Хозяин пантеры

POV Гриммджоу Когда началось это сумасшествие? Мир сошел с ума, или это уже я не в себе... Когда я начал замечать, что что-то идет не так? Я заметил это уже слишком поздно, когда в моей постели все чаще стали появляться рыжие любовники, а в кабинете заместо Шифера я стал звать тебя. Оставив это на "потом", как несущественную проблему, наверное, я допустил фатальную ошибку. Убедиться в этом мне пришлось очень скоро. Пить с Зараки самое неблагодарное дело, а пить с веселящимся Зараки тем более. После того как этот псих укатил "провеяться", я, уже в неадекватном состоянии, пошел гулять по особняку. Купил я его давно, но чаще пользовался только первым этажом, так как и его хватало, а еще два и подвал оставались так, приложением. Уже поднявшись на второй этаж, громко матерясь на двух языках сразу, я вспомнил, что не видел тебя. Не знаю как, но я обошел абсолютно весь особняк, собрал половину углов и встретил удивленного Ильфорте. Тот ничего не смог ответить на мои невнятные вопросы о "клубничке” и “где, бля, все" и просто посоветовал идти отсыпаться. Я его не послушал и продолжил свои пьяные поиски. Что было дальше, я уже смутно помню, но, по рассказам Шифера, на следующее утро я решил сначала позвонить ему, что и сделал семнадцать раз, обматерил его по приезду и отказался отправляться в постель, к тому же, требовал, чтобы тебя привели. Если я правильно понял, то Шифер просто вырубил меня и вместе с Ильфорте унес отсыпаться. После этого похождения я стал чаще задумываться и следить за собой. К тому времени прошло полгода с момента начала твоего обучения в академии. Неприятной вестью пришло осознание, что я регулярно задумываюсь о тебе, сам не замечая этого. Еще больше настроение испортило то, что я стал ревновать. Шифер представлял отчет о тебе каждые два месяца, и мной все больше овладевали ревность и гнев. У тебя появились друзья, ты очень хорошо учился и был любимцем многих учителей. Добил меня визит Зараки, когда он с довольным оскалом рассказал о тебе. Не помню, чтобы он когда-нибудь так отзывался об учениках, самое больше, что можно было услышать, это "хорошо, далеко пойдет", но от тебя он был в восторге. После его ухода у меня снесло крышу. Кабинет потом восстанавливали месяц, пара следов от пуль до сих пор почти незаметно красуются у косяка входной двери, а вся живность в особняке резко сократилась до одного Шифера, которому мои припадки всегда были по боку. Успокоившись и придя в себя, я твердо решил, что нужно избавляться от этого чертового состояния, и приказал себе забыть о тебе и вообще считать тебя не больше, чем своей вещью. Не получилось. Чем больше я уходил в работу, разборки и ночные гуляния, тем чаще просыпался маленький щуплый зверек под названием "совесть" и порицающе смотрел на меня. Сразу становились противны и девушки, и алкоголь, и все остальное. Поняв, что так просто от этого не отделаться, я решил выяснить, что же привело меня к такому, и искать решил у первоисточника. То есть у тебя, но в тот день я был не в себе и не стал встречаться с тобой, хотя и был в академии. Вернувшись, я долго лежал на постели и смотрел в потолок. Неудачно заглянувший Люпи получил ледяной отказ и пару лестных слов о его месте, после чего устроил истерику. В ней он долго оскорблял сначала меня, а потом начал и тебя. Тогда я не знал, что на меня нашло, но зверь внутри взбунтовался, и парня через час выносили из комнаты в полумертвом состоянии. Шифер лишь бросил осуждающий и сочувствующий взгляд и сказал, что у меня неделя, чтобы разобраться со всем. Я его послал, но вскоре вернулся к раздумьям. Проведя почти сутки бездумно пялясь в потолок, я решил, что сделать что-то нельзя. Просто нужно принять как данность, возможно, потом все сойдет на «нет». Ведь такое бывает, и было со мной не раз и не два. Меня увлекали необычные, яркие люди, но или я быстро охладевал к ним, или они быстро "ломались". Тогда им на смену приходили другие, и ничего не менялось. Порешив на этом, я вернулся к повседневной жизни, разбавленной мыслями о тебе. В столе появился календарик с важными датами, все они касались тебя. Их было немного, и почти все я быстро выучил наизусть: твой день рождения, рождество, праздник сакуры, день гибели твоих родных и смерти мамы, так вышло, что они совпали, каникулы. В эти дни я отсылал тебе небольшие подарки, а также приказал Улькиоре лучше следить за тобой и чаще проводить время, забирать на каникулы или выходные. Постепенно первое наваждение стало проходить, а азарт пропадать, и я уже обрадовался, что скоро все закончится, как ты заболел. В новом докладе Шифер мимолетом упомянул об этом, и я просто воспринял к сведению, но ночью меня посетил сон. Вообще, сны мне снятся очень редко, почти никогда, но этот был, как и все другие, сумбурным и шебутными. Сначала мы с тобой просто гуляли, ты весело улыбался и ел мороженое. Потом тебе стало плохо, поднялся жар, началась лихорадка, и я отвез тебя в больницу, врачи не смогли поставить диагноз, только сказали, что жить тебе не больше пары дней. Я метался, пытаясь найти выход, а ты медленно умирал. Проснулся я, когда на твоих бледных губах появилась последняя вымученная, но по-детски чистая улыбка, а сердце остановилось. Больше в ту ночь я так и не смог уснуть, а наутро приказал Ильфорте забрать тебя в больницу и провести полное обследование. Привезенные им результаты сказали, что у тебя был просто грипп, и я смог успокоиться. Через несколько недель Шифер сообщил, что ты уже полностью здоров. Как камень с души свалился. Тогда прошло еще полтора года твоего обучения, и я все больше принимал свое беспокойство о тебе как данность, так же, как и подарки, и многое другое. Вскоре меня отвлекло случившееся с Улькиорой. В один из дней он ушел от Тресс и не дошел до меня. На звонки не отвечал, а наутро нашелся в больнице в тяжелом состоянии. Вся "Эспада" была поднята на ноги. Даже Айзен прилетел из Англии. Всем известно, что именно "Эспада" и "Готей 13" самые опасные в стране мафиозные организации. Когда все спустили своих псов, началась кровавая баня. Соуске был зол, что посмели тронуть его любимого приемного сына, а потому мы вместе, не раздумывая, схлестнулись с итальянской мафией, которая была виновата в нападении. Вся семья, босс которой отдал приказ об уничтожении Шифера, была вырезана нами. Участие приняла почти вся "Эспада". За этими событиями я упустил тебя ненадолго из виду, а потом понял, что прошло достаточно времени. Уже походил к концу второй год твоего обучения. Решив, что вам обоим с Шифером нужно отдохнуть, я отправил вас в Швейцарию, а затем Айзен пожелал тебя видеть в Англии. Судя по рассказам Шифера, ты был просто в восторге. После этих поездок Улькиора тоже полностью восстановился, чем я тоже остался доволен. Однако не больше чем через месяц я вновь понял, что жить спокойно мне не светит. По ночам снова начали приходить сны, и снова с тобой. Чаще всего мы шли по белой ночной пустыни, молчали, а под конец ты поворачивался и искренне улыбался. Эти сновидения снова вывели меня из привычного равновесия, и я стал очень задумчив. Оставалось не так много времени до окончания твоей учебы, а что делать дальше? Если на расстоянии я чувствую себя так, то что будет, когда ты будешь рядом? Я всегда могу взять тебя силой, но хочу ли я этого? Этот вопрос прочно засел в моей голове и отказывался оттуда выходить. Практически все оставшееся время я провел в раздумьях: о тебе, о том, что чувствую к тебе и что делать дальше. Поездка к Айзену явно дала понять, что все хуже, чем я предполагал. Слова одного из королей мафиозного мира о том, что я влюблен, поставили меня в тупик. Но и он продолжался недолго. Всего сутки − и мир перевернулся. Зараки позвонил и сообщил, что с тобой произошло. Первым делом по прилету в Японию я отправился к тебе в больницу. То, что я увидел, повергло меня в шок и ярость. Поначалу меня не пускали в палату, но увидевший мое состояние Октава тут же приказал пропустить. Я не знаю, благодарить мне его или проклинать... Ты лежал в палате на высокой передвижной постели, и поначалу я усомнился в том, что ты жив. Тела почти не было видно, но явно проступали из-под одеяла очертания гипса на ноге и руке. Шумно выдохнув и подойдя ближе, я провел рукой по твоим волосам. Влажные, видимо, их только недавно промыли. Детское лицо уже приобрело более резкие очертания, непременно, оно было очень красиво, но оценить я не мог. Рассеченная скула, многочисленные следы побоев. Я перевел взгляд ниже, на шее были видны следы от пальцев, а рядом ссадины и ожог. Аппаратура медленно пищала, когда я сжал в руках одеяло. Заэль не успел ничего вякнуть, а потом Улькиора ему и не позволил. Я смотрел на твое покрытое бинтами тело и все больше приходил в бешенство и отчаяние. Последнее, что сорвало все тормоза, это медицинская карта, которую мне всучил Заэль, быстро и аккуратно укрыв тебя одеялом, проверив показание приборов. Я далек от медицины, но дураком не являюсь и среди строк, записанных летящим подчерком Гранца, различил ту информацию, которую видеть не хотел бы никогда. Сухие термины, как серый штамп, возвещали об изнасиловании. Таким меня еще не видели. Только пришедший к тишине мир мафии снова всколыхнулся. Я искал эту тварь, что посмела сотворить с тобой такое. Эспада, даже Джируга были не в меньшем бешенстве, чем я. Про капитанов Готея и лейтенантов я корректно промолчу. Маюри оказал неоценимую услугу, когда, проведя исследования, выдал состав наркотика, введенного тебе. Это был модифицированный состав той бурды, что несколько лет назад изобрел Октава. После этого круг сильно сузился, хотя и оставались ищейки, что прочесывали массу на наличие информации. Через записи Заэля удалось поймать тонкую ниточку к первому участнику. Мелкий наркоторговец и химик, он доработал изобретение Гранца. Тот этому не обрадовался, и после того как я практически убил этого ублюдка и вытряс из него всю информацию, какой он владел, устроил ему адскую агонию. Тело того мусора было сначала отослано его родственникам по кусочкам, а потом и его жалкой семейки не стало. К тому времени ты впервые открыл глаза. Это стало еще одним ударом и щедрой порцией масла в огонь моего гнева. Ты лежал и стеклянными глазами смотрел в белый потолок палаты. Не реагировал ни на свое имя, ни на что иное. Когда я смотрел на тебя, то чувствовал, как все органы внутри скручивает в тугой узел. Отдав на короткое время ситуацию в руки Айзена и Шифера, я остался с тобой. Ежедневные приемы лекарств, искусственное питание и переливание крови, которое тебе было необходимо еще полмесяца после этого. Я успел выучить распорядок дня, и постоянно был рядом с тобой. Особенно тяжело было, когда ты открывал глаза и невидящим взглядом смотрел вверх. Еще тяжелее стало, когда ты начал плакать. Впервые это случилось ночью. Я проснулся от того, что твое дыхание сильно сбилось, а аппаратура предупреждающе пискнула. Подняв взгляд, я тревожно осмотрел тебя и увидел капельки слез, стекающие к уже намокшим вискам. Едва я успел стереть их, как показался Заэль в халате на ночную пижаму вместе с несколькими дежурными медсестрами. Меня быстро ликвидировали из палаты, а тебе прокололи успокоительное и сняли показания приборов. Уловив по обрывкам фраз Гранца суть, я понял, что твое сознание начинает возвращаться, но крайне нестабильно. Мысль, что ты скоро придешь в себя, меня порадовала, но, как оказалось, я не железный, и те сумасшедшие пляски, в которые превратилась моя жизнь, сильно меня подсекли. Я на неделю слег в соседнюю палату и не мог выйти оттуда никуда, пока Заэль не уверился в моем полном восстановлении. Шифер напомнил, что, несмотря на твое состояние, я все еще глава компании и на мне куча дел, а поэтому моя жизнь снова превратилась в пляски. Работа, собрание "Эспады", больница. Все крутилось в бешеном круговороте и сильно выматывало. Момент, когда ты действительно пришел в себя, я осознал не сразу. Трое суток на ногах без перерыва вымотали ужасно. Тогда я заснул возле твоей постели, держа тебя за руку. Проснулся от писка приборов и увидел твои слезы. Я спешно вытер их, тихо приговаривая что-то ласковое. Не помню раньше за собой таких сантиментов, но в последнее время они стали столь обыденными с тобой. Не поворачивается язык кричать на тебя или порицать. Затем снова появился Заэль, вколол успокоительное и снотворное. Ты уснул. Зато я до утра уснуть не смог. Утром тебя увез на полное обследование Заэль, а я остался в палате. Кажется, я крепко уснул, потому что проснулся уже в той палате, где лежал по настоянию Октавы. Снова была ночь, и мне уже опять не спалось. Уйдя к тебе, я сел на пол, взяв твою руку в свою, и долго рассматривал твое лицо. Оно было прекрасно и ужасно. От ран не осталось следов, но бледность и мертвенность искажали его до ужаса. Проснулся я словно от толчка и, потерев глаза, посмотрел на тебя. Ты уже не спал, и то, что напугало и обрадовало меня, − это осмысленность твоего взгляда. В карих глазах была вина. Я снова говорил что-то ласковое и напоил тебя водой, а потом обнял. Ты спал ночь очень тихо и умиротворенно. Я уже не мог уснуть, поэтому сидел, обнимая тебя за плечи и перебирая рыжие волосы. После этого я практически окончательно поселился в больнице. Та палата надежно закрепилась за мной. До твоего пробуждения старался прийти в палату и оставаться там как можно больше времени. Ты был еще очень слаб, поначалу быстро засыпал и совсем не разговаривал, только смотрел очень виновато. Я не мог вынести этого взгляда и в один из вечеров, когда работал с бумагами компании, сидя рядом с тобой, начал сложный разговор. Тогда ты впервые заговорил. Хриплый, очень искаженный голос был непривычен и очень отличался от тех воспоминаний, что остались. После нескольких часов, во время которых я говорил очень много, мы смогли объясниться. Тебе стало легче, а мне проще. Все начало налаживаться, ты шел на поправку, как, впрочем, и я. Нашлась вторая мразь, её нашел, как ни странно, миролюбивый Кераку, а затем, посоветовавшись со мной, отдал на растерзание лейтенантам. Те не церемонились ни с ним, ни с его семейкой. Я был занят тобой и не смог принять участие, но не сожалел. Первым тяжелым испытанием стало вымыть тебя. К тому времени тебе с ноги уже сняли гипс, и хоть ходить ты еще не мог, лишь иногда вставая с моей помощью или помощью Шифера, необходимо и возможно стало полностью вымыть тебя и привести в порядок. Я не думал, что будет легко, и очень удивился, когда ты позволил снять с себя футболку и пижамные штаны, но понял, как все сложно, когда дело дошло до нижнего белья. Обычно обмывал тебя Шифер или Заэль, не допуская меня до этого, а еще чаще вообще выгоняя из палаты. Я ругался, но сносил, а тогда понял, что не все так просто. Ты отказывался снимать последнюю одежду и, вжавшись в спинку кровати, отгородился одеялом. Пришлось потратить больше часа, чтобы уговорить тебя сделать это, а после еще и не зажиматься, пока я тебя мыл. Весь вечер ты не поднимал головы, а я почувствовал за это обиду и вину. Тем же вечером мы снова поговорили. Тогда ты впервые говорил так много. Тебе было трудно, но ты говорил, а я не посмел прервать. Тебе было стыдно за эти отметины, за то, что случилось, и мне пришлось еще несколько часов убить на то, чтобы все тебе объяснить. Я не стал мучить тебя и пошел на попятную, признав твою вину, но истолковал её иначе. После того стало проще. Ты уже позволял прикасаться к себе, а любимым твоим занятием стало сидеть, пока я расчесывал твои рыжие длинные пряди. Мне нравилось, они словно оживали вместе с тобой, набирая цвет, становясь ярче. Две недели пролетел незаметно, и меня вызвал к себе Айзен. Через пару дней после твоего пробуждения он был вынужден вернуться в Англию, а после того, как я провел оставшееся время с тобой, вытащил туда и меня. Я не стал говорить тебе ничего, просто исчез. Оставил на тумбе букет так любимых тобой пионов и записку. Это было жутко сентиментально, но хоть как-то могло сгладить мое исчезновение. Соуске был недоволен моим поведением, и пришлось вспоминать и о своих обязанностях, и о многом другом. Я все не решался позвонить тебе. Отправлял пару подарков − и все. Уже близилась концу третья неделя моего пребывания в Лондоне − я наконец решился на звонок, но ты смог меня удивить. Позвонил сам. Поначалу я не понял, кто звонил, и хотел сбросить вызов, но затем принял. Ты долго молчал, а потом послышалось тихое "привет". Я тоже долго молчал и ответил тем же. Потом мы говорили несколько часов, пока у тебя не закончились деньги на счете. После того, как связь оборвалась, я посмотрел на часы и вспомнил, что у тебя уже глубокая ночь. Я отправил тебе СМС с наказом спать и улыбнулся, когда пришел ответ с пожеланием спокойной ночи. В ту ночь я спал очень хорошо. Сейчас я сижу в личном самолете, направляясь в Японию, и рассуждаю о том, что же будет дальше. Наверное, я уже не смогу без тебя. Ты совсем еще мальчишка, но очень сильный, умный и талантливый. Но больше всего притягивает твоя решимость. Ты борешься со своим страхом и тем, что случилось. Я уверен, ты не станешь прежним собой, ты станешь еще сильнее и лучше. Прекраснее. Ты как солнце, которое попробовали погасить: уйдешь в тень, восстановишься, а затем поразишь своим светом всех, возвысившись над теми, кто был подле тебя. Наверное, всех в тебе и привлекает это "солнце", я не исключение. Мне уже необходим твой свет, и как бы я ни желал, он не будет безраздельно моим, но хоть ты будешь светить для других, ты останешься моим навсегда. Я не отпущу тебя никогда и ни за что.