***
И вот я уже сижу на его месте, аккуратно, словно пробуя на вкус, расставляю свои первые за сегодня закорючки в бумагах. Трейси ушел, и в комнате кроме меня ни души. Тихо гудит техника, иногда включается кондиционер. Под моими руками шуршат листы и чуть слышно скрипит шариковая ручка. Бухгалтерия жаждет непременно бумажных отчетов, непременно рукописных отчетов, так непременно, будто пролетающий мимо Селеби случайно забросил их на пять столетий назад, когда о существовании компьютеров еще никто и не думал, а тех, кто всё же пытался ― сжигали за ведовство. Я вывожу циферки. Синим по белому: черным нельзя. Я вывожу буковки, и, честно сказать, даже счастлива это делать. Слова вьются вязью, сплетаясь в узоры, и это уже не важно, что они значат, о чем повествуют. Строчка за строчкой. Сердцу спокойней: удар на начале, удар в середине, удар на конце. Вот, мистер Кетчум — даже не слово, а просто узор. Стираю с полей отчета о путешествии в Калос послание Гари, на счастье написанное карандашом: «Жду возможности снова «учуять» тебя!», и даже легонечко улыбаюсь, пока, наконец, выровняв стопку командировок, не натыкаюсь на тот самый бланк ИДС. Индивидуальные достижения сотрудников. С этой бумагой всегда-то было много проблем, но в этот раз Министерство себя превзошло. «Результаты командировок за последние пять лет», — гласит одна из граф, и мной, кажется, начинает овладевать тот демон отчаяния, что был изгнан из Трейси только вкусным обедом и обещанием сна. Вздыхаю недобро, надеясь, что где-то кому-то икнётся, и отправляюсь в архив.***
В лаборатории профессора Оука, словно подчеркивая неприязнь всех её обитателей к тоскливой работе по составлению отчетностей, архиву отведено самое неприметное и неприятное место: подвал. Здесь прохладно даже в жаркие летние деньки, но, заходя внутрь и зажигая блеклую лампочку, которой едва хватает, чтобы разглядеть надписи на корешках папок, невольно решаешь, что это не от температуры, а от мрачной молчаливости места по спине пробегает озноб. А ведь, подумать, что здесь такого? Металлические полки до потолка, заставленные бумагами и походными заметками Трейси и Сэма (а ныне профессора) Оука. Среди них даже есть Пикачу, мирно дремлющий рядом с тем самым Селеби, среди них... Пока я достаю отчет за позапрошлый год, задеваю соседний альбом. Скетчбук Трейси в толстой и увесистой обложке со всем презрением потревоженной ото сна пыльной древности стукает меня по макушке и, раскрывшись, с громким шлепком приземляется на кафельный пол. А с его страниц на меня смотрю я. Мир теряет свои краски, становясь, словно этот набросок, лишь росчерками карандаша. Картинка же оживает, утаскивая меня в пучину воспоминаний и затмевая реальность. На пол летят листы прошлогодних документов, покачиваясь в воздухе. Им нет дела до меня, а мне уже — до них. Рука невольно тянется к плечу, туда, где на рисунке юный парнишка со взъерошенной черной шевелюрой, торчащей во все стороны из-под кепки, легонько обнимает меня. Нет, конечно, это вовсе и не объятия. Он всего лишь хочет, чтобы я повернулась и посмотрела в нужную сторону. Всего лишь надо, чтобы я увидела чудо: там, в вышине, в просвете между деревьями, в промежутке между облаками, где, скрытая от взгляда Трейси, прекрасная, как утренняя заря, парила птица, имя которой я не знаю и по сей день. «Мисти, смотри!» — мне кажется, я всё ещё слышу этот голос. — «Трейси!» Но наблюдатель увлечен рисованием. Окруженная розово-рыжими всполохами, легкая и изящная, плывет по небу неизвестная нам птица-покемон. Мы даже опомниться не можем первые пару секунд: так и стоим в обнимку, неспособные оторвать от нее взгляд и даже что-то еще произнести. Эш первым приходит в себя. В последний момент перед тем, как покемон скроется из виду, он выхватывает из кармана Покедекс, успевает нажать на кнопку сканирования... «Данные недоступны. Только для наблюдателей», — отвечает устройство. Пауза, чтобы осознать. Пауза, чтобы удивиться и смерить Трейси непонимающим взглядом. Пауза, чтобы услышать его ответ. — Вот оно как. Что же, значит, вы видели Её. А вам повезло встретиться так рано! ― Встретиться с кем? С этой птицей? Трейси, не говори загадками, нам и Покедекса хватает! Что это за покемон? Почему он секретен? — меня пробивает на вопросы. Я жажду ответов. — Не могу сказать, ― лишь пожимает плечами парень. — Да и это только легенды. Но знаете, если всё правда, вы поймете однажды! Хотел бы я увидеть тогда ваши счастливые лица! Счастливые лица... я провожу пальцами по странице скетчбука, нежно и бережно, ведь счастье, оно — там, не здесь. Трейси верил, что однажды я стану счастливее, чем на этих набросках. Сама я не думаю так уже давно. Но время в воспоминаниях течёт, обвиваясь вокруг моих рук, в которые я беру альбом, подобно экейнсам и уже готовясь выпустить яд. «Я узнаю, что это за легенды! ― настырно бормочу десятилетняя я себе под нос, убегая прочь с нарисованной поляны в ближайшую деревню. ― И без помощи Трейси узнаю!» Телефон. Это всё, что, как мне кажется, мне нужно. Но тут я оказываюсь неправа. Сестры, как обычно, где-то пропадают, с бабушкой созвониться можно только по предварительной договорённости, а моя последняя надежда — Брок ― растягивая рот в хитрющей улыбке, лишь повторяет: «Повезло! А ты переживала! Вот повезло!». Он вешает трубку, а я остаюсь ни с чем. Но ведь это была бы не я, если бы я так быстро сдавалась! Лучше бы это была не я. Лучше бы... Я же бегу по деревне, заглядывая за невысокие заборчики, наконец, лихо перемахиваю через один, к громкому аханью поливающей грядки старушки, вытягиваюсь по струнке и тараторю: «Бабушка, позвольте Вам помочь!». Пожилая дама, кряхтя, разгибает спину и оценивающе смотрит на меня. ― Видит небо, мне уже и правда непросто управляться с хозяйством, и если тебя что-то побудило мне помочь, то отказаться было бы грехом. Спасибо. ― Меня зовут Мисти. Я тренер водных покемонов, — представляюсь я и поджимаю губы, вдруг понимая, насколько водный покемон облегчил бы жизнь этой старушке. Очень кстати на пруду возле леса водилось много поливагов... — Давайте я вам поймаю одного? Бабушка восторженно складывает ладошки на груди, и я вприпрыжку мчусь к пруду, пока она ставит чай. Голдин быстро находит одного добровольца, готового обзавестись хозяйкой, и даже без битвы я тащу поливага в деревню, чтобы, подарив старушке покебол, позволить ей самой его поймать. Я усаживаюсь за стол и слушаю истории про легендарных птиц. Хо-Ох, Артикуно... «Нет, нет! ― повторяю я. — Психическая, наверное. В розово-рыжем сиянии». Старушка снова ахает. ― Вот, значит, как! А ещё кто-то её видел? Я напрягаюсь, начинаю ёрзать на табурете, но не позволяю себе произнести правду: ведь каждый раз, когда я говорила про Эша, ответом мне были лишь поздравления. Так не пойдёт! Мне нужна информация! — Не знаю... ― отвожу я глаза, но старушка, кажется, не замечает подвоха. — Это птица Судьбы! ― Судьбы? Как Хо-Ох? ― Нет-нет! Хо-Ох ― птица удачи, что сплетает нити успеха. Эта же птица сплетает воедино жизни и сердца! Говорят, что видеть её одновременно могут лишь двое, что предназначены друг другу. Так что любовь всей твоей жизни где-то неподалёку! Смотри в оба! — смеётся бабушка. ― Любовь всей моей жизни... ― ошеломлённо повторяю я. Дыхание перехватывает, но тут же, словно плотина, которую сносит поток воды, эта тишина рушится, сменяясь моим полнейшим негодованием. ― Что?! Это просто ерунда! Чушь! Вот еще! Будет какая-то птица за меня решать! А старушка лишь улыбается, похоже, вспоминая свою молодость и вспышки удушающе-смущающих откровений. Я сбивчиво прощаюсь и, совершенно забыв обо всем на свете кроме этой дурацкой птицы, рассерженная и обиженная, топаю в лагерь. — Мист, ты чего какая злая? — удивляется Эш. Я фыркаю и отворачиваюсь. Смотреть на него не могу! Единственное, чего мне сейчас хочется — это поймать Трейси за ворот рубашки и хорошенько встряхнуть за все эти «вам так повезло встретиться»! Но это значило бы признать, что меня волнует этот вопрос. Поднять этот вопрос при Эше... — Я просто не смогла поймать себе поливага. ― А-а-а... Ну, еще успеешь! Тихо подкрадывается ночь. Уснуть сегодня не получается ни в какую. Я верчусь с боку на бок, а мысли даже на йоту не хотят сдвинуться с легенды таинственного покемона. Что, если это правда? Если вот так раз — и всё решено? Эш? Вот ведь... я чувствую, как краснеют мои щеки, и кутаюсь поглубже в спальник, чтобы никто не заметил, жмурясь посильнее, чтобы прогнать этот глупый порыв непонятно откуда взявшихся эмоций. Он мой друг. Друг. Да, конечно, он хороший человек, он добрый, отзывчивый... Но отдать ему всю свою жизнь... быть с ним до конца времен?.. Наконец, я проваливаюсь в долгожданный сон, незаметно, словно это все еще явь, только время чуть-чуть прыгнуло, и уже утро. Мне снится, что мы снова отправились в путь, и дорога, что не существует, ведет нас куда-то далеко-далеко. Внезапно мир содрогается от грохота. «Проблем хотите?» — звучит с потемневшего неба, и вниз летят бомбы. Или клетки? Или и то, и другое разом? Я лишь знаю, что это очень опасно, но Эш, как всегда, бездумно несется вперед, чтобы защитить Пикачу, а в него, прямо в него, летит снаряд, медленно, как бывает только во сне. ― Эш! Нет! ― кричу я, что есть сил, но он то ли слишком далеко, то ли голос мой слишком слаб, чтобы перекрыть шум канонады взрывов. ― Эш!!! ― Как интересно, ― равнодушно констатирует Джесси, ― похоже, кому-то придется отдать свою жизнь сегодня. Вот будущее было. Бомбочка. Оп! И нет! ― и она смеется, все громче и громче, скалясь в широкой ухмылке. ― Ничего нет! Никаких обязательств! Тебе, рыжая, не надо будет за ним таскаться! Это ведь здорово! Ты больше его не увидишь. Не увижу. Никогда. И тут мной овладевает паника. Это становится так неоспоримо очевидно, что если он... то моего будущего тоже не станет. Не потому что так обещала Птица, а потому что я сама не смогу так жить. — Эш! ― я бросаюсь вперед, спотыкаясь о кучи раскуроченной взрывами земли, продираясь метр за метром сквозь вязкую паутину ночного кошмара. ― Сверху! ― Но он все еще не слышит. Я протягиваю руку вперед, наконец, умудряясь ухватить его за рукав куртки. — Пожалуйста, живи... ― шепчу я и, собрав все силы, швыряю его подальше от места попадания снаряда. Яркая вспышка. Я вздрагиваю и просыпаюсь. Вокруг всё та же лесная поляна. Ребята мирно посапывают в своих спальниках, и я так умопомрачительно этому рада, как не была рада, наверное, ничему ни прежде, ни когда-либо потом. Мне хочется вскочить, сгрести этого идиота Кетчума в охапку и, не разжимая объятий, шептать снова и снова: «Ты жив!» Но, к счастью, он крепко спит, а потревожить его сон я не решаюсь. Я сажусь. Сердце всё еще прыгает, как загнанный в клетку пиджи. Я вытягиваю вперед руки, в блеклом лунном свете замечая, что они немного трясутся. Поднимаю взгляд на небо и замираю от страшной ассоциации. Вдруг, звёзды — и не звёзды вовсе, а маленькие огоньки приближающихся бомб? Нет, что за бред! Это паранойя. Я трясу головой и ложусь на другой бок. Надо спать. Мне приснится другой сон, и всё будет хорошо. Веки слипаются, и я снова оказываюсь там. Жужжит электричеством клетка, а я не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Цокая высокими каблуками, по направлению ко мне вышагивает Джесси. В руке её блестит нож. — Как неправильно вышло. Она хотела умереть за тебя, а выжила. Ты не против, малявка, если я это исправлю? Ну, я, конечно, остановлюсь, если отдашь мне своих покемонов. На меня накатывает отчаяние. Пикачу за меня? Это невозможно. А значит ― смерть. Вот только сожаления нет. Напротив, удовлетворение? Я сделала все, как должна была. Правда? Однако... ― Хорошо, — к моему изумлению произносит Эш, протягивая команде R заветные шарики. Джесси довольно скалится, Джеймс и Мяут потирают руки. ― Так и быть. Тогда девчонку не убьем. Мы сегодня великодушны. И они исчезают вместе с клетками, бомбами и грозовыми облаками, будто ничего не было. Вот только и Пикачу с нами больше нет. ― Ты в порядке? ― Эш присаживается рядом на колени. — Но как же... ― лишь ошеломленно шепчу я, еще не в силах пошевелиться. ― Что-нибудь придумаем! ― ободряюще улыбается он, хотя я знаю, что это далеко не то, что у него на сердце. ― GS-болл откроем! — Точно! Я ведь бросила его в траву! — заявляю я, а к нам уже подходит Трейси с этим позолоченным артефактом. ― Как его открыть — тайна наблюдателей, ― заявляет он, голосом отдаленно напоминая Покедекс. — Но я расскажу вам на этот раз, ведь вы видели Её, а это значит, что всё должно сработать! Возьмите его обеими руками, направив кнопку в небо. Да-да, и ты Мисти. А теперь, глядя друг другу в глаза, расскажите свой самый большой секрет. Что?! Мне хочется съездить этому наглому художнику по макушке за такие дерзкие требования! Ведь наверняка есть и другой способ! Он просто нас разыгрывает! Рассказать всё Эшу... Но я перевожу взгляд на юного тренера, и сомнения исчезают. В его глазах ― боль, а ведь пошел он на это ради меня. Хорошо. Была не была. — Я люблю тебя, — произносим мы хором. В небо из GS-болла вырывается сноп розовых искр, превращаясь в ту самую Птицу Судьбы. Она взмахивает крыльями и, сияя в лучах солнца, устремляется за шаром команды R. Все будет хорошо. Я знаю это наверняка, когда, лениво потягиваясь, открываю глаза, обнаруживая себя снова на той же самой лесной поляне. ― Как спалось? — интересуется Трейси, и я, окрыленная счастливым финалом моего ночного кошмара, уверенно отвечаю: «Замечательно!». У меня приподнятое настроение. Мне хочется петь, хоть я никогда и не умела толком. Мне хочется прыгать и кружиться на месте, но, конечно, это все лишь в моей голове. ― Выдвигаемся! ― бодро объявляет Эш, закидывая рюкзак на спину и всем своим видом показывая, что намерен сегодня доисследовать этот лесистый остров. — Пи-ка! — вторит ему покемон, и мы отправляемся в путь. Тропинки сменяют одна другую, вот уже превращаясь в широкую дорогу между двумя лесопосадками. Я верчу в руках GS-болл, то переносясь в мыслях в деревню к старушке, что вещает про Птицу Судьбы, то в свой сегодняшний сон. Всё будет хорошо, пусть не сейчас, но однажды. Хоть я и твердила, что в сказки верить глупо. Но ведь легенды рождаются не просто так, и... ― Кажется, собирается гроза, — хмурится Трейси на надвигающиеся темные тучи, а я в ужасе столбенею, когда следом откуда-то с неба раздается: «Проблем хотите?». GS-болл падает из рук и укатывается в траву, я же так и стою, округлившимися от ужаса глазами глядя на новое злодейское устройство, стреляющее парализующими сетками. «Неправда! — вопит сознание. — Это был всего лишь сон! Сон!». Но оружие выстреливает, и сетка, потрескивая разрядами, летит прямо в Эша, спасающего от неё Пикачу... всё правильно, сейчас это не сон: у меня нет времени думать, передумывать, кричать снова и снова в надежде, что он послушает. Я срываюсь с места, в пару мгновений оказываясь рядом с Эшем. Решительное движение руки и... потерянные для моего спасения секунды, чтобы оттолкнуть их с Пикачу из-под атаки. Электрические искры впиваются в мою кожу. «Цап!» ― клацает механизм, и меня, не способную шевельнуться, в сетке утаскивает куда-то в небо. — Мисти! — слышу я голоса ребят, но громче их, громче всего, что происходит вокруг, пульсирует кровь в висках и паническая мысль: «Это реальность». — Как неправильно вышло, ― задумчиво заявляет Джесси. ― Мы хотели поймать Пикачу, а попалась она. Ну, ничего, я знаю, что делать. Моя клетка висит уже совсем рядом с их кабиной, и Джесси, перегнувшись через окно, тянется ко мне. А в её руке блестит нож. — Ты не против, малявка, если я для начала отрежу ей... Я в ужасе зажмуриваюсь. ― ... хвостик? Ха-ха, будешь лысая! ― веселится она. Что? Всего лишь волосы? Как бы глупо это ни было в той ситуации, но мне хочется обнять этих горе-злодеев. Да, они воры и мошенники, но в их сердце всё же есть та искорка добра, что никогда не позволит им совершить убийство. Через пару мгновений, правда, до меня доходит, что остаться лысой ― это тоже не самый радостный вариант. — Я бы на твоём месте поторопился согласиться! ― хихикая, советует Джеймс. — Мы ведь её потом отпустим! А она прибьет тебя на месте за испорченную прическу! — Эй, Мист, чего ты там застыла? — негодует мистер Кетчум, очевидно, не сообразив, что я и пальцем-то двинуть не могу. ― Просто отдай нам Пикачу. Но... как знаешь. ― Джесси протягивает нож к моим волосам. Пикачу вместо моей прически? Хех, это еще смешнее, чем обмен на мою жизнь. — Пикачу-Пи,— заявляет покемон, и, вырвавшись из рук Эша сам прыгает в ловушку команды R. — Ну, хоть кто-то тебя любит, — ехидничает Мяут, моя клетка распахивается, и я лечу вниз, задевая ветки и чуть начавшими что-то чувствовать пальцами, наконец, цепляясь за одну из них, сдирая о нее ладошки и продолжая падать, но уже чуть медленнее. Еще одна ветка... Трава. Но какая разница? Ноги тоже все в ссадинах. ― Ты в порядке? ― разумеется, это Трейси, а не Эш. Эш сейчас занят спасением Пикачу. Он выпускает Чаризарда, а ловушки (вот незадача!) оказываются для того слишком маленькими. Команда R небезосновательно обвиняет друг друга в отсутствии извилин, а вскоре, уже по традиции, летит в тартарары. Я не смотрю на происходящее. Лишь слышу отдаленно голоса. Я даже на Трейси глаза не поднимаю. Ссадины болят, но это не сравнится с тем, как щемит сердце, и виной тому совсем не разряды злодейского устройства. Я боюсь моргнуть — и разрыдаться. Я ищу в траве хоть что-то, чтобы только не дать другу поймать мой взгляд. И тут я замечаю GS-болл. Бесполезный шарик, ярко блестящий в зеленой траве своей золотой амальгамой. Так вот как выглядит символ моей мечты... Что-то теплое дотрагивается до моего плеча, и я вздрагиваю. Передо мной, опустившись на колени ― Трейси, только он внезапно стал старше, а это значит, что я снова здесь, в этом тоскливом и казавшимся таким далеким будущем. Я сижу на полу архива, в уголке, подтянув коленки почти к самому подбородку, словно прячась от воспоминаний, что смотрят на меня с полок. В моих руках крепко ― так крепко, что на кожаной обложке остаются вмятинки от ногтей ― зажат скетчбук. Трейси, вероятно, пытался у меня его забрать, отчего я впилась в альбом еще крепче. Он также, видимо, что-то говорил, но сейчас лишь повторяет моё имя, теребя за плечо. Я ослабляю хватку, отдавая ему книжицу, но по-прежнему не произношу ни слова. Это слишком сложно. Дыхание прыгает, и, только закрыв освободившимися руками лицо, я понимаю, что рыдаю навзрыд. ― Мисти, пожалуйста, пойдем наверх. Ты совсем окоченела. Сделаем тебе шоколаду. Ты только... — парень осекается, так и не договорив «не плачь», слишком уж сомневаясь, насколько такое сказать сейчас уместно. «А зачем? ― хочется ответить ему. ― Разве от этого моя жизнь станет хоть чуточку счастливее? Легче остаться здесь. И пусть время летит мимо, как птица Судьбы! Мне нет до них дела! Пусть весь мир останется там, снаружи. Я не хочу возвращаться. Я не хочу... жить». Но где-то внутри меня по-прежнему та ерепенистая десятилетняя девчонка, что из гордости, вредности или еще не знаю почему, тогда, много лет назад, проглотила застрявший в горле горький комок эмоций, вскочила на ноги и, уперев руки в боки, фыркнула: «А что со мной может быть не так?! Ну, ладошки немного содрала. Подумаешь! Не буду же я плакать из-за такой мелочи! А тебе, Трейси, стоит «наблюдать» то, что ты видишь, а не то, что ты себе напридумывал или услышал в каких-то сказках!». Вот и теперь я отчего-то снова встаю, иду вверх по лестнице, и, останавливаясь у самой двери, не оборачиваясь, набираю в грудь воздуха, чтобы произнести как можно спокойнее: «Пожалуйста, не говори сёстрам». «Хорошо», — раздается у меня за спиной. Я снова глубоко вдыхаю. Это не всё, что я должна сказать, и на следующую фразу нужно куда больше сил: «И Эшу...». Повисает молчание. Трейси сверлит меня хмурым взглядом и неохотно выдавливает из себя обещание: «Ладно». Однако, спустя мгновение, он добавляет: «Я, ничего не объясняя, съезжу ему по физиономии». Я поворачиваюсь к парню в недоумении: это так на него не похоже. Но Трейси лишь искусственно улыбается и разводит руками: «Думаешь, я лыком шит? Ты не знала? Между прочим, у художников есть отдельный предмет — драка мольбертами!». И теперь совершенно не понять, шутил он до этого или нет...***
Паллет-таун. Весна. На улице всё так же ярко сияет солнце, щебечут пиджи и греются на крылечках, довольно мурлыкая, мяуты. Порой мне кажется, что я дошла до края отчаяния, что дальше ― уже ничего, а вера... она должна, должна закончиться! Я поднимаю взгляд на лазурно-голубое небо. Теперь-то уж точно всё? Больше никаких иллюзий? Сердце замирает, вздрагивает с легким трепетом, а я обреченно закрываю глаза. Неужели это навсегда?..