Ghost of flowers

Внутри дома темно, почти что нет источников света: все окна зашторены, горит единственная лампочка, болтаясь на шнуре из стороны в сторону. Я принюхиваюсь. Пахнет сигаретами, пивом и все тем же неизменным детским мылом. Казалось, что смесь этих запахов въелась в стены, пропитала дом от крыши до самого фундамента. — Я Рэй Торо, — говорит кудрявый, которому, вероятно, надоело мое молчание. Он смотрит на меня, ожидая ответа. — Я Фрэнк Айеро, — сухо говорю, игнорируя протянутую Рэем руку для рукопожатия. Парень не растерялся, лишь пригладил волосы и смерил меня равнодушным взглядом. — Тут еще живут Ник и Питер, но они обкурились, поэтому, думаю, не выйдут до вечера. — Рэй пожимает плечами, словно это было чем-то само собой разумеющемся, и чешет затылок. — Это... Твоя комната там, — он показывает на закрытую дверь в конце коридора и вручает ключ от комнаты, предупреждая: — Лучше закрывайся, когда уходишь, потому что Ник любит приводить с собой кучу народа, а те ребята не прочь спиздить вещи, своего-то нихуя. Короче, вот, если что зови, — Торо удаляется, оставляя меня одного в темном коридоре, пахнущем мылом. Мои глаза постепенно привыкают к темноте, так что я оглядываю коридор, обклеенный какими-то до ужаса нелепыми обоями в цветочек. В углу замечаю кучу белья, источающую не самые приятные ароматы. Ступая грязными ботинками по полу, вероятно, недавно покрытому лаком, я прохожу к комнате, вставляю ключ в замок, и, повернув ключ три раза, открываю дверь. Глаза, уже привыкшие к темноте, режет яркий свет. В комнате белые стены, пахнет свежей краской, и, притронувшись к стене, я увидел на своей руке белый след. Еще я заприметил большое окно, кровать, шкаф и стол, на котором хаотично валялись старые пластинки. Скорее всего бывший хозяин так торопился покинуть дом, что забыл некоторые свои вещи, но это было неважно. Огромное окно и пластинки Родригеза и Элвиса Пресли заставили меня полюбить это место, к тому же это была МОЯ комната, и мне не надо было ее ни с кем делить. В приюте такой роскоши не было. Лишь комнаты с серыми стенами и двухъярусными кроватями. Все глянцевые картинки с яркими комнатами и счастливыми детьми, предлагаемые непутевым родителям в буклетах, все это — ложь. Не заботясь о вещах, я просто кидаю сумку на пол и плюхаюсь на кровать, скидывая обувь. Потянувшись до хруста в костях, я свернулся в позу эмбриона, блаженно улыбаясь. Мне нравилась эта комната, этот дом, пропахший сигаретным дымом и мылом. Листья за окном мягко кружатся, словно вальсируют, плавно опускаясь на землю. Я засыпаю с мягкой улыбкой на губах, позволяя мышцам расслабиться, а разуму оставаться почти что чистым, свободным.

***

Музыка гремит в соседних комнатах, слышатся голоса множества людей, пьяные крики и смех. Я приоткрываю глаза. В моей комнате пусто, хотя дверь, отделяющая меня от остального мира, кажется вот-вот сорвется с петель от натиска звуков и давления. Аккуратно сажусь на кровати, свесив ноги, едва доставая до прохладного гладкого пола. Лунный свет падает на лакированный пол, отсвечивая на стены. Через некоторое время музыка становится еще громче — так, что меня начинает это раздражать. Хочется зажать уши руками или выключить звук всего, оставаясь лишь в убаюкивающей тишине. Я быстро залезаю в сумку, выуживая оттуда толстовку на три размера больше. Поверх моих вещей лежит белый конверт с пятидесятидолларовой купюрой внутри и листочек с надписью выведенной ярко-красным маркером. "РАБОТАЙ". Я пожимаю плечами и запихиваю деньги во внутренний карман куртки. Вдохнув и выдохнув три раза, я беру ключи со стола и открываю дверь, сразу же запирая ее с другой стороны. Музыка становится еще громче, а в коридоре тесно настолько, что не протолкнуться. Моего появления, естественно, никто не заметил. Куча людей дергали конечностями под музыку, одобрительно кричали, когда какой-то парень залез на стол и начал танцевать на нем, а затем навернулся, ударившись головой, но не прекращая танцевать. Воздух казался вязким и спертым, как патока. Проталкиваясь через толпу, я все-таки оказался у двери. Ко мне подлетел Рэй, размахивая баночкой пива и расплескивая янтарную жидкость, в полумраке кажущейся черной, на пол и на окружающих. Он обнимает меня за плечи. — Фрэнк, дружище, ты куда собрался? — орет он мне в ухо, пытаясь перекричать музыку, от него несет перегаром так, что меня воротит. — Я вернусь позже, — говорю я, выворачиваясь из его медвежьих объятий, и выскальзывая на улицу. В лицо сразу же ударяет сильный порыв холодного ветра, выбивая из меня весь воздух. Но тут, на улице, залитой светом фонарей, дышится куда легче, нежели в душном доме, вибрирующем от громкой музыки. Потоптавшись на крыльце, я выхожу на дорогу, пролегшую к центру города, к огням.