– Я, наверное, домой пойду, – тихо говорит Артур, зажимаясь в угол кабины лифта.
Мерлин пристально смотрит на него, прежде чем ответить:
– Не пори херню, никуда ты в таком виде не пойдёшь.
Артур тут же вскидывается, неловко пытается расчесать пальцами спутавшиеся волосы, явно подумав, что Мерлин говорит о его внешнем виде.
– Я не...
– Гаюс сегодня утром уехал в Кардифф на конференцию, его не будет пару дней – добавляет Эмрис.
– Так... Ты знаешь?
– Я знаю о тебе куда больше, чем хотел бы.
Это правда, и Мерлин бесконечно злится на себя за трусость и нерешительность. Как он вообще мог отмахиваться от происходящего с Артуром? После всего, что тот сделал для него, пусть и не помнит об этом. Сам Мерлин помнит, и больше не будет договариваться со своей совестью. Если надо – он возьмёт на себя ответственность за жизнь Артура, вытащит его на свет божий, как Артур когда-то выдернул его самого из-под толщи солёной воды и помог сделать новый вдох.
Они молчат до самой квартиры Мерлина. Тот открывает дверь, пропускает Артура внутрь, и только заперев замок, продолжает:
– Я знаю, что Утер сделал с тобой. Я видел запись.
Ох, наверное, не стоило говорить об этом с порога, но Мерлин и сам уже плохо соображает после всех сегодняшних событий. А Артур – он замирает, нервно перебирая пальцами складки куртки на своих плечах. Глаз не видно из-за спадающей чёлки, зато видно, как две крохотные капли срываются вниз по заплаканным щекам.
– Зачем, Мерлин?
– Что?..
– Зачем тебе всё это? – спрашивает Артур, и в голосе его снова слышатся эти нежные мурлыкающие интонации.
Он стягивает с плеч куртку – движения вроде и плавные, но всё равно кажутся ломанными, будто Артур с трудом удерживается от того, чтобы обнять себя руками и сжаться в комок.
Он кидает куртку на пол, но тут же вцепляется негнущимися пальцами в пуговицы приталенной рубашки, расстёгивая её сверху вниз.
– Ты видел меня таким... Видел настоящего меня. Посмотри ещё раз – зачем тебе это? – спрашивает он, полностью распахивая рубашку и проводя ладонью по своему истощавшему, такому притягательному, красивому телу. – Зачем тебе вся эта грязь в уродливой оболочке? Почему я всё ещё стою здесь, Мерлин, почему?
Тот тяжело вздыхает, глядя, как рубашка соскальзывает на пол вслед за курткой, смотрит на синяки, украшающие бледную кожу на руках, шее, плечах, талии – кто бы мог подумать, что они действительно могут украшать? А у Эмриса пальцы сводит от желания дотронуться до них, надавить на каждый, услышать, как собьётся дыхание Артура, и как на особенно больном синяке он сорвётся на стон.
Значит, Артур считает себя уродливым? И это несмотря на то, что его окружают люди, готовые по щелчку его пальцев упасть перед ним на колени? Да он просто не осознаёт, какой властью обладает, хоть и пользуется ею постоянно.
Артур отдаёт всего себя, полагая, что так с ним и должно быть, но не принимает равноценную отдачу, будучи уверенным, что не заслуживает её. И как же, чёрт возьми, ему повезло с Лансом, Леоном, Гавейном и Перси – попади он в руки таких, как Валиант, всё закончилось бы гораздо, гораздо хуже.
Мерлин делает шаг вперёд, оглаживает, едва касаясь, острые плечи, тонкую шею, обнимает ладонями измождённое красивое лицо Артура, смотрит ему в глаза.
– Ты не знаешь, не помнишь, какой ты на самом деле. А я помню, – Эмрис чувствует, как Артур вздрагивает, но продолжает шептать, почти касаясь его губ: – Я помню твой внутренний свет, твой искристый смех. Ты спас меня, но не смог спасти себя – теперь моя очередь. Я хочу помочь тебе, именно поэтому ты сейчас здесь. Ты считаешь себя грязным, сам себя хоронишь под этой грязью, но я знаю, что под ней ещё теплится твой настоящий свет. Просто позволь мне дотянуться до него, позволь...
Артур подаётся вперёд, и Мерлин почти успевает отпрянуть – их губы соприкасаются лишь на мгновение.
– Я едва держусь, Артур. Не провоцируй. Останови меня.
– Не хочу, – тихо выдыхает тот. – Не хочу тебя останавливать. Пожалуйста, Мерлин...
– Не понимаешь по-другому, да? – шепчет Эмрис, прежде чем поцеловать Артура.
И, господи, он совсем не умеет целоваться. В первый раз Мерлин списал это на то, что у Артура челюсть свело после минета, но теперь становится ясно – он просто не знает, что делать. Неужели за все эти годы его никто не целовал?..
– Тише, тише, не торопись, у нас много времени, – уверяет Мерлин, мягко придерживая Артура за подбородок.
Проводит большим пальцем по влажной нижней губе – Артур приоткрывает рот, и язык Мерлина медленно скользит внутрь по его языку. Артур поддаётся Мерлину, чуть сгибает колени, прижимается ближе – Эмрис обхватывает его руками за плечи, нависает сверху, вылизывая его тёплый нежный рот.
Сейчас Артур кажется особенно хрупким, он доверяется Эмрису, отдаёт себя так откровенно, полностью – а казалось бы, ничего особенного не делает, но Мерлин чувствует его абсолютно своим. Это что-то невероятное.
– Ты замёрз, – понимает вдруг Мерлин, гладя раскрытыми ладонями прохладную кожу, тут же покрывающуюся мурашками. – Идём в душ.
Артур блаженно улыбается, открывает глаза, и его взгляд кажется не то удивлённым, не то восхищённым – Эмрис решает не задумываться об этом. У него и так каждую минуту что-то переворачивается внутри, в самой душе, а так и крышей поехать недолго, в самом-то деле.
Пока Мерлин снимает верхнюю одежду, Артур пытается стянуть ботинки, подцепляя носком пятку, но у него ничего не выходит, и тогда Мерлин опускается перед ним на одно колено, чтобы развязать шнурки. И есть что-то неуловимо правильное в том, чтобы смотреть на Артура вот так, снизу вверх. Заботиться и тихо восхищаться им. Опекать, но всегда быть на шаг позади. Наверное, также себя чувствуют и парни из футбольной команды – ну точно же рыцари, защищающие свою Принцессу.
Мерлин усмехается своим мыслям, поднимается, берёт Артура за руку и ведёт его в ванную. Комната достаточно просторная, но они, раздеваясь, всё равно постоянно касаются друг друга – и вряд ли случайно, отмечает Эмрис.
А потом Артур снова целует его, уже сам, и прижимается, мешая вспенивать губку, и улыбается как-то по-новому – и от этой его улыбки у Мерлина теплеет в груди.
Он смывает шампунь с длинных золотистых волос, прослеживает ладонью пенный след вниз по спине Артура, и тот прогибается, подставляясь его пальцам, разводит ноги чуть шире и прижимается к Мерлину всем телом, губами к губам, притирается твёрдым членом к его бедру, подстраиваясь под ритм, с которым тот ласкает его между ягодиц.
– Мерли-ин, – тянет Артур, обхватывая его за талию и толкая на себя.
– Тише, не здесь. Пойдём в спальню, – отстраняясь, проговаривает Эмрис.
Он и подумать не мог, что их вечер закончится вот так. Что Артур – мокрый, красивый, возбуждённый – будет лежать в его постели и смотреть такими голодными, синими-синими глазами. Без косметики он выглядит совсем юным, нежным, беззащитным, и такого Артура не хочется ломать, не хочется намотать его волосы на кулак, не хочется трахать грубо, резко, до крика. Такого Артура надо беречь и ласкать, поцеловать каждый синяк на его теле, упасть в ноги и просить прощения за всё, что Мерлин наговорил и сделал сегодня.
– Иди ко мне, – просит Артур, протягивая руку навстречу.
И Мерлин идёт, нависает на вытянутых руках, прежде чем аккуратно опуститься сверху, вжимая Артура в мягкую постель. Они снова целуются, и Эмрис понимает, как сильно это нравится Артуру, как быстро он запоминает все движения Мерлина и не стесняется пробовать его по-разному: то посасывает язык, то облизывает губы, то прижимает его голову ближе, пытаясь, наверное, добраться языком до горла. Это так развратно и одновременно невинно – Артур весь состоит из противоречий. Он подчиняется, но этим заставляет думать лишь о том, как доставить ему больше удовольствия. Он боится боли, но просит её, провоцирует, подталкивает на грубость каждым своим движением, каждым стоном. Он любит секс, любит эти ощущения, но когда послеоргазменная дымка в сознании рассеивается, он чувствует себя грязным, использованным и ненужным более.
Мерлин постарается. Он сделает всё, чтобы Артур не замыкался в себе, чтобы остался открыт ему, как сейчас. Все его чувства, все эмоции – вот они, смотри, смотри же, что скрыто за стеклянным взглядом и блядской улыбкой...
– Чёрт, Артур, ты просто невозможен, – шепчет Мерлин, целуя его шею с той стороны, где меньше синяков.
Тот, видимо, понимает его слова по-своему, и смеётся тихим мягким смехом, и ласково пропускает волосы Мерлина через пальцы.
Эмрис протягивает руку и нашаривает под периной тюбик со смазкой – он больше не продержится, сорвётся на нетерпеливую грубость, а этого допустить никак нельзя, только не сейчас.
Мерлин поднимается, кидает подушку в изголовье кровати и садится, опираясь на неё спиной. Выдавив смазку в ладонь, обхватывает ею свой член, а Артур пристально следит за движениями его руки и чуть ли не облизывается.
– Давай сюда, – кивает Мерлин, и Артур, будто только и ждал разрешения, забирается к нему на колени, тут же снова впиваясь губами в его рот.
Эта его тяга к поцелуям – её можно было бы назвать милой, если б не было столь грустно.
Мерлин не отказывает ему в этой маленькой слабости, целует с таким же упоением, оглаживает скользкими от смазки пальцами между ягодиц, аккуратно проникает в горячее нежное нутро, и Артур нетерпеливо ведёт бёдрами, пытаясь насадиться сам.
– Тише ты, больно же будет.
– Всё хорошо, честно, хорошо, Мерлин, давай, – шепчет в ответ Артур, быстро целуя его лицо.
Он тоже на пределе, дрожит от нетерпения, и стоит только Эмрису приставить свой член, как Артур опускается на него, раскрываясь навстречу и упруго сжимая внутри.
Мерлин ошеломлён ощущениями – Артур восхитителен, он просто идеален, всё в нём сейчас приводит Мерлина в абсолютный восторг. Влажные пряди волос красиво обрамляют чистое лицо, прикрывая синяк на щеке. Глаза Артура закрыты, и ресницы так трепетно дрожат, а приоткрытые блестящие губы хочется целовать снова и снова, не останавливаясь.
Артур вцепляется в перекладину изголовья постели, Мерлин гладит его по спине сверху вниз, обхватывает ладонями за талию и на пробу вскидывает бёдра. И Артур будто продолжает его движение, приподнимается и опускается, идеально подхватывая ритм – идеален даже в этом.
– Артур, открой глаза, смотри на меня, – просит Мерлин, чувствуя, что долго не продержится – ему просто слишком хорошо, ни о каком самоконтроле не может быть и речи.
Артур слушается, он ловит взгляд Мерлина и не отпускает, даже, кажется, не моргает. Мерлин чувствует, как под ладонями изгибается поясница, когда Артур двигается на его члене, чувствует, как он сжимается, поднимаясь, и расслабляется, опускаясь снова. Сейчас он кажется каким-то нереальным, слишком прекрасным, чтобы быть настоящим. Но всё же он здесь, с Мерлином, и чёрта с два Эмрис позволит ему уйти.
Никто никогда больше не притронется так к Артуру, никто не посмеет оставлять отметины на его теле, Мерлин не позволит, он заберёт Артура себе и будет любить его так, как никто никогда ещё не любил. Он сломает все барьеры, мешающие Артуру жить полной жизнью, заставит его вспомнить самое хорошее и поможет забыть пережитый ужас. Всю свою жизнь бросит к его ногам, только чтобы быть рядом и помочь его внутреннему свету снова засиять.
– Мерлин, Мерлин, боже! – стонет Артур, запрокидывая голову, и Эмрис обхватывает его руками, переворачивает на спину, оказываясь сверху, и берёт его сам.
Сильнее, глубже, мощнее, срывая громкие откровенные стоны, заставляя изгибаться и подставляться, и кричать, и просить, чтобы ещё, быстрее, пожалуйста, ещё чуть-чуть!
Мерлин поднимается на вытянутых руках, чтобы видеть, как Артур кончает под ним, как он кусает свои красные зацелованные губы, сжимает пальцами подушку у себя под головой. И всё равно выгибается, встречая каждое движение Мерлина, пока тот не вжимается в него крепко-крепко, проникая как можно глубже, чтобы вся его сперма осталась внутри.
Следующие несколько минут они просто лежат рядом. Мерлин пытается отдышаться, утихомирить бурю эмоций, взвинченных до предела, пока тело ещё нежится в волнах откатывающего удовольствия. И обречённо вздыхает, чувствуя, как напрягается Артур под его руками.
– Если ты сейчас скажешь какую-нибудь глупость, я тебе рот кляпом заткну, – предупреждает Эмрис, поддевая кончиком носа волосы на виске Артура.
– Но я... Мне уйти? – нерешительно спрашивает тот.
Мерлин тихо рычит, хватая Артура за подбородок и поворачивая его лицо к себе.
– Я же сказал – заткну, – говорит он, и целует в губы, нежно-нежно, без намёка на страсть.
И улыбается, ощущая, как напряжение оставляет Артура, и он снова с готовностью подаётся ему навстречу, отвечая и прижимаясь теснее.
– Спасибо, – едва слышно выдыхает он Мерлину в губы, и тот просто не знает, что на это ответить.
– Не расслабляйся и не смей засыпать: мы сейчас сходим в душ, потом, может быть, поедим, если ты голоден. И поговорим, – решая сразу поставить все точки над «i», предупреждает Эмрис. – А поговорить нам нужно о многом.
– Да... Да, конечно, – соглашается Артур. – Только давай полежим ещё немного? Мне отчего-то слишком хорошо, – чуть смущённо заканчивает он.
– Не тебе одному, – улыбается Мерлин, прежде чем снова поцеловать его.
***
После ночи, проведённой с Мерлином, Артур чувствует себя как-то... странно. Он ещё никогда и ни с кем не говорил настолько откровенно, не пытался подобрать слова, чтобы описать свои эмоции. Это оказалось не так уж и просто, а Мерлин, ублюдок, ещё шутил, что Артуру книги надо писать.
Он вообще казался несерьёзным, незаинтересованным, и Артур не сразу понял, что из-за этого открыл Эмрису куда больше, чем готов был рассказать сначала. Он пытался зацепить Мерлина, добиться от него – чего? Сочувствия, жалости, презрения, брезгливости – того, что испытывали к нему большинство людей, когда понимали, что Артур из себя представляет. Но в итоге так и не смог понять, насколько изменилось отношение Мерлина к нему – казалось, будто для него прошлое Артура не имеет значения, и это выбивало из колеи.
Они сидели на кухне до поздней ночи, ели подсохшую пиццу и запивали её кофе с молоком. Мерлин задавал вопросы, а Артур говорил – говорил и боролся с желанием сползти на пол и положить голову Мерлину на колени. Ему казалось, что так будет легче – не смотреть в глаза, но чувствовать тепло.
– Твоё прошлое не даёт тебе жить, Артур. Отпусти всё это. Удали свою видеотеку. Сними квартиру и живи отдельно от отца – я уверен, он уже достаточно намучился за то, что сделал. Его тоже отпусти. Начни новую жизнь. Мы скоро закончим старшую школу – ты уже выбрал, куда пойдёшь учиться дальше? Можем вернуться в ЭлЭй – вдруг ты сможешь вспомнить что-то из своего детства?
– Ты не расскажешь мне?
– Нет, ты должен вспомнить сам. Ты сплёл вокруг себя какую-то свою жуткую реальность и живёшь в ней, как в клетке. Хватит, Артур. Пора выбираться в реальный мир.
«А готов ли я?» – в снова и снова спрашивает себя Артур. И всё никак не может найти ответ.
***
Он возвращается домой только под утро, отключает телефоны, запирается в своей комнате и ложится в постель. Кажется, что из-за сотни мыслей, вертящихся в голове, невозможно будет уснуть, но Артур почти сразу отключается. А когда просыпается, то понимает, что не видел снов. Это странно. Нет привычной ломоты в теле, голова не раскалывается от боли, и желчь не подступает к горлу, как часто бывает по утрам при мыслях о завтраке. Да и не утро сейчас – за окном сгущается вечерний сумрак.
А ещё Артур с прошлого утра не вспоминает о своих таблетках. Это всё Мерлин – рядом с ним Артур не чувствует вечного напряжения, сковывающего мышцы, забывает о своём навязчивом мутном страхе, и постоянная тревога не мешает дышать полной грудью. Без всего этого давления Артур чувствует себя таким свободным, таким лёгким, что хочется просто рассмеяться, вот так, без причины. И он смеётся, раскинув руки в стороны и глядя в потолок, пока не начинают слезиться глаза, пока живот не начинает болеть.
Артур сворачивается клубком на боку в своей постели и глубоко дышит, постепенно успокаиваясь.
Он слышит, как хлопает входная дверь. Как скрипят ступеньки под тяжёлыми шагами отца. Как тот проходит мимо комнаты и запирается в своём кабинете.
И вот теперь становится страшно. По-настоящему.
Артуру нужно отпустить своё прошлое, стереть все воспоминания, сжечь мосты – чтобы двигаться вперёд, чтобы эти лёгкость и свобода остались с ним навсегда. Чтобы Мерлин всегда был рядом. Нужно отпустить Утера.
Артур медленно поднимается с постели и идёт в ванную. Умывается холодной водой. Аккуратно подводит глаза, замазывает синяк на щеке тональным кремом, проводит по губам кисточкой с едва заметным бесцветным блеском. Расчёсывает волосы и закрепляет чёлку маминой заколкой с изображением голубя – это единственная вещь, оставшаяся Артуру на память от Игрейн.
Пусть отец запомнит его таким.
Подходя к двери, Артур пытается уверить себя в том, что уже готов, что не будет сожалеть. Он проводит руками по массивным дубовым доскам и, наконец, коротко стучит три раза.
Открыв дверь, Утер не скрывает своего напряжения – и правильно, потому что просто так Артур к нему не приходит. Он приходит только затем, чтобы в очередной раз вытереть об отца ноги, чтобы напомнить, какую ужасную ошибку тот совершил восемь лет назад. Но в этот раз всё по-другому.
Артур проходит в кабинет вслед за Утером и садится на край стола напротив его кресла. Ждёт, пока тот займёт своё место и... Просто смотрит на него. Разглядывает шрам на лбу справа – однажды в порыве злости Артур кинул в отца тяжёлую книгу, а тот даже не стал уклоняться. Он никогда не закрывался и не сопротивлялся, когда Артур срывался на нём. И всегда с немым раскаянием смотрел прямо в глаза.
Артур обводит кончиками пальцев его лицо, разглаживая глубокие морщины, зарывается в абсолютно седые, потерявшие цвет в ту самую ночь, волосы. Кладёт ладонь на щёку и гладит нежно-нежно, запоминая эти разноцветные – зелёные и карие – лучики в его уставших глазах.
Утер заметно нервничает, но не смеет отойти или заговорить.
– Отец, – выдыхает Артур, укоряя себя за то, что голос так сильно дрожит. – Я прощаю тебя.
Тот вздрагивает, глаза его распахиваются ещё шире, и рот приоткрывается от удивления. А Артур прижимается губами к его лбу, в последний раз проводит ладонью по волосам и, спрыгнув со стола, идёт к двери, не оборачиваясь.
– Артур, – зовёт Утер, когда тот уже обхватывает пальцами ручку. – Спасибо.
Ему на это нечего ответить.
Артур выходит из кабинета отца и идёт в свою комнату. Он знает, что Утер хранит револьвер в запертом ящике своего стола. Знает, что под коробкой с револьвером лежит завещание на его, Артура, имя. Отец очень давно, почти все восемь лет ждал этого момента. Теперь он, наконец, свободен – Артур отпустил его.
В скрытой папке 281 файл видеоформата. Один раз Утер сломал Артура, и двести восемьдесят раз Артур ломал Утера. А как всё сложилось бы, если б в ту ночь Артур не записывал на телефон видеоответ на СМС одному из своих школьных друзей? Если бы той первой – случайной – записи никогда не существовало? Этого они уже никогда не узнают.
«Объём удаляемых файлов превышает объём Корзины. Удалить файлы безвозвратно?»
Курсор мечется между простыми «Да» и «Нет». Нужно стереть своё прошлое...
Артур вздрагивает и клацает кнопкой мыши, наведённой на ответ «Да», когда его оглушает звук выстрела.
«Файлы успешно удалены с компьютера»
Отпихнув от себя ноут, Артур закрывает мокрые глаза ладонями, пытается дышать глубже, но не может успокоиться – слёзы всё льются и льются по щекам.
Как бы то ни было, он любил Утера. Любил также сильно, как и ненавидел.
Терять его снова так больно-больно-больно...
Артур сгибается, падает на пол на колени и кричит, кричит изо всех сил.
Прошлое стёрто, мосты сожжены, ничто уже не будет, как прежде.
Артур кричит, пока не срывает голос.
***
– Мерлин, посмотри-ка, там, случайно, не Артур идёт к нашему подъезду? – спрашивает Гаюс, глядя в окно.
Эмрис тут же подрывается, распахивая занавески и выглядывая на улицу. Чёрт возьми, если бы не одежда, он не узнал бы Артура – без макияжа, с неровно обкромсанными волосами, ещё более бледный и оснувшийся, чем обычно, тот походит скорее на собственную тень.
– Он, гадёныш. Прибью, – мрачно обещает Мерлин, быстро обуваясь и накидывая куртку.
– Будь с ним помягче, он ведь недавно потерял отца, – выкрикивает Гаюс ему вдогонку.
Мерлин закрывает дверь, гневно шипя себе под нос:
– Вот именно, а потом сам пропал на целую неделю...
Он смотрит на дисплей лифта – тот едет вверх и останавливается на последнем этаже. Артур что, на крышу собрался? Эмрис со всей силы бьёт по кнопке вызова.
За эту неделю он успел так себя накрутить, что нервы сдавали по несколько раз на дню. Он просто не знал, что думать. После разговора с ним Артур ушёл, полностью погружённый в свои мысли. Не явился в школу на следующий день, и через день, не отвечал на звонки. А потом по телевизору объявили о самоубийстве Утера Пендрагона.
Парни из футбольной команды тоже были взвинчены до предела, и Мерлин всё ждал, когда они сорвутся и отпинают его в школьном туалете. Не сорвались. А жаль – сам Мерлин с удовольствием ввязался бы в драку, только бы спустить пар и хоть немного ослабить натянутые до невозможности нервы.
Вот сейчас бы и выплеснуть эту накопившуюся ярость на виновника всех его бед, но... По мере того, как лифт поднимает его вверх, Мерлин чувствует, как успокаивается.
В конце концов, это он толкнул Артура к решительным действиям, а ведь не знал, к чему это приведёт. И главное – с самим Артуром всё в порядке.
Вот он, стоит на краю крыши, упёршись коленями в парапет – как в тот раз – и зябко ёжится, кутаясь в свою лёгкую курточку.
– Решил-таки свести счёты с жизнью? – кричит Мерлин ему в спину.
Артур оборачивается и улыбается в ответ. Улыбается как-то абсолютно по-новому. Наверное, впервые за долгое время его улыбка хоть и слабо, но походит на ту, что Мерлин видел в детстве.
– Жизнь только начинается, и мне она задолжала слишком много, – отвечает Артур.
Мерлин подходит и становится рядом – так близко, что будь волосы Артура прежней длины, сейчас они лезли бы ему в лицо.
– Я слышал, что случилось с твоим отцом, – говорит Эмрис. – Ты знал, что так будет?
– Да, – просто отвечает Артур.
Но Мерлин видит, как тяжело ему даётся сохранять лицо, и решает сменить тему, но не успевает.
– Я вспомнил наше детство, – говорит Артур, глядя Мерлину в глаза. – Вспомнил всё.
Сам Эмрис никогда не забывал, что произошло в тот день на пляже.
Мерлин ходил в плавательную секцию и был уверен в своём мастерстве, а нырять с волнореза навстречу бушующей штормовой стихии казалось этаким захватывающим приключением. Он даже не понял, как так получилось, что, нырнув, но никак не мог выплыть на поверхность. Вода с пеной и пузырьками воздуха завивалась над ним маленькими мутными водоворотами, а Мерлин просто смотрел снизу на белое небо сквозь толщу воды. Он уже не сопротивлялся, всё ещё не осознав, что стоит лишь сделать вдох – и он захлебнётся, стихия полностью поглотит его.
И когда он уже готов был вздохнуть, сверху мелькнула тень, а потом Эмриса схватили за руку и потянули вверх.
«Артур, это Артур!» – с радостью понял Мерлин, когда они выплыли и попытались удержаться на поверхности и не наглотаться при этом плещущейся со всех сторон воды.
Пока они, вымотавшиеся и уставшие, добирались до берега, шторм успокоился и выглянуло солнце – будто и не было этой страшной бури, едва не забравшей жизнь Эмриса.
Совсем выбившись из сил, он упал на спину на песок у самого берега, а Артур навис над ним и начал кричать, обвинять его в тупоголовости и идиотизме – Мерлин почти не прислушивался. Он смотрел на солнечный ореол вокруг головы Артура и просто радовался тому, что этот человек есть в его жизни. Что рядом с ним можно свободно дышать.
Мерлин тогда взял его за руку, резко дёрнул на себя, обнял упавшего Артура обеими руками и рассмеялся: от счастья, от облегчения – от всего сразу.
– Придурок, отпусти меня! – вырывался Артур, пытаясь ткнуть Мерлина кулаком в бок, но вскоре сдался и сам прижал его к себе.
А сейчас они будто поменялись ролями: теперь Мерлин протянул Артуру руку помощи и помог выбраться из темноты, окружавшей его столько лет.
Артур резко, порывисто обнимает Мерлина, прижимаясь крепко-крепко, и тот, не задумываясь, обнимает в ответ.
– Ты там плачешь, что ли? – рассеянно спрашивает Эмрис, прижимаясь щекой к мокрой горячей щеке Артура.
– Нет, – тихо всхлипывает тот.
– И правильно. Хватит уже. Всё будет хорошо.
– Я знаю. Знаю. Ты только не отпускай меня.
– Никогда, – уверяет Мерлин.
И это единственное, во что теперь верит Артур.
Конец
