По-волчьи жить

Настоящий враг никогда тебя не покинет. Станислав Ежи Лец. — Лухи, наконец-то мы снова дома! — растянулась на постели Марисса. — Снова в колледже, ты хочешь сказать? — хмыкнула я, раскладывая свой незатейливый гардероб по полкам. — Это как посмотреть, — хитро глянула на меня Марисса. — Я так соскучилась по Дуноффу! — А он-то как соскучился, — засмеялась я. — Надо его чем-нибудь порадовать, — села на кровати Марисса. — Отметить наше возвращение! — Пожалей Гитлера, Марисса, — попыталась я воззвать к ее разуму. — Его и так чуть инфаркт не хватил после прошлогодних событий. — Не называй его так, — строго поправила Марисса. — Дунофф был молодцом в конце года, так что я не собираюсь пока с ним воевать. Наоборот, надо придумать что-нибудь приятное… — Что, например? — изобразила я крайнюю заинтересованность. Марисса не успела ответить, потому что в комнату робко постучались. Мы переглянулись. С каких пор Лаура или Фернанда стучатся? — Войдите, — пожав плечами, крикнула Марисса. В дверном проеме показалась знакомая физиономия. Еще какие-то два года назад я и мысли не могла допустить, что когда-нибудь так обрадуюсь этому человеку. Были времена, когда я даже мечтала хорошенько всыпать ей и оттаскать за волосы. Но в тот момент я едва не завизжала от восторга, и внутри все перевернулось от радости. — Луна! — завопили мы в унисон с Мариссой и набросились с поцелуями на хрупкую русоволосую девочку с робкой, но широкой улыбкой. — Девочки, как же я скучала! — всхлипнула она, пытаясь обхватить руками нас обеих. — Как? Как ты здесь оказалась? — запрыгали мы вокруг нее. — Вы поссорились с Нико? — Нет, нет, типун тебе на язык, Марисса! — счастливо рассмеялась Луна. — Просто мама согласилась отпустить меня доучиваться в этой школе. Мы с Нико вернулись сюда вместе. — Ур-р-а-а-а! — Мы подсадили Луну на руки и сделали почетный круг по комнате. Она испуганно завизжала. — Как поживает мой Кактус? — деловито поинтересовалась Марисса, когда мы поставили Луну на пол. — Сестренке лучше… — Луна чуть погрустнела, но глаза ее по-прежнему лучились. — Пока все так, как я тебе описывала в письмах, Марисса, у меня нет новостей… — Она уселась поудобнее на кровати и, сложив руки на коленях, вопросительно посмотрела на нас. — Рассказывайте лучше про свои! Марисса, ты же снова с Пабло? — Да, — довольно протянула она. — Я тебе писала: наш Супермен наконец-то выбросил свой волшебный телефон и стал нормальным человеком. Кстати, Бустаманте в тюрьме, ты знаешь? — Все знают, — посерьезнела Луна. — Должно быть, Пабло очень переживает… Но с другой стороны, его отец был не очень хорошим человеком — может быть, ему будет полезно понести наказание. Марисса поджала губы. — Пабло навещает его по выходным, но Серхио даже не выходит к нему. Мне вообще кажется, что Бустаманте серьезно болен, — странно, что он не попытался выбить себе место в психушке. Хотя думаю, ему и в камере неплохо — даже телевизор есть. Ладно, не будем об этом… Луна понимающе кивнула и посмотрела на меня. — Ну, а ты как, Лухан? — спросила она, ласково улыбаясь. — Как продвигаются поиски твоего опекуна? Вы переписываетесь? Внутри у меня все оборвалось, и я почувствовала, как улыбка медленно сползает с лица. Пару секунд я лишь молча переводила взгляд с Луны на Мариссу, не зная, как реагировать. С одной стороны, я была рада, что Марисса не сплетничала в письмах Луне о моих злоключениях, но с другой… Неужели Луна сама ни разу не поинтересовалась, как у меня дела? — Луна, у нас тут многое изменилось… — начала Марисса, смущенная не меньше моего, но я перебила: — Я нашла его, — сообщила я будничным тоном. Луна охнула. — Да ты что! Это же замечательно, Лухи! Поздравляю. — Спасибо, спасибо, — разулыбалась я. Марисса бросила на меня нерешительный взгляд, но промолчала. — И вы…встречались? — Луна смотрела на меня в радостном ожидании. — О, каждый день! — Я энергично закивала. — Да ты что! — радостно захлопала в ладоши Луна и с упреком посмотрела на Мариссу: — А ты ничего не писала! Марисса поежилась, а Луна снова восторженно обратилась ко мне: — Как же здорово! Значит, вы подружились… — Не то слово! — заверила я ее. — Так подружились, что он даже уволился из колледжа. У Луны отвисла челюсть. — Что? — воскликнула она. — Как это? Он устроился сюда на работу? Ничего себе, как много я пропустила! На Мариссу было жалко смотреть: она то и дело порывалась что-то вставить, но не решалась и лишь с болью глядела на меня. Я вдохновенно продолжала: мной овладел какой-то бессознательный протест, хотя Луна не была виновата в том, что невольно разбудила во мне болезненные воспоминания. Минувший год снова встал у меня перед глазами, и я заново переживала события последних месяцев. — Да нет, он здесь давно работал, — пояснила я и с каким-то мазохистским чувством прибавила: — Хотел быть ближе ко мне, чтобы я не чувствовала себя одинокой. И без того огромные выразительные глаза Луны еще больше расширились. — Лухи…. — растерянно пробормотала она. — Так я что, получается, могу его знать? — Это Блас, Луна, — не выдержала Марисса, и в комнате повисла напряженная тишина. Видимо, о смерти Бласа Марисса писала. Луна выглядела такой несчастной, что мне стало немного стыдно. Я подсела к ней на кровать и приобняла за плечи: — Ну, прости, Луна! Просто мне очень больно обо всем этом вспоминать… Луна помотала головой. — Да ты что, Лухи! Я все понимаю! Представить себе не могу, как тебе тяжело! — Да ничего, все в порядке, — попыталась я улыбнуться. — Я уже немного оправилась, не бери в голову. Ну вот, теперь и Луна смотрела на меня этим сочувственным взглядом. Впрочем, у нее-то всегда такой — этим она порой жутко раздражала. За одну секунду радость от ее приезда испарилась. — Не могу поверить! — лепетала она. — Блас! Но он же ненавидел тебя… Я криво улыбнулась. — Это долгая история, — попыталась я замять тему. — Как-нибудь расскажу тебе. Луна продолжала сокрушенно качать головой, затем вновь вскинула на меня полный сострадания взгляд и с болью в голосе воскликнула: — Но это что же теперь, ты, получается, совсем… одна? Слова повисли в воздухе, и я вздрогнула как от удара. Эти душевные, жалостливые люди вроде Луны могут ранить больнее, чем иные язвы. — Она не одна! — схватила меня за руку Марисса и торжественно объявила: — Франко и Соня удочерили Лухан! Так что мы теперь сестры! Луна радостно охнула и снова бросилась нас обнимать. Я покорно хлопала ее по плечу и принимала поздравления, но от щемящего чувства в груди избавиться не могла. «Но что же теперь, ты, получается, совсем… одна?». *** — Ты знаешь, куда тебя поселят? — спросила я, когда первое радостное возбуждение от встречи улеглось. — Нет, — покачала головой Луна. — Хотела попроситься к вам, но здесь, вижу, и так битком. — Дунофф сделал перестановку, еще в прошлом году, — пояснила я. — Теперь нас по четверо в комнате. — Луна будет жить у нас, слово Мариссы Андраде! — ткнула себя пальцем в грудь Марисса. — Думаю, Фернанда будет не против переселиться к Сол. Вместо Фелиситас. Я вспомнила, что Фелиситас больше не будет учиться с нами. Она взяла академический отпуск и устроилась на работу — мать перестала спонсировать Фели с тех, пор, как они с Лало съехались. — За что ты так с Мией? — вытаращилась я на Мариссу. — Эти кобры выживут их с Вико! — Внезапно меня осенило. — Подождите-подождите, девочки… А разве Фернанда не забрала документы? — Точно! — щелкнула пальцами Марисса. — У нас же теперь обычная общеобразовательная школа! Фернанду и Сол наверняка как ветром сдуло! — Нужно узнать! — загорелась идеей Луна. — Было бы замечательно, если бы мы снова могли жить вместе. — Узнаем прямо сейчас! — подскочила Марисса с кровати. — Пошли к Дуноффу! — Сейчас? — оробела Луна. — Лунита, ну, а когда? — Марисса силой подняла Луну на ноги и посмотрела на меня. — Ты с нами? — Да, — поколебавшись, ответила я и встала. — Конечно, с вами! *** — Мичу-у-у-у, — повисла Марисса на массивной секретарше. Мичу тоже восстановили в должности после реорганизации школы. — Ну-ка не подлизывайся, — добродушно пробурчала она, пытаясь отодрать от себя Мариссу. — Сразу говори, что надо от меня. — Какая ты подозрительная, — неодобрительно покачала головой Марисса и подскочила к Луне. — Познакомься, это наша подруга! Луна, это Мичу, Мичу, это Луна, — быстро проговорила она. — Что-то я тебя здесь раньше не видела… — Мичу смерила Луну оценивающим взглядом. — Она училась здесь в позапрошлом году, — ответила за в конец смущенную Луну Марисса. — Нам нужно к директору — уговорить подселить ее к нам. — Только не сейчас, — категорично покачала головой Мичу. — Ну Мичу, это очень срочно, — заканючила Марисса. — Дайте директору прийти в себя. На него и так посыпались все шишки с началом учебного года. — С каких это пор ты такая заботливая? — поддела ее Марисса. — Влюбилась, что ли? Мичу осеклась. — Все такая же бесстыжая! — возмущалась она, пока мы всей компанией протискивались в кабинет директора. Дунофф сидел, склонившись над каким-то документом; на его остром носу красовались огромные старомодные очки. — Что там за шум? — проворчал он, поднимая голову и, увидев нас, картинно схватился за сердце. — Скажите, что мне это снится, — простонал Дунофф. — Мы тоже по вам скучали, директор Дунофф! — сверкнула жизнерадостной улыбкой Марисса и подошла к столу, бесцеремонно плюхаясь в кресло напротив. — Как отдохнули? На солнце не обгорели? Что-то у вас нос облез, по-моему… Директор побагровел. Я закатила глаза. Если актриса из Мариссы непревзойденная, то дипломат — никакой. Хотели, чтобы Луну к нам подселили, — теперь все будет с точностью до наоборот. Как Луну могли подселить наоборот, я не успела додумать, потому что Дунофф разразился гневной тирадой: — Спирите, тьфу, Андраде, вы совершенно не изменились! Никакого уважения к старшим, да что там к старшим — к директору школы! Что-то не меняется… -…Сколько раз можно повторять, что я запрещаю вам врываться в мой кабинет… — Гит… Директор Дунофф, — покорно сложив ручки на коленях, вставила Марисса. — Простите меня, я что-то ляпнула, не подумав. Дунофф так и замер с отвисшей челюстью. Марисса потупила взор. Я чуть не покатилась со смеху. — Вы меня не проведете… — выдавил Дунофф, окидывая нас подозрительным взглядом. — Что вы! — воскликнула Марисса, помотав головой. — Даже не пытаемся! Я теперь очень вас уважаю! После того, как вы выдали Бустаманте… Вы мой герой! Я все лето ждала, чтобы сказать вам это. Дунофф захлопнул рот. — Я выполнял свой долг, — приосанился он, перекладывая бумаги с места на место. — Так поступил бы любой уважающий себя директор колледжа. Должен признать, я, конечно, рисковал… Человеку моего статуса и семейного положения, разумеется, всегда есть, что терять, но тем не менее… — Вы большой молодец, — перебила Марисса, кивая. — А к нам вернулась Луна! — лучезарно улыбнулась она, подскакивая с места, и практически силой выдвинула Луну вперед. Дунофф с секунду морщил лоб, что-то припоминая, но почти сразу на его лице отразилось понимание. — А-а, Фернандес, если не ошибаюсь? Когда вы восстанавливались, я не сложил два и два, — выразительно посмотрел он на Мариссу. Та с надеждой взглянула на него. — Вы же поселите нас снова вместе? Место Фернанды освободилось… Лицо Дуноффа приняло выражение плохо скрытого торжества.  — А кто вам сказал, что оно свободно? — пожал плечами он. — У меня нет никаких сведений на этот счет… — Значит, Фернанда остается? — Наши лица вытянулись. — Нет-нет, этого я не говорил, — замахал руками Дунофф. — Синьорита Рамос действительно покинула наш славный колледж, как и добрая половина консервативно настроенных учащихся… Я усмехнулась про себя. Давно ли Дунофф сам стал либерально настроенным директором? — Но, — поднял он указательный палец, когда Марисса попыталась что-то вставить, — в вашу комнату уже заселили новую ученицу, и я не вижу смысла ее тревожить. Луна покорно закивала и попыталась остановить Мариссу, но та вывернулась и бросила воинственный клич: — Кто она? — Пожалуй, выражение ее лица было даже угрожающим. Дунофф явно испугался за новенькую. — Я не имею права озвучивать данную информацию, — важно заявил он. Марисса закатила глаза. — Мы же все равно узнаем. Она будет жить в нашей комнате, — как маленькому ребенку разъяснила она. Директор смешался. — Вот от нее и узнайте, а меня оставьте сейчас же! — Но если мы с ней договоримся, вы разрешите им с Луной поменяться комнатами? — заискивающе заглянула в лицо Дуноффу Марисса. С секунду он раздумывал, затем раздраженно всплеснул руками.  — А, делайте, что хотите! — выдал он, и Марисса, взвизгнув, повисла на шее у Луны. Та смущенно улыбнулась. — А теперь покиньте кабинет, мне нужно работать, — буркнул Дунофф, и мы гуськом двинулись к двери. Марисса уже повернула ручку, когда он внезапно окликнул меня: — Синьорита Линарес! Я обернулась. — Останьтесь, будьте добры, у меня к вам разговор. Я поймала настороженный взгляд Мариссы и пожала плечами, отпуская ее кивком. Та потянула Луну за рукав и вышла. Дверь хлопнула, и я с любопытством посмотрела на директора. — Присаживайтесь, — указал он на стул. Я медленно вернулась к столу и села. — Снова проблемы с отделом опеки? — глухо спросила я. — Меня удочеряет Колуччи, я больше не нуждаюсь в услугах… — Нет-нет, речь пойдет не об этом, — Дунофф прервал меня жестом. — Точнее, об этом, но, как бы это сказать… С другого конца. Я слушала, не перебивая, опасаясь, что если скажу хоть слово, он отойдет от темы. — Как вы помните, недавно до нашей администрации дошло пренеприятнейшее известие, что ваш опекун погиб в автокатастрофе, — продолжал ходить вокруг до около Дунофф. Я напряглась. — Пренеприятнейшее известие? — холодно переспросила. — Не цепляйтесь к словам, — раздраженно отмахнулся Дунофф. — И не перебивайте. Я умолкла, но продолжала испепелять его взглядом. — Так вот, — кашлянул Дунофф. — В отделе опеки, как вы, несомненно, помните, полагали, что с его смертью вы лишились наставника и нуждаетесь в новой семье. Я помрачнела. После смерти Бласа меня действительно едва не отправили на окраину города в какую-то приемную семью. Соня тогда вовремя успела вмешаться и подать заявление на удочерение. Но почему Дунофф снова вспомнил об этом? Директор странно мялся. Он бегал глазами по комнате, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Так… — осторожно подбодрила я его. Дунофф, наконец, решился. — Так вот… Дело в том, что совсем недавно выяснилось… Ваш опекун еще при жизни успел передать юридическую ответственность за вас другому человеку, — выпалил он. Мои ладони взмокли. Я облизнула пересохшие губы и подалась немного вперед на стуле. — Что? — только и спросила я, будучи не в силах породить что-то более осмысленное. Дунофф откинулся на кресле и неторопливо продолжил. — Незадолго до своей гибели ваш опекун снял с себя все полномочия и передал ответственность другому лицу, которое вступило в опекунские права еще до смерти вашего прежнего наставника. К сожалению, вся эта бумажная волокита продлилась дольше, чем предполагалось, поэтому в отделе опеки об этом узнали только сейчас, — развел руками Дунофф. Его голос звучал чуть виновато. — Поэтому, как видите, синьор Колуччи не сможет удочерить вас. Ваш нынешний опекун пребывает в добром здравии, и все права закреплены за ним. Я ничего не понимала. — Какой еще новый опекун, о чем вы? Бла… Мой опекун не знал, что погибнет, он не мог перепоручить меня… — бормотала я. Дунофф смерил меня пристальным взглядом. — Не думаю, что вы осведомлены в достаточной мере, синьорита. Он мог это сделать, не подозревая о предстоящей кончине. Опекунство — большая ответственность и тяжелый груз… Я слышала его болтовню словно через какую-то вязкую пелену. Соня и Франко знали. Все это время они знали… -… Возможно, он был уже пожилым человеком, и ему было не под силу решать ваши проблемы. Вы действительно проблемный ребенок, Линарес, вечно попадаете в какие-то истории. Ваш прежний опекун мог просто не выдержать постоянных встрясок… И сообщить об этом мне удосужился только Дунофф… — … Нет, не подумайте, конечно, я вам очень сочувствую и соболезную по поводу кончины вашего прежнего опекуна… Но должен вам сказать, с нынешним вам повезло не меньше! Он собирался оплатить ваше обучение, и когда я ему сообщил, что наш колледж теперь стал общеобразовательной школой, он перечислил деньги в качестве пожертвования, можете себе представить? А ведь школа теперь нуждается в финансовой поддержке как никогда!.. Мне хотелось накричать на него, чтобы он, наконец, замолчал. Из-за его болтовни я никак не могла нащупать что-то важное. Какую-то связную мысль среди потока обрывочных фраз… Блас меня бросил. Скинул на постороннего человека. Выбросил, как надоевшую тряпичную куклу, и сбежал. Дунофф смолк, заметив, что я не слушаю. Видимо, мое состояние отражалось у меня на лице, потому что взгляд его стал таким же сочувственным, как у всех остальных. — Имя нового опекуна? — прохрипела я. Дунофф развел руками. — Условия остаются теми же. Имя мне неизвестно. Я не сводила с него пристального взгляда. — То есть, его вы тоже не видели? Дунофф отрицательно покачал головой. — Я получаю анонимные письма, как и от предыдущего опекуна. — Анонимные письма? — фыркнула я и вдруг ощутила несмелую надежду. — И вы поверили? Может, кто-то так подшутил! Дунофф снова покачал головой. — Разумеется, я проверил, позвонил в социальную опеку — мне подтвердили данную информацию. Я хотел, чтобы эту новость сообщили вам Колуччи, — насколько я знаю, вы провели каникулы у них в доме. Но ваш опекун настоял, чтобы я лично сообщил вам обо всем. Вот, почему мне так долго не давали разрешение на выезд. Я вспомнила заговорщицкие взгляды и шушуканье Сони и Франко. Ничего мне не казалось — им давно все известно. — Уверен, я смогу связаться с вашим опекуном через социальный отдел. Если у вас есть к нему вопросы, вы можете написать… — У меня нет вопросов, — резко перебила я, и стала медленно подниматься со стула. Дунофф явно растерялся. — Что ж, тогда я попытаюсь хотя бы выяснить имя и… — Да мне все равно, — резко перебила я и поняла, что говорю правду. Мне действительно было наплевать, кто мой новый наставник. На сей раз, ни капельки не любопытно. Это был чужой человек, с которым меня связывал лишь общий счет в банке. — Это все? — с вызовом посмотрела я на Дуноффа. — Пока да, — кивнул он, чуть помедлив. На негнущихся ногах я прошла к двери и повернула ручку. — Спасибо, — бросила я через плечо и, не оборачиваясь, вышла из кабинета. *** Я долго просидела в подвале, рыдая на ставших родными ступеньках пыльной лестницы. Однажды Блас разведал мое укромное место и пришел глумиться надо мной, пытаясь отучить меня плакать по пустякам. Я была еще совсем девчонкой и в тот момент хотела лишь разорвать его на кусочки, но после, прячась здесь, в тайне надеялась, что он появится снова, и снова поможет мне подняться. Иногда он приходил. Приходил и снова оскорблял, но все-таки приходил, потому что ему было не все равно. По крайней мере, так мне до сих пор казалось. «Не ищи своего опекуна. Смирись с тем, что не нужна ему». «Ты не понимаешь, как это важно для меня!». «Но почему? Почему это важно? Думаешь, он тебя любит? Заменит тебе отца? Ты в это веришь? Да? Эти мечты делают тебя слабой. А ты должна быть сильной. Всегда помни о том, что тебя никто не защитит. Твоя жизнь зависит лишь от тебя». «Я не одна! Я во всем могу положиться на подруг!». «Когда вы закончите колледж, ты навсегда с ними попрощаешься». «Мы будем встречаться!». «Детские иллюзии». Чья-то ладонь ложится мне на плечо. На этот раз, не обманываюсь: прошли времена, когда я явственно слышала шаги Бласа в коридорах школы и видела его длинную тень за каждым поворотом. Оборачиваюсь — Марисса. — Мичу все рассказала мне, — опускается на ступеньку рядом со мной. — Снова подслушивала…- шмыгаю я носом. — Что-то не меняется, — улыбается она. Следует долгое молчание. — Мы уговорили новенькую переселиться. Теперь Луна будет с нами. — Здорово, — бесцветно протягиваю я, вглядываясь в темноту. — Думаешь, Блас действительно перепоручил тебя кому-то? — пристально смотрит на меня. — Я не знаю, что думать, — качаю головой. — Перед аварией он «успокоил» меня, что деньги по-прежнему будут поступать на мой счет. Я тогда подумала, что он сам собирается переводить их откуда-то издалека. Но возможно, он действительно просто сбросил меня на кого-то другого, — горько усмехаюсь. — Зато теперь понятно, откуда таинственные подарки на день Рождения. Марисса удивленно присвистывает. — Думаешь, это он? Пожимаю плечами. — Лучше думать, что он, а не какой-нибудь маньяк-педофил. — Не вяжется, — чуть подумав, цокает языком Марисса. — Думаешь, твой новый опекун стал бы прятаться в кустах, подслушивая наш разговор? — Он мог подослать шестерку следить за мной? — Но зачем? — Может, он помешан на контроле, — презрительно фыркаю. — Или боится юридической ответственности, которая ему грозит, если со мной что-то случится. Не знаю… А про день Рождения шестерка мог случайно услышать и передать. Марисса ничего не отвечает, задумчиво пожевывая губу. — Это самое вероятное, — признает она. Криво улыбаюсь. — Видимо, так, — горько выплевываю я и снова устремляю мрачный взгляд в темноту. — Лухи, но почему ты тогда расстраиваешься? — тыкает меня в бок Марисса. — Значит, твой новый опекун — неплохой парень. Смотри, как о тебе заботится. Это же замечательно! — Не вижу ничего замечательного, Марисса! — резко обрываю ее. Чувствую, что снова собираюсь расплакаться от обиды и смолкаю, упрямо сжав губы. — Я тебя не понимаю, — качает головой Марисса. — Если все действительно так, как мы думаем, у тебя снова есть опекун. Даже лучше прежнего, скажем так. — Марисса, мне не нужен другой опекун, ты не понимаешь? — прорывает меня. — Я что, домашний питомец, чтобы передавать меня в хорошие руки? У меня был один опекун — Блас. Хотя он был далеко не идеален, мне казалось, он любил меня! По-своему, конечно, как умел — но любил! — Слезы брызгают из глаз. — А теперь оказывается, он собирался просто уехать, оставив меня на попечении постороннего человека. Он бросил меня, понимаешь? Он тоже меня бросил! Всхлипываю, и Марисса прижимает меня к себе, успокаивая. — Никто тебя не бросил, — приговаривает она, поглаживая меня по плечу. — Блас передал тебя другому наставнику — это не значит «бросил». Он мог оставить тебя на попечении социального отдела, но вместо этого нашел тебе другого опекуна. — Я знаю, что обидела его, — всхлипываю я. — Без спроса залезла в его прошлое, заставила заново все пережить… Но я же не хотела… Я не думала, что так будет… За что он так со мной? Почему он меня бросил? — Лухи, он тебя не бросил, — продолжает, как мантру, твердить Марисса. Я отстраняюсь и смотрю на нее в упор. — Он меня ненавидел, — грустно усмехаюсь. — Мне не в чем его упрекнуть. Предают те, кто любит, а он даже никогда не вводил меня в заблуждение. Я всегда знала, что он меня ненавидит, так что вполне естественно, что он захотел передать опекунство. Странно, что он не сделал этого раньше, когда я освободила его от ответственности! Марисса смотрит на меня взглядом больной собаки, явно не зная, что ответить. Ну вот, теперь и она. — Не смей жалеть меня! — прорывает меня. — Мне уже семнадцать. Еще год — и я смогу устроиться на работу, сама обеспечивать себя. Мне не нужны опекуны и благодетели! Мне никто не нужен, — всхлипываю я, и Марисса снова сгребает меня в охапку. — Лухи, ну не плачь, — растерянно бормочет она. — Никто, — продолжаю повторять. — Никто не нужен. — У тебя всегда буду я, — нашептывает мне на ухо Марисса. — Мы же давали клятву, помнишь? Мой дом всегда будет твоим домом. Ну, сестренка? — Она заглядывает мне в лицо и ободряюще улыбается. Холодно смотрю на нее. — Это сейчас так кажется, — криво улыбаюсь я. — Когда-нибудь и ты меня бросишь. Как мать, как Маркос, как старик Хосе, как Блас! Лучше ни на что не надеяться, — высвобождаюсь из объятий остолбеневшей Мариссы. — Прости, Марисса, но ты любишь, чтобы тебе говорили правду… — Пожимаю плечами. — Теперь у тебя есть Пабло, а я одна, и так будет всегда. Лучше осознавать это и не жить иллюзиями. Очень больно с ними расставаться, — тихо прибавляю я и, поднявшись на ноги, начинаю медленно подниматься по лестнице, придавленная грузом собственных слов. Марисса ничего не отвечает. Хочется вернуться и извиниться за свое поведение, но с каждой новой ступенькой сделать это становится все труднее. В спальне пусто. Я безвольно опускаюсь на кровать и, свернувшись калачиком, обнимаю подушку. Тоже детдомовская привычка. В детдоме некому тебя обнять, и ты обнимаешь подушку. Наверно, это и есть последняя стадия одиночества.