гнилая оболочка

хорони себя, сердце, поодаль его беспечности, потому что, клянусь, ты не сможешь упиться им. хватит петь для него и во имя – не Херувим, а твоя колыбель становления бессердечности. расскажи, что ты чувствуешь, вспоминая его лицо и глаза – не алмазы – ни разу тобой не виденные? что ты видишь в нем, в вымученном, невидимом? закрываешь глаза на его кольцо? тут уверенность: едок запах и груб на вкус. видишь, как он наполнен, прозрачен, точен: твоё сердце колотится, кровоточит, но себе говоришь фальшивое «не куплюсь». тут уверенность: ровен голос, сладка печаль. корабли запускаешь тонуть, предрекаешь крах. есть ведь что-то прельщающее в чертах, будто вырастил за глазами сухой февраль. хорошо, что незримость режет мой аппетит, хорошо, что февраль так короток и разбут. я пытаюсь поджечь твой дом и забыть маршрут, только сердце смеётся в крови и само горит. 16.06.16