О фонарщике, комнатах, солнечном кофе и прочих слогах жизни

Твои чертовы стихи В последнее время все Олимпийцы заметили, что Эрато сходит с ума. Муза и правда лезла на стенку со скуки.  Ругается трижды в день с каждой из сестер, устраивает погромы, декларирует в общественных местах неприличные стихи о своих знакомых. От скуки же она много вертится перед зеркалом. Она всегда чем-то недовольна, оттого ходит злая весь день а затем резко что-то меняет. Эрато больше не похожа на свои старые портреты. В круг Олимпийского общества вообще не очень вписывается маленькая девчушка с синим ежиком, тоннелями и серебряным колечком в брови.   — Мне скучно, — говорит Эрато. — Мне просто смертельно скучно. И оттого меня тошнит.  Ей ничего не интересно, ей не нравятся поэты и писатели.  Но больше всего на свете она ненавидит своих подопечных.  — Среди них нет интересных людей, — говорит Эрато. — Стихи о любви, по текущим временам, пишут лишь тупые сопляки.  Она завидует своим сестрам. Она не раз хотела оказаться на месте одной из них.  И она не раз пробовала. Она лезла к художникам, к танцорам, музыкантам и даже, отчаявшись, к писателям-прозаикам. Но она лишь мешала. Покровительство Эрато не подходило никому из них.  Сотрудничество оказывалось не только неплодотворным, но и неприятным обоим сторонам. Никто не выносил вздорного характера маленькой музы.  Зато ей действительно нравилось их любить, и это было взаимно. Правда, в любви Музы нет ничего хорошего и нет ничего плохого. Все — всего на одну ночь. Все — почти не по-настоящему.  Никто не выигрывает и никто не проигрывает. Но на один конкретный момент Эрато может отвлечься. Она считает это достойной ценой. Все остальное Эрато лишь раздражает.  В ней нет прежней страсти к своему делу.  Олимпийцы сторонятся ее и разводят руками. Зато в последнее время Эрато увлеклась танцами. Это нравится Терпсихоре, а потому один защитник у полубезумной Эрато есть. Терпсихора каждую ночь устраивает вечеринки, и каждую ночь Эрато приглашена.        И каждую ночь приглашен он.  Эрато каждый раз ищет его глазами в толпе и никогда не видит, но затылком смутно ощущает его леденящее душу присутствие.   Муза веселится и танцует, заказывает джин-тоник или виски с колой, болтает с Афродитой, Аполлоном, но чаще с кем из смертных; снова пьет.  Он является под конец вечера и приглашает синеволосую девушку потанцевать. Эрато никогда не говорит ему "нет", просто из интереса.  Он всегда приходит.  И Эрато кружится в танце, не имея слов для описания собственного восторга. Что-то щемящее, и в то же время необыкновенно легкое приятно колет в груди. Она смеется, а он серьезен, но она чувствует нежность в каждом его движении.  Он похож на влюбленного. Не одного из тысяч мимолетных любовников Эрато, а по-настоящему влюбленного.  Иногда он предлагает Эрато выпить, но она всегда отказывается. В другие дни он достает из карманов странные, мятые, не знакомые Музе курительные палочки.  Они ей нравятся.  Эрато трудно смотреть ему в глаза, он на полторы головы выше, но она знает, что найдет в их глубине.  Она понимает.Там лишь печаль.  Он не зовет ее с собой, но она пошла бы. Эрато думает, что будь он поэтом, она бы посвящала ему все свое время. Он был бы достоин ее.  Терпсихора не знает. Эрато не спрашивает, кто этот гость, ей не интересно.  Она думает, что любить без имен интереснее. Ему никогда не взбредет в голову, что великолепная муза древности на самом деле — стриженная девушка с серыми глазами. А она никогда не узнает кто он, и пусть человеческая жизнь коротка, пусть у них в запасе еще, быть может, лет десять-двадцать, не больше.  Она подарила бы ему вечность, пусть даже и свою, если бы могла. К сожалени, онаслишком твердо знает: жто так не работает. Это вообще никак не работает. Эрато не хочет зайти хотя бы еще на шаг далее. Но если он захочет ее поцеловать — то пусть целует. И будь, что будет.  Эрато любит грустного незнакомца.  *** Очередной лист комкается и отправляется в путешествие до урны. И почему каждый раз, просыпаясь, я пишу эти сентиментальные глупости?