О фонарщике, комнатах, солнечном кофе и прочих слогах жизни

Тик-так-тик-так-тик-так-тик-так.  Просыпаюсь.  Чертов третий раз.  После этого сна у меня еще ни разу не получилось заснуть. Я, вообще-то, конечно, знаю, теоретически, что пытаться нужно пока не получится, не заявлять хотя бы самому себе, что "пробовал уже целых два раза", но не хочу больше. Пусть будет как есть.  Нестоящая психоделика, а не сон. При таком раскладе человеку, желающему остаться в здравом уме — вроде меня — стоит немедленно встать рывком, открыть окно, вдохнуть свежий воздух и осознать окончательно: приснилось.  — Приснилось, — убеждаю себя. — Приснилось.  Сука. Ненавижу.  Тиканье часов снилось мне уже третий раз. Просто бесконечное "тик-так", как будто наяву его мне не хватает. Но наяву оно хотя бы беспорядочное и невнятное, целый нестройный тиктаковый хор, а во сне плавное, гулкое и размеренное, как опытный хищник, понимающий, что жертва сама изведется.  Теперь наконец снова различаю тиканье своих настоящих часов. Этот полудурок, я молодой, коллекционировал их когда-то, жутко увлекался. Так что теперь получаю — полная мансарда часов, самых разных, и все, черт подери, ходят.  Нет, вообще-то, я люблю часы, даже слишком. Особенно их механизмы. Всегда считал, что удивительно даже просто наблюдать за их работой. Вырос, разобрался, теперь умею сам такие штуки делать и чинить. Вот и наслаждаюсь видом коллекции.  Но когда тиканье продолжается во сне — это просто ад.  Наконец я окончательно успокаиваюсь и прикуриваю. Так проходят несколько минут моей жизни и я снова отправляюсь в кровать. Тик-так. Тик-так. Тик-так.  Я просыпаюсь почти с криком. Шумно глотаю ртом воздух, в горле пересохло от ужаса. Кажется, я сошел с ума.  Или не совсем. В этот раз это ведь было больше, чем тиканье. Она танцевала. Она была прекрасна. И тикала, отбивая ужасный часовой ритм в моей голове. И мое сердце переставало быть настоящим, но механизмом, слаженно работающим и тихо, но равномерно тикающим в такт мелодии ее танца.  Это была кукла. Кукла с часовым механизмом.  И внезапно ко мне пришло понимание. Я проснулся не ради сомнительного удовольствия ощутить страх и панику, но именно ради того чтобы понять, что сошел с ума. И чему я должен теперь посвятить себя.  Я бросил взгляд на ближайшие часы. Пять утра. Самое время.  Я позволил себе еще три секунды отдыха: полностью восстановил в голове уже почти исчезающий образ сна о прекрасной кукле.  Это не было похоже на красоту в ее обычном понимании. Это был абсолютный механический шедевр, хаос и идеальный порядок цилиндров, шарниров и шестеренок. Слаженно работающая конструкция, сияющая милым глазу металлическим блеском и ровный тикающий звук. Мой персональный тип вечности.  А затем приступил к работе. Красота требует жертв, так говорят? И я жертвовал всем, что у меня было: временем собственной жизни и временем из своей коллекции. Я заботливо раскручивал часы, доставал детали и прилаживал их к корпусу чудесной танцовщицы. Я поймал себя на том, что этих самых часов мне жаль куда больше, чем себя самого. Мысленно даже извинялся, хоть и понял вскоре, что оно излишне: шестерни чувствовали себя на своем месте в корпусе куклы, с каждой секундой все более походящей на проявление гения некого безумного мастера. Я не мог выдать себя за автора, даже придумав ее во сне. Не верил, что создал ее сам.  Через некоторое время — точно не знаю, как скоро: все для меня потеряло значение с началом процесса работы — я задумался о схемах и чертежах, но едва рискнув потянуться к бумаге понял, что более в них не нуждаюсь. Я работал будто точно знал, что делаю. И главное как я это делаю.  Отвлекся только почувствовав кошмарную и всепоглощающую потребность закурить. Положил инструменты на стол и пошел к окну. Мне не хотелось думать сколько времени прошло с тех пор, как я проснулся от третьего кошмара, но я точно помнил, что тогда я курил в последний раз. За окном было уже светло, а пачка обреталась на подоконнике.  Не хотел думать о захватившем меня порыве. – Всю жизнь же мечтал о каких-нибудь завалящих чудесах, теперь не жалуйся.  И не думал.  Пустая голова значительно облегчала тяготы бытия.  Со второй сигаретой я внезапно вспомнил, что на моих плечах все еще лежит ответственность за нелегкий процесс органической жизни. Желудок орал: "жрать!", подталкивая меня скорее отправиться на кухню. Хотя я прекрасно знал, что ничего там не найду.  На утро приходит скепсис. Меня одолели лень и непонимание, разум отверг идею о наличии — не то, что высшего, самого идиотского — смысла в моей затее и вообще хоть чем-нибудь. А потому чудеса отправлялись в жопу, а я — в магазин, дабы не думать еще и о часах, которые я разобрал. "Ну ты и придурок," — отозвался мой внутренний скептик на мысль о часах.  Когда доходит до закупки продуктов, моя фантазия отключается окончательно и бесповоротно. Так что, простояв посреди супермаркета, потерянно озираясь по сторонам, три минуты я благополучно сбежал из этого ада начинающего мизантропа. На улице уже пересчитал деньги, вспомнил самую дешевую в квартале кофейню и расположился там. Приступил к выполнению второй части плана по спасению себя любимого: двойной эспрессо.  Пять минут бесцельно листал веб-страницы в телефоне.  Ничего насущного, но качественно помогало поддерживать квадратную голову пустой. Но потом безжалостная Небесная Канцелярия лишила меня удовольствия пользоваться повисшим в воздухе бесплатным Интернетом, которым еще несколько секунд назад так легко дышалось.  Я остался наедине со своими мыслями, экранироваться было нечем, чашка кофе не помогала. Остатки здравомыслия собрали кошмарный митинг и требовали объяснения творившейся последние несколько часов херне.  Я был вынужден потрудиться их дать.   В теории все было просто и невероятно — на практике. Я придумал нечто гениальное. Сдуру. Во сне. Убиться веником.  Далее я это воплотил. По крайней мере, начал. Ни то, ни другое не представлялось возможным ни моим учителям, ни знакомым, ни даже мне самому.  А потому — чудо. Такие дела.  Вновь почувствовал всепоглощающую энергию, ветер захватившего меня непостижимого. Понимал: мое единственное желание теперь — удержать это. Времени больше не было, еда и размышления об отсутствии смысла подождут.  На фиг это. У меня в кармане настоящие чудеса, а значит я разберу хоть всю свою коллекцию или все часы в мире. Менее чем не важно.  Не помню, как расплатился за кофе, как оказался дома.  Для меня существовала лишь она. Удивительная кукла с часовым механизмом, работу над которой Небесная Канцелярия, видимо, по ошибке, поручила величайшему оболтусу этого Мира.  А потом я поймал себя на том, что задумчиво разглядываю почти завершенную работу. Задумчиво тянусь  к последним часам.  Еще одна шестеренка. Она задумчиво щелкнула. Мои руки дрожали, хоть я еще и не совсем понимал, что я создал. И вместо рассуждений я повернул ключ, завел прекрасное создание.  И она танцевала. Чудесная, как давешний сон. Удивительная музыка механизма звучала будто отовсюду, она зажила своей жизнью, окружила меня и пробралась в самое сердце.   И время исчезает. Остаемся лишь я и та единственная, устремившаяся в вечность секунда. А еще божественное творение, живое, танцующее.  Я постепенно начинаю забывать, что же ввело меня когда-то, до начала этой секунды, в такое удивительное состояние. Я наполнен поразительной радостью бытия, какую никогда не испытывал еще, и вообще не испытывал никто.  Иногда мне кажется, что я умер. Ибо примерно так я представляю себе смерть. Но, в таком случае, это — высшее благо.  Но это я мертв, а есть еще прекрасное, живое, танцующее. Тикающий сон безумца Кроноса.