Every lonely monster need a companion

Жизнь стала такой нелепой. Я ощущала себя младенцем, заново познающим мир. Каждый день я слышала новые звуки, чуяла новые запахи, запоминала новые слова и переживала уже давно забытые чувства. Кто-то может сказать, что я возвращалась к жизни, но мне казалось, что я рождалась заново. Клара Освальд умерла. Ее мечты, ее надежды, ее вера, ее родные и близкие - все это давно стало пеплом, который холодный ветер развеял над задымленным Лондоном. Клара Освальд умерла, и никто уже не будет по ней скучать. Никто ее не знает, никто не помнит ее. Даже я уже ее не помню. Кем она была? Оголенным нервом, тихо стонущим от боли и боящимся попросить о помощи. Призраком, который не мог найти себе покоя и стать достоянием прошлого. Она жила закатами и рассветами, и воспоминаниями. А потом она умерла. И родилась я. Голоса исчезли из моей головы, я перестала верить в сказки, лица людей из прошлого начали выветриваться из подсознания. Я забывала. Не знаю, что Доктор делал со мной, но я забывала прошлую себя и начала знакомиться с кем-то совершенно новым. Это пугало настолько же, насколько завораживало. - Что со мной, Доктор? - набравшись смелости, спросила я, когда, он, вколов мне очередной препарат, отсчитывал пульс у жилки на шее. От ответил через двадцать восемь секунд. - О чем ты говоришь? - он стоял, нависая надо мной, и я чувствовала себя еще более крошечной, чем обычно. - Все становится по-другому. Я больше не плачу, не скорблю, не трясусь. И почти не боюсь. - сошла на шепот я. Я опустила взгляд на сцепленные в замок руки. Прежняя Клара делала многое этими руками. Ими она носила подносы в "Розе и Короне", где подрабатывала официанткой, срезала цветущие розы в саду по просьбе миссис Уоллес, которая была слишком стара, чтобы делать это самой. Эти руки вытирали слезы с лица, клали цветы на надгробья семьи. Эти руки сделали почти смертельный шрам на ее левом запястье. Новая Клара могла только смотреть на них и недоумевать. Я подняла руки к лицу и стала разглядывать их, вертя во все стороны. Новая Клара со старыми руками не понимала, почему в ее конечностях таится столько печали. Воспоминания слабо вспыхивали на задворках сознания. Как она держит старыми руками холодные ладони мертвой сестры. Как она дергает прутья железной решетки в темном, холодном подвале и плачет от бессилия. Как хватается за горящую правую сторону лица после того, как отец дал ей пощечину. Я все рассматривала руки, которые, казалось, мне даже не принадлежали, и жалела их за каждый шрам, каждую царапину и дорожку посеревших вен. Эти руки лишились многого, стали пустыми и бесполезными. - Я умираю? - мой взгляд метнулся к Доктору, который стоял неподвижно и пристально следил за мной. В его глазах ураганом бушевали вина и сожаление. Почему? Почему, Доктор, я забываю то, что всегда будут помнить эти руки? Он опустился на колени рядом со мной, взяв в плен мои ладони и притянув их ближе к своему лицу. Теперь я возвышалась над ним, но Доктор все равно не был ни крохотным, ни уязвимым. Только очень-очень грустным и подавленным. - Ты не умрешь, Клара. - зажмурившись, прошептал он моим рукам, словно они страдали в первую очередь. - Не умрешь. Я вытянула свои руки из его и дотронулась до его лица. Он вдохнул, но так и не выдохнул, полностью застыв. Вот, что я умела делать новыми руками - прикасаться к лицу Доктора, скользить пальцами вдоль каждой тоскливой морщинки, убирать прядь волос, упавшую на лоб, очерчивать скулы и волевой подбородок. Новые руки уже не боялись. Так же как и новая Клара. - У меня нет выбора. - сказала я, кивнув. Доктор взял мое запястье и отвел от лица, разглядывая так же, как и я несколько минут назад. Словно для него это тоже были новые органы, словно я перерождалась прямо у него на глазах. - Прости меня, Клара, - наконец судорожно выдохнул он. - Что я наделал... - бормотал он сам себе. - Что же я наделал... Он сокрушался, стоя передо мной на коленях, а я неожиданно улыбнулась самой себе, глядя в пустое пространство. Доктор тоже стал другим. Он сожалел, боялся, начал давать мне обещания. Я убивала его также, как он убивал меня. Это бесконечная, действующая в обе стороны пытка. Мы будем умирать, умирать, умирать...но так и не умрем. Будем жить в этом аду, окруженные скорбью, трупами и нескончаемыми похоронами, чтобы небо посмеялось над нами и решило забрать у нас то, что еще осталось... . . . Она преследовала меня. Во сне и наяву. Когда я закрывала глаза и открывала их снова, она была везде. Плавала в моих легких, текла по венам, блуждала в подкорке черепа и напевала странную смутно знакомую песню... Я не помнила эту девочку. Я не знала, кто она такая, не понимала, что ей было нужно. Почему она умела ходить сквозь стены? Почему парила в воздухе? Почему возникала из ниоткуда? Ее песня сводила меня с ума, она въедалась в стенки сознания, прожирала его изнутри, ломала то, что я так долго строила. - Кто ты? Что тебе нужно от меня? - О, Лондон, с гордостью носи свою корону, Все короли орошили эту землю кровью... Она пела, пела, пела...сутки напролет. - ПРЕКРАТИ! ХВАТИТ ЭТО ДЕЛАТЬ! - я зажала уши руками, но песня все еще играла в моей голове. - Пой со мной, Клара, - уговаривала она, ее голос дублировался едва заметным эхо. - Ты раньше любила петь мне на ночь. - Я не пою. И я тебя не знаю. УХОДИ! УБИРАЙСЯ! - Ты забыла! - в ее призрачных глазах застыли призрачные слезы, и мои новые глаза тоже заплакали горькими слезами. - Как ты могла забыть?! Ты обещала, что будешь сражаться! Ты была всем, что у меня есть...Ты... Она не договорила, потому что я бросилась бежать... Меня окружали двери, коридоры и нескончаемые тупики. Куда я бежала? К кому? От чего? О, Лондон, твоя кровавая земля Погубила и меня. Я бежала, но песня и не думала прекращаться, преследуя меня по пятам. Деревянные полы, лестничные пролеты, картины, картины, картины... Этот дом огромный, нескончаемый, тянущийся во все стороны, он сомкнулся вокруг меня кольцом, не давая ступить ни шага в сторону. Пространство сжималось, давило со всех сторон, коридоры кружились словно в калейдоскопе, сводя меня с ума. Дом шевелился, огибая угол в триста шестьдесят градусом, и я решила застыть на месте, ожидая, когда все это прекратится. Место пустых и никчемных молитв, Поле проигранных душами битв... Я поняла, что стою посреди огромной гостиной, у дальней стены которой безмятежно стояло зеркало во весь рост. Оно манило к себе, словно мираж. Я не могла устоять на месте. Я ненавидела эту смотрящую на меня новую Клару. Ее шрамы, ее бледную кожу, серые вены, почерневшие глаза, ее дистрофичную худобу. Ненавидела то, что она не узнавала голоса, то и дело всплывающие в голове. Они говорили мне "Будь сильной, Клара", "Превозмогай боль", "Вытри слезы, они уже не вернутся". Кто "они"? Почему я их не помню? Откуда я должна взять эту силу? Я вижу уродство сквозь твою красоту, Ты мертв и ты болен, ты словно в бреду. Я не помню, как зеркало разбилось на кусочки. Не помню как оказалась сидящей посреди осколков, и откуда взялась вся эта кровь. Не помню. Не помню. Не помню. Окровавленными руками я пыталась стереть слезы с лица. Я даже не помнила, по кому горевала. Я не знаю, кто исчез из моей жизни, в какой момент я всех потеряла. Я не слышала окликов и приближающихся шагов. Доктор нашел меня, нервно вздрагиваюшую и всматривающуюся в свое отражение среди валяющихся вокруг кусочков разбитого зеркала. - Клара! - он, не медля, опустился на колени рядом со мной. От него веяло зимней свежестью, на темном пальто еще остался белый снег, цилиндр упал в одном из кружащихся коридоров. - Клара, что ты наделала? Он взял меня за руки, не боясь испачкаться в крови, наткнуться на старые шрамы и заметить новые. Мои ладони были изрезаны, но боли я совсем не чувствовала, внутри меня бушевала война, в которой умирало все, что было у старой Клары. - Я не помню, - прошептала я. - Все хорошо, все будет хорошо. - успокаивал он. То ли меня, то ли себя. - Нет, не будет! Ты, что, не слышишь? Я НЕ ПОМНЮ! - Не помнишь чего? - рассеянно спросил Доктор, скидывая с себя пальто прямо на пол. - Ничего. И никого. Даже себя. У меня больше ничего не осталось. Я так не могу. - взвыла я. - Так забудь! - он обхватил мое лицо руками. - Отпусти это, не живи прошлым. - Но мне больше нечем жить! - я вцепилась в манжеты его пиджака, оставляя на них кровавые следы. Мы с Доктором тонули в крови, в осколках, в моих слезах. А дом кружился, превращая все это в цунами, в эпицентре которого мы сидели и, не мигая, смотрели друг другу в глаза. Он помедлил, прежде чем сказать: - Нужно привести тебя в порядок, - он нервно сглотнул и начал выпрямлятья, пытаясь поднять меня в месте с собой, но я вцепилась в него мертвой хваткой. - Я никуда не пойду! - мотала головой я. - Не заставляй меня! - Клара, ты истекаешь кровью! - встряхнул он меня, в его глазах промелькнула вспышка ярости. - Мне плевать!!! - крикнула я. Схватив с пола острый осколок, я сделала на руке надрез, а затем еще, пока Доктор яростно не выбил его у меня. - Черт подери! - он вцепился в мою руку, останавливая кровотечение. - Ты поранишь себя! Он рвал на лоскутки юбку моего платья, чтобы забинтовать руку. Капли крови просачивались скозь повязку и капали капали капали окрашивая все вокруг в бордовый цвет. Доктор думал, что если остановит кровь, то вылечит меня. Это было смешно. Я засмеялась. Так громко и оглушительно, что он прекратил завязывать узлы и застыл, со подозрением наблюдая за мной. Мои плечи сотрясались от хохота, я не могла остановить этот истерический, неподвластный мне смех. - Ты не спасешь меня, Доктор. Это не раны, - я подняла вверх пораненные ладони. - И это не боль. Меня убивает то, что я не помню. Не помню людей, их лиц, имен и слов, которые они мне говорили. Я страдаю, но не помню, из-за чего. Куда они все делись? Какая у меня история? - моя улыбка перекосилась и превратилась в гримасу. - Почему она поет эту песню снова и снова? - крикнул я я. Доктор громко рыкнул и вцепился пальцами себе в волосы. - Чего ты хочешь от меня? - взорвался он. - Cделай так, чтобы я вспомнила, - взмолилась я. - Или прекрати все это. Избавь меня от мучений. Нас обоих. Игрушка сломалась, пора выкинуть старую и завести новую. - Но ты не игрушка, - выкрикнул он. - Тогда кто я? - Клара... - Я так больше не могу. Я не выдержу. - плакала я. - Я хочу умереть. О, Лондон, пали твои короли, Их кости навеки зарыты вдали. - Хочешь? - голос Доктора заледенел, словно изнутри его гортань заморозила страшная буря. - Правда хочешь? Я не нашла сил ответить - только слабо кивнула. - Готова оставить все? Просто исчезнуть? - мы смотрели друг другу глаза, но боковым зрением, я заметила, как его рука начала обшаривать пол. Мне в горло уперся конец острого зеркального осколка. Одной рукой Доктор держал мою голову, гладя большим пальцем левую щеку, другой - был в паре сантиметров от того, чтобы перерезать мне артерию. Он дышал сбивчиво - от злости или страха. А я не дышала совсем, обхватив его шею руками. - Сделай это, - всхлипнула я. - Нет, - покачал головой он. Его взгляд метался от моей шеи к глазам. Туда-сюда, туда-сюда. Его глаза спешили, я не успевала прочитать в них ни единой эмоции. Мое горло кровоточило от небольшой царапины. - Сделай. - я схватила его руку, приставив осколок ближе. По моему горлу скатилась капля крови, она текла вниз вниз вниз Пока не затерялась в оборках платья на груди. - Нет! - Доктор! - НЕТ! Он резко оттолкнул меня и отполз к противоположному концу комнаты, застыв с локтями на коленях и зарывшимися окровавленными пальцами в волосах. Моя кровь смешалась с его, мы оба были покрыты багровым цветом. Наши слезы тоже смешались, превратились в журчащие ручьи, текущие между деревянными половицами дома. - Зачем ты делаешь это со мной? Зачем? - повторял он, опустив голову и раскачиваясь из стороны в сторону. Он мучился, страдал, словно загнанное на охоте животное, которому вот-вот проткнут сердце стрелой. Я смотрела на него, свернувшегося в три погибели, дрожащего от страха и катящихся слез. Я так не хотела его боли. Он сломал меня, уничтожил. Он забрал мою память, мою прежнюю жизнь, мое будущее. Но тогда мне было не важно. Потому что правда была в том, что в итоге Доктор - это все, что у меня есть. Он все, что я помню. Каждой частичкой сознания. Доктор - это мои слезы. Доктор - мои мысли и каждый мой вздох. Я стала зависима, я не знаю жизни вне стен этого дома, я уже никогда не смогу вернуться на улицы Лондона, чтобы жить так, как раньше. Город отчаянных, дом их последний, Доктор не вылечит всех их болезней. Я подползла к Доктору, выбросила осколок, поранивший его руки. - Прости, - прошептала я. - Извини меня... Я обвила его плечи руками, притянула голову к своей груди. Мне были не нужны его страдания, его горе и трагедия, я не хотела, чтобы он сломался. Если Доктора не станет, у меня не будет никого в этом мире. Людям нужны люди, даже те, кто делает им больно. Все лучше, чем жить в одиночестве. Поэтому я позволила ему выстрадать в меня всю свою горесть, выплакать так долго сдерживаемые слезы, покрыть меня кровавыми отпечатками в головы до ног. Я на секунду представила, что мы давние друзья, у которых нет никого, кроме друг друга. Что этот момент - это все, что дает нам балансировать на краю пропасти. Где-то на втором этаже, в одной из комнат на пианино играет Ривер, где-то в одной из звуконепроницаемых стен прячется призрак девочки, сводящей меня с ума своей песней. Но они были и одновременно не были, а мы с Доктором умирали, медленно осознавая, что скоро ни у одного из нас совершенно никого не останется. Я гладила его по волосам, чувствуя как сильно колотится сердце в груди. Я наконец-то поняла, что Доктор тоже может быть крохотным и беззащитным, и, возможно, нуждается в помощи гораздо больше, чем те, кого он спасает день за днем. Я пела ему песню. Не знаю, нравилась она ему или нет, но я пела, потому что только так могла освободиться от нее, и голос в голове вторил моим словам. Мы сидели уже несколько минут, дом успел пропитаться нашими слезами до самого фундамента. Я заканчивала последний куплет под размеренное дыхание Доктора, которого все еще держала в объятиях: - Немыслимо четко звезды горят, На деревьях зеленеет листва. Над моим гробом столпилась куча зевак, Наконец-то я мертва...