Фейерверки

      Откуда появилось это щемящее, изнывающее от сладкой боли чувство эйфории со щепоткой горечи? Юи не знала ответа на этот вопрос, но каждый раз её сердце болезненно сжималось в груди от одного взгляда на богов, которые за минувший год успели стать для нее настоящими друзьями. Подумать только, целый год разделял её с той размеренной, во многом обыденной жизнью, которой девушка жила до этого.       Они успели стать неотъемлемой частью её жизни: неунывающий Аполлон и благоразумный Аид, отважный Такеру и справедливый Цукито, шаловливый Локи и даже Мелисса — сердце в ужасе замирало от одной мысли о том, что уже завтра утром девушка может проснуться в мире людей и даже не вспомнить о них, о тех светлых моментах, которые связывали их в прошлом. Разум упорно отказывался принимать мысль о том, что Зевс может быть настолько жесток и поступит с ней подобным образом.       — Фея, ты не должна грустить в такой день! Ну же, улыбнись, я уже успел соскучиться по очаровательной улыбке на твоих губах, — Аполлон старается выглядеть таким же веселым и задорным как всегда, но даже в его голосе слышны едва уловимые нотки, окрашенные грустью скорого расставания. Юи, не желая расстраивать друга, выдавливает из себя немного рассеянную улыбку и обводит взглядом поляну, на которой были устроены празднования. Густая, буйствующая зеленью, которую не мог скрыть даже ночной полумрак, трава была украшена разноцветными гирляндами, переливающимися всеми мыслимыми цветами и оттенками; от одного вида роскошно убранных праздничных столов, которые буквально ломились от всевозможных лакомств, непроизвольно начинали течь слюнки. Немного поодаль, у наспех сколоченной самодельной сцены Тот-сама за что-то отчитывал Анубиса, который с самым невозмутимым видом уплетал рисовые лепешки, благополучно стащенные у Цукито, а также не забывал время от времени отпускать колкие словечки в адрес кукол-учеников, которые по неосторожности (или же вовсе нет?) пытались всячески насолить вспыльчивому египетскому божеству. Остальные боги держались немного поодаль от всей этой суеты — они облюбовали небольшую уютную беседку, которая была скрыта от посторонних глаз в тени широко раскинувшихся ветвей многолетних клёнов.       — Брат, зачем ты слушаешь этого простофилю? Уух, я тебе сейчас покажу, — возмущался Такеру, обратив всё своё негодование на коварного бога огня, который уже битый час вешал Цукито лапшу на уши, не забывая при этом периодически посмеиваться в кулак и повторять самые важные моменты, чтобы тот успевал записывать. Аполлон, театрально взмахнув руками, схватил под руку сдержанного Тора и бросился вместе с ним разнимать драчунов; Аид, бросив двусмысленный взгляд на эту потасовку, вновь вернулся к разговору с Дионисом, объясняя ему какую-то в особенности заковыристую и малопонятную тему по астрономии. Созерцая эту картину, Юи едва уже могла сдержать смех и, вдохнув полные легкие свежего, вызывающего приторно-сладкое покалывание в груди, воздуха, запрокинула назад голову и начала вглядываться в звёздное небо, дарящее девушке яркий, до слезящейся боли в глазах свет.       — Я хочу быть единственным, кто может видеть твою жизнерадостную улыбку, тем самым, в жизни которого ты заменишь эти тысячи бесполезных звёзд светом тебя одной, — мягкий, едва слышный шёпот с придыханием обжигал кожу и заставлял сердце пропускать один удар за другим и проваливаться куда-то вниз. Едва уняв нервную сладостную дрожь, завладевшую всем телом, Юи испытала новую волну парализующей истомы, стоило лишь крепким мужским рукам лечь на её талию и крепко-крепко прижать к себе. Длинные шелковистые пряди волос упали на обнаженную шею девушки, ласково щекоча нежную кожу и вызывая волну мурашек.       — Слишком сладостно и невыносимо находиться рядом с тобой. Ты тоже чувствуешь эту щемящую, буквально разрывающую на части боль в груди? Так сильно бьётся моё сердце от одного взгляда в твои бездонные глаза, — встретившись взглядом с обворожительными, полными не выплеснувшейся нежности глазами цвета небесной лазури, Юи с ужасом поняла: она слишком хорошо понимает чувства скандинавского аса в тот момент, и это её несказанно пугает.       — Бальдр-сама, отпустите, п-прошу вас, все ведь с-смотрят, — слегка заикаясь и едва унимая дрожь в голосе, пролепетала девушка.       — Мне всё равно, пускай видят! Пусть весь мир знает о том, что ты — моя, пусть завидуют и рвут на себе волосы от горя. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, тем более, когда у нас осталось так мало времени, — трепещущее, как у птички, загнанной в клетку, сердечко девушки будто вырвали из груди раскаленными щипцами от подобных слов. К горлу подкатил предательский ком слёз вместе с осознанием того, как до этого она беспечно относилась к тем дням, которые провела вместе с Бальдром. Лишь теперь, когда в песочных часах осталось всего несколько мелких песчинок до того момента, как их время окончательно подойдет к концу, она поняла: её жизнь никогда не станет прежней, и никто не сможет заполнить собой ту уничтожающую изнутри пустоту, кроме Бальдра.       — Ну же, не плачь, прошу, моя богиня, не стоит, — обеспокоенно обратился к любимой красавец, вытирая тыльной стороной ладони тяжелые капли слёз, стремительно скатывающиеся вниз по румяным щекам, оставляя влажные грязные дорожки. — Нет таких слов на Земле, чтобы высказать мою любовь к тебе, так же, как и горесть от нашего расставания. Но, тем не менее, я благодарен судьбе за то, что она подарила мне тебя — самое светлое и прекрасное существо, которое видел этот мир. Не меня должны чтить в качестве бога света, а тебя, ведь я — всего лишь отражение всего того, что даришь мне ты, я твоя блёклая тень. Я помню до мельчайшей детали каждую минуту, проведенную рядом с тобой, каждое твое слово, поворот головы…       — Бальдр-сама, не говорите так…       — Если бы только можно было как-то отсрочить время нашего расставания, я бы не раздумывая отдал жизнь за это, лишь бы бесконечно наслаждаться сладостно-пряным ароматом твоей кожи, касаться мягких волос, переливающихся в бликах света сливово-красными искрами, любоваться твоим застенчивым взглядом наивно распахнутых глаз… - из груди Юи вырвался рваный, судорожный вздох, когда Бальдр наклонился к ней, сокращая расстояние между их лицами до минимального, и прошептал, выдыхая прямо в губы:       — …хочу упиваться нектаром твоих медовых губ. Ты такая сладкая, Юи, а я рядом с тобой чувствую себя беспомощным капризным ребёнком, который до потери сознания хочет заполучить любимое лакомство, но никак не может дотянуться до него. Пусть я буду проклят, пусть весь мир отвернётся от меня, но я больше не могу ждать. Эта томительная близость рядом с тобой сводит меня с ума и приносит невыносимые страдания, но… Я хочу большего, я хочу заполучить всю тебя раз и навсегда, чтобы наши души слились воедино и уже никогда не разлучались друг с другом. Понимаешь, Юи, уже завтра всего этого не будет, и я останусь один на один со всей этой болью, — слова бога света эхом отзывались в сознании девушки, с каждым разом всё оглушительнее вторя ему, доводя несчастную до чувства полной, опустошающей безысходности. — Понимаешь, Юи, у меня нет времени ждать.