***
Пошёл снег. Всю грязь, из которой был создан город, запорошило снегом, мокнущим без морозов и размокающим до нелицеприятного состояния. О приближающемся Рождестве горожане вспоминали лишь благодаря искусственному антуражу, который создавали сами лишь потому, что следили за календарём. Так было положено, и в серой сырости особенно хотелось праздника: яркого и оживлённого. По-настоящему морозного и свежего — о котором они были вынуждены лишь мечтать. А квартира Какаши окончательно осиротела без наряженной ёлки. У всех соседей стояла она: искусственная, пахнущая удушающим хвойным маслом, настоящая, медленно умирающая в красивой обёртке праздничных шаров, с белыми, синими, красными — во всех цветах, потакающая прихоти своих хозяев. А Хатаке потакал желанию Обито, и, если пришлось бы, сам готов был нацепить на себя эти долбанные шары, взгромоздить звезду на голову, только бы развеселить Учиху. Едва живого, медленно умирающего, опадающего под гнётом тяжести собственных фобий. Совсем как ель. Какое уж тут Рождество? — Обито, ты меня слушаешь? — на всякий случай спросил Какаши посреди разговора. Жалкое подобие человека вяло кивнуло головой. Фигура его исхудала, словно высохла без живительной силы слов дядюшки Мадары. Он был под запретом, даже малейшее случайное упоминание о нём. Обито не стригся месяц, и чёлка отросла до носа, казавшимся теперь громоздким на худом лице со впалыми щеками и очень тёмными тенями под глазами. Когда ослабленным телом овладевал Тоби, то он жадно поглощал еду, храня молчание. Две личности будто, наконец, смогли прийти к компромиссу и теперь охраняли Какаши от правды. А он изводился, и даже пытался поговорить с Мадарой, но и тот предпочёл молчать, оставив слово за упрямцем Обито. Когда Обито просыпался, он подолгу не поднимался с постели и жмурил глаза так, словно желал уснуть. Желательно навсегда. Почти не ворочался, пока от съеденного Тоби не поступала тошнота к горлу. Хуже дела обстояли только с сексом. Его не стало. Обито был неприкасаем, как тонкий фарфор, крошившийся под каждым прикосновением. Его и без того не осталось, потому каждая крупица развалин была дорога. От человека, которого полюбил Какаши, почти ничего не осталось, и только холодный рассудок с медленно угасающей верой заставляли Хатаке упрямо ждать возвращения былых дней. Терпение его медленно крошилось следом за человечностью Обито. — Хорошо, что слышишь. Не придётся повторять своё приглашение. Согласен? — Нет. — Как категорично. Только и слышно от тебя в последнее время «нет». Хотя бы сделал вид, что подумаешь над предложением, — уже тише добавил Какаши и подхватил заполненную до краёв салатницу. Звякнув керамический дном по столу, Хатаке громко придвинул стул и уселся рядом с не обращающим на него никакого внимания Обито. — Жри. — Нет аппетита. — А, ну конечно. Забыл, — пытался Хатаке успокоиться. Но его всего трясло. — Зови Тоби. Он с удовольствием составит мне компанию. Обито сжался весь при упоминании Тоби, стиснул кулаки, скрипнув ими по столу, чуть отодвинувшись от Какаши. Подавшись эмоциям, Хатаке не заметил тяжёлый блеск тёмных глаз, скрытых под густой чёлкой. — Да, шлюха Тоби с удовольствием составит компанию. Будь уверен. — Не заводись. Просто поешь. Глупость сморозил. — Прости… Мне самому от себя тошно. — Тяжело выдохнув, Обито спрятал лицо за угловатыми ладонями. — Совершенно бесполезен. — Ты снова об этом? Уволился — ну и пусть! Мне гораздо спокойнее, когда ты ждёшь меня дома. Подобная работа не для тебя. Закончив фразу, Какаши выждал несколько секунд, убедившись, что Обито не собирается отвечать, и сжал его исхудавшие, но по-прежнему крепкие запястья, чтобы открыть его лицо. Перебежав пальцами по расслабившимся кистям, опустившимся на столешницу, он вложил в его холодные ладони свои — горячие и тяжёлые — и завладел потерянным вниманием Обито. — Я не только об этом. — А о чём ещё? Совесть мучает, что ты мудак? Это мне в тебе даже нравится, — улыбнулся Какаши, даже не надеясь на ответную реакцию. Обито сжал его пальцы, послав моментальный импульс в ответ. — Или ты… — Ты знаешь, о чём я. Не мог Какаши выдержать вида его больших печальных глаз. Неожиданно для обоих, темнота в них ожила, прояснилась, и пытливый, влюблённый Обито вернулся из неоткуда. И ладони его потеплели, будто, наконец, наполнившись кровью. Их согрели руки Какаши. — Не будем спешить, — грустно улыбнулся Хатаке. — Ещё не пришло время. Боюсь напугать тебя окончательно. — Спасибо. — Есть будешь? — У меня аппетита нет, правда, — оправдался Обито. Какаши очень горько и громко вздохнул, но больше не упрекнул. Поднявшись из-за стола, он убрал грязную посуду и перемыл её, а тем временем Обито вновь ушёл в себя. Прожорливые мысли не давали ему покоя ни днём, ни ночью. Виной ухудшения состояния было и безделье. У Обито появилось больше времени на самоуничтожение, и Какаши не решался заставить его силой заняться хоть чем-то. Теперь Хатаке жалел, что поддержал его решение уволиться. — Пойдём вместе за продуктами? Я куплю тебе сок. Пешая прогулка могла ненадолго отвлечь. Снег неспроста выпал, когда его целым городом не ждали. Обито бы взглянуть на него, пока он не растаял окончательно, но Учиха не слышал слов Какаши вновь. Подойдя к Обито со спины, Какаши погладил его предплечья, перебирая пальцами по резко напрягшимся мышцам. — Вновь не слышишь, что я тебе говорю, — почти на ухо прошептал он, и Обито задрожал, издав непонятный сдавленный писк. Губы Какаши коснулись задней стороны шеи. Разум Обито помутился: тёмной вспышкой перед глазами оказалась кухня в старом доме и крепкий массивный стол, врезающийся в сжавшиеся от страха рёбра. Мурашки, остриём бритвы, полоснули вдоль позвоночника к месту поцелуя. — Пошёл на хер! — закричал не своим голосом Обито и вдарил локтем по лицу Какаши. Ненависти в ударе было столько, что кожа над бровью быстро обагрилась кровью. Какаши от удивления рухнул к стене, а Обито упал со стула и отполз назад, хотя уже понимал кто перед ним. Страх быстро вытеснился нестерпимым чувством вины и стыда за свои действия. — Почему? — спросил Какаши, жмуря подбитый глаз. Не беспокоил его удар, а резкое отторжение его прикосновений Обито. — Я случайно. Я не хотел, — мотал он головой. Отдышавшись, он попытался изобразить на лице неприсущую ему холодность и поднялся с пола. Между чувством вины и осторожностью Учиха отдал предпочтение второму. — Лучше не приближайся ко мне очень близко, пока я не приду в себя. Я сам не знаю, что могу выкинуть в ту или иную секунду. — И когда ты придёшь в себя? Нет, не так, — поправил себя шёпотом Какаши, — как ты собираешься справиться со всем сам? — Как и раньше. В одиночку я справляюсь лучше. В этом забытом всеми городе не было даже психолога, который мало чем мог помочь в сложившейся ситуации, но имел больше шансов на успех, нежели Какаши, ни черта не смыслящий в утешении других. Он оказался в голом поле с медленно и мучительно умирающим человеком на руках, и его отчаянный крик никто не слышал. И Какаши не преувеличивал в своих сравнениях: Обито нуждался в спасении, и сейчас же. Ему даже пойти было некуда, если бы Хатаке сдался. Наверное, только этот факт и придавал ему сил. Бросить Обито он бы не смог. И раз отлучить его от себя было опасно, а остаться здесь для Обито было смерти подобно, то оставался только один выход. Какаши принял решение сразу, без долгих раздумий. — Переехать? Зачем? — спросил Обито перед сном, услышав предложение. — А ты сам не соображаешь? — Какаши стелил себе постель на полу, чтобы Обито ощущал себя комфортнее и смог выспаться, не просыпаясь при малейшем движении Хатаке. — Поедем туда, где есть для тебя помощь. Я попросил Рин помочь, — Обито сморщился, готовясь перебить его, — она подыщет для нас квартиру и поможет с поиском работы. — Мне не нужна такая помощь, — скрылся Обито и спрятался под одеяло. — Ты начнёшь посещать психиатра, Обито. Разговор со знающим человеком поможет, я уверен. — Это не разговор, а пичканье таблетками. Поверь мне, я знаю, — бубнил Учиха из своего укрытия. — Если тебе это поможет, то почему нет? Хватит упрямиться, пожалуйста… — Хатаке устало сел на свою постель и потёр лицо ладонью. Просидев в сгорбленном состоянии минуту, он молящим голосом признался: — Я устал, Обито. Очень устал. Ещё немного — и я могу сдаться, а не хочу. Мы сходим с ума вместе, так давай и выбираться из сложившегося отчаяния тоже вместе. — Но Рин… — Я знаю, что Рин тебе наговорила в последнюю вашу встречу. Она мне призналась, и её гложет чувство вины. Больше она не испытывает к тебе отвращения. Она тоже хочет помочь. Обито… Ты снова меня не слушаешь? Обито! — Я слышу! — Выглянув с края кровати вниз, где сидел Какаши, Обито раздумывал: — Там не будет Его. И отца тоже. Я смогу жить как захочу. — В пределах разумного, конечно. — Для меня главное, чтобы Он не знал, где я. Ради этого я даже Рин прощу. Поскорее бы уехать. — Я постараюсь ускорить этот процесс, — мягко улыбнулся Какаши и погладил костяшками пальцев впалые щёки парня. — А сейчас ложись спать. Не забивай свою голову лишними мыслями. Сам же Какаши не мог избавиться от тревог. Рин вызвалась на помощь с нескрываемой радостью, и теперь её звонки раздавались чаще, что немного раздражало Обито, но он скрывал это. Вещи, которые были не нужны или редко использовались Какаши собрал в коробки сразу и приобщил к этому делу Обито, увлекая его хоть чем-то. Запечатанные коробки у стен придавали обоим уверенности, что скоро всё изменится. Обито стал чуть менее агрессивным, и, казалось, что всё наладится со временем. А потом жизнь вновь решила пошутить над ними, проверяя обоих на прочность. И директор Узумаки оказался настоящим курьером из Ада. — Хатаке, — окликнул его Нагато, натолкнувшись на своего подчинённого возле кабинета после смены. — Хорошо, что я встретил тебя. У меня есть просьба. Какаши тяжело вздохнул. Не очень хотелось задерживаться, тем более оставлять Обито одного дольше обычного. — Не вздыхай так. Я даже здесь слышу твоё недовольство. — Так даже лучше, — улыбнулся своей фальшивой милейшей улыбкой Какаши, обернувшись, — можно не отказывать. Уверен, вы найдёте того, кого сможете озадачить. — Увы, — протянул Нагато, отведя взгляд, — это сможешь выполнить только ты. Ты ведь знаком с Мадарой? — Нет, — машинально соврал Хатаке, тоже отведя взгляд, потому что от резко нахлынувшего неприятного чувства при упоминании этого имени его левое веко стало подёргивать. — Я прекрасно понимаю твою неприязнь, но тебе не придётся говорить с ним. Оставь посылку перед дверью — и всё. — Посылку? — Это от его брата. — уточнил Нагато и вернулся ненадолго в кабинет. Вышел он уже немного сгорбившись под тяжестью большой картонной коробки в руках. — Он постоянно путает адреса. Хорошо, что братья особо не общаются, иначе пришлось бы передавать посылочки и письма чаще, чем раз в несколько лет. — Но почему именно я? — Потому что Изуна — отец Обито, а ты его… сам знаешь кто. Желание отца твоего парня — закон. Разве нет? Не дожидаясь ответа, Нагато вложил коробу в руки Хатаке и поспешил удалиться. Хитрости ему не занимать, как и ненависти к Учихе. «Дожили. Я уже бесплатный доставщик до преисподней… Нужно скорее организовать переезд и уволиться», — мысленно бурогозил Какаши, швырнув коробку в багажник так, словно это был мусорный пакет, не имеющий больше ни для кого ценности. Хотя он даже не знал, что в ней. Добравшись потемну к злополучному дому, Какаши припарковался подальше, чтобы не привлекать внимание хозяина. Шлёпая по почти жидкому снегу, Хатаке донёс посылку до крыльца и ступил на ступень, но его привлёк скачущий свет в окне гостиной. «Скорее всего телевизор смотрит», — подумал он и опустил взгляд на тяжеленую коробку. Злорадная ухмылка появилась на лице сама собой, как и недобрые мысли. — Не уйду, пока не поднагажу, — прохрипел он озябшим голосом и кинул коробку на крыльцо, попав чётко в основание двери. Убегая, Какаши проскользил ногами по слякоти, набирая скорость, и лёгкими перебежками поспешил к машине. Перепрыгивал от одного относительного сухого островка до другого, но за углом дома уличного освещения не было, и Хатаке поехал на сугробе, под которым скопилась лужа тающих вод, и шмякнулся с громким хлюпом в холодную жижу спиной. — Я-то думаю, — склонился над ним Мадара, выдыхая пар ртом, — кому это жить надоело? А это Пугало шалит. — Тебе не говорили, что нужно чистить дорожки перед домом от снега? Поднявшись, Какаши уловил взгляд Мадары, устремлённый в сторону его машины. Он ждал Обито. До последнего надеялся. — Зачем? Какая-никакая защита от тупиц. Что тебе нужно? — недружелюбно кинул Учиха. Он мелко дрожал от холода, ведь выскочил в тонкой водолазке, и иногда при разговоре в его низкий голос добавлялся стук зубов. — Ничего. Я выполнил поручение Узумаки. Доставил посылку твоего брата, — добавил Какаши прежде, чем Мадара успел бы вспылить от одного упоминания директора. — Он снова не тот адрес написал, — выдохнул мужчина, шлёпнув себя ладонью по лицу. — Скорее всего он даже не в курсе, где я живу. — Очень важная информация. Я спешу. — Постой. Изуна прислал ноутбук и некоторые вещи Обито. Забери, раз ты здесь. — Зачем он их прислал? Обито просил его? — Нет. Они не разговаривают. — Мадара аккуратным шагом обошёл дом. — Он звонил не так давно. Освобождал комнату пацана и внезапно вспомнил, что этот мальчик — его сын. Решил поинтересоваться его судьбой. Вещи мешали, наверно. — Вы с братом настоящие ублюдки, — вспылил Какаши. Мадара нахмурился, но промолчал, поднимая с досок мятую коробку. — Отдай её Обито и не смей говорить, что он не нужен больше отцу. Лучше соври, что он волновался, потому и звонил. — И что ты ответил? — Правду… Немного опустив детали, ради вашего блага, я сообщил ему, что Обито больше не живёт со мной, а съехался с кем-то. И адрес я ваш всё равно не знаю. — И это к лучшему. — Какаши развернулся и пошёл прочь, не прощаясь. — Я едва не поверил в вас, — тихим голосом добавил он, и Мадара ринулся за ним. Перепрыгнул ступени, схватившись за перила, чтобы устоять на ногах, и, приземлившись на землю, окликнул Хатаке, буквально выдавив из себя силой: — Как он? Какаши не оборачивался. Под тяжестью правды, которую он только что вновь осознал, его широкие расправленные напряжённые плечи сникли. — Хуже, чем вы, — пронзил он пустоту перед собой копьём ненависти, чтобы не ранить Мадару своим презрительным взглядом. Он мог бы ударить его и не почувствовать после угрызений совести. Но что бы это решило? Больше ничего. Мадара хотел добавить, что ему действительно жаль и он сожалеет, но проглотил объёмный ком. — Мы уезжаем: я, Обито и Тоби. Не ищите нас. — Это правильно, — покачал головой Учиха. Он давно уже смирился с тем, что больше не увидит Обито. — Позаботься о них. — Надеюсь, мы больше не увидимся, — вместо прощания пожелал Какаши и, не оборачиваясь, быстро миновал путь до своего Опеля. Замёрзшие пальцы едва гнулись, и вымокшая куртка после падения продувалась, отчего Какаши быстро подхватил насморк и лечился не один день. Ему полегчало бы быстрее, если бы он обвинил во всём Узумаки, отправившего его на задание, или Мадару, вздумавшего выйти из дома на шум. Но Какаши не винил в том дне никого, даже себя. Перематывая их разговор в своей памяти, отпустив все лишние эмоции, которые овладели им в тот вечер и лишили возможности услышать истинного Мадару, Хатаке вдруг осознал, насколько старик любил Обито. Может, любил он на самом деле Тоби, или обоих — это не имело уже никакого значения. — Обито, — крикнул Какаши, вернувшись, — я дома! Худощавая тень выплыла из спальни, и в коридоре загорелся свет. Теряя в весе, Обито стал постоянно мёрзнуть, потому ходил по дому в спортивных брюках и водолазке, а поверху запахивал тёплый халат Какаши. — Добро пожаловать, — сквозь зевок поприветствовал он молодого человека, и Какаши мигом стало тепло. — Тебе посылка от отца, — громыхнул содержимым коробки Какаши, — открывай. Оглядев помятую посылку, Обито скептически поднял свой усталый взгляд на Хатаке. — Откуда она у тебя? Ты не знаком с папой, тогда как это оказалось у тебя? — Так адрес же! — захлебнулся Какаши, быстро фильтруя в мыслях безобидную правду от той, что может нанести вред. — Адрес нашего завода указан, посмотри. Вот Нагато мне его и отдал, зная, что мы встречаемся. — Разве получатель указан не Мадара? — уточнил Обито, наконец взяв свои вещи. Он внимательно вчитался в пропечатанный бланк на боку тяжёлой коробки. — Узумаки пояснил, что это именно тебе. Он же тоже знает твоего отца. — Тоже верно, — легко повёлся Обито. У него не было сил додумывать и искать скрытые мотивы в произошедшем. Он вытянул из замка ключ и разрезал им клейкую ленту, которой были запечатаны края, игнорируя недовольство Какаши, сбегавшего за ножом. Внутри лежал ноутбук с потрескавшейся от удара крышкой, и что-то внутри него стало стрекотать при тряске, пара альбомов с выпавшими из них фотоснимками, книги — учебные пособия Обито из университета, а также кипы конспектов. Всё это было в хаосном порядке разбросано по толстому чёрному свитеру. — Ноутбуку, похоже, пришёл конец, — безразлично констатировал Обито, откинув его на пол вместе с проводом. — Да уж. Никакого уважения к чужим вещам у работников почты, — выгородил себя Какаши, шмыгая носом, хотя на него Обито даже не думал. Собрав все фотографии в кучу и вложив их стопкой в альбом, Учиха даже не глянул на них, будто никогда не испытывал ностальгического голодания по своей жизни. — Это можно всё выкинуть, — при этих словах он отложил учебники в другую стопку. Хорошо, что с последнего года учёбы их осталось не так много, как тетрадей. Остальное Обито раздал ещё до отъезда. — Бессмысленно. Зачем он прислал их? — спросил Хатаке, пролистывая самый верхний учебник, но тут же пожалел о своих словах. — От меня окончательно избавились. Чего непонятного? — голос Обито был пугающе ровным. Холодным. — Что за чушь? Может, это намёк? «Сынок, вернись к учёбе. Возьмись за ум!» — Папа выслал всё, что напоминало обо мне. Даже кубки, — достал он две позолоченные награды, завёрнутые в свитер, — считай выкинул. А это единственное, чем они гордились, рассказывая обо мне. Первый кубок, выполненный в виде крылатой нимфы, оставшейся без тонкой руки, которая каталась теперь по дну коробки, Обито получил за победу в городском чемпионате по химии. Имя Обито так красиво смотрелось на золотой идеально отполированной доске, приколоченной к подставке. Второй кубок был меньше и больше напоминал шутку над точной наукой, ведь невозможно награждать за победу в логистике бесформенной абстракцией, больше похожей на заготовку трофея, нежели на финальную задумку. — Ты не только красивый, но и умный? — восхитился Какаши, чихнув в конце. — Наверно, — посмеялся вместе с Какаши Обито. — Единственное, что могу. А ты не только надоедливый, но ещё и сопливый. Свитер, лежавший на дне, вызвал на блёклом лице Обито улыбку. Перебрав пальцами ровный ряд плотной вязки, он громко выдохнул через нос, тихо посмеявшись. — Бабуля связала. Такой же есть у дяди. Он его заносил до дыр. Теперь буду я такой носить. Только она одна нас и любит. У Какаши теперь хранились фотографии, рассказывающие ему о времени, когда Обито и без него был счастлив. Сам Обито неохотно говорил о своём детстве, показав лишь фото своих родителей, любимой бабули и дедушки, которого уже не было в живых — это всё, что удалось выведать Какаши у него. Мадара тоже был на снимках. Хатаке не сразу узнал в смазливом пареньке в тёмно-синей школьной форме вредного Учиху. Он держал младенца Обито за ногу, с брезгливостью улыбаясь, а рядом так же недобро скалились другие мальчишки, считая застывшего в испуге ребёнка, висящего вниз головой, забавным. Обито при виде него поджимал губы добела и уводил взгляд в сторону, но не мог ничего поделать, ведь Мадара был неотъемлемой частью его прошлого. По ночам, когда Какаши не хватало человека, лежавшего на другом краю кровати, не имея возможности даже обнять его, Хатаке упивался лицезрением мальчишки с фото. Казалось, ему никогда не надоест пересматривать их. В новом году пришла хорошая весть: для переезда всё готово, и Какаши отвлёкся от проблем в личной жизни, окунувшись с головой в суматоху. Нагато не мог подавить раздражение, когда единственный механик положил ему на стол заявление об увольнении. Кисаме чувствовал, что директор вот-вот взорвётся, и даже решит удерживать Хатаке на рабочем месте силой, если это придётся, потому вызвался временно выступить его заменой. — Ты ничего в этом не смыслишь! — воскликнул Нагато, хлопнув по столу, чтобы заставить Кисаме замолчать. — Не забывай, кем я работал до встречи с тобой, — отвлекал он Узумаки, пока Какаши покидал кабинет директора, в котором даже воздух стал нагреваться. — Рабочим на стройке, — пренебрежительно кинул Нагато и стал крутиться в стуле в поисках сбежавшего сотрудника. Уже почти бывшего сотрудника. — Но я отлично разбираюсь в электрике, — хлопнул ладонью рядом с ним Хошигаки, — да и вообще умелый парень, как ни крути. — Но это абсолютно разные вещи… По мне, так ты клоун, — отругал его Нагато и подписал увольнительный лист. — Прости, что не предупредил заранее о своих намерениях, — попросил прощения Какаши у Кисаме, забирая личные вещи из мастерской, уже ставшей родной за столь долгий срок. В первоначальном порыве было тяжело отличить свои вещи от рабочих, потому что Какаши привык к этой обстановке настолько, что оказался не готов расставаться с ней. Но пообещал Обито. — От тебя увольнения я ждал меньше всего, как и Нагато. Внезапно изменил своё решение, хотя даже Рин не могла уговорить тебя оставить этот город. Случилось что-то серьёзное? Кисаме был тем человеком, кому можно было доверить любой секрет, и мужчина бы похоронил его в себе навсегда. Какаши не хотел считать Хошигаки свалкой чужих проблем и тревог, поэтому предпочитал отмалчиваться. — Ничего такого, из-за чего стоило переживать. — Я рад это слышать. Но ещё больше рад тому, что ты наконец повзрослел и вырос из этого места. Наш город переполнен никому не нужными душами и одиночками. Тебе и Обито больше нет здесь места. Грубый великан говорил правдивые, очень чувственные вещи, робко приоткрывая на мгновение свою душу. Наверно поэтому практичный, холодный и трусоватый Нагато выбрал именно его — Кисаме закрывал все бреши его личности, которые Узумаки не мог восполнить сам. — Передавай привет Обито. Скажи, что я по нему не скучаю, — на прощание сказал Кисаме и оскалил острые зубы в насмешке. — Так и сказал? — переспросил Обито, выслушав рассказ, и улыбнулся так же криво, как их приятель недавно. — Смотрю я, тебя это не зацепило. — Ни капли. Почему-то так по-детски прозвучало из его уст, — пожал плечами Обито. Отросшие волосы постоянно падали на лицо и попадали в глаза, поэтому парню приходилось зачёсывать их ладонью назад и заправлять за уши, и тогда его жёсткий волос лохматился и стоял торчком, как у дяди. — Обито, тебе нужно подстричься. — Они мне не мешают. Не хочу, чтобы кто-то касался меня со спины, — довольно резко бросил Обито. Его хорошее настроение испарилось. — Но тебе придётся когда-нибудь состричь их. Или ты хочешь быть похожим на Него? Обито вздрогнул и широко распахнул глаза в изумлении. — Нет, — почти шёпотом ответил он и опустил взгляд на сложенные перед ним вещи, которые он готовил к переезду. — Не буду я на него похож. Но не сейчас, Какаши. Пройдёт время, и я буду в порядке, — убеждал он сам себя. — А если я сам состригу тебе волосы? — спросил Какаши и растёр между пальцев едва вьющийся конец чёрной пряди. — Мне позволишь тебя коснуться? — Хм-м… — скукожился Обито, насторожено наблюдая за его действиями, — позволю. Но не сейчас. Для начала освободим шкаф, — отпрянул он от Хатаке, — и тогда приступим. — Только не забудь, что ты дал добро, а то придумаешь очередную отмазку, и придётся запасаться для тебя девчачьими резинками и заколками. Учиха промолчал, прикусив губу. Какаши так метко подметил его нынешние мысли: Обито искал новый повод избежать прикосновений. Но убегать всегда он не сможет, и лучше он уступит Какаши, которому доверял, чем малознакомому человеку. Обито давно задолжал Хатаке за всё. Поставив стул напротив зеркала в ванной, Какаши пригласил жестом Обито подойти к нему и усесться в импровизированное парикмахерское кресло. — Вам височки косые или прямые? — пошутил Хатаке, заглядывая в зеркало, чтобы установить зрительный контакт с сидящим к нему спиной парнем. Обито ответил странным, очень диким взглядом, что Какаши тяжело сглотнул. Разложив на уже освобождённой от полотенец и прочей утвари полке ножницы, тонкую расчёску и машинку для стрижки, он накрыл плечи парня небольшим старым полотенцем, предупредив: — Парикмахер из меня неважный и опыта немного, но обещаю сделать тебя лучше, чем ты сейчас. Обито нервно хмыкнул краешками губ и резко выдохнул через нос, закрыв глаза. Он готовился, собираясь с духом. Едва Какаши коснулся его головы, чтобы расчесать спутанные волосы, как Обито подпрыгнул на месте и испуганно распахнул глаза. — Если ты будешь так дёргаться, то нормальной стрижки не жди. — Говори со мной. — Я и так с тобой разговариваю. Что за ерунда? — Нет, пока будешь стричь не переставай говорить. Я буду знать, что позади меня именно ты. — Ладно, — задумчиво протянул Какаши и взял в руки ножницы. — Я тебе рассказывал, как в детстве меня впервые отец привёл на наш завод? — Нет, — ответил Обито, не испытывая интереса к предстоящей истории. Главное, что голос Хатаке звучит. Волосы тянуло вслед за движением кистей Какаши. Лезвие ножниц смыкалось, толстый волос хрустел под остриём, и чёрные обрезки летели вниз, собираясь на плечах и спине Обито, ссыпались к ногам Хатаке. Какаши обрезал всё лишнее, и голова Обито стала ощутимо легче. — И тогда я подошёл к заработавшей моющей машине. Она казалась огромной. Отец включил, чтобы проверить её, ведь мотор давно барахлил, и я увидел натянутые ремни на нём, быстро разогнавшиеся. Меня всегда привлекали механизмы, и отец знал об этом, потому показал мне то, что обычно скрыто от глаз. — Там же скорость оборота свыше двух тысяч в минуту. Это было опасно. — Чуть больше… Да, знаю. Но мне повезло, а лицо я разбил в аварии. Моё любопытство тут ни при чём. Вот так я ещё в детстве стал мечтать о работе механика. Судьба у меня такая. — Не думал, что твои шрамы… — Да. Банальщина. У кого-то разбитые коленки, а у меня разбитая рожа. Сейчас тебе придётся подумать над моим рассказом, потому что я включу машинку, а она шумная. Ты готов? — Готов. Буду думать о твоей разбитой роже. От шума мотора машинки у Обито по шее бежали мурашки. Длинная ладонь Какаши покоилась на его остриженной макушке, направляя её по направлению движения жужжащих лезвий. Закончив, Хатаке провёл пальцами по затылку, ощупывая равномерность щетины, и взгляд его стал столь грустным, что у Обито защемило сердце. Какаши не мог остановиться, поглаживая колючую голову, будто действительно скучал именно по этим не очень приятным ощущениям. — Неприятно? — спросил он. — Нормально, — устало выдохнул Учиха. В зеркале он видел всё отчаяние и трепет в отношении Какаши. — Выгляжу как зэк. Можно было сверху чуть длиннее оставить. Голова будет мёрзнуть. — Вот действительно проблема… Какаши опустил голову, потёршись носом о макушку парня. — Прости, что всегда заставляю делать тебя то, чего ты не хочешь. Постоянно кормлю тебя обещаниями, что теперь начну слышать тебя, но в итоге снова поступаю, как хочу сам. Я виноват, Обито… «Виноват во лжи…» — Ну, ты хитрый, и бесишь меня. Но я ни разу ещё не пожалел, что послушал тебя. Кроме этой стрижки… Правда холодно голове. — Ты меня прощаешь? — приподнял Какаши голову, и в зеркале его отражение глядело из-под ниспадающей светлой чёлки, с трудом скрывая привычный лукавый блеск. — Вот, опять… Если хочешь целовать, то сделай это. Хватит использовать своё обаяние исподтишка. — Могу? — Не дожидаясь согласия, Какаши оставил на его щеке дорожку из поцелуев, пока не добрался до его губ, и тогда в его носу защекотало. Отстранившись, он сморщился и зачесал нос. — Ты весь в волосах. — Именно, — повеселел Обито, сняв полотенце с плеч. — Не одному же тебе выходить победителем. Обито оттряхнул голову, потрепав остатки волос ладонью, и придирчиво глянул на себя в зеркало. — Лучше бы налысо уже стриг. Я в душ, а ты подготовь кровать. Поспим последнюю ночь в этой квартире. Окрылённый ожиданием, Какаши замёл пол в ванной и расстелил постель, окружённую коробками и собранными в сумки вещами. Завтра им предстояло упаковка мебели, и все ящики и полки были опустошены, как и сил на что-то большее у обоих уже не осталось. Так думал Обито, а Какаши не терпелось выплеснуть всю свою так долго копившуюся любовь. Улёгшись в постель, Хатаке высвободился из лишней одежды и накрылся одеялом, перебирая край холодного пододеяльника пальцами, успокаивая себя. Самое главное в предстоящем деле — держать себя в руках, а успокоить заходившееся в предвкушении сердце оказалось труднее. — Презервативы, — вспомнил Какаши и сполз с кровати, прыгая в полумраке от сумки к сумке в поисках презервативов и смазки. Остатки последнего уже покрылись пылью, когда днём Хатаке добрался до них, освобождая тумбу. — Должен признать, мне намного легче с короткой стрижкой. Не представляю, как Он с ними ходит, особенно в жару, — удивлялся Обито, зайдя в спальню. Переступив порог, он стукнулся ногой о коробку и выругался. — Ты очень долго? Налюбоваться на себя не мог? — Нет, — от неловкости глаза Обито забегали по расстеленной постели, избегая вида полуголого Какаши, — я мылся. — Мылся, — вкрадчиво повторил за ним Хатаке, кивнув головой. — Именно. — Повисла тишина, в которой Обито должен был выдержать натиск любопытного взгляда тёмно-серых глаз. Цокнув языком, парень ответил на молча заданный вопрос: — Да! — перенервничал, потому бросил фразу слишком резко, но Хатаке это абсолютно не смутило. — Обито, ты мне нравишься, — с блаженной улыбкой протянул он, почти пропев, и потянулся к юноше, чтобы затащить его на обогретую постель. — Да знаю я, — покраснел Обито до кончиков ушей, поддаваясь ему, — хватит это повторять. Какаши аккуратно лёг рядом с ним и бережно накрыл его одеялом, распахивая края длинного плотного халата. Болезненно серая кожа, угробленная множествами тёмных теней, будто синяками, была сухой наощупь, хотя Учиха только вернулся из душа. А Какаши интенсивно потел от сдерживаемого желания, осторожно лаская Обито, который больше не закрывал глаза в момент наслаждения: ни при поцелуях, ни при объятиях, ни при прикосновениях. Он всегда настороженно следил за каждым действием парня. — Будет больно, — жалобно протянул он, предвкушая. — Нет, — уверенно воскликнул Какаши, выпрямившись. — Я всё уже подготовил. Доверься мне! И выключил единственный оставленный на прикроватной тумбе светильник. — Нет! Включи, — подорвался Обито. Какаши послушался, и свет озарил его испуганное лицо. — Ну, — протянул он, — так даже интереснее. Я не против…***
Въехав в оживлённый город, Какаши растерялся. Дома, окружавшие их, были высокими, дороги — хорошими и широкими, переплетёнными, запутывающими своими развилками. А светофоры! Они раздражали Хатаке больше всего, ведь красный горел, казалось, так долго, что автомобиль почти не двигался в пробке, но зато пешеходы постоянно пересекали пешеходные переходы. Поэтому за руль пересел Обито, привыкший к суете мегаполиса. Не то, чтобы ему нравился весь этот шум, но Учиха испытывал комфорт, вернувшись в место, где очень легко затеряться в толпе и где не вспоминает его дядю каждый второй встречный. Их новый дом был таким же высоким, и окно их будущей квартиры затерялось где-то среди таких же одинаковых окон, ничем не выделяясь. Выйдя из машины, Какаши первым делом взял в руку белый снег, толстым ковром устеленный вдоль дорог. Перетерев рассыпающийся холодный снежок, оставивший влагу на его горячих ладонях, он с детским восторгом обернулся к Обито, не удивляющемуся ничему. — Это белый снег. — Да. Так он и должен выглядеть, Какаши. — Хоть какая-то радость в этом городе, — порадовался Хатаке и запустил в Обито слепленный снежок. Парень отбил его рукой и скривил недовольную физиономию, не желая опускать руки в ледяную снежную насыпь, чтобы ответить на выпад Какаши. — Ребят, — раздался радостный женский голос из-за спины, и парни резко обернулись, — я здесь! К ним спешила Рин, не застегнув в спешке своего тёплого длинного пальто и выдыхая клубы пара от холода. Волосы её были по-прежнему острижены под каре и неопрятно разметались при беге по объёмному шарфу, едва прикрывавшему её широкую красивую улыбку и яркий румянец на округлых щеках. Едва не поскользнувшись, она прыгнула к Обито и обняла его за плечи. Он не желал её обнимать в ответ, но ему пришлось придержать её за талию, ведь ноги Рин теперь едва дотягивались до земли. — Я так рада тебя видеть! — трепетала она от восторга, и Обито окончательно растерялся. — А меня нет? — удивлённо вскинул брови Какаши. — Тебя чуть меньше, потому что мы постоянно созванивались последний месяц. Ваши вещи доставили утром. Я уже испугалась, что придётся самой всё разбирать… Наконец отстав от Обито, Рин заглянула ему в глаза, и улыбка испарилась с её лица. В её карих глазах отчётливо читалась жалость и сожаление, поэтому она не желала отпускать его руку — холодную, как снег. Хотелось отогреть их в своих ладошках. — Может, отпустишь меня? — не зло, но раздражённо процедил Обито. — Прости меня… — Веди нас в дом. Мне очень холодно, — отдёрнул свои руки от девушки Обито и перевёл взгляд на Какаши. — Конечно! Я выбрала самую просторную квартиру с большими окнами и просторной кухней, — хвалилась она, встав между мужчинами и подхватив их под локти. — В ней столько места… Она и в сравнение не идёт с нашей. — Ты хотела сказать с моей? — хмурился Какаши, следуя за девушкой. — Она долгое время была нашей. Рин выглядела абсолютно расслабленной, счастливой до бесстыдства. — Я просил найти что-то поскромнее. — Я и выбрала скромный, но просторный вариант, чтобы нам было комфортно. — Нам? — протянули парни в унисон и резко остановились. Рин потянула их за локти вперёд, словно ничего не случилось. — Да. Мы теперь будем жить втроём, — улыбалась она. — Какаши, — зло процедил Обито. Рин так прижимала их к себе, словно свою собственность, и нежилась в обществе своих друзей. — Я не знал! — Он не знал, — подтвердила она. — Я ничего не говорила, потому что ты бы никогда не согласился. А теперь вам обоим деваться некуда. Обито всегда знал, что за милейшей внешностью скрывается хитрое и расчётливое нутро. — Очень скучала по вам. Наконец я больше не одна…