Драконье царство

      Пожалуй, даже хорошо, что мы еще не достроили подъемный мост. Мы должны были явиться в Камелот как победители, но такая настороженная испуганная тишина больше подошла бы похоронам, учитывая наличие импровизированного катафалка. Дабы украсить ситуацию, Бран настоял, чтобы рептилии окончательно отпилили голову, невзирая на трудности, с этим связанные, и поместили на видном месте, водрузив на кол, укрепленный на повозке с останками – это был почти единственный экспонат, который мы прихватили, не считая более мелких образцов ткани, результатов измерений и снимков – в обычном, рентгеновском, тепловом режиме и так далее. Противно, но ничего не скажешь – впечатляюще. Народ пускай не ликовал, но близко подходить боялся. Нарочито торжественно нас приветствовали только Кей и Бедвир со своим небольшим отрядом, а за их спинами к ним примыкали необычайно сосредоточенный Хорс со своими саксами, вооруженными до зубов, и жалкая кучка оставшихся в Камулосе, после отъезда архиепископа Карлионского, христианских священников с епископом Блэсом во главе. Выглядела вся эта компания ждущей нападения и готовой к обороне. Старина Кей всегда готов к обороне, всегда несговорчив и всегда будет стоять до последнего, такой же гибкий и податливый как каменная стена. Заняв свое место рядом, он мрачно посматривал на еще одну группу встречающих – молчаливую кучку друидов, загородившую впереди дорогу с непреклонным и зловещим видом. За ними стояла любопытствующая или сочувствующая им толпа, пока обменивавшаяся лишь многозначительными взглядами или перешептываниями. Рука Кея лежала на рукояти меча, то сжимаясь, то чуть расслабляясь.       – Мы – христиане, – обронил Кей вскользь, просто, будто это все объясняло. Блэс кивнул и произнес нечто ободряющее, глубокомысленное и нервное, также не оставляющее сомнений в лояльности новоиспеченного епископа, как и в его некоторой растерянности и беспомощности.       – А мы – не особенно, – прибавил Хорс, покосившись на Кея. – Но для этих бешеных, – он имел в виду компанию друидов, – мы еще хуже. Так что какой у нас выбор?       Интересно, на чьей стороне был бы Паломид, не занеси его опять в патруль? Он иногда здорово напоминал Пеллинора, но, в отличие от этого сухаря, в нем все время проскакивало что-то озорное, романтическое и не задеревеневшее.       Мы весело поприветствовали друзей, с любопытством поглядывавших на новых персонажей в нашей компании, хотя больший интерес у них все же вызвал палеонтологический экспонат на колу посреди повозки, и проехали еще немного вперед, остановившись перед заслоном магов. Впереди стоял Маэгон, в глазах которого притаился огонек злорадства. Он поднял властным жестом свой посох с верхушкой в виде черного колеса.       – Покажи нам меч, – велел он без всяких предисловий.       Я выехал еще чуть вперед и со снисходительным удивлением посмотрел на него сверху вниз. Заодно все могли увидеть, что никакого меча при мне нет в помине.       – Приветствую вас, мудрецы. Откуда такой интерес к вещам столь простым и грубым? И почему нетерпение заставляет вас проявлять любопытство прямо посреди дороги? Впрочем, я польщен торжественной встречей. А теперь вы можете расступиться.       По толпе перед нами прошел неуверенный ропот, она было качнулась назад, но Маэгон крепко стукнул о землю концом своего посоха.       – Слова! – воскликнул он громко. – Экскалибур! Меч королей. Мы должны знать, что он цел и по-прежнему служит тебе!       – Ах вот в чем дело! – весело рассмеялся я. – Ну и что же, если даже он не цел, когда служба его налицо? – я небрежно кивнул в сторону изуродованной головы убиенной рептилии.       Толпа снова заволновалась. Маэгон поскреб землю посохом, требуя внимания.       – Что бы ни сломало священную реликвию, – произнес он проникновенно-мечтательным голосом, – это значит конец твоей власти, Артур. И я уже не произношу «король». Искупить подобное можно лишь смертью. Тебе придется отправиться к богам и ответить перед ними – они тебя отзывают. Последуй же с нами сам. Непокорность повлечет кару стократ более жестокую и вечное проклятие – на всю эту землю и всех ее жителей.       Неслабо сказано.       По стеснившейся толпе прокатилась крупная взволнованная дрожь суеверного страха. Ей вечного проклятия явно не хотелось.       Я тихо посмеялся.       – Из чего только рождаются такие мрачные сказки? Ты даже не знаешь наверняка, сломан ли этот меч, а уже говоришь о проклятиях. Не в мече, впрочем, дело. Дело в мракобесии, которому я потакать не намерен. Ты должен знать, Маэгон, что во многом я все-таки христианин, и ваши законы терплю лишь по собственному желанию. Мудрость твоя мне не кажется очевидной. Белый дракон Вортигерна умер вместе с ним. А что такое Красный дракон, ты должен бы знать.       – Меч!.. – рявкнул Маэгон.       – Он принадлежит мне! – оборвал я его. Таранис подо мной зафыркал и загарцевал. Маэгон покосился на него и подавил желание отступить. – Не наоборот, жрец. Но я вижу, что в Камулосе сегодня поселилось предательство. И пока с этим не будет решено и покончено – никто не увидит Экскалибур! Я вижу, твой выбор уже сделан. Что ж, мы еще увидим, насколько он праведен, и кому из нас придется отвечать богам.       – Бран, – крикнул из заволновавшейся кучки друидов другой жрец. – А ты что скажешь? В чем правда?       Бран и Маэгон давным-давно соперничали за звание среди них мудрейшего.       Бран выпрямился, взирая на соперника с телеги, как с трона.       – Когда говорят боги, Маэгон, я не спешу распускать язык. Пусть все идет своим чередом. Я лишь глаза и уши!       – Последователь Мерлина, – с усмешкой проронил Маэгон. – Не веришь плохому. Не признаешь, что миром правит сила, которую нужно кормить нашей кровью, принося в жертву то, что мы можем потерять, пусть с болью, чтобы не потерять главного, чтобы не потерять все. Твоя ставка под угрозой, Бран. Еще одна ошибка и слабость станут последней каплей. Кто не чтит, как должно, старых богов, попадает в жернова их мельницы и будет размолот. Ты понял меня.       Бран стойко смотрел на втайне уже торжествующего конкурента сверху вниз, но не выдержал, и его лицо прорезала озадачившая того озорная улыбка. Собственно говоря, после того как наши колдуны на некоторое время уединились в домике, где мы нашли самого Брана, он уже видел клинок целым и даже попытался поколоть им дрова. Сам он взглядов Маэгона изначально не разделял, но мы просто лишили его ненужного беспокойства по дороге, так как он подозревал, что именно так все и будет происходить, а неприятностей с сердцем ему на сегодня уже хватило.       – Я понял тебя. Но свершится лишь то, что свершится. Я нашел вам спасителя. Ваше дело и воля – искать себе погибели. Подобно зверю из бездны, чья туша лежит под холмом людям на посмеяние, и в чьих мертвых глазах ты можешь прочесть будущее своих заблуждений!       Бран презрительно толкнул ногой кол, на котором красовалась голова дракона. Кол перекосило, голова под собственной тяжестью свалилась с него и с глухим стуком плюхнулась на дорогу. Друиды дрогнули и подались назад. Толпа за ними проделала это в утрированной форме с охами и ахами. До некоторых лучше доходит со спецэффектами.       – Я сказал, – с презрительной усмешкой обронил Бран, украдкой лукаво поглядывая на Мерлина, который едва заметно улыбался в усы и пока намеренно не вмешивался. Каждому овощу – свое время!       – Что же ты предлагаешь? – спросил Маэгон, с усилием оторвав завороженный взгляд от нашего трофея.       – Ждать! – ответил Бран со зловещей улыбкой. – Ждать.       Маэгон потемнел лицом и прищурился, медленно, угрожающе поднимая вверх верхушку посоха в виде массивного черного колеса, а может, жернова.       – Ждать и гневить богов?..       – Маэгон! – послышался вдруг голос сбоку, не то чтобы громкий, но откровенно насмехающийся. Все, затаив дыхание, отвлеклись на заговорившего. Король Мельвас, как всегда производящий впечатление довольно устрашающее в своем полузверином наряде, в сопровождении не менее звероподобных приближенных, азартно оскалился. Кей, глядя на него, с сомнением напрягся. Мельвас посмотрел на нас с явным весельем. – Посмотри, Маэгон – на небе ни облачка! Откуда взяться грому? – И он рассмеялся своим жутковатым лающим смехом – его люди подхватили – потом резко остановился, поднял руку в пугающей тишине, и со всей своей бандой перешел к нам.       – Что, все эти смельчаки, что не с нами – против нас? – спросил он с издевкой, окидывая толпу орлиным взором. Толпа, на самом деле просто любопытствующая, скромно затихла, еще подаваясь назад и понемногу рассасываясь по сторонам, чтобы ее ни в чем не заподозрили.       Маэгон посмотрел на короля Клайдского пораженно, если не потрясенно – он не ожидал подобной выходки от него, поклонника древности, прежде не брезговавшего человеческими жертвоприношениями. Но с того единственного раза, которому я был свидетелем, Мельвас перестал находить удовольствие в бездарной трате ресурсов, так и не принесшей ему желанного результата. Странно, правда, что он сейчас решил не воспользоваться случаем. Впрочем, он всегда был себе на уме, и друиды ему тоже не указ.       Стоявший особняком ото всех Кадор задумчиво поглядел в одну сторону, потом в другую и потер подбородок.       – Закон есть закон, – словно нехотя проговорил Кадор со вздохом мудро воздерживающегося. – Всегда может быть доказано на деле, на чьей еще стороне сила. – Он пожал плечами и развел руки. Константина рядом с ним не было. Тот держался поодаль, почти не двигаясь, и следил за происходящим молча и пристально, мрачно прихватив зубами губу и хмурясь. На отца он поглядывал с еле сдерживаемым раздражением, если не с презрением. Тот в его сторону не смотрел вообще, делая вид, что его не существует. Момент Кадору не нравился, он явно не считал его выигрышным, при любом раскладе. Константину он, с одной стороны, не верить не мог. Но предпочел бы не слишком всерьез связываться со жреческими причудами, что могут поворачиваться своим жалом в любой момент в какую угодно сторону, невзирая на мирскую пользу и логику. И сомневался, стоит ли ему как-то поддерживать того, кто считается его родичем. В случае, если тот проиграет и навлечет на себя по недосмотру все обещанные проклятия, это может сказаться и на самом Кадоре не самым радужным образом. – Я желал бы быть лишь беспристрастным наблюдателем и взять на себя труд проследить, чтобы разрешение спора велось честно и все стороны были ограждены от беспорядков, поспешных или недостойных деяний, и чтобы вред, что может быть посеян, свелся к возможно меньшему. Думаю, честный бой между избранными сможет разрешить затруднение должным образом и показать, чего именно желают боги, каковы бы ни были посылаемые ими знаки, которые нам, смертным, легко постигнуть ошибочно, раз даже мудрейшие из нас друг с другом не согласны, дабы не навлечь на себя беду, вкупе к тем, коих и так у нас немало.       – Благодарю, любезный кузен, – сказал я серьезно. Это было как раз то, что нужно. – Так мы и сделаем. За замком есть большое ровное место. Все усомнившиеся могут собраться там и проверить нашу силу на деле и на собственной шкуре. Отправимся туда, и пусть на одном конце поля встанут те, кто еще верен короне Камулоса, а на другом – те, чья вера нуждается в подкреплении. Солнце уже склоняется, но пока еще достаточно высоко, и прежде чем оно коснется западных холмов, все будет решено. Dixi, – бросил я друидам на латыни. Почти откровенное издевательство – напомнить им о Риме. Они стерпели. Пока.       – Кстати о короне, – пробормотал Кей ворчливо, когда напряжение схлынуло, и все возбужденно зашевелились и загомонили, собираясь к указанному ровному месту за замком. – Ты бы уж не бросал ее где попало.       Один из его людей подал ему некий предмет, завернутый в алый шелк, а Кей с ухмылкой передал его мне.       – Надеюсь, запасной меч ты для меня тоже прихватил? – спросил я ехидно. Кей надулся и закатил глаза.       Бедвир кашлянул и с улыбкой протянул мне меч.       – Твой собственный. Помнишь, как ты отдал его мне у алтаря Гофаннона?       Я взял и меч, и с любопытством посмотрел на Мельваса. Не всерьез ли он принял слова, сказанные когда-то у каменных ножен скандального королевского меча?       – Как насчет знамений, Мельвас, баньши сегодня ночью не кричали?       Тот ответил знакомой волчьей ухмылкой.       – Может, что-то и крякало. – И загадочно прибавил: – Смотря для кого.       – Чихать я хотел на всех ваших баньши, – проворчал Хорс и обратился к своему бульдогоподобному помощнику. – Седрик, на твоем месте я проверил бы не только мечи и топоры, но и луки. До одного капища нам эти священные действа.       – А я постараюсь держать поблизости адскую гончую, – зловеще пообещал Бедвир.              Когда-то этот пустырь использовался в более цивилизованных целях. Вбитые в землю, еще оставались фрагменты посыпанных ракушечником дорожек и осколки клумб. В одном углу, рядом с почти целыми солнечными часами, сохранился полуразрушенный фонтан, служивший в последние времена поилкой для лошадей. Олаф собирался устроить тут как-нибудь показательную водную феерию, но пока просто наладил снабжение поилки свежей водой и избавил от всякой дряни, накопившейся за бог знает сколько времени. Кроме обломков статуи безымянного божества в центре – что давно была разбита и повержена, добрая половина частей бесследно исчезла, а из воды поднималась только оббитая и позеленевшая от водорослей мраморная рука. Олафу рука нравилась, и он не торопился ее выбрасывать – вдруг еще найдутся недостающие части статуи. В конце концов, была еще масса вещей, отвлекавших его внимание, а торчавшая из воды рука выглядела довольно забавно сама по себе, напоминая концептуальное искусство иных времен, не очень-то напрашиваясь на немедленное исправление ситуации.       Недалеко от фонтана расположился наш роялистский лагерь. Колдуны предпочли пока отсиживаться в небольшом шатерке, особенно не показываясь. Там же с ними скрывался и Экскалибур, не только восстановленный, но теперь куда более прочный и, для полноты колдовства, нержавеющий. Новые фигуры в нашей компании вызывали некоторое любопытство, но несильное, представляясь в данный момент не столь существенными, как назревшая внезапно проблема.       Бедвир взял с собой Марцеллина и действительно сходил за Кабалом. Но вернулись они не втроем, а впятером, сопровождаемые мальчишкой в потрепанном плаще грума с низко опущенным капюшоном, из-за пазухи которого выглядывала любопытная, черная как сажа мордашка королевы Мэб. Что-то в этом груме было знакомое. Не успел я как следует приглядеться, как он неуклюже спихнул капюшон назад, и я во всей красе узрел принца Гарета Лотианского.       – Что это ты здесь делаешь? – ошарашенно воскликнул я.       Глаза Гарета возбужденно блестели.       – А правда, что черные кошки приносят удачу? – вопросил он одновременно со мной.       – Истинная.       – Вот здорово! – чуть не захлебнулся Гарет. – Никогда не думал, что увижу настоящего дракона, ну или хотя бы его голову! Если уж ты с ним справился, ты ведь не позволишь им взять над тобой верх, правда? – он восторженно уставился на меня.       – Во-первых, – назидательно сказал я, воспользовавшись паузой в его словах, – запомни на будущее – никогда не пытайся справляться с драконом в одиночку. Разве только у тебя не будет выбора. Во-вторых – зачем ты здесь? Тут для тебя небезопасно.       – Ну да... – протянул он недоверчиво. – Это только мама так думает. Я знаю, что безопасно. Меня и так никогда никуда не отпускают, а сбегать выходит так редко... а потом еще считают меня никчемным. Я же знаю! – его голос расстроенно упал. – И не хочу я возвращаться. Мой отец собирается выступить против тебя. Может, если ты скажешь ему, что я с тобой, он не станет? Это бы его испугало...       Испугало? Ну и шуточки. Я взял Гарета за плечи и слегка потряс. Королева Мэб недовольно мяукнула.       – Гарет, о чем ты говоришь? Как ты можешь этого хотеть? Это, знаешь ли, чертовски плохо бы выглядело. Никогда не следует так поступать, если хочешь рассчитывать хоть на какую-то ответную честность. Так что извини, но воспользоваться этим маневром я никак не могу. Тебе придется вернуться.       Не то чтобы мне хотелось от него избавиться. Тем более что я чувствовал некоторую вину за то, что так и не нашел случая поговорить о нем с Моргейзой – наши встречи были мимолетны, и она каждый раз ловко ускользала от этой темы. Но сегодняшний случай совсем не казался мне удобным.       – А, да ты хоть знаешь, что это плохо... Я хотел бы... А как он может не видеть, что это так... – он неопределенно помахал руками, – ну как в сказке! Правда! Я вовсе не хочу возвращаться!       Я ободряюще похлопал его по плечу.       – Кей! – позвал я. – Отряди-ка несколько человек, пусть проводят принца Лотианского туда, где его наверняка уже ищут. Ему здесь не место.       Гарет скорчил совершенно несчастную рожицу.       – Не обижайся, Гарет. Тебе тут правда не место. С отцом твоим ничего не случится – я прослежу. А когда все решится и все будет в порядке, обещаю, что поговорю с твоими родными, и мы тебе придумаем какое-нибудь приключение. Может, даже вместе выйдем в ближайший поход. Так что не грусти, все будет хорошо.       – Не отсылай его, – внезапно послышался сзади голос Мерлина. Я удивленно оглянулся. Мерлин стоял за моей спиной. Не иначе как его привлекло мяуканье королевы Мэб. Отец всегда обожал кошек. Гарет уставился на него во все глаза, с надеждой и изумлением.       – Это невозможно, – решительно ответил я.       – Сколько тебе лет? – спросил Мерлин Гарета.       – Тринадцать. Почти.       – Вот видишь, – заметил Мерлин. – Он уже взрослый человек. На дворе же благословенный пятый век! Он имеет право на самостоятельные решения.       Гарет просиял и убедительно закивал. Кей остановился рядом и крайне подозрительно поглядел на новую личность, дающую мне советы. Но на Гарета он поглядывал с улыбкой.       – Дело совсем не в этом, – возразил я. – Не хочу, чтобы потом говорили, будто я удержал при себе Гарета как заложника, чтобы надавить на его отца.       – Чепуха. Он же пришел по своей воле. Нельзя этого не уважать и так просто от этого отмахиваться.       – Вовсе не отмахиваюсь! – возмутился я. – Мне нравится Гарет. И будьте уверены, я оценил то, что он пришел.       – Тогда пусть остается. Никто ведь не собирается причинять ему вред. К тому же он, кажется, твой родной племянник? Никуда из семьи он, считай, не ушел.       – Точно! – выдохнул Гарет.       – Ну уж не знаю, как это мне простит его матушка – моя сестрица... – Даром что названая. Я покачал головой и усмехнулся, подумав, что это все же, наверное, к лучшему и так и надо, раз уж Гарет так стремится вырваться из-под душной опеки.       – Артур, я останусь! – заявил Гарет, радостно подпрыгивая, правильно расценив мою усмешку.       – Если человек так этого хочет, – проговорил Мерлин, – ему просто нельзя отказать!       – Ну хорошо, хорошо, считайте, что уговорили, – кивнул я. – Но вот прослыву злодеем – будете знать!       – Ура! – завопил Гарет и подкинул в руках слабо протестующего котенка. – Она действительно приносит удачу!       Мерлин ненавязчиво отобрал у него котенка. Вскоре недовольное мяуканье сменилось умиротворенным мурлыканьем. Кошки отца тоже всегда обожали.       – Пошли, Гарет, посмотришь поближе на голову дракона. Ты ведь умеешь хранить секреты? – И он увел его с собой. Может, Гарет и остается с нами, но на поле его никто не пустит, пусть мне не рассказывает никто про его солидный возраст.       Я посмотрел на ту сторону. Трудно было сказать, что именно творится во вражьем стане. Курился дым над жаровней, над которой колдовал Маэгон, скопление народа гудело и колыхалось как пчелиный рой. Кадор расставлял по краю поля оцепление и приглядывал за всем взором мудрого, но раздраженного филина. И никто из них еще не знал, что результат предопределен. Когда-то что-то говорил наш добрый Линн о естественности власти, имеющей неестественное происхождение, о ее сверхъестественности и божественности. Смешно. Ему все это уже не осуществить. Но мы ведь не имеем в виду ничего такого далеко идущего, не правда ли?       – Что-то не пойму, движется ли дело, – заметил я.       – Они посылали за Пеллинором, – сообщил подошедший с сатанинской улыбкой Мельвас. – И появился он совсем недавно. А у Кадора вышла свара с сыном. Константин рвется в бой, а отец ему запрещает. Маэгон шипит, что родительское мнение в делах богов не указ. Кадор посылает Маэгона ко всем чертям, называет поганым язычником, по которому геенна плачет, и грозит объявить друидов в Корнуолле вне закона.       – Молодец какой! – невольно восхитился я.       Подошедший было Бран что-то кудахтнул, и с обиженным видом отлетел к фонтану, посмотреть, не отражается ли в воде что-нибудь судьбоносное.       – Школа Мерлина вне подозрений! – крикнул я ему вслед на всякий случай. Бран отмахнулся, мол и сам знает.       Кадор протяжно дунул в рог, призывая к готовности.       – Ну вот, что-то уже готово, – сказал Кей. – Сейчас посмотрим, кто выйдет первым...       На той стороне вдруг раздались крики и шум схватки. Люди Кадора бросились было туда, но маленький осиный рой уже вылетел из толпы и, отделившись от нее, распался на полдюжины человек. Маэгон что-то гневно кричал им, они отвечали ему полным презрением. Потом эти шестеро направились через поле к нам, один из корнуэльцев обогнал их и помахал руками, видимо, показывая, что это еще не начало, а все еще перераспределение сил. Другие из людей Кадора проследили, чтобы им никто не препятствовал.       – Паломид! – с непонятным воодушевлением воскликнул вглядевшийся Хорс. Только что русая борода у него радостно не раскраснелась. – Ну сукин кот! Всегда знал, что у него ветер в голове – надо же, решил к нам податься!..       Саксонский посол только что не прыгал на одной ножке, откровенно веселясь. Его лейтенант Седрик взирал на него со скорбной смиренной миной.       – Правильно, крошка! Пусть этот старый пень сам отдувается! – веселился эделинг. Под старым пнем он, видно, имел в виду Пеллинора.       Заметив, наконец, что все на него уставились, Хорс унялся и напустил на себя солидный вид, довольно разглаживая усы и бороду.       Вприпрыжку прискакал новоиспеченный епископ Блэс.       – Воистину достойный юноша! – сообщил он, благодушно кивая в сторону Паломида. – Жаль, что не христианин.       Бран закатил глаза и презрительно фыркнул.       Паломид приблизился и, не доходя до нас нескольких шагов, поклонился в мою сторону.       – Приветствую тебя, мой король! Человек, что может одолеть чудовище, стоит того, чтобы я за него сражался, есть при нем какой-то древний меч или нет. – Тем более что Паломид все равно никогда не мог его толком разглядеть. – Что-то жрецы напутали. Меня лишь удивляет лорд Пеллинор.       Да уж, подумал я. Пока Камулосом управляла эта команда, в замке, похоже, не обреталось никаких алтарей для человеческих жертвоприношений. Пора разобраться с тем, что мы тут понавезли.       Я пожал Паломиду руку.       – А с тобой я ничего общего иметь не желаю, – заявил Паломид ухмыляющемуся Хорсу и задрал нос. Хорс весело мне подмигнул.       – И все-таки Пеллинор на той стороне, – уточнил Бедвир. – Но боги, надеюсь, все же на нашей!       – Бог, – машинально поправил Кей.       – Именно, – серьезно кивнул Бедвир.       – Вот мы и собрались, кому жизнь не мила! – промолвил Мельвас, с мечтательным видом хлопнув в ладоши и потерев руки. – Если проиграем, нам всем глотки перережут, и это если еще повезет!       – Точно, – согласился я. – Все помнят мое пожелание? По возможности поменьше убивайте.       – Ты в своем уме? – поинтересовался Мельвас.       – В нем... Галахад, а ты куда? – Я выразительно глянул на беззаботно приближающегося Фризиана, пробующего на ходу, достаточно ли хорошо заточен его меч, и указал на его руку в лубке. – Ты не будешь в этом участвовать!       – Почему? – простодушно изумился Фризиан. – Ты только подумай, как эффектно – одной левой!       – Мало было ткнуть дракона в глаз? Лавров на сегодня не хватает? Или мечтаешь о посмертной бессмертной славе?       – А если да, то что?       – Ничего! Твое дело. – В конце концов, и что это я, в самом деле? Как будто в обычном времени с обычными людьми…       – Эй! – воскликнул Мельвас, озираясь не то насмешливо, не то затравленно. – Проклятье на ваши головы! Что вы затеяли? Хотя, похоже, это значит только одно – вы знаете, что ничем не рискуете! Ведь так?       – Вовсе нет! – притворно искренне потряс головой Фризиан.       – Конечно так, – признал я. – Потому и хочу, чтобы все мы попробовали обойтись самой малой кровью. Хотя понимаю, что совсем без нее не обойдется, иначе ни до кого ничего просто не дойдет. К сожалению.       Кадор протрубил вопрошающий сигнал. Я взял рог у Кея и ответил. Пусть первый выходит.       От толпы на том краю поля отделилась небольшая группа. А вот и еще один так называемый родственничек – король Лот. И его команда в дюжину паладинов. Ну ладно, насчет дюжины я приврал для красного словца, их был всего десяток, и сам Лот – одиннадцатый. Видимо, он понятия не имел, куда подевался Гарет, и я не буду первым, кто ему об этом скажет.       – У него щит, – заметил Бедвир с неким намеком в голосе. Он уже предлагал мне прихватить с собой такую штучку, да я отказался.       – А у меня меч длиннее, – отозвался я.       – Ты прямо как Галахад, – довольно ехидно заметил он.       – Только у меня рука не сломана. Ну что, десяток добровольцев для первого боя наберется?       После некоторого отсева желающих, остались, помимо вездесущих Гавейна, Ланселота и Галахада: Мельвас, Паломид, Хорс, Седрик и, конечно же, Кей, Бедвир и Марцеллин.       Пожалуй, с такой компанией все должно пройти отлично. Напоследок удовлетворенно кивнув, я сбросил алый плащ, оставшись во всем черном, не считая, конечно, деталей разнородного металла.       – Вороны – мои любимые птички, – напомнил я Кею, перехватив его веселый взгляд.       – Ясно, – хмыкнул Кей. – Значит, говоришь, убивать надо поменьше?       – Они об этом пока не знают!       Лот поджидал меня, стоя чуть впереди своих людей. Кроме щита его прикрывал любимый тисненый кожаный панцирь, с которым он, похоже, сроднился. Я не сразу понял, смутило его или вдохновило мое внешне куда более наплевательское отношение к защите. Но не объяснять же в такой ситуации, что после всяких там драконов я заподозрил у себя в левом плече некое растяжение и при первом же ударе по щиту соответствующая рука может вообще отняться и превратиться в мертвый груз, так что лучше на нее особенно не полагаться.       Лот приветственно поднял руку, с некоторой тревогой стрельнув своими темными глазками на подвижной, немного смахивающей на хорьковую, физиономии на зловеще вырисовывающуюся в солнечных лучах жутковатую фигуру Мельваса.       – Позволь сказать тебе пару слов, Артур, прежде чем мы начнем!       – Конечно, – ответил я с легкой заминкой. Может, он все-таки знает о Гарете? Похоже, заминка от Лота не укрылась.       – Я понимаю, зачем ты это сделал, – заявил он сочувственно. – Я озадаченно поднял бровь, но прежде чем успел придумать оправдание, он продолжил: – Я поступил бы на твоем месте точно так же! Победив чудовище и оказавшись сам обреченным на смерть, я бы тоже предпочел умереть сражаясь, от меча, а не под друидским ножом!       Ах вот что он, оказывается, понял! Гарет здесь совсем ни при чем.       – Ты ведь все равно не сможешь продержаться против всех, – продолжал Лот, воодушевившись моим странным взглядом. – Что, если ты слишком устанешь и не сможешь сражаться? Если ты понимаешь, что я хочу сказать – ты мне нравился, Артур, и ты брат моей жены. Не сомневайся, если ты дашь мне возможность, я сделаю все быстро и чисто. Ты едва ли успеешь что-то почувствовать. Клянусь!       Ах, значит, если я дам ему возможность?.. Ну и дипломат наш дорогой Лот! Не удержавшись, я расхохотался, восхищаясь подобной непосредственностью. Лот принял сперва скорбный вид, потом слегка насупился.       – Спасибо, брат! – весело молвил я наконец, утирая выступившие от смеха слезы. – Я отлично все понимаю! Будь покоен. Так почему бы нам не начать?       Лот глянул на меня еще раз с сомнением – издеваюсь я над ним или меня просто разобрал пресловутый «юмор висельника», и мы обнажили мечи. Еще двадцать человек почти одновременно сделали то же самое. Поразительная музыка! Старательно прикрываясь щитом, обтянутым жесткой кабаньей шкурой, Лот двинулся в атаку.       Бой не продлился и пары минут. Тянуть было незачем. Народу и правда много, и чем быстрее будет кончаться каждая конкретная схватка, тем не только быстрее кончится все представление, но и меньше окажется загублено невинных душ. Я быстро порубил щит Лота в капусту, уворачиваясь от ошметков которого он споткнулся и, с незначительной моей помощью, растянулся на земле, с моим клинком, застывшим у его горла.       – Постой! – поспешно вскрикнул он. – Я не желал тебе зла! Я хотел лишь предотвратить ненужную жестокость!       – Сдаешься? – спросил я.       Он кивнул, косясь на слишком близко сверкающее лезвие.       – Тогда ее и не будет. Пусть твои люди сложат оружие.       Едва это было исполнено, я протянул Лоту руку и помог подняться. Лицо у него было совершенно пунцовое и в глаза мне он предпочитал больше не смотреть. Впрочем, кроме растерзанного щита, никакого ущерба он не понес. И его люди почти что тоже. Разве что Галахад слегка распорол своему противнику предплечье, а противник Мельваса, когда бой остановился, а следовательно и утонченная игра с ним Мельваса в кошки-мышки, упал в обморок от облегчения. Марцеллин получил ранение в бедро – не тяжелое, но на сегодня из строя выбыл.       – Кажется, я ошибся? – полувопросительно проговорил Лот.       – Ничего, – отозвался я. – Бывает. Если бы я знал лишь столько, сколько ты, пожалуй, я бы принял твое предложение.       Он еще немного покраснел:       – Я ничем тебя не оскорбил?       – Ерунда.       – Может, у тебя и получится, – проговорил он с сомнением. Потом слегка потряс головой: «да нет, не может быть!» И побрел прочь с поля.       Следующая попытка, возглавляемая Уриенсом Гоорским, со всего лишь шестью соратниками, была подавлена еще скорее. С несколько более серьезными последствиями: Хорс на что-то оскорбился и перерубил своему оппоненту ключицу, после чего выживание последнего оказалось под большим вопросом. Интересно, на чьей стороне оказался бы скандальный старичок Леодегранс? Этого мы никогда не узнаем. Мельвас, Седрик и Галахад, решивший передохнуть после случайного удара по раненой руке во время первого боя, в этой схватке не участвовали.       Далее последовали Родарх Деметский, еще пара властителей из Уэльса и еще кое-кто из мелких князей. Более-менее серьезно пострадавших в этих схватках тоже можно было пересчитать по пальцам. Мельвас в перерыве обеспокоенно перехватил меня.       – Артур, тебе следует убивать. Напугать их, иначе они будут продолжать лезть и лезть, раз это обходится им дешево! Убей хоть одного – другие присмиреют!       – Знаю. Обещаю, как только подвернется удобный случай, так и сделаю.       И случай подвернулся. Один дикий князек с севера, и прежде всем известный как редкая скотина, начал с того, что вылил на всех присутствующих здоровенный ушат непристойностей, причем таких, каких не следует слушать не только дамам и подрастающему поколению, но и пиратам в портовом бардаке, понося наши, мягко говоря, бабьи порядки и вещая, что мечи их жаждут погрузиться... ладно, дальше сплошной фрейдизм, интересный только психоаналитикам. Сопровождали его всего лишь пятеро.       – Тот самый случай! – довольно заметил я Мельвасу. Дело было даже не в сиюминутном поведении жертвы. Народная молва составила ему такое «досье», жить с которым, по-моему, совершенно незачем. Даже здесь в Камулосе он позволил себе пару весьма неприятных выходок, хотя и не совсем удавшихся, благодаря один раз Галахаду, а другой Ланселоту, и довольно невинных по сравнению с тем, что о нем рассказывали, и уже получал от меня кое-какие предупреждения. Поскольку дело касалось дам, уточнять не стану.       И чтобы получилось еще страшнее, я пожелал порубить их всех в одиночку. Это было, конечно, не совсем по правилам, но предложи я такое условие, никто из противников возражать бы не стал. Зато возникла буря возражений с другой стороны. Но уже порядочно заведенный и разгоряченный предыдущими победами, я решил настоять на своем. Только Мельвас, еще один такой же самоуверенный и кровожадный, никак не соглашался отказываться от удовольствия. В конце концов пришлось ему уступить, а уж вдвоем мы сумели отбиться от прочих желающих принять участие в воспитании дикаря Агвизеля, а заодно и всех случайных свидетелей.       – Выходи, Хрендрагон! Выходи, подлый трус! – выкрикивал Агвизель на свою голову, а венцом всего, в приступе эксгибиционизма, обнажил свои костлявые филейные части, и разразился совершенно неприличной радостью, увидев, что нас только двое.       Может, кому-то и кажется, что трое на одного – достаточно хороший расклад для тех, кого трое, но на практике вышел короткометражный фильм ужасов. Те трое, которым достался Мельвас, выглядели поозабоченней, чем те, что оказались напротив меня. Эти последние были уверены в том, что худшее им наверняка не грозит, вследствие мягкости если не моей руки, то сердца, а может быть, головы. Им было невдомек, что отказавшись от явного преимущества, я отказался всего-навсего от всяких угрызений совести.       Когда Мельвас распорол брюхо первому, я уже загонял меч в глотку второму – первый уже слабо хрипел и бился на земле, теряя остатки крови и дыхания через почти перерубленную ногу и рассеченную до легкого ключицу. А ведь я бы даже не сказал, что особенно торопился. Такие дела надо совершать со смаком… Несмотря на стоны и вопли, вокруг воцарилась тишина, какой не было с самого начала. Над полем наконец повис страх. Я ощущал его и пил – с неожиданным, нездоровым, леденящим наслаждением.       – Извини, приятель, – ласково проговорил я, наступая на пятящегося, смертельно побледневшего и трясущегося Агвизеля, который наконец-то понял все мои предупреждения. – Кто-то ведь должен сегодня умереть. Ты отлично подходишь.       От первого же удара его меч полетел в сторону. Вторым я легко вогнал лезвие ему под ребра и косо дернул. Он попытался поймать хлынувшие в рану разорванные внутренности. В абсолютно трезвых глазах стоял потусторонний ужас.       – Во имя богов!.. – просипел он, падая на колени. – Нет!       – Поздно, – сказал я. Запах крови приятно пьянил. – Все равно теперь умрешь. Выбирай – быстро или медленно, сгнивая живьем от заражения.       Он тоскливо вздрогнул и подставил шею. Закончив, я оглянулся на Мельваса, и тут же подскочил ближе. Вот ему приходилось туго. Двое оставшихся сильно на него наседали, хотя один из них уже сильно припадал на одну ногу.       – Эй! – окликнул я. – Агвизель мертв. Вам этого недостаточно?       Они приостановились, и один, тот, что покрупнее и не хромал, издал короткое ржание.       – Мертв? Ну и пёс с ним!       Потом северянин с оценивающим любопытством уставился на меня поверх небывалой густоты и черноты зарослей на лице.       – Как думаешь, ты и против меня выстоишь?       Я улыбнулся и приглашающе приподнял окровавленный клинок. Здоровяк ухмыльнулся.       – Отбой! – воскликнул он весело, пятясь и поднимая руки, чуть разводя в стороны, так что хоть меч в них и оставался, но был уже демонстративно безопасен, пока он не убрал его в ножны, очень аккуратно, всячески показывая свою добрую волю. Затем он нетерпеливо глянул на труп Агвизеля, вернее, на свалившуюся с головы того помятую, явно низкой пробы, но золотую диадему. – Если ты не против, – с едва скрываемым нетерпением проговорил он, кивая на оный предмет. – Агвизель был моим братом.       Судя по счастливому тону говорившего, кровная месть мне точно не грозила.       – Я не против.       Мельвас стоял, опираясь на меч и устало отдуваясь. Ему вообще было не до таких глупостей. Так что он тоже не оказался против.       Северянин ловко подхватил венец с земли и стряхнул с него жирноватую от крови грязь.       – Ты – хороший вождь, Артур, – сказал он серьезно. – С тобой можно иметь дело. Меня зовут Карадос. Теперь я вместо Агвизеля. Пока ты жив, я буду тебе верен. Идет?       – Идет, – кивнул я, и мы расстались добрыми друзьями.       Мельвас откашлялся.       – Его я бы тоже прикончил, – хрипло заметил он с легким сожалением. – А впрочем, может и так хорошо.       – Ты не пострадал?       – Нет. Выдохся, дурак старый. Решил порисоваться, как мальчишка. Мог бы понять сразу! – Я вопросительно посмотрел на него. – Этому недоношенному вонючему хорьку было велено тебя разозлить, это же ясно как день, спровоцировать на то, на что ты чуть и не пошел... Ну я понимаю, в твоем-то возрасте! Но я-то! Выйди ты один на шестерых, как хотел, и, понятное дело, если тебя не убьют, то вымотают так, что следующий удар станет точно последним. Двое на шестерых, конечно, тоже счет неплохой. Ты еще можешь держать меч?       – Конечно, – успокоил я его. – Это была чепуха.       Мельвас пробурчал под нос серию нечленораздельных ругательств. И раздраженно посмотрел на трупы. Зрелище его смягчило.       – Нам повезло, что, когда нужно, ты все же умеешь становиться беспощадным и время не тянешь. Но мы сейчас очень недалеки от поражения.       – Тебе необязательно принимать участие в дальнейших схватках.       Я посмотрел на противоположную сторону. Там шло какое-то брожение и новая группа формировалась с опозданием.       – Мне – нет. А кое-кому – обязательно.       Я ухмыльнулся.       – А ведь когда-нибудь турниры станут пустой забавой!       – А? – не понял Мельвас.       – Извини. Дурная привычка говорить вслух с самим собой всякие глупости.       – Ну вы и порезвились, – услышал я осторожный голос Гамлета, остановившегося неподалеку и ошарашенно поглядывающего на лужи крови. – Кажется, дело идет к кульминации.       – Давно пора, – отозвался я беззаботно.       Гамлет смотрел на меня знакомым задумчивым взглядом и потирал подбородок.       – Тебе это понравилось, – произнес он.       Я пожал плечами:       – Есть время собирать камни и время разбрасывать.       – Ладно, – пробормотал Гамлет и отвернулся. – Давай отойдем от мертвецов. А то люди Кадора никак не решат, пора ли их оттаскивать, или просто безопасно ли подходить.       Кадор объявил минутную передышку, пока готовилась следующая команда, отстаивавшая права богов и желающая отправить нас ко всем чертям со всей возможной помпой.       – И все же вышло грязно, – заметила подошедшая Антея, решившая заодно проверить, не оказались ли повреждены некоторые сугубо резервные средства защиты, скрытые среди привычных деталей моего повседневного костюма. – Ну что ж, какие времена, такие нравы. Только знаешь что? После Стоунхенджа мне пришла в голову одна мысль. Не стоит совсем уж недооценивать этих людей.       – Не волнуйся, я их не недооцениваю. Разве что себя переоцениваю. Но дурака не жалко.       Она засмеялась.       – Я этого не говорила! Хорошо, все в порядке. Пожалуй, будет самым простым, если в крайнем случае ты воспользуешься кольцом, – она постучала ногтем по небольшому перстню с красным искусственным камнем, который, собственно, не был камнем, на безымянном пальце моей левой руки. Ты помнишь, как оно включается – если надавить ногтем большого пальца на трещину на ободке...       – Конечно, помню...       – У меня идея. Если задеть в этот момент камнем по чужому клинку, того парня здорово тряхнет током. И никто ничего не поймет!       Я засмеялся.       – Точно. Такая старая, старая сказка о человеке, который мечом отбивал все капли дождя. Мне всегда хотелось узнать, что бы произошло, случись рядом молния. Такой отличный громоотвод!       Кадор протрубил трижды переливчатый сигнал.       – Ну слава богу! Последний акт и занавес! А потом – явление меча народу! – Я по-братски поцеловал Антею в щечку, она смешливо фыркнула и мы расстались.       Всего лишь пятеро воинов выдвинулись с той стороны и начали приближаться, медленно, торжественно, слегка вразвалочку, как фигуры сказочных зверей. Обнаженные заранее мечи поблескивали, как и фанатичные взгляды. На этот раз вел Пеллинор, а за ним шли не те, кого он отбирал как подчиненных себе, а такие же убежденные полусумасшедшие упрямцы, собранные с бору по сосенке. И это было куда серьезней, чем все предыдущее представление вместе взятое. Галахад снова рвался в бой и, учитывая серьезность положения, был допущен. Лишних жертв, особенно из числа друзей, по-прежнему не хотелось. Ланселот и Гавейн были чем-то самим собой разумеющимся. И еще мы прихватили с собой Кея. После того как во время ордалий в Лондиниуме у него сломался меч, он буквально рыл землю копытом.       – Приветствую вас, идущие на смерть! – произнес я небрежно, делая вид, что обращаюсь к воинству Пеллинора.       – Уже и Цезарь! – заметил Олаф. – Это прогрессирует!       – Я еще скромничаю!       – Знаю, Господи!       И мы с улыбкой пошли им навстречу. Однако не успели мы сойтись, как случился маленький переполох. Послышались растерянные крики, шум, и внутрь круга ворвался бешено ржущий вороной жеребец. Всадника никто не торопился останавливать, как это сделали бы с любым другим посторонним при помощи стрелы или снаряда из пращи. (Хотя пара камней, кажется, все-таки, пролетела). Кадор гневно завопил:       – Константин!..       Подлетев к нам, лихой принц Корнуолла, не дожидаясь остановки коня, ловко соскользнул на землю и, обнажив меч, плашмя ударил скакуна по крупу. Тот всхрапнул и умчался прочь. Получил передышку, бедняга.       – Следуя голосу совести, – вызывающе объявил принц Корнуолла, – я здесь! Пусть все знают, что именно я принес весть о проклятии. Я знаю, что видел именно то, что видел. И для меня было бы бесчестьем остаться теперь в стороне. На жизнь или на смерть, я вступлю в бой, отстаивая истину! – И он задорно, с насмешливой улыбкой, отсалютовал мечом. Надо отдать ему должное, жест получился красивый. И я бы даже сказал, довольно смелый. Впрочем, я всегда говорил, что он кто угодно, но только не трус.       С ответной усмешкой, я кивнул головой.       – Ты видел то, что видел. Просто иногда этого бывает недостаточно. Что ж, по крайней мере, это простительно.       Константин усмехнулся и злорадно глянул на Пеллинора, отступая ближе к его армии.       С безумной спешкой, видно обогнав еще кого-то рвущегося в бой, в нас сзади врезался Бедвир. Других причин его спешке быть не могло. Раз уж на другой стороне появился лишний, то и у нас мог появиться безнаказанно.       – Кажется, вам понадобился шестой! – выпалил он и покосился назад, где развеселая парочка – Хорс и Паломид разочарованно возвращались к зрителям у солнечных часов.       Кей рассмеялся и приветственно хлопнул приятеля по ладони. Мы сделали то же самое. Константин демонстративно презрительно наморщил нос. Скотина он, что ни говори!       – Довольно, – провозгласил теряющий терпение Пеллинор своим мощным и сухим как коряга голосом. Похоже, все невольно вздрогнули. Так уж он действовал на слух. Да и внешностью Пеллинор, как я уже как-то отмечал, обладал незаурядной. Хотелось бы вам связываться с ожившей виселицей? Да с такими-то нечеловеческими немигающими глазами? И с косой в руках? Ну ладно, с мечом – тоже мне разница.       – Верно, – подтвердил я, раздраженный его тоном. – Заминка вышла с вашей стороны, как я понял. Но теперь, надеюсь, все довольны и готовы.       – Довольно, – повторил Пеллинор еще более непререкаемо. В его глазах проскочила сумасшедшая гневная искра и опять чуть приугасла, затаившись где-то в глубине. – Вы знаете, что ваши жизни в наших руках, а ваше противление – святотатство! Все кончено. Сдавайтесь.       Он поднял меч, уставив на меня острие своего клинка подавляюще повелительным движением. Все, кажется, непроизвольно застыли.       – Не говори мне о святотатстве, гончий пес богов! – холодно усмехнулся я, поднимая в ответ свой клинок. – Святотатство – упрощать веру до глупости. Пятнать алтари человеческой кровью. И благодарить смертью за избавление от напасти потому лишь, что некий предмет мог пострадать ради того, чтобы предотвратить гибель, быть может, многих людей.       – Артур, – мягко проговорил этот оживший мертвец. – Ты знаешь, что я не стану тебя убивать. Тебе придется остаться в живых – на некоторое время. Чтобы умереть так, как ты этого заслужил. Ради тебя змей вышел из-под земли, чтобы подвергнуть всех опасности, – и на этих его словах я действительно ощутил неуверенность, на мгновение. – Но твои люди еще могут избежать этой участи, если сложат оружие.       – Вы его слышали? – спросил я, оглянувшись.       – К черту его, – свирепо заявил Кей. – Давно ли эти священные мясники повылезали из нор, так что теперь в норах уже мы? К черту!       – К черту, – эхом, непривычно зловеще отозвался Бедвир. Прозвучало это у него даже внушительней, чем у Кея.       – Запущенный случай, – довольно добродушно вздохнул Гавейн. – Вправим-ка всем мозги!       – Да, давайте быстренько вываляем их в пыли и все закончим! – нетерпеливо прибавил Ланселот.       – Куда торопиться, давайте еще поглумимся! – предложил Галахад.       – Вы все умрете, – ровным голосом проговорил Пеллинор.       – Я с самого начала знал, что это разговор глухих, – кивнул я. – Вы понимаете лишь знамения и холодное железо. Что ж, получите их! К бою, милорды!       Все на миг застыло – солнечный день, льющий сияющий золотой мед из хрустальной небесной чаши, пестрая толпа – кажущаяся то ярким цветником, то теснящимся овечьим стадом, сизые и серебристые дымки от курений, словно нарисованные тонкой кистью... Маэгон и еще несколько жрецов из его шайки вытянулись цепочкой на самом краю поля... Маэгон воздел руки к ослепительно синему небу, на фоне которого его посох выступил черной рукой скелета... Рядом с Кадором возникла Моргейза – подняв руку, будто заслоняясь от солнца... Удар сердца. Быстрый вздох. Застывший взгляд Пеллинора.       И клинки скользнули навстречу друг другу сверкающими змеями. Сегодня – в последний раз.       Забегая чуть вперед, скажу, что в этой схватке все участники выяснили отношения куда раньше нас с Пеллинором. Рассвирепевший от всех этих языческих штучек Кей, оказавшийся к тому же в ходе боя в довольно опасном положении, буквально порубил своего противника в куски. Гавейн обезвредил другого, сломав ему руку и хорошенько стукнув по темечку, после чего тот очень долго не шевелился. Галахад провернул довольно коварный маневр и потом продержал своего противника до самого конца с мечом у горла, обещая, что если его друзья невзначай начнут выигрывать, он умрет первым, а пока, жалуясь на некоторую усталость после нынешних подвигов и дрожащую руку, пару раз порезал ему шею. Ланселот, в лучших традициях гуманизма оставил своему визави по ране в каждой конечности и посоветовал поменьше двигаться, пока не подоспеет помощь. А Бедвир, которому быстро освободившийся Гавейн вовсю давал ценные советы, сумел нейтрализовать Константина почти манером Галахада, только немного позже, и удерживал того в беспомощном положении хоть и без бытового садизма, но с тем же обещанием оставить ему жизнь лишь в случае нашей победы. Пожалуй, от всех обстоятельств своего поражения, взятых даже в отдельности, гордый принц Константин должен был чувствовать себя как в аду на сковородке. И лучше чем тому парню, над которым самую малость поиздевался Галахад, ему уж точно не было.       Но в те минуты мне было не до них. Пеллинору почти удалось доказать мне, что он опасен для кого угодно, и я не являюсь таким уж исключением. Что поделаешь, гений есть гений, в любом времени можно наткнуться на такого – как на пресловутый несчастный случай. Он не торопился, как многие, был до отвращения холоден и осмотрителен, и в то же время смертоносно быстр, когда наносил удар. Почти весь день мне удавалось легко использовать ошибки противников и выводить их из игры. Но Пеллинор их не делал. И такое поведение «под занавес» превратилось в настоящее испытание. Он до того напоминал мне кобру, что я сперва бессознательно, а потом всерьез стал опасаться всякого соприкосновения с его клинком – мне вдруг пришло в голову, что на нем вполне может оказаться какая-нибудь дрянь, которая на самом деле позволит ему захватить меня живым, задень он меня хоть немного. Паранойя, не отрицаю, но история знает и не такие мелкие подлости. А уж что касается вопросов веры, а заодно суеверий, то это всегда вопросы власти, а далеко не чести. В них цель всегда оправдывает средства.       С его очередным ложным выпадом лезвие пронеслось рядом с моим лицом, обдав ветерком, и вместе с ним моих ноздрей коснулся резкий необычный запах. Я косо глянул на Пеллинора.       – Твой клинок отравлен?       В его взгляде появилась насмешка.       – Твоим страхом? Да.       Чертов старый сукин сын... Ну ладно, ладно. Осторожничая, я старался по большей части увиливать, выжидая и торопясь не больше, чем он. Большую часть времени занимало монотонное кружение и сплошные финты. Пробные атаки оставались пробными. Это почти гипнотизировало, до легкого головокружения и неопределенного неуловимого звона в ушах. Кажется, такой звон я сегодня уже слышал. Ах да! Рядом со старым чудаком, что привел нам убежавшего коня, кто бы он там ни был, просто фокусник или просто призрак. Но тогда этот звон никому мешал. А сейчас раздражал как действующий на нервы ночной писк комара. Только в отличие от последнего, он усыплял. Что было еще неприятней. От замедленности этой последней схватки, резко контрастирующей со всеми предыдущими, глаза как назло начали закрываться. Черт, неужели я действительно устал?..       – Не нужно, – вдруг негромко проговорил, будто прошелестел, Пеллинор. Его голос, чуть шипящий, напоминал бархатную мягкость летних сумерек и нежную свежесть ветра, бегущего по звенящим серебристым головкам трав, кивающим и стелющимся так податливо, мягко, маняще... – Не нужно бороться. От судьбы не убежишь. Покорись. Усни. Больше не нужно будет просыпаться. Спи. Умри во сне – не сознавая, не слыша смерти. Так лучше. Ты знаешь – так лучше...       Лучше? С какой радости? Похоже, я слишком загляделся на томно скользящий клинок, мерно сверкающий, плетущий из бликов кружево чарующей паутины. Ну что ж, я и раньше знал, кто такой Пеллинор. Нечего его слушать. Да и собственные чувства в его присутствии, если на то пошло. Я разозлился, тряхнул головой, сморгнул и почти совершенно проснулся.       – Все мы грезим о смерти во сне, – вплел я в ответ свою нить в эту паутину, так же мягко и вкрадчиво, хоть и насмешливо, – О прохладе, о звёзд серебре – о желанной и ласковой мгле, что так манит забыться в себе!.. Ты так долго служил ей, Пеллинор. Не зная покоя, которого жаждет душа. Но сердце, усталые кости и жилы сами тянутся, льнут к земле, как к объятиям матери, сладким, надежным и крепким, к мягкому мраку утробы. К объятиям давно ждущей супруги, нежной возлюбленной, дарящей вечное упоение – в упокоении – это твоя награда, она ждет тебя!.. – Мне самому понравился мой голос, этакий мурлычущий и обволакивающий. Словно забравший силу из его собственных слов, спеленавший и направивший назад, где ее не ждали. Надо будет взять на вооружение... – Отдохни же, спи крепко, старый гончий пес! Ты не спал слишком долго.       Пеллинор покачнулся, а потом хрипло вскрикнул, отскакивая назад, разом грубо разрывая очарование. Он не то встряхнулся, не то его тряхнула нервная дрожь. Всякий звон в воздухе давно пропал, кроме того, который раздался, когда он вдруг, яростно рыча, бросился в атаку, лупя мечом куда попало. Облегченно посмеиваясь, эти нападки я уже отражал без труда, спокойно примериваясь, как бы его аккуратнее отключить. Но все решилось по-своему. Может и правда древние боги составили заговор, или просто планеты так ловко расположились, но очередной бешеный удар Пеллинора сопроводился треском и звоном, и рукоять, которую я сжимал, конвульсивно дернулась, как лук, у которого только что отпустили тетиву, сообщая затем слабую умирающую вибрацию.       – Проклятье!.. – вырвалось у меня. Я едва поверил собственным глазам, увидев, что от моего меча в руке остался лишь короткий обломок. А другой – благополучно ткнулся в землю рядом.       Пеллинора это, напротив, вдохновило и привело в чувство. Проклятье, я же мог уже давно его убить, если бы хотел...       – Ты прав! – каркнул он злорадно. – Это – проклятье! Прощай, дракон! – И шагнул вперед, грозя коснуться меня своим клинком – с чуть затуманенным ядом лезвием.       Такой вспышки внезапной ярости, как в этот миг, я даже не припомню. Она показалась мне почти материальной. Взрывающей свою невидимую оболочку как вулкан. В глазах у меня почернело, и из этой тьмы рванулось пламя. Я вскинул руку с кольцом, о котором мы говорили с Антеей, но так и не задел его клинок. Пеллинор вдруг испустил дикий крик, шарахнулся в сторону и мешком рухнул наземь, схватившись за грудь. И замер.       Над полем повисла густая тяжелая тишина. Я медленно деактивировал кольцо, подозрительно посмотрел на Пеллинора и поднял его меч. Кольцо бы его достало. Конечно, дерево и кожа на рукояти могли изолировать удар, но кожа, как обычно, была перевита сверху проволокой для прочности, соприкасающейся с металлическими частями оружия, да и сам Пеллинор их наверняка касался. Но все обошлось и без кольца. Может, кто-то из наших волшебников постарался? Я оглянулся. Мерлин, Нимье и Моргана стояли у края поля и изумленно таращились на Пеллинора. По их виду было абсолютно непонятно, кто из них вмешался.       Ко мне подбежал Кей и тоже тупо уставился на тело.       – Чем это ты его?       – Незримым мечом Камулоса, я так полагаю, – решил я.       – Вот боги свое слово и сказали! – торжественно промолвил Кей.       Потрясенная тишина еще держалась. Я уткнул меч Пеллинора острием в землю, чтобы никого не задеть ненароком, и по-хозяйски на него оперся.       Кей воздел к небу свой меч, – то же сделали и остальные, кто был в этот день на моей стороне, – и громовым голосом, грозно прокатившимся над полем, крикнул:       – Пендрагон!       Ему подхватили друзья, а с третьего раза вся людская стихия выдохнула в ответ настоящим штормом:       – Пендрагон!!!       Потом все кинулись вперед, на поле, прорывая уже не нужное оцепление Кадора. Наша компания была уже тут как тут, и не успел я опомниться и крикнуть, чтобы к мечу Пеллинора не прикасались, как взмыл вверх, подлетая к небу на руках своих сторонников.       Что ж, у каждого дракона должны быть крылья.