Break the system

— Ч... Что? — я не сразу понял, что произошло. Да что там — никто не понял. Одногруппники застыли, недоуменно глядя на брюнетку, стоящую напротив меня. Она дышала медленно и глубоко, будто пытаясь успокоиться... Успокоиться после чего? Подождите, подождите, стоп! Я судорожно пытался привести голову в порядок. Так, смотрите... что я сделал не так? Вроде бы за тот короткий срок, что Кимберли к нас в колледже, я ничего не такого ей не говорил и не делал. Хотя... мячом по голове попал, но с кем не бывает? Разве это повод? Ладно, сегодня тоже ничего такого не было. Я же похвалил ее голос и признался, что она мне нравится! Тогда в чем дело? Девушка слегка наклонила голову набок, выжидающе глядя на меня. Чего она ждет? Нет, я должен во все разобраться! — Почему? — выдал я, не зная, что еще можно сказать. Может, мне просто показалось? Может, Олдридж сказала что-то другое, а мне просто послышалось? Да нет, вряд ли. Хотя здесь шумно, вполне возможно... — Ты действительно не понимаешь или притворяешься? — спросила Ким таким голосом, что от нее сразу повеяло арктическим холодом. — Н-нет, — похоже, я начинаю заикаться. — Я... я не понимаю! — наконец-то удалось собраться с мыслями. Вдруг это очередной закидон женской логики? В любом случае, я старался морально подготовиться к обороне. — Как интересно, — брюнетка задумчиво приставила к подбородку большой и указательный палец, но по-настоящему этой задумчивости явно не было. — Хорошо, пойдем по порядку. Ты меня не помнишь? Она сняла шляпу, видимо, чтобы я смог лучше увидеть ее лицо. Такое же милое, как и всегда. Я помню чувство дежавю при первой встрече, но не более, а потому пожимаю плечами. — Хм. Тогда попробуем по-другому, — Олдридж пристроила шляпу обратно. — Скажет ли тебе о чем-нибудь имя «Кимберли Янг»? Стоило ей назвать это имя, как в сознании, и вправду, что-то отозвалось. Что-то слабое. Видимо, это либо какое-то очень старое воспоминание, либо что-то такое, что я предпочел запихнуть в самый дальний уголок своего мозга и запереть там. И если правдиво второе, то на это была причина, которую я тоже предпочел забыть. Но теперь, похоже, она готова была предстать передо мной вновь, если уже не предстала. Кимберли Янг... В голове всплывал образ, очень смутный и размазанный, но он был. Я поморщился, пытаясь сделать его хоть сколько-нибудь четким. — Вижу, что-то припоминается, не правда ли? А что насчет «Макаронины»? Ах, простите — «Недоваренной Макаронины»! Кажется, так, — девушка сложила руки за спиной и начала как-то странно улыбаться. Недоваренная Макаронина? Что за?.. Неожиданно образ в моей голове стал невероятно четким, даже слишком. Захотелось его скрыть, запихнуть куда подальше, но он всплывал снова и снова, заслоняя собой все, будто издеваясь. Конечно! Недоваренная Макаронина! Это обзывательство я дал девочке, однокласснице, когда мы были маленькими. Маленькой девочке с кудрявыми лохмами, создающими нечто наподобие шара на ее голове, девочке с всегда обиженными или заплаканными глазами, девочке, все время убегающей от меня в страхе. Я ее забыл. Я старался изо всех сил забыть ее, и мне это удалось! Но какого черта... Снова... — Ким, подожди! — внезапно воскликнул Ник, вставая со своего места. — Объясни, что происходит! Джулс, ты хоть что-нибудь понимаешь? Единственное, что я смог сделать — это слабо кивнуть, не сводя взгляда с Олдридж. Хотелось что-то сказать, но не было сил. На что они ушли? Я не знаю. Мой мозг пытался справиться с наплывающими воспоминаниями. — Ник, сядь, пожалуйста. Не хочу, чтобы ты случайно попал под горячую руку. После этих слов мой друг действительно сел, ошарашено глядя на девушку, которая снова повернулась ко мне. Не может быть! Не может... Маленькая Ким и нынешняя Кимберли. Они же одно лицо! Да, она вытянулась, повзрослела, исчезли детские щечки, фигура приобрела другие очертания, отросли волосы, глаза стали чуть темнее обычного... Но это был тот же человек! Тот же, только сильно изменившийся за то долгое время, что я не видел Ким. — Ты... Ты же... — еле выдавил я из себя, пытаясь собраться с мыслями. — Аллилуйя! — брюнетка хлопнула в ладоши, не прекращая наигранно улыбаться. — Неужто свершилось, и ты вспомнил? — Так, Олдридж! — неожиданно подала голос Оливия, скрещивая руки на груди. — Что за спектакль ты устроила? Может, прекратишь выпендриваться и объяснишь, что происходит? — О, ты действительно хочешь этого? Хорошо, — брюнетка неожиданно прекратила улыбаться. — Вот смотри, видишь этого человека? — Ким указала на меня легким кивком головы, не доставая рук из-за спины. — Мы с ним знакомы с младшей школы. Сколько веселого мы вместе пережили! — удивительно, как голос Олдридж перекрывал пение очередного человека. — Например, я до сих пор помню, как весело мы бегали по школе, когда Хокинз пытался подергать мои на тот момент очень густые кудряшки. Ведь он догнал! И догонял регулярно, стоит отметить, — Кимберли прокрутилась на месте, вновь поворачиваясь ко мне. — Еще могу припомнить, как он мне дал довольно обидное прозвище «Недоваренная Макаронина», которое в скором времени подхватили остальные одноклассники. Я помню все бумажки, карандаши, пеналы, книжки, прилетавшие мне в спину или в голову. Помню каждый толчок из-за угла, каждую тряпку, кинутую в меня, каждую испорченную или украденную вещь. А знаешь, какой самый яркий эпизод из моего счастливого детства? — лицо Олдридж посетила какая-то злая усмешка. Я знаю. Петарда, пущенная тогда в лужу, но не погасшая и впоследствии взорвавшаяся. — Петарда... — одними губами прошептал ясно. В горле как-то резко пересохло. — Ух ты, даже догадался с первого раза! — Какая петарда? — слабым голосом спросила Саманта, сидевшая рядом. Здесь слишком душно. Да. Определенно. Наверное, поэтому моя голова начала так сильно кружится. — Обыкновенная петарда. Настоящая, взрывающаяся, — вздохнула Ким. — А что тогда случилось? — поинтересовалась Энн, отвлекшаяся от своего телефона на время рассказа. Я продолжал смотреть только на Кимберли. Мне не хотелось видеть товарищей. Вернее, не хотелось видеть в их глазах осуждение, неприязнь, может, даже презрение. Хотя кого я обманываю? Мне было страшно. Страшно увидеть все это в глазах людей, которые учились со мной год и думали, что хорошо знают. Я боялся увидеть реакцию на раскрытие другой стороны моей личности. Не той, которую они видели всегда — веселого парня, готового в любой момент прийти на помощь, поддержать и вовремя пошутить. Я уже давно перестал быть тем жестоким мальчиком, ни во что не ставящим других людей. Но теперь все знают, что я был таким когда-то. А Кимберли... А она лишь злорадствовала. Она мстила за испорченное детство, вымещая на мне ту ненависть, что накопилась за годы нашего знакомства. И это было абсолютно справедливо. Ким имела полное право на подобные действие, раскрывая мое темное прошлое другим людям, заставляя презирать меня. Как ни крути, все сводилось к одному логичному и правильному выводу. Я во всем виноват. Я сам сделал таким свое прошлое. И оно вернулось за мной, чтобы мстить. — Что тогда случилось? — на мгновение Олдридж сделалась какой-то растерянной. — Хм. Долгая история, мне не очень хочется ее вспоминать, честно говоря, — брюнетка будто сдулась. Похоже, у нее больше не было сил выдавливать из себя тот яд, вкладываемый в каждое сказанное ею слово. Или она действительно не хотела это вспоминать об этом. — Но... твоя фамилия... — я уцепился за последнюю соломинку, словно утопающий. Глупо, конечно. Слова выскальзывали из рук, не давая собраться, но я должен был что-то сказать. — Она поменялась, да. Моя мама вышла замуж за прекрасного человека, который помог мне выбраться из того дерьма, в которое ты меня затянул. По крайней мере, я перестала бояться всех вокруг и шугаться каждой тени. После того, как ты исчез, у меня как-то все наладилось. Не находишь ли ты здесь закономерности, м? — девушка ухмыльнулась, снова взглянув мне в глаза. Закономерность? Что? — В смысле? — выдохнул я. — Если ты исчезнешь снова, то будет лучше. Так что постарайся исчезнуть или хотя бы не лезть ко мне, хорошо? — Ким опустила руки, вздыхая. Она, и правда, была словно выжатый лимон: сил сохранять маску уверенности и спокойствия больше не осталось. — Спектакль окончен, господа, — последнее, что она произнесла, после чего направилась к гардеробу. Все молчали. Спустя несколько секунд близнецы встали и направились вслед за Олдридж. За ними начали подниматься остальные. Они уходили, а я все так же стоял, глядя куда-то перед собой, не в силах шевельнуться. Господи... Что ж я натворил... Передо мной остановилась Сэм. Я с трудом смог сфокусироваться на ее лице, перекошенном гневом и отвращением. Девушка с размаху залепила мне пощечину. Боль воспринималась как-то отчужденно, будто и не было ее вовсе, зато теперь я смотрел совсем в другую сторону, туда, где уже никого не было. — Я думала, ты хороший! — процедила она, тоже удаляясь. Где-то на задворках сознания я распознал голоса Ника и Сэм, как последняя что-то кричала. Это уже было настолько неважно, что я не воспринимал слова, которые эти люди произносили, стоя совсем недалеко. Через некоторое время установилась относительная тишина, и я понял, что остался один. Наконец-то. Наконец-то я совсем один. Все эти люди ушли из этого душного помещения, хотя вероятно, что и из жизни моей ушли. Это хорошо? Пока не знаю. Мне не хотелось никого видеть. Я остался один на один со своими воспоминаниями, и этого вполне достаточно. Сажусь на полностью свободный диван и закрываю лицо руками. Дерьмо. Какое же я дерьмо. Что я натворил тогда, когда был еще совсем мелким? Я же будущее свое уничтожил. Просто взял и уничтожил. Каждая моя насмешка, каждая брошенная в беззащитную одноклассницу вещь меня подводила к этому моменту. Аккуратно так, незаметно подводила, капля за каплей наполняя чашу терпения маленькой кудрявой девочки, которой через много лет выпал шанс сравнять меня с дерьмом. Теперь меня ненавидят в группе, а учитывая возможности сарафанного радио, во всем колледже могут возненавидеть. А мне учиться здесь еще год. Целый. Гребаный. Год! И я один против всех. Я занимаю место Кимберли. Занимаю место изгоя. Из моего горла вырвался звук, похожий то ли на вой, то ли на скуление. Я уже почти полностью впал в отчаяние, как вдруг кто-то дернул меня за руку. — Вставай! Быстро! — рявкнул кто-то надо мной, но его голос звучал словно сквозь стекло. Я все же поднял глаза, однако так и не успел понять, что происходит, меня схватили за ворот толстовки и резко дернули вверх, заставляя принять вертикальное положение. — Вставай, придурок! — прошипел Ник, сопровождая, таким образом, свои действия. Я пошатнулся, но все же смог устоять на ногах, глядя в зеленые, донельзя злые глаза своего друга. Что он тут делает? Разве он не ушел вместе со всеми. Я мог предположить все. Но того, что Крофтон мне врежет изо всех сил, как-то в голову не пришло. Я чуть не свалился на пол, но вовремя уцепился за подлокотник ближайшего кресла. Этот удар будто отрезвил меня. Ах ты козлина, ну, я тебе сейчас... Я принял устойчивое положение и бросился на друга, с силой толкая его на ближайший диван. Тот словно обрадовался, пропуская удар. Повалив Ника на диван, я левой рукой схватил его за ворот, а правой отвесил хорошую оплеуху. Тот, в свою очередь, врезал мне в живот и, воспользовавшись тем, что я терял концентрацию, столкнул меня на пол. Мы оба встали, и тут Крофтон схватил меня за грудки, дернул на себя и со всей силы стукнулся лбом об мой лоб. А вот это уже было больно. Я резко выдохнул, но, стараясь не теряться, пнул ему по ноге. Зарычав, он оттолкнул меня и снова пошел в атаку, но тут нас обоих сгреб за шкирку огромных размеров охранник. — Вы что здесь устроили, шпана?! А ну, пошли вон оба! — рявкнул мужчина, после чего нас обоих дотащил до самого выхода и чуть ли не выкинул в раскрытую дверь. Отличный конец вечера, черт возьми. — Э! Там моя куртка! — заорал я, метнувшись к двери, но в этот раз за шкирку меня схватил Ник, пытаясь оттащить подальше от дверей караоке-бара. — Успокойся, придурок, — прокричал он мне чуть ли не в ухо, — они здесь! И правда, куртки лежали на выступе дома. А дождь поливал вовсю. — А, ну, ладно, — как-то непривычно спокойно ответил я. — Кретин, — рыкнул белобрысый, явно намекая на продолжение. — Что ты сказал? — намек был понят, и мы снова принялись упоительно мутузить друг друга, вымещая друг на друге все накопленные нервы за последние минут пятнадцать, выдавливая из себя всю злость до последней капли. Боль даже толком не воспринималась; мы бились в каком-то исступлении, лишь бы не возвращаться к реальности. Не знаю, сколько это продолжалось, но когда я хотел в очередной раз долбануть Нику в нос, он неожиданно поднял руки вверх: — Все-все, хорош! Я как-то мгновенно успокоился. Господи, да что ж это происходит? Идиотизм в последней инстанции. Как здесь холодно, оказывается, да еще и дождь поливает, что есть силы. Черт, я весь насквозь промок, и не я один. Как по такой темени до дома добираться теперь? Странно на нас прохожие поглядывают, впрочем, хрен с ним. Мы с Ником взяли куртки, даже не надевая, потому что смысла попросту не было в этом. — Отлично время провели, черт возьми! — сквозь зубы процедил Крофтон, когда мы начали спускаться в сторону станции. — Да не то слово! — ответил я. — Ты как? — блондин повернулся ко мне. У него из носа тонкой струйкой стекала кровь, размазываемая каплями дождя, которую он регулярно стирал тыльной стороной ладони. — Хреново. А ты? — Тоже. — А ты-то почему? — Потому что у меня больше нет девушки. — М-м, ясно, — выдал я, но, видимо, мой мозг уже слишком плохо соображал, так что смысл этих слов до меня дошел не сразу. — Подожди, что? Как так?! — А вот так, — мой друг пожал плечами. — Я отказался уходить и хотел ее тоже остановить, но она сказала, что больше не хочет с тобой иметь ничего общего и что, если я продолжу с тобой дружить, ей будет противно даже общаться с другом «такого жестокого человека». Короче, мне пришлось выбирать между Сэм и тобой. — И ты выбрал меня? — Да. — Вот ты кретин! — как-то неожиданно весело воскликнул я, пихая его кулаком в плечо. — Нахрена? — Да подумал, что такой дебил, как ты, будет вообще без меня делать. — Пошел ты! Мы засмеялись, еще немного потолкавшись, но на этом как-то все закончилось. Дальше просто шли в полном молчании, думая о чем-то своем. Ник, наверное, размышлял, сможет ли уговорить Саманту вернуться к нему и как-то простить меня, а я... А вот я размышлял о том, какое же я все-таки дерьмо. Испортил детство девушке, которая мне нравится, и жизнь своему лучшему другу. Отлично, просто нечего сказать. А все потому, что в детстве у меня не было мозгов. Естественно, мне же их вставляли на место долго и нудно, сразу после младшей школы этим занялись. Но я об этом ничуть не пожалел, психолог был классным мужиком, с радостью бы еще раз с ним встретился. Другое дело, что благодаря ему же мне стало за всё дико стыдно, и все свои воспоминания о младшей школе я предпочел запихать куда подальше, чтобы больше к этому не возвращаться. Но кто ж знал, что прошлое само вернется ко мне, да еще и с таким приветом! Как бы ни было противно это признавать, во всем виноват я сам. Мы сели с Крофтоном на поезд в такой же гробовой тишине. Народу здесь было не так много, и слава Богу. Мы всю дорогу молча сидели, подрагивая от холода. Одежда прилипла к телу, от чего двигаться было трудно, так что я действительно хотел присесть. Интересно, а как до дома добиралась Кимберли по такой погоде? Хотя меня это не касается. Что ж мне делать теперь с ней? И со всеми остальными... Как же хреново вышло. Я должен перед ней извиниться. Да! Точно! Я завтра же к ней подойду и извинюсь!