обворован, что ли... — В каком смысле? — лицо Гермионы просветлело. Природное любопытство брало верх. — Я буду не против, если ты поделишься соображениями. Потому что я... запуталась. — О, нет!.. Не думаю, что могу давать советы лучшей студентке Хогвартса, — в голосе чувствовалась лёгкая насмешка. — Лучше я пойду. Ещё сморожу какую-нибудь глупость! — сердитые нотки выдавали зависть. — Может скажешь, что ты имеешь в виду, вместо того, чтобы поддевать? — Гермиона вскочила на ноги. — А мне казалось, ты не воспринимаешь чужое мнение. Очередную попытку уколоть Гермиона проигнорировала: — Перестань. Скажи!.. Пожалуйста... — То есть плевать, что «Рон — козёл, я спасу его»? Так, что ли? Ты неисправима. И я не стану тебе помогать. — Но почему? — возмутилась Гермиона, не понимая причин. — Он обидел тебя? Чем? — Да ничем, в сущности. — Тогда тем более ответь. В чём дело? Так Рона отравили или что?.. Чем? Когда? Скажи... — Гермиона вопрошающе вглядывалась в лицо напротив. — Лучше я покажу, — и ледяная рука мёртвой хваткой вцепилась в шею. У Гермионы перехватило дыхание. Неверие в то, что происходит, билось в агонии на задворках разума. А былое непонимание слилось в один большой вопрос: «Почему?..» — Ты сейчас так слаба... — голодный тон растекался стылым туманом. — Лёгкая мишень. Прозвучит не слишком правдоподобно, но... всё будет хорошо. Какое-то время, — злобная улыбка исказила рот. Гермиона еле-еле двигала губами, стараясь произнести хоть слово, пока её непослушная рука пыталась нащупать палочку. Но остатками сознания уже понимала — в этот раз не вырваться... Сон стал явью. Страх струился по венам вместе с жутким холодом, расползающимся по телу. Гермиона чувствовала, как немеют пальцы. Её веки потяжелели... Последнее, что она услышала: — Прости. И заметила, как стекают по лицу слёзы, падающие вниз прозрачными льдинками. ____________________________________________________________ Эту главу автор решил посвятить отзывчивым читателям… Спасибо Вам!