Через дымку воспоминаний проходя

Обнимает, крепко прижимая к себе, целуя где-то в области груди, похоже, завтра будет засос. Опять все что угодно в голове кроме самого важного – он сейчас так близко. Все твои детские мечты сбились. Странно даже, еще пару минут назад, ты готова была выбежать с горечью на душе на улицу, а сейчас спокойно запутываешь руки в волосах. Мелкие поцелуи пробегают током по телу, собираясь комком в легких, становиться слишком тяжело дышать. Цепная реакция с ног до головы охватывает тело, проходя к низу живота, затягиваясь в чувствительный комок. Прикусывая до боли губы, тяжело глотаешь воздух, пока руки пробираются сквозь футболку, попутно ища ремень от его джинсов. - Подожди, мы с ума сходим же… - Задыхаясь, шепчешь, пока он в ответ награждает поцелуем. Смакуешь ощущение, прижимая за волосы ближе, так что у самой дыханье перехватывает. А что между ними сейчас? Что происходит в эту минуту? Помимо раскаленного воздуха, учащенное биение сердца, которое отдается пульсацией по всему телу. - Тебе не нравиться? Отпустить? – Ели хватая воздух за пальцы рук, продолжаешь разбираться с надоевшими пуговицами старенького кардигана, купленного на день рождения бог его знает когда. Сам не веришь в то, что говоришь, такое ощущение, что если она сейчас оттолкнет тебя, прижмешь и уже не отпустишь, против воли твоей должна быть. Мотает головой в разнее стороны, руками царапая плечи оставляя на задранной футболки отметины. Хватает вещицу в кулак, будто намериваясь сорвать, но только поднимает выше, освобождая простор для обозрения. Сколько она раз представляла все это? Сколько думала, о том, как будет выглядеть глупо, но оказалось все совсем по-другому: скомканная постель, и ледяные руки, скользящие по телу, зазывая извиваться как змея. Руки в кулаках поднимаются по спине, к шее, обводя скулы и скользя по губам, так как будто изучает и впервые видит, настолько живого Морозова. А стоит ли оно всех тех ощущений? Нужна ли ты ему? Джинсы отлетают в сторону, пока ты там смущаясь и робея снимаешь футболку, но брюнет только поторапливает, будто, у него лимит времени, уделенное именно Виноградовой. Пытаешься что-то сказать, но получаешь только укоризненный взгляд, который опустошает и снимает улыбку с лица, похоже, понимает все. Автоматически выставляет вперед руки, и смотрит как на предателя, понимая, что это просто способ забыться и не больше, что он, скорее всего, просто переспит не обещая нечего в замен. В горле пересохло от волнения, а в голове назревал Шекспировский вопрос – быть или не быть? Пока ты там мучаешься, глаза парня прикрываются и он чему-то улыбается, а потом вновь смотрит во внутрь, куда-то, где есть хоть капля знакомого чувства, которое разъедает память, возвращая вновь в былые времена. Хватаешь сама за руки, вновь прижимаясь к разгоряченному телу, пускай потом и пожалеешь, будешь реветь пока не задохнешься от всепоглощающей боли, но сейчас без него нельзя, она не может. Слишком дорог. Дура ты, а не дорог. Смотришь прямо в глаза, прикасаясь губами к груди, покрывая отметинами ее тело, до последнего миллиметра. Приторные воспоминания вновь, сквозь пелену страсти, пробиваются в мозг, делая шрам. Грубо руками сжимаешь талию, покусывая соски, вызывая крик боли. Не важно что чувствует она, главное было избавиться от дурацкого ощущения, ощущения, что сдохнешь от всей этой боли, ежедневно приходящей в твое сердце. Разрываешь крошечную ткань трусиков, смотря, не отрываясь, притягивая еще ближе, разводя ноги как можно шире. Ты не можешь просто так ее трахнуть. Ты не такая мразь. Пискливый голосок пробивавшейся сквозь дрем повторял эти слова раз за разом. Но ты прохожее пропустил все мимо ушей. Раздвигаешь ее ноги, даже не смотря на то, что зубы скрепят от боли и руки пытаются сжаться в кулаки. Хочешь ли сделать больно? Хочешь ли показать, что ты такая же мразь как и половина жалких людишек этого города. Сжимаешь руками гетры, снимая, резко поворачивая подбородок в свою сторону, заставляя смотреть в глаза, в которых помимо ненависти, только пустота. Резкий толчок, и вскрик. Все медленно перемешалось в твоей голове, даже не спросив откуда кровь, продолжаешь грубо двигаться внутри, все глубже и глубже проникая, не замечая, что Лиза содрогается, конвульсивно прижимая ноги к простыни, как больно ей на самом деле, не физически, а морально. Хватаешь за руки, ложась сверху, продолжая двигаться, постоянно набирая темп, переплетаешь пальцы рук, целуя в губы. Приторный вкус крови, пробивается сквозь вкусовые рецепторы, затмевая пеленой злости, ненависти. - Шлюха. Тварь. – Толчки становятся слишком грубыми, а губы впиваются в ее, ты все еще пытаешься найти тот вкус, который был ранее в твоей жизни. Интересно, сколько ты продержишься на одних рецепторах? Виноградова вместо привычных для твоего слуха стонов, всхлипывает, и пытается вырваться из цепких объятий. Обводишь ладонью очертание талии, прижимая к себе ближе, так, что, похоже, кости скоро треснут. - Этого ты хотела? Этого?! – Крик разноситься по квадратных метрах, пропитывая каждый уголок, и так больно задевая Лизу, мгновенно застывшую, и тихонько глотающую слезы. Грубо целуешь в шею, делая последние движения бедрами, напрягая мышцы спины, хватая руки Виноградовой и поднимая к изголовью кровати. Скользишь по телу девушки, касаясь кожей, едва раздражая внешние рецепторы, так больно. Пока она всхлипывает, ты задерживаешься на минуту, испытав, наконец, именно наслаждение от секса, от контакта, а не от любви, которая так и не посещала твою жизнь. Спускаешь ногу Лизы с пояса, медленно и осторожно, боясь причинить боль, но вместо нежности, вновь грубость. Для тебя, похоже, это в порядке вещей: унизить, растоптать, убить, а потом дать надежду на минуту, а самому думать ночами напролет. Больно ли тебе? Нет. Ну, если совсем чуть-чуть, только ноги слегка, и руки больно покалывает от столько грубых прикосновений. Жалела ли о произошедшем? А смысл? Все уже сделано, сама виновата – не остановила, не старалась вырваться, лишь изредка просила отпустить, но что для Морозова значит слезы? Пора бы уже понять, что это пустой звук, клик мышкой по не рабочему дисплею, тоже самое, только вот жертвы разные в любых случаях. Кто-то бы, просто предположил, что у парня не все хорошо с головой, что псих, деспот и любитель жестоких игр, а для тебя как был тот подросток с тонкими пальцами, весело отстукивающими ритмы музыки на поверхности стола, так и остался он, не смотря даже на саднящее ощущение внизу живота, это же ничто, да? Медленно поднимаясь с поверхности постели, блондинка осмотрелась, но увидев парня, который курил в форточку стоя в одних джинсах, покачнулась, будто обдумывая продолжение своих действий. Не хотелось нечего добавлять на словах, да и стоило ли. Стянув простыню и закутавшись поплотнее, мелкими шагами преодолела комнату, приникая в ванную, давая волю слезам. Перед глазами пелена, какая же она глупая, наивная. Руки прикоснулись сквозь ткань к бедру, и сразу же саднящая боль усилилась, похоже, там был синяк, которым Морозов не жалея наградил по время занятия «любовью». Глупое слово, для совсем не взаимного чувства.

- Ты же любишь его. - А он? Он любит? - Он просто наслаждается тем, что ты не бросишь.