О фонарщике, комнатах, солнечном кофе и прочих слогах жизни

Наверное, тяга к совершенству не была свойственна мне с самого рождения. Я просто не понимал, как что-то может быть идеальным. Не понимал принципиально. Вообще-то, я не люблю не понимать, но здесь случай был особый. Я спокойно закрыл на это глаза.  Но я люблю несовершенное искренне и все сердцем. Особенно и в частности - несовершенных людей. А их, как известно, семь миллиардов. Даже чуть-чуть больше.  Сравнивать мне не с чем, а потому понятия и не имею, о чем мечтают нормальные подростки, но я в свое время не мечтал ни о чем — или почти. Остались для меня неосвоенными нормы элементарной морали и казуальные идеалы. Я просто жил, чтобы жить и время от времени создавал что-то. Не важно, каким способом — ни один из них я все равно не мог назвать своим хобби или чем-то вроде того. Они не могли увлечь меня на долго — но по одиночке нравились все до единого.  Мне просто нравилось создавать. Всегда нравилось.  Зато критика из меня не вышло, как и чего-либо путного. Во всем виновато отсутствие, в первом случае — идеалов, во втором — ценностей. И это не было проблемой сложного подростка, это было хронической проблемой меня самого.  Или не проблемой, теперь уж сам не знаю. В свое время успел решить, что это настоящее проклятие, а затем осознать, что нет, мол, благословение.  В общем, как посмотреть. Что еще раз доказывает что все абсолютно вещи в мире, как минимум, двухсторонни. И что со всеми можно так извернуться, чтобы на обе стороны поглядеть. Что доказывает, в свою очередь, что ничто не идеально, чтобы вам ни говорили. А потому я прав — всегда — и это аксиома.  Всегда прав, но не идеален. Отнюдь не взаимоисключающие параграфы.  Самое удивительное, что при таком-то мировоззрении я всегда был окружен людьми, причем, по большей части своей замечательными. Не больными маразматиками, помешанными на несовершенстве и даже не единомышленниками. В смысле, были, конечно, среди них, разделяющие мои взгляды, но дальше взглядов оно никогда не шло. Мы это не обсуждали. Просто — люди. Разные. Замечательные. Просто я такой — людям нравлюсь.  И один из этих замечательных людей сейчас со мной на диване сидит, улыбается, истории всякие рассказывает. Смешные, живот аж болит. Послушаешь — решить можно, что не жизнь у нее, а клоунада.  К сожалению, у меня решительно никакой возможности так решить, я ее не просто знаю, я к ней привязан почти, а она ко мне. Везде вместе ходим, и не с какой-то конкретной целью, а просто получается так, жизни наши складываются-сплетаются как нити не в два отдельных ковра судьбы, а в один общий. Потеряны они — те концы нитки, которыми мы запутались.  Она взялась откуда-то настолько давно, что я теперь даже не помню, откуда. Рядом с ней я вырос, она была в моей жизни всегда. Почти как сестра — старшая, конечно же, куда более взрослая и серьезная. Нам часто намекают на возможную природу наших отношений, но я всегда отмахиваюсь: "Идите к черту. Неправда это." В общем, совсем не клоунада. Это сейчас она веселая и хорошая, я-то знаю: все плохо. И она вдруг хмурится и говорит: — А ведь знаешь. Я хочу попробовать.  Понимающие киваю и в потолок смотрю. Это — больная тема для нас обоих. — Пробуй, — говорю, прочистив горло.  — Знаешь, твое позволение — не совсем то, что мне нужно сейчас. Позволю я и сама себе.  — Тогда от меня ты чего хочешь? — Просто сообщаю. Чтобы ты потом не удивлялся.  — Ох, значит, ты все решила. Ну хорошо, удачи тогда. Последнее дело — тебя останавливать.  — Да ничего я не решила еще. Думаю, — вздыхает.  В горле стоит ком, пока я взвешиваю все "за" и "против". Наконец решаюсь: — Поезжай. Давай, бросай все, собирай чемоданы и уматывай, на другой конец света желательно, — взмахиваю рукой, будто побуждая ее прямо сейчас сбежать.  — Ты чего? — смотрит на меня, подняв бровь, будто не понимает ничего. — Ты же понимаешь, так правильно. Так давай, сделай это! Считается почему-то, что трудно себе "нет" сказать, но "нет"-то как раз сказать просто, мазохисты эти ваши люди, лишь бы тяжелое решение принять. А вот "да" сказать — это нужно уметь, вот ты и научись, уезжай. Я всю жизнь умел — и, как видишь, счастлив вполне. Она молчит, а потому я добавляю, тихо и убито: — Всегда говори себе "да", слышишь? Можешь позволить.  Она меня обнимает, голову кладет на плечо и говорит: — С ума ты сошел. Такие вещи вот так запросто не решаются, нужно взвесить все, точно решить, чтобы не жалеть потом. Да и ты-то за мной поехать не можешь, как я там без тебя, такого чудесного.  — Вот именно так запросто такие вещи и решаются, — я усмехаюсь, а на душе теплеет. — Не нужно ничего решать, просто уезжай. Сейчас прямо, билет на поезд купи и исчезай. Стихийно. Скажи себе "да". Я же знаю. Ты хочешь. И я у тебя останусь, обрывать контакты не обязательно.  Пожимаю плечами. А она смеется.  — Ты что, думаешь, я навсегда сбежать решила? Не-е, так просто от меня не отделаешься. Вернусь я. Не завтра, конечно, и не через год — но обязательно. Дело именно в том, что не увижу тебя. Грустно это.  Я молчу, и потому она продолжает, хитро прищурившись смотрит на меня: — Нет, ты что, серьезно решил, что я думаю, кинуть мне тебя или нет? Хорошего же ты обо мне мнения.  И снова смеется. Я тоже ей улыбаюсь, выходит сдержанно и устало, но искренне. Сам думаю, а как я без нее буду. Очень мне хочется ее отпускать, да уж. Но я знаю: надо. И потому пусть идет. Говорю же, держать ее — последнее дело. Я, конечно, тот еще подлец, но на такое не способен.  Так и сидим рядом, на друг друга не смотрим, она руки на коленях сложила и смотрит на них. Я спрашиваю: — Ты чего молчишь? — Да так, — объясняет задумчиво, — вспоминаю, куда чемодан засунула. И параллельно думаю — а есть ли смысл его брать?