Барабан

      Потемневшее матовое небо укрывает невзрачный, забытый Богом городок к северу от Калифорнии мутным куполом дыма и пыли, не пропуская яркие солнечные лучи и не давая им ни малейшего шанса согреть сырую холодную землю. Серый небосвод почти не отражается в помутневшей от песка, ровной глади воды, лишь изредка рассекаемой старыми веслами и почерневшими от времени челнами. Затхлый удушливый воздух время от времени разгоняется порывами колючего ветра, приводя в движение деревянные лодки, прибившиеся к захламленным берегам.       Пыль, раздражая ноздри и слепя глаза, покрывает тонким серым слоем крыши одноэтажных домов, выстроенных в ряд у самого берега. Напряженные, уставшие, разодранные люди под тяжестью своей ноши – будь то напрасная жизнь или лишь плетеная корзина – тянутся по грязным, узким улочкам, чуть пошатываясь и низко опустив голову.       Он был здесь один, незнакомый гаванскому растерзанному народу и бесцветному городу, бродил по тем же неубранным песчаным улицам, прислушиваясь к тихой глади воды и далекому вою пароходов. По уставшему осунувшемуся лицу и обеспокоенным глазам было видно, что его что-то тревожило. Среди сотен босых, обгоревших на палящем некогда солнце людей он приковывал к себе непонимающие, и даже осуждающие взгляды таких же серых, как и город, глаз, на что Шеннон лишь натянуто и холодно улыбался, обнажая белоснежные зубы. Идеальное лицо с годами все больше заострялось, делая его похожим на хищную птицу с темными плотоядными глазами, выглядывающими из-под густых нависающих бровей, и кривой ухмылкой. Плавная и мягкая с виду, но возбужденная и взбудораженная изнутри, походка в сочетании с хищной худобой придавала барабанщику ещё большее сходство с ястребом.       Он плетется вдоль берега, уставленного разноцветными потрепанными палатками с уставшими продавцами – сухими стариками или изодранными детишками – без интереса предлагающими свою продукцию и бросая в его сторону безразличные взгляды. Шеннон, наслаждаясь таким равнодушием и одиночеством, придавался своим мыслям, которые тяготили его уже больше месяца. Время неумолимо быстро движется вперед, не щадя ни его прекрасного лица, ни крепких рук и идеального торса. Ему уже сорок четыре. И у него есть все, чего бы пожелал каждый в этом невзрачном городишке: музыка, которой он отдавал всего себя, ночи напролет оттачивая ритмичные движения, семья, любящая и заботящаяся о нем до умопомрачения, дом, куда он всегда мог прийти, что бы не произошло в этом чертовом мире, фанаты, ценящие его труд, как никто другой. Но он был одинок. Он чувствовал это. Едкая жидкость разъедала его горячее сердце, растекаясь ядом по венам и болью отдаваясь глубоко под ребрами. Что это?.. Шеннон не имел ни малейшего представления.       Где-то совсем близко, среди дырявых шатров, раздался мерный глухой стук деревянных палочек. Барабанщик вздрогнул, уловив слишком знакомую мелодию, от которой щемило сердце, и замер. Нахмурив брови и насупившись, он ещё долго прислушивался к тихим звукам, исходящим издалека и резкими скачками отпрыгивая, словно от стен пустой комнаты. Шеннон знал: это оно. Что-то, что так долго таилось у него внутри, отчего внутри холодом сковывало внутренности. Неуверенными шагами он двинулся вперед, задевая людей, шипевших ему что-то в ответ, и пробираясь сквозь старые палатки.       Он сидел на сыром, залитым чем-то бурым, асфальте, скрестив ноги и ударяя палочками о детский барабан. Одинокий, бледный, дрожащий от холода мальчик окровавленными пальцами уверенно бил в барабан, противясь боли и усталости. Деревяшки падают из слабых рук, когда он слышит мерные шаги мужчины, выросшего из тени слишком неожиданно.       Жгучая боль пронзает сердце Шеннона, когда его глаза встречаются с голубыми помутневшими от боли и голода глазами ребенка. Мальчик испуганно пятится, дико озираясь по сторонам, немо моля о помощи. А Шеннон делает уверенный шаг навстречу. Недоверчивый мальчик замирает, глядя на загорелые мужские руки в объятьях цветных татуировок, и рвано выдыхает, тихо, еле слышно. Мгновение. Пересечение наполненных болью взглядов. Слезы, прозрачными дорожками, скатывающиеся к подбородку.       Темнота незаметно опускается на город, погружая его в таинственный мрак и превращая в деревню теней. Теперь лишь факел, одиноко горящей у шатра, освещает две фигуры. Бледный исхудалый мальчик в крепких объятьях мужчины. Мальчик больше не плачет. И в их сердцах раздаётся лишь приглушенный стук барабанных палочек.