Ghost of flowers

Мне часто снилась поляна. Запах цветов душил, одурманивал, из-за него болела голова. Ярче всего выделялись фиолетовые маленькие цветы розмарина. Воспоминания. Потом пришел огонь. Пылали целые океаны цветов, превращаясь в темно-серый пепел. Волосы пропитывались сладковатым запахом дыма, затем оседая на подушке. Но в день, когда загорелся мой матрас, я проснулся. Резкий запах был совсем не похож на сладкую дымку моих снов, как гвоздика белая не была похожа на гвоздику желтую. Первая означала очарование, вторая — презрение. Их невозможно было спутать. На секунду я замер, потрясенный и испуганный, перед маленькими огоньками, танцующими на моем одеяле, а затем выпрыгнув из кровати, сбросил одеяло на пол. В отсутствие кислорода огонь быстро потух, и напоминанием о небольшом кошмаре остался лишь неприятный запах, который выветрится, когда я открою окно. Осматривая комнату в поиске источника пожара, коим оказывается тлеющая сигарета, я нашел потрепанный словарь со значениями цветов, запрятанный под стопкой книг. С его владельцем я встретился пять лет назад, и, должно быть, я должен благодарить всех богов за то, что тогда попал под его старый пикап, а когда он дотронулся до меня, меня вырвало на его кожанку. Полуулыбка тронула мои губы и тут же пропала, когда я посмотрел на аккуратный каллиграфический почерк, которым были написаны названия цветов и их значения. В тот день мне исполнялось восемнадцать. Я был потерян, испуган, а на моем костлявом плече болталась наполовину пустая спортивная сумка с пожитками. За все восемнадцать лет моей жизни вещей у меня накопилось немного. Пару книг ужасов в мягком переплете, что я стащил из тихих книжных лавочек, которые посещал, сбегая из приюта. И одежда. Что-то из нее мне было впору, а что-то — нет. Но тем не менее сформировавшаяся за всю жизнь, что я жил в приюте, манера беречь все, не позволяла мне избавиться от вещей. Лесли приехала в восемь. Я сидел на крыльце, докуривая последнюю сигарету из пачки, которую украдкой подсунул мне Боб — мой единственный друг в этом месте. "Зачем?" — спросил тогда я. "Бери, бери. На удачу", — сказал он, пережевывая листочек мяты и поспешно пихая глянцевую коробочку мне в руки. Лесли Арм — работница детского дома, что следила за моим "хорошим" проживанием и тем, чтобы я, как она говорит, ужился в мире, должна увезти меня в общежитие на окраине города, где я буду жить первое время. — С днем рождения, — сказала она, натянуто улыбаясь, но все же с укором смотря на то, как я придавил сигарету носком кеда. — Спасибо, — тихо говорю я, плюхаясь на заднее сидение. Мы знаем, что сегодня, возможно, совсем не мой день рождения. Тридцать первое октября выбрали вовсе не для праздника, которого у меня, словом, никогда не было, а для того, чтобы стало ясно, в какой день меня наконец можно будет сбагрить на улицу, и я перестану докучать всем своим присутствием. Я развалился на заднем сидение и стал наблюдать за тем, как малыши украшают дворик приюта к Хэллоуину. Возможно, приют можно было бы принять за обычную школу, если бы не полусогнутые от безысходности спины детей, не синяки на их руках и ногах, не слишком взрослые взгляды, которые кидали эти малыши друг на друга. Машина тронулась с места и плавно выехала за ворота, оставляя здание позади. — Ну так что? Ты готов? — спросила она, поправляя челку. — К чему? — спросил я, хотя знал ответ. — Это все. С этого момента начинается твоя жизнь, и только тебе теперь отвечать за свои поступки. — Я закатил глаза. Лесли в очередной раз решила поговорить со мной по душам. Надеюсь, в последний. — Знаю. — Больше я не отвечал, хотя она еще говорила что-то о чувстве вины и моих поступках. Прижавшись лбом к стеклу, я наблюдал за тем, как мимо проплывает увядающий город.