О фонарщике, комнатах, солнечном кофе и прочих слогах жизни

Северное море, изумрудная девочка — Знаешь, а ведь я все детство провела на берегу Северного моря. Сейчас — страшно сказать! - и сама в это не верю. Но факт остается фактом даже в подобных критических условиях. Не приезжала на лето или выходные, не гостила у родственников — именно жила. Удивительное было время, будто и не мое, — Элька вздыхает и улыбается, надкусывая мороженное. — Стой. Северное море, да? Сейчас соображу, где это, — на секунду задумываюсь и понимаю вдруг. — Ага. Выходит, никакая ты не Элька. Элек во всяких там Норвегиях-Швециях не бывает. В Англиях и подавно.  — Все правильно, — эта злодейка даже щурится от удовольствия. — Просто имя мое — страшная тайна, никакой Доктор Кто и рядом не стоял. Вот и выкручиваюсь как могу, плету грандиозные интриги... — Ну да, ну да, — смеюсь. — Выходит, волшебник Изумрудного города вернул тебя домой.  — Смотри-ка. Догадался, — Она надувается, а я смеюсь и вдруг отвечаю: — Не обижайся. Вот я тебе на Новый Год подарю собаку. Только попробуй Тотошкой не назвать. Тогда уже я обижусь.  — Ну, до нового года еще, предположим, дожить надо. А вот день рождения у меня на следующей неделе — и бьюсь об заклад, ты еще не придумал, что мне подарить. И вообще, обидно будет, если не доживем.  — Тогда договорились. Эх, ну рассказывай, тогда, что ли, про Изумрудный город, раз уж такие обстоятельства выясняются.  — Кстати да. Был у меня Изумрудный город в детстве. И оказалась я там абсолютно внезапно. Это, как ты понимаешь, то самое побережье. Знаешь, что было чудом моего детства? Шторм. Бесконечный штормовой океан, представляешь? Ну я и влюбилась — и больше никогда не любила так страстно.  — Кто-то, вроде, говорил, что нет в его жизни никакой романтики, — я усмехаюсь.  — Говорил-то говорил, — соглашается. — Но врал. Кое-кто, на самом деле, существо несовершенное и уже почти не помнит те времена. Но ты представь себе! Часами сидела на берегу, смотрела. Знаешь, а ведь получается буквально — ждала у моря погоды. Так и не дождалась, зато весь этот шторм с собой пронесла через всю жизнь. Наверное, до сих пор только так и спасаюсь от злободневных переживаний.  — Жаль, что ты какой-то там "старший менеджер отдела международных отношений". Из тебя бы просто шикарная поэтесса вышла. Такой талант пропадает!  — Подхалим! — она резко пихает меня локтем в бок. Я отскакиваю в сторону, вопя. — Был бы у меня выбор, я бы, не сомневайся, кем-нибудь покруче бы стала.  — Ну, во-первых, больше не пихайся, о'кей? А во-вторых, тебе, Элька, на самом-то деле никто не мешал.  Снова подхожу к ней, потирая невинную жертву внезапной вспышки гнева шпионки самого Гудвина — свой бок. Шпионка, тем временем, улыбается и смотрит в небо. В итоге я дожидаюсь снисходительной усмешки.  — Мы же вроде как выяснили: никакая я не Элька. Мне, на самом деле, даже немножко обидно: я же не просто так имя скрывала, мне Элька куда больше нравилась. Не зря же я эту девочку придумала, столько всего ради нее сделала сменила место жительства, гражданство, цвет волос и стиль одежды. И, как видишь, даже имя. Или тебе тоже Элька больше нравилась? Я откровенно ржу, смотрю на насупившуюся северную шпионку и на всякий случай отхожу в сторону, примирительно поднимая руки: — Конечно Элька нравилась мне больше. Но если тебе принципиально — наоборот мне тоже по душе — подумать только — моя лучшая подружка вдруг оказывается по совместительству главной героиней любимой детской книжки. Оба варианта мне больше нравятся. Стой-стой, а дата рождения-то прежняя? Элька делает выпад с явным намерением вновь атаковать мой бок. Я делаю еще один спасительный шаг назад, вновь размахивая руками. Она бегло инспектирует меня оценивающим взглядом и кивает: — Прежняя. Так уж и быть: Элькой была, Элькой... — Помру? — пытаюсь закончить за нее и оказываюсь награжден еще одним злобным взглядом: — Останусь. Я хотела сказать "останусь". И знаешь, замечательно все же тогда было. Все бы отдала, чтобы сейчас снова все это пережить. Но знаю, к собственному, сожалению, что это едва ли возможно.  — Ну и ну. Где же та девочка со штормом внутри, прожившая у моря всю жизнь? Где твоя страсть, Элька? — У этой девочки, не поверишь, есть работа. Специализируется на спасении меря от смертной тоски. В эти суровые дни мое единственное лекарство — память, а не забвение. Помнишь, ты спрашивал, как я не напиваюсь? А вот так.  — И это, выходит, для тебя просто супер важно? А я и не знал. И долго ты планировала скрывать, изумрудная девочка? — Отвяжись. Да, только этим и живу, — фыркает Элька. — Да не дуйся, ты тоже просто невероятно важный субъект. И прекрасно понимаешь, что я имела в виду.  — Нет, — грех не воспользоваться ситуацией. Корчу скорбную мину. Элька видит, что я откровенно издеваюсь над ней, но молодец, держится. Говорит: — Все-то тебе нужно объяснять, — и контратакует, вновь принимается за свое мороженое, задумчиво кусая белоснежный пломбир. Натурально монстр. — Понимаешь, я этим была воспитана, с этим да руку прошлась сквозь суровые годы юности. Ну, я имею в виду шторм. А потом он просто стал естественной частью меня. Как вот рука или нога.  — Ну, теперь хоть садись и второй том пиши: возвращаются наши друзья в Канзас, но дом больше не мил из сердцу: ребята жаждут чудес и стен Изумрудного города... — Нет, — цокает и качает головой. — Больно уж драматично у тебя выходит. Дети не клюнут.  — Да наоборот хорошо: вон какая ситуация сложная, а все равно никто не спился. Прям чудеса, все как надо! Хотя, впрочем-то, хрен с тобой: ты главная героиня — тебе и музыку заказывать.  Она кивает: — Все верно. А потому не надо портить хорошую историю своей — ну, моей! — отсебятиной.  — А к чему ты вообще эту тему с прошлым подняла? Вот не стала бы — я бы так и жил в неведении о таких страшных тайнах, эх.  — А, ну, мороженое, понимаешь ли, — она вновь интригует, на этот раз по-настоящему. Когда она наконец кладет в рот последний кусочек вафельного рожка, я почти лопаюсь от нетерпения. — У дяди Джонса был фургончик с мороженым, напротив десятого дома стоял. Там такая вывеска была, мол, мороженое по фунту. Самое вкусное на свете, мол. Знаешь, я ведь до сих пор в это верю. Нигде лучше не пробовала. Очень по ним обоим скучаю — мороженому и дяде Джонсу! Хороший он был.  — А, ну раз так, — киваю и улыбаюсь ей. — Тогда не волнуйся, Элли, найдем твою дорогу из желтого кирпича.