Двенадцать месяцев

— Я… Кто? — после того, как Гарри смог поднять упавшую челюсть, он ошалело посмотрел на профессора Снейпа в надежде, что ослышался. — Поттер, я давно знал, что у вас мозгов меньше, чем у флоббер-червя, но что и со слухом всё плохо, замечаю впервые, — в своей обычной ядовитой манере отозвался профессор, скрупулёзно отсчитывая капли зелья, нацеживаемого в стакан. Гарри только вздохнул: опять он язвит. Ну что ж, не привыкать. — Просто Ангел Света — это звучит невероятно, — покаялся Гарри, стараясь не заводиться. После длительной комы силы до конца ещё не восстановились, поэтому их не хватало даже на то, чтобы обижаться на Снейпа. — И что я теперь могу? — подразумевая новые способности, спросил Гарри. — Можете продолжать тупить, чем вы сейчас с успехом занимаетесь, — сквозь зубы прошипел Снейп, толкая в руку Гарри стакан с зельем. — Пейте. Гарри заметил, что профессор Снейп старался не смотреть на него: отворачивал голову или отводил взгляд, когда совсем в сторону смотреть не получалось. Гарри лишь вздохнул: если бы ему пришлось крутиться возле того же ненавистного Малфоя в течение трёх месяцев, предпринимая тщетные попытки вытащить его с того света, учитывая отвращение к этому типу и желание, чтоб он сдох поскорее, да ещё и под нажимом Дамблдора… В общем, сейчас Гарри понимал Снейпа, как никогда иначе. Видимо, кома или эта странная способность что-то повернули в его голове, раз он начал задумываться о чувствах неприятных ему людей. Во всяком случае, за эти несколько дней, проведённых Гарри в Больничном крыле в сознании, Снейп, регулярно приходя и проверяя его состояние, ни разу ещё привычно не упомянул его отца с самой худшей стороны. В Хогвартсе полным ходом шли каникулы, и в этом был большой плюс: по крайней мере, палата была свободна от праздношатающихся фанатов Поттера. Так выразился профессор Снейп, а сам Гарри был бы только раз визиту друзей. И даже Рона, чтобы тот смог хотя бы объяснить, что на него нашло. Прощать друга просто так он, конечно, не собирался, но надежды на какую-то досадную ошибку, затаённую обиду Рона или ещё что-то, что можно объяснить и вернуть их дружбу назад, были. Но что Рон, что Гермиона разъехались на рождественские каникулы, и приходилось терпеливо дожидаться их окончания. — Очевидно, что ваша новая способность — и я имею в виду не редкостное скудоумие, что у вас уже давно — позволяет бороться с широким спектром ядов, попавших в кровь, а также заставляет тело излучать энергию неопределённой природы, вызывая свечение, — Снейп почему-то решил ответить на вопрос Гарри, впрочем, всё также с неохотой. Гарри же подумал, что об этом догадался и сам, а Снейп не сказал ничего нового. — Сэр, вы так и не сказали, откуда у меня эта способность, — Гарри знал, что задаёт опасные вопросы. Снейп вполне может сейчас рявкнуть что-то вроде «откуда мне знать, Поттер» и вообще перестать с ним разговаривать почти как с нормальным человеком, а не с худшим врагом, «пришедшим» из прошлого, но профессор замолчал, не произнеся ни единого слова. Достав палочку, он долго водил ею над Гарри, неразборчиво шепча слова каких-то заклинаний, вероятно, диагностирующих состояние организма пациента. В какой-то момент Гарри показалось, что Снейп стал бубнить просто какой-то посторонний набор слов, лишь бы избежать ответа. Но почему ему тогда просто не уйти, если он закончил все лечебные процедуры? Наконец, он спрятал палочку в рукав своей мантии «а ля летучая мышь» и, тяжело вздохнув, произнёс: — В той книге, из которой я узнал информацию об этой способности, было сказано, что Ангелами Света были предки по линии вашей матери, — видя, что Гарри вновь порывается что-то спросить, добавил, предвосхищая вопросы: — Я никогда не знал, что ваша мать была чистокровной волшебницей. Вероятно, она тоже могла иметь эту способность, но и об этом я также не подозревал, — Снейп отвернулся, опустив взгляд в пол. Неужели его так задело это незнание? Но что тут такого, что он мог не знать что-то о совершенно далёком ему человеке? Вон Гарри с Малфоем — и то худшие враги, а ничего, кроме того, что Малфой — редкостный говнюк, Гарри о нём и не знает. — Это неудивительно: откуда вам вообще было об этом знать? — выразил свою мысль вслух Гарри, осмелев в своих вопросах, видя, что профессор вроде как идёт на контакт. Но наблюдение оказалось ошибочным: резко подобравшись и вернув на лицо маску язвительности и возмущения, Снейп недобро усмехнулся, обнажая ровные, но жёлтые, в тон коже, зубы: — Вы вконец обнаглели, Поттер? Я с вами светские беседы вести не подписывался, что бы вы там себе ни подумали. На сегодня я с вами закончил, так что можете продолжать свой увлекательный разговор с тумбочкой, — его слова так и сочились злостью, но, уходя, Снейп бросил на Гарри взгляд со смесью разочарования и тоски. А Гарри подумал, с чего вдруг профессор Снейп лично ходит его осматривать и поить зельями каждый день, когда мадам Помфри осталась в Хогвартсе на каникулы и вполне могла бы справиться с этим сама.

***

День Альбуса Дамблдора, директора Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, почти всегда проходил по одному и тому же сценарию. Неторопливый утренний чай с карамельками; двухчасовые гигиенические процедуры; завтрак; общение с Фоуксом и очередной чай с мармеладными лимонными дольками; предобеденный променад по замку; собственно сам обед; новая попытка отмахнуться от настоятельной просьбы портретов бывших директоров заняться, наконец, директорскими обязанностями, как то подтверждение учебных планов и просмотр прочих документов; как последствие предыдущего пункта побег в Министерство по сверхважному вопросу, не терпящему отлагательств; более-менее задушевная беседа с Министром за чашечкой чая и восхитительными шоколадными конфетами; возвращение в Хогвартс и ужин; доедание остатков конфет, карамелек и мармелада за увлекательной книгой; ну и сон после столь насыщенного трудового дня. Просто удивительно, как к столь преклонным годам с подобным образом жизни и пристрастием к сладкому у Альбуса Дамблдора осталось так много зубов во рту. И не менее удивительно, что с таким отношением к административным делам, связанным со школой, Хогвартс всё ещё функционировал и вполне успешно обучал юных волшебников. Впрочем, тут была, скорее, заслуга давно отлаженного и запущенного механизма и скрупулёзной к деталям Минервы МакГонагалл. Однако сегодня планы Альбуса Дамблдора несколько изменились, ведь спустя столько месяцев тяжёлого состояния очнулся его любимый ученик. Было бы просто дикой ошибкой не навестить Гарри сегодня, тем более что всего его друзья разъехались на каникулы, и мальчику наверняка было одиноко и скучно лежать целыми днями в постели. Поэтому послеобеденная прогулка директора завершилась сегодня в Больничном крыле. — Профессор Дамблдор! — Гарри просиял, увидев навестившего его директора, что было, вне сомнения, мило. — О, Гарри, я рад видеть тебя в добром здравии, — Дамблдор улыбнулся одной из своих загадочных улыбок, припасенным как раз для разговоров с Гарри Поттером. — Признаться, мы все очень волновались за тебя, ведь это настоящее чудо, что ты жив. Впрочем, по подобным чудесам ты у нас мастер, — Альбус присел на краешек кровати своего любимчика. Пожалуй, это становилось уже некой традицией, что мальчик каждый год оказывался в этой палате с серьёзными повреждениями, а Дамблдор его навещал и объяснял глубинные причины происходящих с Гарри событий. Впрочем, что-то до сих пор следовало оставлять в тайне. — Вижу, что у тебя накопилось множество вопросов, которые ты бы хотел задать, — Дамблдор посмотрел на Гарри проницательным взглядом поверх очков-половинок. — Что ж, думаю, я смогу ответить, во всяком случае, на некоторые из них, — директор повёл рукой в приглашающем жесте, видя растерянность Гарри, всегда появляющуюся на его лице, когда ему предоставлялся равнозначный выбор. — Вы знали, что моя мама была чистокровной волшебницей? То есть это, конечно, не меняет моего представления о ней… То есть вы знали, что в её роду были Ангелы Света и, возможно, она сама была им? Что это вообще значит? Профессор Снейп рассказал немногое, — мысли Гарри сумбурным потоком вылились в бессвязную речь. — Гарри, Гарри, боюсь, на тебя опять свалилась нелёгкая ноша, — с сочувствием во взгляде и голосе Дамблдор покивал головой. — Я хорошо знал твоих родителей: блестящих учеников в школьные годы и ярых бойцов против Волдеморта. Лили Эванс действительно была чистокровной волшебницей с родовой магией, но по многим причинам она была вынуждена отказаться от своей способности Ангела Света и скрывать своё происхождение. Нет, мальчик мой, в этот раз Волдеморт не был причастен к этому, — Альбус, видя в сменившемся выражении лица Гарри догадку, поспешил разубедить его. — Боюсь, я не могу назвать тебе истинных причин такого выбора твоей матери, так как это не только моя и её тайна. Скажу лишь, что никто больше не знал о твоей матери то, что знали мы с ней, даже твой отец. В Лили все видели лишь бесконечно светлого и дарящего тепло всем вокруг человека, но не более того. От такой родовой магии, как Ангел Света, нельзя отречься до конца, и даже после отречения она была для всех людей маленьким, но очень тёплым солнцем, а никто и не подозревал, что мир становится ярче рядом с ней именно из-за её наследия, — глаза Дамблдора наполнились светлой грустью, а Гарри печально улыбнулся, как всегда, когда речь заходила о его родителях. Будучи сиротой всю свою жизнь, он ценил память о маме и папе как самое дорогое сокровище. Так они помолчали какое-то время, думая каждый о своём. — Профессор Дамблдор, — вновь несмело начал Гарри, — Сне… профессор Снейп так странно отреагировал, упоминая маму, как будто мог знать её, — и хотя сказанное было скорее неуверенным утверждением, непроизнесённый вопрос завис в воздухе. Дамблдор задумчиво помусолил нижнюю губу, прикидывая, что из правды сейчас можно рассказать. — Профессор Снейп, твои родители и их друзья вместе учились на одном курсе в Хогвартсе. Какое-то время твоя мама и профессор Снейп были хорошими друзьями, но… период взросления развёл их пути в разные стороны. Для тебя уже не секрет, что у твоего отца и профессора Снейпа были некоторые разногласия в школьные годы, и когда Лили начала встречаться с Джеймсом, это задело Северуса, — Дамблдор осторожно, пробуя каждое слово на вкус, прежде чем произнести его, поведал сокращённую версию произошедшего. Но Гарри, как обычно, поверил всему сказанному и многозначительно покивал головой. — Я не знал, что они дружили, — пожал он плечами. — Ох, Гарри, дружба — такое прекрасное чувство, что порой сводит вместе двух совершенно разных, казалось бы, людей. Равно как потом может и развести, — мудро ответил Альбус. — Вы правы, профессор, — как и задумывалось, эти слова были призваны пробудить в Гарри воспоминания о Роне. — Осмелюсь предположить, что ты сейчас подумал о своём друге, мистере Уизли, мальчик мой, — «догадался» Дамблдор. — Что с ним будет? Его всё-таки исключат? — кажется, Гарри и сам не мог определиться, радоваться или печалиться такой перспективе. — Это непростой вопрос, Гарри. Оступившимся людям следует давать второй шанс, но однажды я уже ошибся, предоставив его одному мальчику, тогда ещё примерно твоему ровеснику, ставшему впоследствии Лордом Волдемортом. Впрочем, сколько бы хороших судеб было загублено, не получи они второго шанса исправить свои ошибки? Я лишь хочу сказать, что нам стоит понять мистера Уизли, всегда бывшего в тени своих родственников и вновь оказавшегося в тени лучшего друга, и без того знаменитости, а сейчас и участника престижного Турнира, — сочувственно поглядел на Гарри Дамблдор. — Я не просил этой славы, — недовольно повторил то, что столь часто приходилось говорить, Поттер, отводя взгляд. — Конечно, мой мальчик, кому как не мне знать, насколько тяжела эта ноша и сколько ответственности она возлагает на тебя. Ведь я, как и ты, принимал участие в Турнире Трёх Волшебников, правда, мне тогда уже было семнадцать лет, — хитро улыбнулся Альбус, сверкнув глазами через очки. — Вот только, боюсь, не испытавшие подобной участи никогда не смогут до конца осознать всю её неблагодарность. — Вы были чемпионом в Турнире?! Хотя конечно, вы же очень могущественный волшебник, — удивился Гарри, как по заказу сменив тему. — Что ты, Гарри, ты мне льстишь! — заскромничал Альбус. — В твои годы я был, может, чуть способнее тебя, и то только потому, что на мою голову не выпадали столь увлекательные приключения, какие достаются тебе, — Дамблдор спрятал в бороде улыбку, но глаза выдавали веселье. Повеселев, Гарри улыбнулся директору в ответ. — Что ж, Гарри, боюсь, меня ждут другие, не менее важные дела, чем беседа с тобой. Восстанавливай силы, они понадобятся тебе после каникул. И не скучай, твои друзья скоро вернутся, а пока компанию тебе составит профессор Снейп, — и Альбус Дамблдор поспешил покинуть Больничное крыло. — Да уж, весёленькая компания, ничего не скажешь, — протянул Гарри, едва за дверьми палаты скрылась расписная мантия директора.

***

Это были самые долго тянущиеся рождественские каникулы Гарри, впервые оставшегося на них без своих друзей. Конечно, знай они, что их друг, наконец, очнулся, всё Больничное крыло оказалось бы завалено письмами и сладостями, но они не знали, а Дамблдор посоветовал не отправлять им сову с письмом, чтобы не заставлять друзей нервничать из-за невозможности приехать к Гарри, и приходилось скучать, целыми днями валяясь в постели и слушая ядовитые комментарии о собственных недееспособности, слабости, скудоумии и просто самом факте существования от регулярно приходившего Снейпа. Он продолжал пичкать своего пациента зельями (в какой-то момент Гарри начало казаться, что Снейп споил ему все свои запасы), бормотать диагностирующие заклинания, а примерно к середине каникул сообщил, что Гарри окреп достаточно, чтобы приступить к лечебной физкультуре для восстановления организма после длительной комы. Так что тут уж скучать не пришлось: подгоняемый мрачным Снейпом, наблюдавшим в стороне, Гарри активно восстанавливался. И иногда, поднимаясь из очередного наклона или приседая, ловил на себе странные взгляды профессора: долгие и внимательные, тягучие и тяжёлые. Сначала Гарри списывал это на вечное недовольство им Снейпа, но тот стал всё реже язвить и больше молчать. Впрочем, спросить напрямую о причине этих взглядов Гарри не решался. Однако за пару дней до конца каникул кое-что случилось. Вчера Снейп не пришёл в Больничное крыло, как делал каждый день. Сначала Гарри недоумевал и, признаться, в душе даже переживал, не случилось ли чего с профессором. Однако мадам Помфри заверила его, что со Снейпом всё в порядке, просто у него появились неотложные дела. В этот момент Гарри мысленно треснул себя по башке за бессмысленные переживания за столь неприятного человека. Со скуки Гарри взялся за учёбу во время праздников, и сейчас полулежал, откинувшись на подушки, читая главу учебника про Трансфигурации, посвящённую основным законам превращения живых существ в других живых существ. Глава была переполнена незнакомыми терминами и сложными конструкциями предложений, из-за чего приходилось перечитывать один абзац на несколько раз и всё равно ничего не понимать. Да уж, книги – это конёк Гермионы, а точно не его… Гарри же быстрее схватывал материал, практикуя его, а не читая теорию. Окончательно признав своё поражение в битве с Трансфигурацией, Гарри отложил учебник и прикрыл глаза, съезжая головой с подушек. Снейпа не было уже второй день, и от скуки было просто хоть помирай. Конечно, с язвительным зельеваром тоже было не повеселиться, но его едкие комментарии хотя бы разбавляли эти серые дни. Дожили, уже и Снейпу рад! Скорее бы вернулась Гермиона. Но в этот день профессор Снейп всё же нагрянул в Больничное крыло. Другого слова и не подберёшь: бледный, измотанный, с тёмными кругами под глазами. Если бы Гарри мог видеть его в тот период, когда он бился над зельем для спасения жизни Поттера, то заметил бы удивительное сходство тогдашнего и нынешнего состояния Снейпа. — Что с вами случилось? — слова соскочили с языка быстрее, чем Гарри успел подумать головой. Он поморщился, уже дословно представляя, что скажет на это недержание речи Снейп, но тот лишь презрительно поджал губы, выдавая с заметным усилием и неохотой: — Вам не кажется, Поттер, что это нисколько не ваше дело? — вяло отозвался он и проковылял, прихрамывая, в комнату к мадам Помфри. Гарри колебался недолго, пока гриффиндорское любопытство не завладело им. Если эти двое, кого Гарри хотел сейчас подслушать, узнают, что он пользовался магией вне лечебно-профилактического курса по восстановлению магического потенциала, к которому приступил буквально пару дней назад, они открутят ему голову… Но когда Гарри заботили такие мелочи? Оглядываясь на дверь, за которой исчез Снейп, Гарри осторожно стянул свою волшебную палочку с прикроватной тумбочки и, наставив её в сторону кабинета мадам Помфри, произнёс Подслушивающее заклинание, которое на прошлых летних каникулах в Норе близнецы Уизли ему по секрету продемонстрировали. Личное их изобретение, простое в исполнении и «ужасно полезное». Про «ужасно» они попали прямо в точку, поскольку у этого заклинания был один странный побочный эффект: одно из ушей использующего его волшебника отваливалось от головы, соединяясь с оной тонкой нитью, Гарри не желал знать, из чего сделанной. Одна надежда, что не из его собственных мозгов. Это прикреплённое к голове ухо ловко ползло по направлению к месту, которое надо было прослушать, и замирало под дверью, усиливая голоса за ней. Близнецы называли это заклинание экспериментальным (о, экспериментального добра у них было просто навалом!) и клялись, что никакого вреда здоровью эти чары не несут, разве что потом ухо будет немного зудеть следующий час. Кажется, они упоминали, что хотят доработать это заклинание, перенеся его на что-то, что не являлось бы частью тела колдующего. В общем, пусть и с болтающимся на нитке правым ухом, Гарри был сейчас бесконечно благодарен умникам Уизли за это заклинание, подслушивая разговор мадам Помфри и Снейпа: — Северус, это не может продолжаться бесконечно! — странно, что эти двое не додумались наложить заглушающее заклинание на дверь, предпочитая перешёптываться. Видимо, думали, что подслушать их будет некому. — Конечно не может, Поппи! Когда-нибудь вместо Круциатуса я заработаю свою Аваду, и твоё предсказание сбудется, — саркастично отозвался Снейп, шурша, судя по всему, мантией. Следом за этим раздался сдавленный стон профессора: — Ты что творишь, женщина! — Будешь подобные страсти рассказывать — я тебе не только мазь с усердием вотру, но ещё и касторкой поить буду, — донеслось угрожающее шипение мадам Помфри. Гарри невольно вздрогнул: целительница была страшна в гневе, по-своему интерпретируя клятву Гиппократа. — Напугала зельевара ядом, — почти беззлобно хмыкнул Снейп. — Учти, когда-нибудь я перестану делать это всё для тебя. Потому что я не намерена поощрять эти твои встречи с… Сам-Знаешь-Кем. Я с облегчением вздохнула тринадцать лет назад, а теперь, значит, всё по новой? — в голосе мадам Помфри отчётливо слышалось волнение и истеричные нотки. Кажется, она всерьёз переживала за Снейпа, хотя Гарри раньше казалось, что они не ладят, а профессор презирает целительницу. — Брось, Поппи, я должен это делать. Кто, как не я? — с болью в голосе, не имеющей ничего общего к телесным травмам, ответил Снейп. Что сказала мадам Помфри, Гарри не услышал, поспешно сматывая ухо и приставляя его обратно к голове. Не замечая тут же появившегося зуда, он сидел, шокировано уставившись в сторону кабинета, где сидели два человека, почти спокойно обсуждающих, похоже, возродившегося Волдеморта. И то, что один из них регулярно навещает этого ублюдка, а вторая потом залечивает раны первого.