* * * * *
После ужина они пили то самое победное шампанское, и Такашима убедился, что оно действительно отличается от всего того, что он когда-либо пил. Он не мог сказать точно, было ли это вызвано тем, что шампанское само по себе оказалось столь восхитительным на вкус или же тем, что он пил его вместе с Юу. Неожиданно Широяма отставил свой бокал на стол и оседлал бёдра Такашимы. - Тебе не тяжело? - спросил он, наклоняясь к уху Койю. Тот отрицательно покачал головой. - Или хочешь поменяться местами? - А от этого что-то изменится? - спросил Такашима, наслаждаясь такой близостью Широямы. - Нет. - Тогда я не хочу ничего менять, - улыбнулся Койю, потянувшись к губам Юу. Нежный поцелуй постепенно перерастал в более страстный, более чувственный, более возбуждающий. Пальцы Широямы уже расстёгивали пуговицы на рубашке Такашимы, задевая обнажающуюся кожу. Ладони Юу скользнули по животу Койю вверх, к плечам, задержались на шее… Такашима чувствовал, что начинает терять голову под этими ненавязчивыми, но такими желанными ласками. Он боялся, что не сможет остановиться, и наутро будет стыдиться своего поведения - слишком ярким было воспоминание об их первой ночи, слишком глупым тогда было его бегство. А что, если сейчас всё повторится? Придёт ли к нему Широяма ещё раз, чтобы попытаться выстроить отношения заново? А может, надо перестать думать и просто отдаться на волю своим желаниям, чувствам, эмоциям? Но ведь его эмоции ещё ни разу не доводили до добра… Из потока мыслей Такашиму вырвал звук расстёгивающейся молнии, но он только успел открыть рот, чтобы сказать, что, наверное, не надо так торопиться, как горячие губы прижались к его возбуждённому члену, а длинные пальцы нежно погладили мгновенно напрягшиеся мышцы пресса. Койю всхлипнул от неожиданности и опустил руки на плечи Широямы, словно желая оттолкнуть. Но так и не оттолкнул - просто не смог, потому что эти губы так чувственно прошлись по всему стволу, так жадно сомкнулись на покрасневшей от притока крови головке, что самое последнее, чего мог желать Койю сейчас - остановить это сладкое безумие. Пальцы Такашимы зарылись в длинные волосы Юу, чуть надавливая, побуждая к более активным действиям. Возбуждение ослепляло, кружило голову, отбрасывая сомнения, сметая границы и рамки, срывая с губ бесстыдные стоны. Тело больше не подчинялось разуму, оно жило собственной жизнью - такой сладкой, такой полной, такой яркой, что разум сдался, отступая перед чистой страстью. Койю уже сам подавался бёдрами навстречу дарящему ни с чем не сравнимое наслаждение рту, сжимал пальцами тёмные волосы Широямы, задавая темп движений. Инстинкты взяли верх над здравым смыслом, заставляя забыть обо всём и раствориться в ощущениях. Судорожные, неконтролируемые движения бёдер - и Такашима сорвался в самую желанную бездну, повторяя срывающимся голосом: «Пожалуйста… Юу, пожалуйста…» И Широяма послушно глотал горячее семя, успокаивающе поглаживая живот Койю и глядя на него из-под полуопущенных ресниц. Руки Такашимы безвольно соскользнули с волос Юу, а приоткрытые губы жадно хватали воздух. Он не видел, как Широяма потянулся за салфетками, чтобы вытереть свою руку, и застегнул джинсы. Затем он привёл в порядок одежду Койю и сел рядом с ним, обнимая. Такашима положил отяжелевшую голову на его плечо. Было так хорошо, что не хотелось ни двигаться, ни говорить, но внезапно Койю осенило: ведь это удовольствие было односторонним, и Широяма вправе надеяться на что-то большее, чем просто минет. Но он же не сможет! Он не готов к этому! Мысли заметались в голове, внося сумбур и раздражая. - Юу, - шёпотом позвал Койю. - А как же ты? - А я уже, - так же тихо ответил Широяма, крепче прижимая к себе блондина. - Не переживай, я сам справился. Такашима покраснел. Неужели он настолько был поглощён собственными ощущениями, что совсем ничего не замечал вокруг? Неужели он настолько эгоистичен, что даже не попытается загладить свою вину? Но как? Отдаться Широяме? Через «не могу»? И на что это будет похоже? - Не надо приносить себя в жертву моим желаниям, - словно прочитав его мысли, сказал Юу. - Мы займёмся любовью, когда ты будешь к этому готов. - Любовью? - переспросил Такашима, не открывая глаз. - Именно. Никакого секса. С тобой - только любовью. Нет, он действительно удивительный! Койю благодарно потёрся щекой о плечо Широямы, заслужив мягкий поцелуй в макушку и ласковое: - Малыш… - Ну какой я тебе малыш?! - вяло и уже сонно возмутился Такашима. - Я выше тебя, между прочим! - Как это «какой»? Мой, конечно… Только мой, - уверенно ответил Юу и взглянул на уютно устроившегося в его объятиях парня. - О, да ты спишь уже! Пойдём в спальню.* * * * *
Сугуру внимательно рассматривал стоящий перед ним маленький цветущий кактус в горшочке. Хотелось дотронуться до него, погладить, но очередная попытка сделать это закончилась ёмким комментарием, высказанным с таким чувством, что находящийся в соседней комнате Дайске вынужден был ретироваться на кухню, чтобы не расхохотаться слишком громко и тем самым не оскорбить гостя. - Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус? - понимающе спросил курящий в открытое кухонное окно Ниимура. Дайске кивнул, сдерживая смех, и выбил из пачки сигарету. - Какое потрясающее упорство! - Так есть в кого, - хмыкнул Андо, чиркая зажигалкой. Из комнаты донеслась следующая порция восторженных эпитетов в адрес цветка. - Какая потрясающая игра слов! - восхитился Тоору, стряхивая пепел. - Какое богатство выражений! Какая экспрессия, в конце концов! - Да, удивительный ребёнок, - согласился Дай, затягиваясь. - Сугуру - не ребёнок, - поправил его Ниимура. - Ребёнок - это ты. - Кто бы говорил, - буркнул Андо, придвигая к себе пепельницу. - Я не имею в виду рост, - объяснил Тоору. - Я говорю об умственном развитии. И пепельницу отдай. Наглеть не надо. - Опустил, да? - уточнил Дайске, возвращая пепельницу. - Ладно, один-ноль в твою пользу. - Да нет, в общем-то, - пожал плечами Тоору. - Я просто констатировал факт. - Алё, паровозное депо! - раздался голос Широямы-младшего. - А тут кормить будут? Парочка обернулась. На пороге кухни стоял недовольный жизнью Сугуру и выжидающе смотрел на них. - Как я мог забыть, что мужчины из рода Широяма любят пожрать? - простонал Дайске, туша сигарету. - И как Вы не забываете, что мужчины из рода Андо любят нажраться? - парировал мальчик. Псих довольно улыбнулся. Не зря Сугихара так благоволит к этому подростку. - Один-ноль и здесь, Дай. Сегодня явно не твой день. Займись ужином, детка, а мы с Сугуру пойдём решать наши взрослые проблемы. Ответом стало неразборчивое мычание откуда-то из недр холодильника. Оставив Дайске исполнять роль шеф-повара, Ниимура вышел из кухни вслед за Широямой-младшим.* * * * *
Сугуру рисовал трогательно спящего на его плече Таку - точь-в-точь как тогда, в их единственную совместную поездку на отдых. Это было самым дорогим его воспоминанием - и одновременно самым болезненным. Сколько так будет продолжаться? Как долго они смогут оставаться на расстоянии? Хватит ли у них сил не сорваться и не наделать глупостей? И сможет ли он, Широяма Сугуру, защитить своего любимого, если вдруг в его силах будет это сделать? Достоин ли он заботиться о человеке, который так много пережил? Получится ли у него обеспечить Таканори ту жизнь, о которой он мечтает? Карандаш оставлял на бумаге ломаные линии вопросов. Частая штриховка подчёркивала напряжение. И на всех рисунках был выделен Таканори - ярко, чётко, откровенно. Остальное не имело значения - люди, дома, деревья, даже он сам казался себе мелким и незначительным на фоне Мацумото. Все мысли занимал Така. Всем сердцем владел Така. Всей жизнью стал Така. Два месяца - и вот уже мир кажется чёрно-белым без него. Цвета? Какие цвета? Все краски мира сосредоточены в глазах Таканори. А теперь, когда эти глаза не смотрят на него, жизнь стала похожа на старую чёрно-белую фотографию - выцвела, истёрлась, надломилась… - Я тут перебрал свои запасы и нашёл вот такую открытку, - в комнату зашёл Ниимура. - Думаю, она подойдёт к твоему подарку. Сугуру развернул открытку. «Я тебя понимаю как никто другой», - гласила подпись. Мальчик поднял глаза на Тоору. - Вы уверены? - Да. - А почему Вы всё-таки посоветовали мне именно кактус, да ещё такой... въедливый? - Широяма извлёк из пальца колючку. - Вообще-то кактус на языке ханакотоба означает упорство, целеустремленность, выносливость. На мой взгляд, эта характеристика как нельзя лучше подходит тебе. А белые цветки этого кактуса подчёркивают чистоту и невинность Таканори. Кроме того, цветок кактуса означает жажду. Скажи мне, разве между вами нет этого чувства? Разве вы не жаждете прикасаться друг к другу? Смотреть в глаза? Шептать о любви? Наслаждаться обществом друг друга? - Ниимура внимательно смотрел, как расширяются глаза мальчика, как он теребит зубами колечко пирсинга и как становится невыносимо похожим на отца. - Кроме того, мамиллярия весьма неприхотлива. Когда она разрастётся, то в период цветения будет вся покрыта цветами. Они раскрывают свои лепестки с первыми лучами солнца, а вечером засыпают. Цветок живёт три дня, а потом увядает. Кстати, если знать, как правильно прикасаться к мамиллярии, то её въедливость вообще не проявится. - А… - Не беспокойся, я всё объясню Таканори. Сугуру кивнул. Тоору оказался очень интересной личностью - многогранной и совершенно непохожей ни на кого. Однако рядом с отцом он всё-таки предпочитал видеть не загадочного и неординарного Ниимуру, а непредсказуемого, но более мягкого Такашиму. Несомненно, в роли «матери» забавная и милая Уточка его устраивала гораздо больше.