- Ну и перепады погоды, - иронично тянет Хаято, когда дым базуки рассеивается и можно различить легкую морось за окном. Он был у себя и, кажется, не один. Слабое шуршание мелких капель заглушал звон посуды, доносившийся с кухни.
Не успел подросток удивиться и погадать – кто пришел в гости так поздно? – как в комнату зашел и замер на несколько секунд Тсуна. Но, отойдя от шока, он почти бегом пересек комнату и крепко обнял ошарашенного хранителя:
- Г-гокудера-кун! Ты здесь! – Савада отстранился, но все ещё держался за рукав его рубашки, будто опасаясь, что друг снова исчезнет. – Боже, как тебя не хватало!
Растерявшись, подрывник то извинялся, то благодарил совершенно невнятно, позволяя боссу утащить себя на кухню и усадить на табурет. Чувство облегчения, приятного спокойствия полностью завладело сознанием, и Гокудера впервые понял, что испытывают люди, возвращаясь после долгих путешествий домой. Домой, где все-таки ждут и скучают.
Парень очнулся лишь тогда, когда перед ним была поставлена кружка с очень горячим чаем, а Савада, кажется, сейчас самый счастливый, плюхнулся на стул напротив, делая большой глоток из своей.
Гокудера молчал и осматривал свою кухню, как будто увидел её впервые. На ум пришла мысль, что надо прикрутить все-таки дверцу у шкафа, оттереть холодильник, да и вообще – привести дом в порядок. Он рассеянно оглядывался, составляя список будущих дел и не понимая, как не замечал их до этого, пока взгляд не остановился на Тсуне.
Ни штор, ни занавесок в этой квартире не водилось, так что вся темнота хорошо просматривалась из окон, как и из темноты было хорошо видно, что делается в комнатах при свете. Вид всегда такого теплого и доброго Тсуны на этом фоне грязного месива из воды и ночи казался неправильным и странным.
«Шторы тоже повешу.»
Десятый пьет свой чай, молчит, но смотрит внимательно. Ни торопить, ни расспрашивать он не собирается.
А Гокудера, намолчавшись за все это время, начинает издалека. С того самого дня, когда ушел из дома Хару в чужой рубашке, но почти ничего так и не сказав о будущем. По мере повествования слушатель то хмурился, молча выражая неодобрение, то с понимание кивал, когда узнавал события. Когда Гокудера закончил, Тсуна дополнил его рассказ, восстанавливая картину событий до конца.
- А перед Хару тебе стоит извиниться, - серьезно, с несвойственной ему суровостью, говорит Тсуна. – Она не заслужила такого.
Хаято колебался: свою вину он признавал, но приносить извинения было странно. Он до последнего надеялся, что все забудется так, но Тсуна смотрел все так же непреклонно.
- К-конечно, - кивает хранитель, меняя тему. – А Ламбо нашелся?
- Ещё бы! – усмехнулся Десятый, разводя руками. – Он не умеет долго дуться. Да и мы извинились. Как и ожидалось, он прятался у Хару…
Гокудера задумался: остались ещё некоторые вопросы, на которые он хотел получить ответы, но были ли они так важны?
- Значит, базука все ещё у тупой коровы? – недовольство, которое хотелось бы скрыть, все равно проскользнуло в голосе.
- Нет, - Савада довольно улыбнулся, вспоминая, как Миура уговаривала этого ребенка сложить оружие. – Хару-тян помогла. Мы сошлись на том, что, когда ему исполнится тринадцать, базуку вернут.
За разговорами поздний вечер плавно перетек в ночь, и друзья с кухни переместились в комнату, устроившись на кровати.
- Может, фильм какой-нибудь посмотрим? – предложил, зевая, Савада, когда все разговоры себя исчерпали. Гокудера вытащил ноутбук, и подростки ещё с полчаса спорили, какой фильм смотреть. Позже оба бы сказали, что спор того не стоит, потому что они уснули, не досмотрев и до середины.
***
Утро пришло неожиданно – Нана разбудила парней внезапным звонком. От неожиданности друзья, сонные и уставшие, вскочили с кровати. Оказывается, мама Тсуны беспокоилась и попросила обоих парней прийти к завтраку.
- Что за мусор? – проворчал Гокудера, когда, одеваясь, обнаружил у себя в кармане скомканную бумажку.
«Оригами: бумажный журавль».
- Что там? – Тсуна уже зашнуровывал ботинки и не мог понять, почему Хаято вдруг завис.
- Мы играли в фанты там… Мне журавля надо из бумаги сделать, а я не знаю как.
- Странные же задания дают…
У Савады было, как и всегда, оживленно и приятно. А Гокудере вдвойне приятно было снова увидеть друзей привычными придурками, нежели взрослыми и серьезными дяденьками. Ламбо верещал, И-пин от него не отставала, а Бьянки старательно закармливала Реборна, Нана ещё возилась у плиты, а Фуута, перекрикивая весь балаган, пытался что-то рассказать двум не выспавшимся и вяло ковыряющимся в еде друзьям.
***
Гокудера неспешно шагал к дому Миуры и аккуратно, чтобы не помять, держал в одной руке кривобокого журавля, а в другой нес пакет с одеждой. Даже напевал что-то себе тихо под громкое щебетание птиц.
На улице было хорошо: последождевая свежеть озона, прохлада и утреннее спокойствие царили сейчас в Намимори. Все располагало к началу чего-то нового и хорошего.
Парень был уверен, что что-то хорошее непременно начнется очень скоро.
Хару сухо поздоровалась с ним, в дом не пустила, но, стоя в дверях, с интересом наблюдала. Как будто кино смотрит, злился Хаято; но злился как-то слабо, это чувство сейчас каким-то образом ушло на дальний план и еле-еле выглядывало из-за других декораций.
- Я… Извиниться хотел. Прости, ладно? Это тебе, - он протянул сначала пакет с рубашкой, а затем и своего кривого журавля. – В знак примирения, ладно?
- Ладно… - слегка ошарашено вертела в руках несчастное оригами девушка. – А!
- Что? – подозрительно спросил подросток, заметив, какое хитрое и вместе с тем воодушевленное выражение приняло её лицо.
- Спасибо, Хаято, - улыбнулась Хару и, поднеся журавлика к губам, легко поцеловала.
- И почему поцелуй получил он, а не я… - нагло поинтересовался парень, стараясь перебороть желание закрыть порозовевшие щёки.
- Тебя поцелую, когда сделаешь тысячу таких, - и звонкий, как колокольчики, смех отдается в голове эхом. Гокудера его запомнит.
***
Мафиози с наслаждением развалился на большой двуспальной кровати. Приятно было, наконец, снова чувствовать запах родного дома, ощущать под пальцами ткань её пижамы, а главное, тепло и жизнь, струящиеся по жилам. Хару тесно прижималась к нему и дышала куда-то в шею, мурчала про ожидание и беспокойство.
-…и вообще, за десять лет ни сколько не изменился…
- Прямо вот нисколько? – улыбался мужчина, поглаживая свою жену по спине.
- Ну, может, чуть-чуть, - лукаво посмеиваясь, Хару приподнялась на локте и уже серьезно добавила. – За всю эту нервотрепку ты должен мне поцелуй…
- Отдам, и не один.
Нет ничего лучше родного дома, и Гокудера Хаято усвоил это ещё десять лет назад.
