Крылья Нефелима

Меня зовут Торис Лоринайтис, я нефелим. Мой отец, смешно сказать, ангел небесный, мать - земная женщина, а сам я полукровка. Никому не нужны нелетающие полукровки. Кроме, пожалуй, Ордена Рассветного Пламени, члены которого занимаются тем, что картинно и пафосно приносят в жертву таких, как я. Собственно, я сейчас от них и прячусь. Над головой раздаётся шорох крыльев, а потом на меня сзади прыгают, завязывают на шее удавку и роняют на пол. Больно. Так уже было когда-то, а я и забыл, что эти Стражи такие ловкие, не то что я. Всё-таки поймали, гниды рассветные! Только я всё равно так просто не дамся... Дёргаюсь, пытаюсь лягнуть, ударить рукой, хлестнуть крылом поймавшего меня, но он затягивает петлю на моей шее, и я решаю не искушать судьбу лишний раз. Удавка им нужна сейчас скорее для устрашения, чем для умерщвления, убьют они меня после, но чёрт знает... Дышать уже тяжеловато, в глазах понемногу темнеет. А затем удавку слегка ослабляют. К нам быстрым шагом подходит их командир, мой старый знакомый. Пепельноволосый детина ростом под два метра, в лиловых глазах которого нет ничего, кроме полного смирения. Но я ещё отлично помню, как этот командир всё с тем же смирением в глазах дёргал из моих крыльев перья, а потом извлёк из кармана семихвостную плётку. Дальнейшего я стараюсь не вспоминать. Поймавший меня страж радостно докладывает, что я схвачен и обездвижен. Нашёл повод для восторга, нечего сказать. Командир приказывает мне встать и, сладко улыбаясь, произносит: - Надо же, я где-то видел эти коричневые крылышки... Торис, какая встреча! Второй крутится вокруг меня, словно бы прицениваясь. Потом подходит к своему высоченному начальнику, имя которого я начисто забыл, и ехидно спрашивает: - А вы знакомы, Янек? Сероволосый, которого на самом деле зовут Иваном, как услужливо подсказала память, довольно кивает, треплет меня по волосам и говорит, что я как раз вовремя нашёлся. - Феликс, - посерьёзнев, приказывает он, - этот на тебе. Займись им. Второй с готовностью кивает и салютует Ивану, когда тот, взмахнув огромными крыльями, исчезает в небе. За это время я успеваю рассмотреть второго Стража: он чуть ниже меня, волосы у него пшеничного цвета, а глаза, кажется, зелёные. Большие светло-кремовые крылья сложены за спиной. Он одет, как и все в этом треклятом ордене, в белоснежную рубашку, чёрную жилетку с алым крестом на спине и чёрные бриджи, на ногах у него мягкие сапоги, а на поясе висит кинжал с перламутровой рукоятью. Феликс дёргает за длинный хвост удавки и тянет меня за собой. Покорно плетусь, сложив недоразвитые крылья. Пока юноша связывает мне конечности, прежде чем посадить в повозку по типу тюремной, я смотрю в небо, высокое синее небо. В то самое небо, в которое я никогда не взлечу. Светловолосый ангел садится на козлы, и повозка трогается с места. Мы, кажется, едем в аббатство. Сквозь небольшое окно я вижу мой маленький старый город, с его двух-трёхэтажными домами, церквями, колокольни которых стремятся в холодное, уже по-зимнему прозрачное небо. Ангел на козлах насвистывает весёлый мотив, а на меня вдруг накатывает такое отчаяние, что колени сами собой подгибаются, и я опускаюсь на грязный пол повозки. Уже не хочется совсем ничего. Ни кричать, ни биться в стенки моей тюрьмы на колесах, ни плакать, ни злиться. Они всё равно сделают то, что не закончил Иван: убьют меня рано или поздно.  Я видел однажды, как убивали нефелима: великий магистр ордена, Гилберт, стоял, сложив руки в молитвенном жесте и читал что-то на латыни, его огромные чёрные крылья были раскрыты, ветер перебирал блестящие перья, а взор рубиновых глаз был прикован к лежащему на алтаре нефелиму, светловолосому и белокрылому пареньку с бесконечно пронзительными синими глазами. Почему-то я особенно чётко запомнил этого юношу, которого Гилберт, зачитывая приговор, назвал странным именем Кетиль, его молочно-белую кожу, длинные пальцы, вцепившиеся в холодный камень алтаря, взгляд, не выражающий никаких эмоций... Его страх выдавали только судорожно дёргавшиеся крылья. Я стоял рядом с Иваном, он держал меня на недлинном поводке и ласково гладил по голове, когда Гилберт обнажил изогнутый нож из странного чёрного металла и вонзил его в грудь светловолосому Кетилю. Полилась кровь, закапала с каменного алтаря на мостовую, и мне стало дурно. А потом альбинос-магистр мечом отрезал белоснежные крылышки и швырнул их в толпу, и я, не выдержав и не желая видеть это, отвернулся и уткнулся носом в грудь Ивану. Просто потому, что иначе со мной бы случилась истерика. Или обморок. Не от вида крови или торчащих из спины костей, а от осознания того, что этот парнишка не первый, с кем так расправились, и не последний. Теперь же я лежу на полу в тесной повозке и осознаю, что с каждой секундой приближается мой конец. Такой же зрелищный, кровавый, пафосный и столь желанный для альбиноса Гилберта конец, как и у мальчишки Кетиля. Стук копыт стихает: приехали. Слышу, как Феликс спрыгивает с козел, шуршат по гравию его шаги, поворачивается в замке ключ. Ангел открывает дверь и заходит внутрь. - Эй! Эй ты, тебе плохо? Решил откинуть коньки до казни? - Звучит он грубовато, но встревоженно. А потом он делает то, чего я никак от него не ожидал: садится рядом со мной на колени и гладит по голове. Причем делает он это не, издеваясь, как Иван, а очень ласково и искренне. Новичок он, что ли? - Ты там совсем умер? Понимаю, что лучше бы ответить, и поднимаю голову. Феликс руку не убирает и, кажется, ободряюще улыбается. - Нет, я пока жив. Просто... - Голос звучит хрипло,сам не понимаю, почему. - Устал? - Подсказывает Феликс. Киваю. Он всё-таки прав. После того, как я сбежал от лиловоглазого мучителя, я около трёх дней прятался по окрестным лесам, где меня радостно выследили и поймали. Ангел понимающе кивает, разрезает кинжалом верёвку на моих руках, достаёт из жилетного кармана серебряную флягу и протягивает мне. Принимаю помощь, сажусь и делаю пару глотков. Во фляжке блондина шоколад. Густой, сладкий горячий шоколад со сливками. - А меня зовут Феликс Лукашевич. - Тем временем сообщает мой тюремщик и благодетель, не давая мне толком удивиться. - Торис Лоринайтис, - представляюсь я, возвращая флягу. - А как шоколад не остывает? Лукашевич в ответ пожимает плечами и выходит из повозки, делая знак следовать за ним. Знакомый прямоугольный двор, знакомые стражи с длинными мечами и постными рожами, знакомая дверь в темницу. Феликс шепчет мне, чтобы я делал вид, что руки у меня связаны, и несильно тянет за хвост удавки. Куда меня теперь поведут, я отлично знаю. Сначала через двор наискось, потом по крытой галерее до внушительных размеров двери, окованной железом. За дверью будет коридор, с низким сводчатым потолком, холодный и сырой, а в конце ещё одна дверь, за которой начинаются галереи с камерами. Вот одну из них и выделит мне Феликс, ангел с волосами цвета спелой пшеницы, запрёт меня там и уйдёт, насвистывая весёлый мотив.