Сквозь тьму

Темнота… повсюду была темнота. Она угнетала и давила на психику, подобно ядру каторжника утяжеляла шаг. От каменных стен, потолка и пола веяло холодом, вязкую тишину нет-нет да нарушал перестук капель. Пахло сыростью, затхлостью, вековым стоячим воздухом и… темнотой. Да-да, Виерин готов был поклясться, что у темноты здесь имелся свой собственный запах. Чуть кисловатый, дурманящий, навевающий страх. Впрочем, ему объективно было, чего бояться. Этой ночью он лишь чудом избежал смерти. Хотя нет. Еще пока не избежал. Он оторвался от погони, спрятался в лабиринте древних заброшенных катакомб-каменоломен, но теперь нужно было выбраться отсюда наружу. Умирать в темноте от голода или жажды было бы куда страшнее, чем попасться в руки врагам. Тем более что они не стали бы убивать его сразу. По крайней мере, он бы дожил до свадьбы, а там… Виерин невесело усмехнулся. Ни к чему обманывать себя. Здесь, в этом пользующемся крайне дурной славой лабиринте, у него было куда больше шансов остаться в живых. Если бы только он не пропустил правильный поворот… Когда-то, будучи еще ребенком, Виерин часто бродил по этим коридорам. Он даже считал, что изо всех людей в мире знает этот лабиринт лучше всех. Да, наверное, так оно и было. Кроме него сюда никто не спускался вот уже сотни лет. Но и его знаний, похоже, не хватит на то, чтобы выжить. Слишком давно он здесь не был, слишком многое забыл. Виерин провел рукой по неровной поверхности стены и вдруг вспомнил, как оказался в катакомбах впервые. Тогда ему было всего лишь семь лет. Его старая нянюшка заболела и умерла, и на ее место взяли женщину из ближайшей к замку деревни. В ее обязанности входило сидеть с младшими детьми — братом и двумя сестричками Виерина, — но именно ему она стала рассказывать свои восхитительные сказки. Младшие тоже слушали ее, но почти ничего не понимали. Виерин же настолько увлекся ее историями, что думал о них день и ночь. Представлял всех тех существ, что, по ее словам, жили рядом с людьми, невидимых, полузабытых. Это были и добрые феи, и мудрые духи, и злые чудовища. Особенно полюбил он рассказы о древних катакомбах, вход в которые находился прямо под их фамильным замком. Некогда там добывали прекрасный белый камень, из которого по всей стране строили замки, храмы, крепостные сооружения… Век за веком эти катакомбы становились все глубже и шире, коридоры там насчитывали уже не сотни — тысячи километров. Но однажды люди докопались до Подземного Зла. Кирки работавших там каторжников встретили не ценную каменную породу, а пустоту чужих лабиринтов. Из земных недр наверх полезли неведомые страшные чудища. Каменные черви по десять-пятнадцать метров длиной и по несколько центнеров весом, которые стали расползаться по коридорам, не замечая попадающихся им на дороге людей и давя их своей огромной массой. Но не каменные черви — слепые, глухие и ко всему равнодушные — стали главным проклятием катакомб. Наравне с ними из недр стали приходить и куда более страшные чудовища. Вселявшиеся в гужевых лошадей и буйволов духи, из-за которых животные сходили с ума, вырывались из упряжи и уносились в темные бесконечные коридоры, чтобы не умереть там, лишенные воды и пищи, а превратиться в неясные тени и вечно бегать в поисках выхода. Виерину, когда он слушал эти истории, было безумно жалко бедных лошадок. Потерянных, вечно испуганных, от отчаяния и безысходности нападавших на людей. Ему хотелось отправиться вниз, в катакомбы, разыскать там ставших тенями зверушек, подружиться с ними и вывести их, наконец-то, к свету. Подарить им пусть не жизнь, так хотя бы спокойную смерть. Еще он любил слушать про прямоходящих разумных чудовищ, что пришли в катакомбы вслед за духами, каменными червями и прочей нечистью. Эти чудовища были опаснее всего. Их зубы и когти разрывали даже самые прочные доспехи, стрелы и мечи отскакивали от их шкур, не причиняя почти никакого вреда. Да еще эти чудища стали специально охотиться на людей, но не убивать их, а похищать, утаскивать в неведомые глубины. Сколько героических поступков тогда было совершено! Посылаемые в катакомбы воины творили настоящие чудеса, и все же люди проигрывали… тогда было решено завалить все входы на нижние ярусы и надеяться, что чудовища не смогут сами пробить себе выход. Так все и произошло. Проходы вниз были замурованы, и больше чудовищ никто и никогда не видел. Впрочем, вскоре после этого каменоломни оказались заброшены. На верхнем ярусе добывать уже было нечего. Люди ушли оттуда, оставив за собой лишь огромный пустой лабиринт. Темноту коридоров и тишину, которую лишь изредка нарушал цокот копыт все еще искавших выход немертвых лошадок... Старшие братья, а их у Виерина тогда еще было трое, стали дразнить его этими чудовищами, каменными червями и лошадками. Слухи о том, какие именно сказки няня рассказывает детям, дошли до родителей. Бедную женщину тут же выгнали из замка, а Виерина позвал к себе отец. Они встречались совсем не часто, но Виерин самозабвенно любил отца. Этот высокий, широкоплечий мужчина с золотисто-русыми волосами и короткой ухоженной бородой казался ему героем из сказок. Сильным, мудрым, всезнающим… Непобедимым. В тот вечер отец посадил Виерина себе на колени и сказал, что он уже большой мальчик, и сын барона, а не крестьянина, а потому не должен верить в фей и прочие чудеса. Виерин начал спорить с ним, попытался рассказать о катакомбах и запертых в недрах земли чудовищах. Но отец лишь рассмеялся в ответ на его слова и поведал, что нижние ярусы замуровали из-за заполнившего их ядовитого газа. И что это знают все образованные люди, а в чудовищ верят лишь маленькие дети да темные крестьяне… На следующие же день в замке появились новые учителя, и занятия Виерина стали куда интенсивнее, чем прежде. Но он не прекращал верить в Подземное Зло. И однажды, найдя в библиотеке старый план замка с отмеченным на нем входом в катакомбы, решил, что пойдет туда сам. Встретит лошадку, подружится с ней, докажет отцу и учителям свою правоту. К первой вылазке он готовился долго и всерьез. Раздобыл горящий целую ночь светильник из тех, которыми снабжали замковый гарнизон, моток веревки, собрал себе корзинку с едой и молоком, теплую одежду, одеяло… Вход в катакомбы находился в одном из старых подвальных тайников. Попасть туда можно было, лишь зная секрет, на какой и где надавить камень, а потому дверь в сами катакомбы никогда не запиралась. Как раз на случай побега, как понимал теперь Виерин. В тот раз он пробыл в катакомбах совсем недолго: минут сорок, может быть — сорок пять. Но не потому, что испугался: он был разочарован. Наслушавшись няниных сказок, Виерин представлял себе мрачные и величественные тоннели: неровные, грубо отесанные стены, украшенные каменной вязью сталактитов и сталагмитов полы и высокие своды. Действительность же оказалась прозаичной и скучной. Коридоры катакомб почти ничем не отличались от тех, что находились в подвалах их замка. Разве что, потолки там были чуть ниже. А так: те же каменные блоки со всех сторон, полукруглая арка над головой, выложенный булыжниками пол… И все же, несмотря на разочарование, вскоре он спустился туда вновь. Любопытство победило, и он прошел чуть-чуть дальше. Встретил несколько разветвлений, решил изучить лабиринт всерьез. На протяжении семи лет Виерин спускался в катакомбы хотя бы раз или два в неделю. Близлежащие тоннели стали для него столь же родными, как и коридоры замка. Он знал здесь каждый поворот, каждый камешек. В нескольких местах он устроил себе склады-тайники, где хранил свои заветные сокровища: сине-зеленое перо диковинной птицы, что отец привез в подарок сестре, и которое ей не понравилось; выловленные в ручье гладкие полупрозрачные камешки; крутобокие коричневые каштаны и желуди; подобранный на дворе кусочек оленьего рога… Когда ему было тоскливо и хотелось побыть одному, он шел сюда, в тишину и темноту древних каменоломен. Это было его и только его место. Его царство. Его лабиринт. И однажды катакомбы спасли ему жизнь. Виерину тогда только-только исполнилось четырнадцать, и он страдал от первой в своей жизни любви. Его избранником оказался наследный сын соседа-барона, мужчина, старше него самого на десять лет. Он уже был женат, имел двух детей, и на Виерина не обращал ни малейшего внимания. Как же это было обидно! Виерин в те дни едва ли не переселился в катакомбы. Он приходил туда каждую ночь, устраивался среди натасканных из замка подушек и одеял, и мечтал. Он представлял, как отец поссорится с соседом-бароном, и как король во избежание вооруженных стычек между своими вассалами прикажет отдать Виерина младшим супругом его любимому Томарио. Конечно, такой брак поставил бы его в подчиненное положение в чужом доме, и в большинстве случаев судьба младших мужей была незавидной, но в фантазиях Виерина Томарио любил его. А наличие жены и детей… что ж, не так уж редки в их стране тройственные союзы. Как-то же младшие мужья с женами уживаются! В тот вечер ничто не предвещало грядущей беды. По крайней мере, сколько Виерин ни думал об этом впоследствии, никаких знаков судьбы он так и не вспомнил. Он поужинал вместе с родителями, братьями и сестрами, почитал в своей комнате книгу и, дождавшись пока все в замке заснут, спустился вниз. «К себе», — как он тогда думал о катакомбах. Там он почти сразу лег в постель и спокойно проспал до следующего утра. Ему даже не снились кошмары! Как счастлив он тогда был… но сам, как водится, не понимал своего счастья. Проснулся он по обыкновению рано. Необходимость каждое утро перебираться из катакомб в комнату наверху приучила его вставать одновременно со слугами. Однако в то утро он не спешил. Внутренние часы подсказывали ему, что времени хватит. Он неторопливо оделся, зажег светильник, заправил постель… Но уже в подвале замка почувствовал странный запах: густой, сладковатый. Пусть не сразу, но Виерин узнал его, и опрометью побежал наверх выяснять, что случилось. И увидел… увидел… бойню. Повсюду лежали изрубленные тела слуг и гарнизонных солдат. Не пожалели никого: ни мужчин, ни детей, ни женщин… последним, судя по состоянию их одежды и по позам пришлось хуже всего: их перед смертью насиловали. Всю свою семью он нашел в главном зале. Отец и старшие братья погибли с оружием в руках, а мать и сестры… Виерин сморгнул подступившие слезы и остановился, чтобы дать себе передохнуть. Здесь, в темноте и тишине незнакомых ему коридоров, время как будто перестало существовать. Он не знал, как давно убежал из замка: час назад? Два? Или больше? Ноги, обутые лишь в мягкие домашние туфли, протестующе ныли, каждый неровный булыжник грозился стать причиной падения. Далеко не первого за сегодня… Виерин поднес к губам разодранную в кровь ладонь и лизнул, смягчая боль и в то же время — напоминая себе, что ценой промедления может стать его жизнь. Несмотря на усталость, на страх и отчаяние, нужно было идти дальше. Выбраться отсюда и отомстить! Сегодня он узнал, кто четыре года назад зверски убил всю его семью. И это стало для него почти смертельным ударом. Ведь этому человеку он доверял! Считал его своим спасителем, покровителем… своим будущим мужем. Тогда, четыре года назад, Виерин целые сутки просидел над трупами своей семьи. Он держал маму за руку, гладил сестренок по волосам и говорил, говорил с ними. Убеждал их встать, прекратить притворяться мертвыми… когда на следующий день в замок прибыли что-то заподозрившие соседи, многие подумали, что Виерин от горя сошел с ума. И только граф Догун Гернийский взялся привести его в чувства. Он перевез его в собственный замок, и заботился о нем, как о родном. В тот же год он сделал ему брачное предложение, на которое Виерин ответил согласием. Нет, он не был влюблен в годящегося ему в отцы графа, но рядом с ним чувствовал себя защищенным, и это тогда казалось важнее всего. Ведь те, кто убил его семью, однажды могли прийти и за ним. К тому же Догун никогда не повышал на него голос, прислушивался к его желаниям, дарил дорогие подарки… Да что уж там! Внимание столь богатого и могущественного человека льстило, заставляло чувствовать себя привлекательным. И граф был нестар, физически очень силен, статен, возможно, даже красив. Лучшего мужа, как до сегодняшнего утра казалось Виерину, было бы не найти. И он не возражал против того, чтобы впоследствии Виерин завел себе наложницу, обеспечил свой род наследниками… Еще бы он возражал! Ведь, как выясняется, Виерин должен был лишь ненадолго пережить свою с ним свадьбу. Последние три года по настоянию Догуна он провел в закрытой мужской школе, где получил очень хорошее и дорогое образование. Он всерьез готовился стать хозяином собственных земель и достойным спутником графа. Лишь недавно, став совершеннолетним, он вернулся в родной замок. Как же давно он там не был! И оказывается, в его отсутствие слишком многое изменилось… Всех слуг, управляющего, коменданта и солдат отбирал Догун и он же от имени Виерина платил им жалование. Так что и верны они были не своему барону, а графу. К нему же относились то ли, как к неразумному ребенку, то ли, как к почетному узнику. Камердинер следовал за ним повсюду, даже спал в одной комнате с ним. И эта назойливая то ли слежка, то ли забота, и стала причиной того, что Виерин узнал о планах графа. Он слишком привык к одиночеству и самостоятельности, чтобы терпеть подобное отношение слуг. Но его приказов они не слушали: лишь улыбались слащаво и повторяли, что все делается для его же пользы. Поэтому Виерин решил сбежать от них, отправиться в замок к графу и серьезно поговорить со своим женихом. Он все еще просыпался рано — учеба в закрытой школе не способствует праздности, — а потому для него не составило труда встать, когда камердинер еще спал, тихонько одеться в то, что оказалось под рукой, и выскользнуть из своей комнаты. Он столько лет подряд возвращался незамеченным из катакомб, что привык прятаться в собственном замке. И этот навык сослужил ему службу. Он беспрепятственно добрался до гарнизона и остановился возле караулки передохнуть и оглядеться, чтобы понять, как выбраться из замка. Лошадь Виерин брать не хотел: верхом бы его точно не выпустили. Можно было перебраться через стену, благо он еще с детства знал удобное место, а можно было попытаться проскользнуть мимо стражников. В караулке оказалось куда больше народу, чем он рассчитывал. Не только часовые, но и сам комендант. Они что-то бурно обсуждали и громко, грубо смеялись. Услышав свое имя, Виерин невольно прислушался. И услышал такое, от чего его волосы буквально встали дыбом. Все эти люди — и комендант, и часовые — были здесь в ту страшную ночь. Это именно они по приказу графа вырезали в замке всех живых. Они убили его семью, они насиловали служивших ему женщин. И теперь чувствовали себя здесь хозяевами, потешаясь над «наивным молокососом», который вскоре будет ублажать их господина. И который через месяц-другой умрет. Виерин не помнил в точности, но, кажется, он вскрикнул. Его заметили, убийцы выбежали из караулки. Комендант увидел его сразу, и сразу же понял, что Виерин все слышал, что он теперь знает… на его лице появилась мерзкая похабная ухмылка. Он смотрел презрительно, свысока, как на жертву. Считал, что из замка Виерину никуда не деться. И, глядя прямо ему в глаза, отдал своим людям приказ поймать «мальчишку» и запереть его в подвале до дальнейших распоряжений графа. Упоминание подвала вывело Виерина из ступора. Он бросился бежать, но не к открытым воротам, как ожидали враги, а к замку, в тот самый подвал. Наверное, если бы стражники не были уверены в своей победе, они бы догнали его. Все же по физической подготовке Виерину было далеко до тренированных воинов. Но они играли с ним, как сытая кошка с полузадушенной мышью. Улюлюкали ему вслед, никого не стесняясь. Все, все в замке были Виерину врагами. И в чем-то это было даже хорошо. Значит, ни за кого из оставшихся там людей он не нес ответственности. Когда он открыл вход в катакомбы, преследователи были уже совсем близко. Еще чуть-чуть, и его схватили бы, и тогда ничто не спасло бы его от скорой смерти. Но на пороге катакомб враги замешкались. Он, прекрасно знавший близлежащие коридоры, уверенно побежал в темноту. Им же пришлось задержаться для того, чтобы взять светильники. Да и суеверный ужас перед древними катакомбами в простых вояках был слишком силен. И все же они бросились за ним в погоню. Виерин долгое время слышал их голоса и топот ног за спиной. Потом шум стал становиться все тише, преследователи явно отстали, не зная, куда Виерин повернул. Но и тогда он не остановился. Испытанный ужас гнал его все вперед и вперед. В темноту… в незнакомую часть лабиринта. Когда Виерин понял, что пропустил все известные ему повороты, было уже слишком поздно. Он совершенно не представлял, где находится, далеко ли от некогда обжитых им мест. Он повернул назад, но не был уверен, что идет правильно: слишком много на его пути встречалось разветвлений. Да еще эта абсолютная, кромешная темнота давила на плечи, замедляла шаг. Никогда прежде Виерин не ходил по катакомбам без светильника и не чувствовал себя здесь настолько чужим. То и дело ему слышались какие-то шорохи. Казалось, будто за ним кто-то следит. Перестук капель складывался то в невнятное бормотание, то в цокот копыт. Слишком отчетливо вспоминались некогда любимые сказки. Истории про бродивших по катакомбам немертвых лошадок, про каменных червей, про прямоходящих разумных чудовищ… Виерин давным-давно перестал в них верить. Еще в детстве он понял, что никого в катакомбах нет. Нижние ярусы же замуровали из-за ядовитого газа: прав был отец. Но сейчас старые сказки вдруг стали казаться не такими уж неправдоподобными. Здесь, глубоко под землей, в темноте и тишине, был как будто бы совершенно другой мир. Враждебный, пугающий… ничего общего не имеющий с «его» катакомбами. Виерин облизнул пересохшие губы и понял, как сильно ему хочется пить. В горле пересохло, язык словно бы увеличился в объеме. Да… это проблема. Если в ближайшее время он не найдет воды, то потеряет последние шансы выбраться отсюда живым. Он вновь прислушался к звуку падающих капель. Где-то здесь была вода. Но как найти ее? Как набрать достаточное количество, чтобы напиться? Он попытался на слух определить, с какой стороны капает, но не смог. Словно издеваясь над ним, звук раздавался отовсюду, но стены и пол, когда он дотрагивался до них, оказывались сухими. Потратив драгоценное время на доскональное прощупывание пространства вокруг себя, но так ничего и не найдя, Виерин заставил себя пойти дальше. Нужно двигаться. Нельзя оставаться на месте. Он шел и шел, все вперед и вперед. Медленно, из последних сил. Жажда становилась все более невыносимой. Ноги уже не ныли — горели огнем. Все чаще он стал спотыкаться. Теперь он постоянно опирался на стену, вдоль которой шел, и руки тоже покрылись царапинами. Мысли ворочались вяло, голова будто наполнилась чем-то вязким и мутным. Вновь упав, Виерин не смог уже больше подняться. Им завладело отчаяние, понимание, что вот она — смерть. Враги победили. Он не вернется. Не отомстит за семью, не защитит свои земли от наглых захватчиков. Скрипнув зубами, Виерин заставил себя поползти. Пусть он уже почти умер, но он не сдастся. Будет бороться до самого конца! Ему казалось, что он продвигается вперед по несколько сантиметров в минуту. Что все бесполезно… но он полз и полз с невероятным упорством. Вдруг его рука коснулась чего-то мягкого. Виерин застыл, пораженный этим странным для катакомб ощущением. Но нет, все верно. Перед ним было нечто мягкое, теплое и большое. Только тут он понял, как сильно замерз. Сил на размышления уже не оставалось. Не задумываясь о том, что это может быть, и что оно делает в глубине заброшенных каменоломен, Виерин подполз к нему, привалился всем телом и сам не заметил, как заснул.