***
За весь учебный день Мерлин не записывает ни строчки из того, что говорят учителя. Уткнувшись в тетрадь или учебник, он не смотрит на Артура, только думает, думает, с какой бы стороны к нему подступиться. Как вывести на разговор, как пробиться через эту его стену апатии, на какую точку надавить, чтобы стало больно, нестерпимо больно – чтобы он, наконец, обратил внимание, услышал, что ему говорят. И что ему сказать? Ведь если у Мерлина и получится, у него будет всего один шанс. И тогда Артур либо откроет глаза, либо сломается окончательно. Шанс этот предоставляется быстрее, чем Мерлин ожидает, и не сказать, что он чувствует себя уверенно. Эмрис задерживается после занятий – Гвен просит его помочь с организацией школьной рождественской вечеринки. Закончив с ней и направившись домой, Мерлин обнаруживает Артура, нервно меряющего короткими шагами пустой школьный двор. Хочется пройти мимо – наверняка Артур ждёт свою верную свиту, которая тренируется даже в такую холодную слякотную погоду, как сейчас. И вообще, Мерлин ещё не подумал хорошенько, не смирился со всем тем, что недавно узнал. Надеялся, что выходных ему хватит, но сегодня утром снова проснулся в холодном поту, пытаясь прогнать видения, будто вплавившиеся раскалённым свинцом в его память. Но Артур, завидев его, тут же скидывает всю свою нервозность, меняется так неуловимо быстро, вновь превращается в этого незнакомца с кошачьими повадками, которого так и хочется завалить на ближайшую горизонтальную поверхность и... Грёбаная жертва, приманивающая хищников. У Мерлина будто в голове перемыкает. Его резко накрывает злостью от понимания, как ловко Артур манипулирует окружающими, как осознанно давит на низменные инстинкты, заставляя желать его настолько сильно и безрассудно. Но зачем, ради всего святого, зачем ему это? – Мерлин, нам нужно поговорить. Наверное, эти слова должны прозвучать уверенно, но Артур так привык к своим мягким, мурлыкающим интонациям, что получается скорее жалобно, умоляюще. – Чего тебе? Эмрис прямо-таки видит, как Артур наталкивается на его грубый вопрос, словно на невидимую стену. Поджимает вмиг побледневшие губы, и Мерлин впервые ловит тот момент, когда его глаза из пепельно-серых становятся ярко-синими – будто радужка преломляет свет под другим углом, как крылья бабочки Морфо. Он настолько зачарован этой невероятной переменой, что не успевает даже понять, что происходит, а Артур уже прижимается губами к его сомкнутым губам, льнёт к нему всем телом, обнимает за шею – словно вода обтекает со всех сторон. И, наверное, только шок помогает Мерлину поступить единственно-правильно – оттолкнуть со всей силы, сжать руку в кулак и... Медленно разжать её. Потому что Артур продолжает умолять его без слов, одним лишь взглядом, таким отчаянным и растерянным. Он сам-то понимает, зачем и что ему нужно? Чего конкретно он хочет от Мерлина и почему именно от него? Или просто интуитивно доверяет, хоть и не помнит, почему, а сам при этом привык получать от окружающих только одно? Артур вообще осознаёт, что творит, и какими последствиями это оборачивается для него, не говоря уже об окружающих? – Совсем псих, – уже не возмущаясь, а просто констатируя факт, шипит Эмрис. – Ты нужен мне, – почти неслышно выдыхает Артур. – Ну так спроси нормально, чего именно... Мерлин не успевает договорить, не успевает среагировать, он просто стоит будто громом поражённый. Потому что Артур не опускается даже, он просто-таки падает на колени, забрызгивая ботинки Мерлина грязью. Вцепляется белыми пальцами в его штанину, когда тот в шоке отступает на полшага назад, и смотрит, смотрит своими невозможно-синими глазами так, что у Мерлина сердце обрывается. Он не знает, что делать. Такого Артура одновременно хочется то ли вздёрнуть на ноги и хорошенько встряхнуть, то ли отвесить ему смачную пощёчину – как тогда в туалете, чтобы рука горела от удара, чтобы остался отпечаток на этом болезненно-прекрасном лице. Эмрис тянется погладить белую впалую щёку, и Артур тянется навстречу его ладони, прикрывая глаза... Этот до абсурда интимный момент разбивается под градом ругательств со стороны входа в школу. Тренировка футбольной команды закончилась, и теперь футболисты всем составом застыли на крыльце, наблюдая разворачивающееся действо. Все, кроме Ланса, который несётся на Мерлина, словно бык на тореадора. Эмрис вмиг напрягается, просчитывая, как лучше уйти от удара: уклониться, поставить подножку и дать гравитации завершить парирование. Но вместо этого Мерлин ловит в свои руки Артура, который внезапно быстро вскакивает перед ним и принимает мощный удар на себя. Его разворачивает полукругом, ноги подкашиваются, и Мерлин рассеянно опускается вместе с Артуром на грязный асфальт, медленно осознавая, что сейчас произошло. Ланс замирает напротив, абсолютно ошарашенный, вмиг побледневший до белизны – видимо, тоже осознаёт, что натворил. А вот Эмрис уже не контролирует себя, когда кидается на него, едва встав на ноги. Мерлин успевает ударить его, разбивая костяшки о чужие зубы, прежде чем подоспевшие Перси с Гавейном оттаскивают их подальше друг от друга. – Ублюдок, – сплёвывает Мерлин, вырываясь из чисто номинальной хватки Гавейна. Ланс не реагирует, на его лице написан неподдельный страх. Эмрис оборачивается к Леону, который, придерживая Артура за плечи, осматривает наливающуюся фиолетовым скулу и просит его пересчитать пальцы. Артур лишь отмахивается, окидывает всё вокруг мутным взглядом и замирает, остановив его на Мерлине. Эмрис поднимает его сумку из грязи, закидывает её к себе на плечо и, протянув Артуру руку, помогает подняться. Того заметно шатает и наверняка скоро стошнит. Мерлин уверяет себя, что у него просто нет иного выхода. – Идёшь со мной, – не спрашивает – утверждает он, небрежно обхватывая Артура рукой за плечи. Тот не отвечает, только устало приваливается к Мерлину и пытается самостоятельно переставлять заплетающиеся ноги. – Я же говорил – он своего добьётся, – одобрительно гогочет Гавейн за их спинами, но Эмрис не слышит, что ему отвечают. Видимо, отложить разговор всё же не получится.***
Они проходят мимо остановки, хотя, до дома Мерлина довольно далеко идти пешком. Артур почему-то уверен, что они идут именно домой к Эмрису. Лёгкая кожаная курточка не спасает от холодного ветра, пробирающего до костей, мокрые по колено джинсы противно липнут к ногам, но впервые за многие годы Артуру не нравится замерзать. Не хочется чувствовать себя брошенным и одиноким, и он крепче жмётся к Мерлину, который всё ещё обнимает его за плечи. Наверное, со стороны они выглядят как парочка после ссоры: уставший грязный Артур с размазанной по лицу косметикой и расцветающим на щеке синяком, и напряжённый злой Мерлин, притискивающий его к себе со всей силы. Замечательная картина. Странно, но тошнота вскоре проходит, хотя Артур был уверен, что его вывернет ещё до того, как они покинут школьный двор. Мысли текут вяло, как под действием таблеток, и всё, чего Артур желает в этот момент – согреться. Вместе с Мерлином. Может, заняться сексом или принять душ. Заняться сексом в душе – оптимальный вариант. Только вряд ли Эмрис снизойдёт до такой милости. А вот и его дом, многоэтажка. Мерлин живёт на втором этаже вместе со своим отчимом, который – абсолютно случайно – является бывшим лечащим врачом Артура. Он навёл справки, когда понял, что эта тяга к новому однокласснику нездорова даже по его собственным меркам. И вполне могло статься, что они с Мерлином были когда-то знакомы, вот только Артур не помнит ничего из своего детства – ничего, что происходило до той самой ночи. Это всё было с каким-то другим человеком, не с ним. Тот был обычным мальчишкой, жил с любимым отцом и радовался каждому новому дню. Он умел смеяться, у него были друзья, мечты и далеко идущие планы... Артур же был абсолютно другим. Хотя, Мерлин не узнал его, так что скорее всего это всё бред, и Артур просто пытается найти объяснение своей странной, неестественной тяге к практически незнакомому человеку. Эмрис отпускает его только у самого подъезда, и Артур едва не падает, потеряв опору. Он отстранённо удивляется, когда Мерлин нажимает кнопку последнего этажа в лифте, но ничего не спрашивает. Они выходят на самом верхнем этаже, минуют длинный коридор, поднимаются ещё на один пролёт, выходят к стальной двери, и Мерлин снимает с неё висячий незапертый замок, пропуская Артура вперёд. Первый же порыв ветра на крыше кажется просто ураганным – Артура резко толкает вбок, он приваливается плечом к стене рядом со входом и, натянув рукава куртки на замёрзшие ладони, обхватывает себя руками. – Подойди к краю, – тихо говорит Мерлин. Ветер швыряет его слова Артуру в лицо, и только поэтому он слышит. И слушается. Где-то на задворках сознания бьётся очень уместный вопрос: зачем они здесь? Но Артур уже очень давно не прислушивается к себе. Далеко позади небо розовеет в лучах закатного солнца, впереди, над городом, оно уже насыщенного чернильного цвета и на нём виднеются бледные звёзды. А прямо над ними розовый плавно перетекает в фиолетовый. Красиво. Артур любуется этим небом и Лондоном, зажигающим внизу свои огни, и удар по ногам сзади становится полной неожиданностью. Он тихо вскрикивает, падая и так уже разбитыми коленями на угол парапета, теряет равновесие, и страх обрушивается на Артура тяжёлой ледяной волной, когда он понимает, что не удержится на краю крыши... Но Мерлин хватает его за волосы, дёргает назад, и Артур со всей силы вцепляется заледеневшими пальцами в его руку. Дыхание сбивается, от высоты и адреналина кружится голова, а огни фонарей внизу расплываются мутными каплями оранжевого света. Сердце колотится где-то под горлом и вовсе замирает, когда Мерлин толкает Артура вперёд, удерживая над самой пропастью. – Назови мне хоть одну причину, почему я не должен сейчас просто отпустить тебя, – всё также тихо, но отчётливо проговаривает Эмрис, склонившись к самому уху Артура. – Помимо того, что меня, возможно, посадят за убийство. Насмешка в его голосе нервная, и пальцы, стискивающие светлые пряди, заметно дрожат. Артуру страшно. Страшно так, как бывает перед сексом, когда руки крепко связаны, глаза закрыты, и остаётся лишь ждать, когда хищник набросится на беззащитную жертву. – Считаешь себя жертвой, да, Артур? – словно прочитав его мысли, продолжает говорить Мерлин. – Бедный обиженный судьбой мальчик. Твоя жизнь – ошибка. И ты можешь закончить её прямо сейчас. Хочешь? – спрашивает он, толкая Артура вперёд. – Нет... Нет! – кричит тот, безуспешно пытаясь отклониться назад. – Прошу, не надо! Ветер бьёт в лицо, заставляя мокрые глаза слезиться ещё сильнее. Господи, зачем Мерлин делает всё это? Артур ведь не мог так ошибиться в нём... Этот человек не может, не должен поступать также, как остальные, он совсем другой! От собственной ошибки становится ещё горше, слёзы душат всё сильнее. Артур срывается в истерику, рыдает, чувствуя, как губы и щёки начинают неметь. А потом Мерлин дёргает его назад, и Артур падает на крышу, ударяясь копчиком так сильно, что боль простреливает по позвоночнику до самой шеи. Он пытается отползти подальше, но Эмрис надвигается на него, расставив ноги по бокам и едва не наступая на пальцы рук. – Ты так легко вертишь людьми, навязываешь им свои желания. Такой грязный, порочный – ты чувствуешь себя абсолютно невинным, правда? Скажи, Артур, ну же. Скажи, что тобою пользуются, а ты совсем ничего не можешь сделать. Ты ведь жертва, тебя принуждают, и ты живёшь в вечном страхе. Я всё правильно говорю, Артур? Слова Мерлина будто по живому режут, только это отчего-то невозможно терпеть, к такому Артур не привык. Тупая ноющая боль углями тлеет в груди, медленно прожигает лёгкие, заставляет задыхаться. Каждое слово – чистая правда, но зачем, зачем Эмрис выворачивает ему душу наизнанку? Разве мало ему досталось – и достаётся до сих пор? – Тише, тише, успокойся. Давай договоримся так: ты отсосёшь мне, а я оставлю тебя в покое, идёт? Тон Мерлина меняется на более спокойный, но Артура это отчего-то тревожит ещё больше. Он судорожно пытается вытереть мокрое лицо, и резко кивает, соглашаясь. Всё, что угодно, лишь бы Мерлин остановился, лишь бы всё это быстрее прекратилось. Артур становится на ноющие колени, кладёт трясущуюся ладонь Мерлину на бедро и пытается расстегнуть молнию джинсов непослушными пальцами, когда Эмрис спрашивает: – Ты ведь хочешь этого, да, Артур? Тебе это нравится – вот так? – Нет... – тихо, дрожащим голосом в ответ. – Говори громче. – Нет! Но я должен! – выкрикивает Артур, поднимая злой беспомощный взгляд. И тут же понимает, что совершил огромную ошибку, потому что лицо Мерлина вмиг меняется, он стискивает зубы и хватает Артура за грудки, вздёргивая на ноги и припечатывая спиной к стене. – Кому ты, мать твою, должен?! – орёт он, снова болезненно прикладывая затылком о кирпичную кладку. – Чего ты от меня добиваешься? Зачем преследовал меня, зачем доводил до белого каления? Отвечай! – Я не знаю, не знаю! – снова чувствуя скатывающиеся по щекам слёзы, шепчет Артур. – Мне просто казалось... – Что?! – Что ты сможешь помочь мне... – Чёрт возьми, Артур... Чёрт! – срывается Эмрис, ударяя кулаком по стене прямо над плечом у вмиг сжавшегося Артура. Мерлину приходится со всей силы прикусить щёку, чтобы хоть немного успокоиться. Он смотрит на тихо всхлипывающего и зажмурившего глаза Артура, и поражается силе своего желания. Его хочется видеть именно таким – грязным, с размазавшейся по заплаканному лицу косметикой, бледного, испуганного, сломанного. Хочется унизить ещё больше, растоптать, чтобы ничего не осталось, хочется заставить кричать, оставлять на болезненно худом теле тёмные синяки, пустить кровь и смотреть, как она расчерчивает алыми полосами белую кожу... Господи, это что-то запредельное, невозможное, такое неправильное... Мерлин смотрит, пытается анализировать всё, чего добился сейчас на этой крыше, и, кажется, начинает понимать. Судя по всему, Артур действительно делает это не специально. Другое восприятие, другие причинно-следственные связи – он живёт в каком-то своём мире, из которого контактировать с реальностью получается лишь вот так, через боль, через унижение и насилие, на которое он неосознанно провоцирует окружающих. Комплекс виновности жертвы, блядство такое, у него растёт в геометрической прогрессии: Артур считает себя виноватым в том, что с ним происходит, ищет наказания, получает его, но подсознание шепчет ему, что это неправильно, он всё делает не так, и чувство вины возвращается, замыкая этот порочный круг. Это просто какой-то пиздец. – Артур, эй, – зовёт Мерлин, когда удаётся взять себя в руки. Тот вздрагивает от звука его голоса, и Эмрис аккуратно убирает за ухо длинные золотистые волосы, прилипшие к мокрым щекам. – Ты сказал, что тебе нужна помощь. Ты действительно так считаешь? – спрашивает он, легонько приподнимая лицо Артура за подбородок. Он лишь на миг поднимает взгляд, всхлипывает и быстро кивает, снова зажмурившись. – Хорошо. Успокойся, я не трону тебя. Я помогу тебе, Артур, слышишь? Тот отворачивается, его губы снова кривятся, и он прикусывает нижнюю, пытаясь остановить рыдания, но безуспешно, и Мерлин аккуратно обнимает его, прижимая к себе. – Тише, тише, всё будет хорошо, – шепчет он скорее для себя, чувствуя, как у самого начинает щипать в переносице. – Идём. Артур его будто не слышит, слабо упирается, но в конце концов всё же следует за направляющей его рукой.