Молодая жена - старая вдова.

Несмотря на то, что часы совсем недавно пробили два часа дня, в комнате царит полумрак, который образуют свинцовые тучи за окном и тяжёлые гардины, почти не пускающие в спальню дневной свет. В комнате тихо, слишком тихо для неё, а с первого этажа доносятся голоса детей и внуков, звон посуды и столовых приборов. Ей не остаётся ничего, кроме как отгородиться от внешних звуков, закрыв тяжёлую деревянную дверь тёмно-вишнёвого цвета. Резная ручка под напором морщинистой руки покорно опускается вниз и мягко поднимается вверх, когда она делает несколько шагов в глубь комнаты, отходя от двери. На стёклах окна начинают появляться мелкие, смазанные от скорости и ветра первые капли дождя. Ему Астория рада как никогда. Она проходит мимо высокого зеркала и на мгновение останавливается, чтобы оглядеть себя и подправить унизанными массивными перстнями пальцами воротник платья. Чёрный никогда особо не шёл ей, с её золотыми волосами, бледной кожей и зелёными глазами; но теперь, а особенно сегодня, он как никогда кстати подходит её положению, возрасту, серебряным волосам и поблекшим с годами глазам. Строгое платье с воротником стойкой и жабо даже стройнит её, но Драко бы не понравилось. Уставший взгляд падает на дверь, за которой кипит жизнь, воскрешая воспоминания. Больше шести десятков лет назад юная миссис Малфой отворила тяжёлые двери, несмело ступая на мягкий ковёр. Теперь она - законная владелица этого обиталища, но в её душе нет радости или гордости; девушка преисполнена презрения, покорного смирения и толики страха не сдержать обещание, которое она так упорно раз за разом повторяла у себя в голове. Она не опозорит семью, она с гордостью примет выбор родителей и будет благодарна за него. Ещё учась в школе, она до последнего верила в это, пока летом 1996 года её не представили будущему мужу. Единственные вопросы, который мучили её тогда: “Почему она? Почему он? Почему не Дафна?” Холодно брошенное “располагайся” вызвало отвращение и желание поскорее сбежать отсюда, но разве она могла. Она не хотела быть здесь, избегала этого места днём, проводя всё время во всех остальных помещениях мэнора, отчаянно не желая каждую ночь возвращаться сюда. Порой он уже был здесь, когда она возвращалась от Нарциссы или из библиотеки, которая полюбилась ей больше всего; порой он возвращался глубокой ночью и тут же заваливался на кровать, а иногда и устраивался в глубоком кресле перед камином, не зная, что она в это время всё слышит. Но так, конечно, было только поначалу. Какими же радостными были редкие выезды в родное поместье. Как же она ждала возможности наконец поскорее уехать из мэнора на драгоценные две недели раз в полгода, уехать домой, где всё было так знакомо и привычно. Но со временем именно мэнор стал её домом, родным и любимым. Астория прислушивается к шуму мокрой листвы за окном; дождь усиливается, и она глубоко вздыхает, прикрывая глаза. Уголки губ трогает лёгкая улыбка, и в голове возникает одной ей известная мелодия. Музыка колеблется на грани мажора и минора, она исполняется на высоких тональностях, но есть в ней что-то такое тоскливое и заунывное, отчего под конец исполнения в глазах слушателя непременно появились бы слёзы. Рука плавно движется в воздухе, словно дирижируя невидимым оркестром, а голова едва заметно покачивается из стороны в сторону. Композиция подходит к концу, и Астория раскрывает сухие глаза, которые словно светятся неземным светом познания частицы истины. На ночном столике лежат длинные жемчужные бусы; как Драко их разложил в прошлый раз, так они и лежат, а она лишь осмеливается невесомо коснуться перламутра богатого украшения, вызывая в памяти образы. Он любил эти бусы, особенно на ней; любил застёгивать их на её тонкой шее, а потом аккуратно высвобождать светлые локоны из-под унизанной жемчугом верёвки. Любил перебирать пальцами бусины, поправлять их на её бледной тонкой шее, а потом мягко целовать ключицу или за ушком, вызывая на губах жены счастливую улыбку. Он дарил ей множество украшений, одно изысканнее другого, но простые жемчужные бусы любил как ничто другое. Астория не знала, почему так, но никогда и не спрашивала, просто почаще надевала их и дарила ему возможность любоваться ими. Хотя порой она думала, что это простое украшение снискало любовь её мужа потому, что именно оно стало первым осознанным подарком для неё с его стороны спустя несколько лет после свадьбы, когда всё наконец наладилось. Кровать аккуратно застелена ею самой. Тёмно-серое постельное бельё скрыто тяжёлым покрывалом ему в тон с графитовыми витиеватыми узорами, которые, если присмотреться, принимают диковинные очертания неведомых растений. Астория садится на край кровати со своей стороны и проводит морщинистой, но ухоженной ладонью по покрывалу, мягко улыбаясь. Сколько воспоминаний связано с этим местом. И хороших, и потрясающих, и даже тех, которые воскрешать в памяти не хочется. Нелепо, наверное, но теперь Астория сожалеет о своей глупости, которой она была преисполнена в самом начале их совместного пути. Излишняя самоуверенность, непокорность в известной мере, накручивание самой себя. Смешно, но она заставляла себя ненавидеть этого человека. Глупые ссоры на пятом курсе, мелкие перебранки, а потом объявленная помолвка - и простая неприязнь к слизеринскому принцу перерастает в нечто более негативное, но от того не менее детское и самонадеянное. Со временем, с возрастом, с войной, всё это стало угасать, но холодность Малфоя отстраняет, не даёт испытать новые чувства, и она начинает не ненавидеть его, нет, но она на пути к этому от смиренного равнодушия. И между ними даже ничего не было. А потом она не успела возненавидеть его… Потом она стала просыпаться не от холода огромной пустой постели или громкого стука двери, а от нежных поцелуев и прикосновений заботливых рук; потом она перестала избегать спальни как места, которое, несмотря на то что она делила его ещё с кем-то, как ничто другое напоминало ей о её одиночестве. - Знаешь, мне кажется, что я редко говорила тебе это, Драко, - несмотря на возраст, её голос не потерял мелодичности и не стал скрипучим, как старое кресло-качалка Люциуса. - Мне будет тебя не хватать, дорогой, уже не хватает. Что вот мне теперь делать? Не представляю, как тяжело было Нарциссе, а ведь я так сильно тебя люблю. Когда умер Люциус, Астория постоянно была со свекровью, которая достойно приняла новость о потере мужа. Она любила рассказывать жене сына истории об их совместном прошлом, порой надолго замолкая и продолжая рассказ уже лишь для самой себя, а Астория сидела на соседнем кресле, сжимая худую ладонь Нарциссы, и боялась даже подумать о том, что будет с ней, если умрёт Драко. А теперь она одна переживает это горе, уверенная в том, что никто - кроме давно почившей Нарциссы - не сможет разделить её горе. С детства привыкшая переживать всё в себе, делясь порой лишь с матерью и сестрой, она и сейчас предпочитает закрыться ото всех в своём собственном мире. Астория ложится на самый край постели, поворачиваясь лицом к той половине, где спал Драко. Она протягивает облачённую в чёрный шифон руку к его подушке и мягко гладит её, улыбаясь. По сухой щеке на покрывало катится слеза, и она быстро утирает её, тихо смеясь. - Всё-всё, я не плачу, - тихо шепчет она, чувствуя, как нестерпимо щиплет в носу. Дождь за стенами мэнора превратился в настоящий шторм, и ветер страшно завывает, вызывая у всех остальных обитателей поместья тревожное чувство в груди, у всех, кроме неё, потому что всё место в её груди сейчас заполняет тоска. - Я помню, что ты не любишь мои слёзы, да и вообще женские слёзы. Никто из вас, мужчин, их не любит. Мой отец тоже не любил, и Скорпиус всегда теряется, когда его жена плачет. Ты был замечательным отцом, Драко. И прекрасным мужем. Знаю, что поздно извиняться, но прости мне мою глупость, мнимую непокорность и даже ту якобы ненависть, которую я к тебе испытывала поначалу. Спасибо за терпение, уважение и любовь. Правильно говорят: имея - не ценим, потерявши - плачем. Но я ценила тебя, ты же знаешь. Астория уже не может сдерживаться, и слёзы стекают по её щекам крупными солёными бусинами, а голос надламливается, но она не хочет отпускать его, не готова. Щемящее чувство в груди не проходит, но так и должно быть, и ей лишь остаётся принять это. - Я люблю тебя, - уже неслышно добавляет она, закрывая глаза и сжимая рукой покрывало в том месте, где обычно лежала его рука. Шум ливня за окном, приглушаемый каменными стенами, убаюкивает, и Астория забывается спокойным, но пустым сном, представляя, что, как и обычно, сжимает руку мужа, а он легонько касается её пальцев тонкими губами. Утренние, совсем не греющие солнечные лучи проникают в комнату сквозь высокое окно, оставляя в тени большую кровать с резными столбиками красного дерева. В воздухе, мерцая, плавают пылинки, а за холодными стенами мэнора поют птицы. Астория, стоит ей проснуться, тут же расплывается в улыбке: Драко всё ещё держит её за руку. Платиновая чёлка падает ему на глаза, делая похожим на ребёнка, которым он ещё совсем недавно был, да и она была, наивно полагая, что он - самый ужасный человек на земле. Астория протягивает руку, убирая волосы с его лица, и Драко медленно раскрывает глаза. Она всё ещё гладит его волосы, хоть чёлка уже давно не мешает. Её длинные светлые пряди раскиданы сзади по подушке, худые плечи прикрыты одеялом, а ногами она путается в его ногах. Драко смотрит на неё и не может налюбоваться, боясь упустить хоть деталь её нежного образа, трепетно им любимого. Это их своеобразный ритуал - начинать утро с молчания и улыбок: так проще избежать ненужных ссор и вернее начать счастливый новый день. Они до последнего молчат, улыбаясь и тихо смеясь, не желая нарушать покой и мир. Конечно, потом один из них всё же осмелится и прошепчет “доброе утро”, но пока можно просто наслаждаться улыбками, руками, губами и одной им известной мелодией, что соединяет их сердца и души, ненавязчиво сплетая их красной нитью любви.