Некоторое время после этой встречи мы все шли молча. Я тихо радовалась длинным распущенным волосам — можно закрыть все, и лицо, и затылок, и часть спины. Вырвалась чуть вперед, просто чтобы не видеть переглядывающуюся троицу. Они столь явно хотели что-то спросить, причем с такой ощутимой насмешкой, что меня прошибал холодный пот, и я активно зашевелила ногами, надеясь, что им не хватит духу говорить с моей спиной. Надежды не оправдались — видимо, моя логика делала занятный кульбит, выкидывая из вычислений тот факт, что двое из троих парней, идущих за мной, начисто лишены чувства такта. Такео — другое дело, он впросак попадает, по большей части, от незнания корейского языка. Ну, или не совсем незнания, а из-за того, что его учитель был бессовестным подлецом.
— Так расскажешь, кто это был? — первым молчание прервал бессовестный подлец, таким взглядом сверля мою спину, что между лопатками забегали табуны мурашек. Я передернула плечом, но не ответила. Тао демонстративно обиженно засопел, а потом рассмеялся тихо-тихо. У меня само собой дернулось ухо, и я поспешно схватилась за него, ощущая под пальцами довольно приятную, мягкую бархатистую шкурку. Обрастаю шерстью, разумеется, рыжей, хорошо, не внутри уха, а то было бы, как в НИИЧАВО.
Кто это был — самой бы знать, ребятки. Говорить же, что меня поцеловал вообще-то какой-то левый парень, было явно не лучшей идеей. Да и не левый он, я просто его не помню. Хотя он, кажется, меня очень даже знал. Он, несомненно, помнил больше моего, поговорить бы с ним, расспросить обо всем. Терри, Терри, Террион. Террион Спириту, — всплыла откуда-то фамилия. Понятия не имею, верно или нет. Кажется, черная дыра моей памяти потихоньку начала превращаться в белую; потом я все вспомню, и дыры памяти — все-все — канут в небытие.
— Ну и ладно, — протянул Тао, не дождавшись ответа. Так мы и дошли до дома. Я, задумчивая донельзя, и парни — разочарованно сопящий Тао, Такео с легкой улыбкой и саркастичный Эмыч, которого, очевидно, так и подмывало что-то ляпнуть. Не знаю уж, что его сдерживало, но он решил не влезать.
Мы встали у двери, и я ткнула пальцем в звонок.
— Я не помню, кто это, знаю только, что я, кажется, его любила, не уверена.
— Не уверена, но знаю, — хмыкнул Эмыч, остальные от комментариев воздержались.
— Ну, наконец-то! — открылась дверь, и на нас уставился совершенно уставший Франкенштейн. Складывалось впечатление, что на нем ехали верхом километров пятьдесят, но спрашивать, так ли это, никто не стал — нами внезапно овладело благоразумие. Жаль стало директора, но нас — больше; ибо он производил впечатление сбежавшего, но отчаянно маскирующегося под адеквата психа или маньяка. Неаккуратные слова он явно воспринял бы, как сигнал к тому, что мы хотим самоубиться, причем крайне жестоким и болезненным способом. И, разумеется, с радостью и всем причитающим благодушием помог бы.
— Дети уже здесь, и ждут тебя, — он схватил меня за воротник и втащил в дом. — И вообще, лучше бы ты сегодня сидела дома и готовила на всех сама! Они притащили кучу всего. А Сейра приготовила торт, — в голосе проскользнула тень гордости, словно он лично учил Сейру готовить торты.
— Круто, — без воодушевления проговорила я, покорно тащась следом (сопротивляться означало позволить удушить себя). — Но я не просила об этом. Замяли бы, и дело с концом.
— Они настаивали, — не моргнув и глазом, процедил Франкенштейн. — А Мастер поддержал. Вернее, не сопротивлялся…
Я хмыкнула. И в этот момент меня втянули в комнату, поправили воротник и подтолкнули в спину. Я сделала пару шагов вперед и замерла.
— Хэппи бетдэй ту ю! — заорали «дети»: с Юной мы были одного роста почти, а до Шинву мне пришлось бы прыгать с разбегу, и то не факт, что я бы допрыгнула, особенно, будь я в своем теле, а не в этом полулисьем. Правда, то мое тело было тренированное, но прыжки в высоту никогда мне не удавались. И тут до моего сознания дошла информация о том, что происходило передо мной и немножечко вокруг. Вернувшаяся из очередной поездки пару часов назад Суйи помахала мне рукой.
Я стояла с ощутимо перекошенным лицом, разглядывая гостиную и одновременно улавливая причины недовольства Франкенштейна: стол был загроможден всякими тарелками. На некоторые из них были просто и незатейливо высыпаны чипсы (крошки, уйма крошек!). Юна сидела, аки Кощей над златом, над огромным блюдом с чем-то темно-коричневым, явно охраняя его от поползновений друзей. Взгляды, которые время от времени Шинву бросал на блюдо, были многообещающими и такими голодными, что я почти попятилась. Рей сидел ощутимо довольный, но тщательно это дело скрывающий. Я вздохнула и перевела взгляд на обстановку. Минималистический интерьер гостиной Франкенштейна претерпел незначительные, но бросающиеся в глаза изменения.
На стенах болтались цветные поздравления, нарисованные явно от руки, под потолком плясали от порывов ветерка откуда-то со стороны кухни шары — видимо — с гелием. Ветерок не только освежал комнату, он еще и приносил аппетитные запахи. Неудивительно, что нашу задержку восприняли так — тут можно захлебнуться слюнями, я так уже почти.
Мало шаров и крошек, на полу лежали (валялись) разноцветные тонкие ленты, призванные, судя по всему, украсить непритязательный вид гостиной ученого. Что ж, корректировка мнения: я удивлена, что директор еще не выкинул всех нафиг.
— Спасибо, — выдавила я, получив очередной тычок в спину. — Правда, не стоило…
Меня проигнорировали, причем Шинву воззрился на меня с неодобрением, а Ик Хан вздохнул:
— Извини, мы не очень-то свободны в средствах, поэтому можем просто посидеть по-семейному.
— Спасибо, — тихо повторила я и прошла в кухню, куда вскоре ввалились все остальные — мыть руки. Запах от плиты стал еще более дразнящим. Франкенштейн, смирившись с происходящим, сидел, словно кол проглотил, и страдальчески все осматривал. Я представила, сколько это все убирать (и кому), и содрогнулась.
Темно-коричневое блюдо от Юны («Сама делала, правда, мама помогала!») оказалось пямтянъокуи (я с трудом смогла это выговорить, с пятой попытки, после того, как язык все же развязался, и мне торжественно пообещали принести рецепт), жареным угрем. Я пробовала это с опаской, но оказалось вполне съедобно, разве что на мой непритязательный консервативный вкус там было многовато соевого соуса.
Потом все ели салаты и болтали обо всем на свете под ненавязчиво пущенную на заднем плане музыку, время от времени начиная петь мне дифирамбы (странные люди, мы знакомы не так уж долго) и выдумывать комплименты. Пожелание «победить в грядущих соревнованиях» можно было списать на бедную фантазию (я до сих пор не могла отжаться больше пяти раз, если без применения лисьей силы), а фразу «удачно выйти замуж» от Эмыча — на глупую шутку. Троица сдавленно хохотала над моим выражением лица, не обращая внимания на недоумение остальных. Я обиженно надулась, и Тао хлопнул меня по плечу:
— Не парься так, они оба просто завидуют. А я горжусь.
— Чем? — возопила я, начиная посмеиваться теперь уже над лицами «завидующих».
— Твоей популярностью среди парней, — заявил этот… это чудо.
— М? — попытался присоединиться к разговору молчащий до сих пор Франкенштейн, и мы оба замахали руками, отрицая все и сразу. Судя по вытянувшемуся лицу директора, нас все же ожидают пытки — там застыло такое выражение, будто он вспоминает, кому одолжил паяльник.
— Было бы чему завидовать, — пробурчал Эмыч. Я некоторое время на него смотрела, формулируя про себя обидную и колкую сентенцию касательно зависти («Парней хочешь себе тоже?»), но так и не сформулировала, в итоге забросив это неблагодарное занятие.
Вскоре Сейра налила чай, а я помогла ей принести чашки на стол и убрать моментально опустевшие тарелки. Может, попросить у Франкенштейна посудомоечную машину?.. Я тоскливо уставилась на гору посуды, которая не помещалась в раковину. О Боги, как мне жутко. Мне кажется, дорогой директор отыграется именно на мне, и исключительно на сегодня отменит обязанность мыть посуду для М-21 и Такео. Впрочем, настроение стремительно летело вверх, я прониклась атмосферой праздника, чувствуя, как легко и радостно в груди. Меня распирало, и не только от съеденной огромной порции.
Торт в меня не лез, но я вежливо умяла половину своей порции. Странно, в Корее торты огромные, но не такие уж сладкие. В чай пришлось добавлять сахар, хотя дети обошлись, недоуменно на меня поглядев, но не приставая. Хотя кое-кто не преминул уколоть:
— Я слышал, что если человек ест много сладкого, он, возможно, наркоман.
Не знаю, чего добивался этот кое-кто, но я проигнорировала, мрачно одарив Эмыча многообещающим (и вовсе не счастья в личной жизни) взглядом, и с радостью включилась в настройку сетки для игры на ноутбуках. Шинву горел желанием научить меня играть (наивное дитя, он не встречался с моим братом!). От Димы даже тукан уйдет с нужными навыками. Если выживет.
Так что, несмотря на то, что я так и не полюбила стрелялки и бродилки, играть я умела.
Но, судя по ухмылке Шинву, на мои навыки он не рассчитывает. Первую игру я пропустила, посмотрев, как рыжий легко и просто взгрел Мастера, который заметно расстроился, хоть и старался не показывать виду. Остальные сделали вид, что ему удалось сохранить невозмутимое хладнокровие.
— Хорошо, я вижу, — сказала я. — Я беру Рэя в команду.
У всех почти одновременно поползли брови на лоб, словно они втайне от меня годами репетировали синхронное их поднимание. Я пожала плечами и плюхнулась рядом с Мастером, который так же недоуменно смотрел на меня: он понимал, что в играх, особенно таких, типа Counter Strike, он даже не нуб, не рак с самого днища, а что-то еще ниже, типа амебы с туфелькой на шпильке. А я что? Мне просто было его жаль. Существо его уровня не может снизойти до обычных задро… геймеров. Его сила в другом. И то, что он не может расстрелять людей в компьютере, не умаляет других его способностей.
Ик Хан попытался что-то сказать в защиту неумелых игроков, которыми, несомненно, являлись я и Мастер, но был за рукав утащен Шинву в угол комнаты, где рыжий яростно зашипел на друга, а потом вернулся, мило улыбаясь, и сел напротив. Тем временем я вытащила из кармана резинку и завязала высокий хвост. Остальные разделились на два лагеря и столпись за нашими спинами.
— Мы с Ик Ханом, и вы с Рэем, готовы?..
Ик Хан сел рядом с Шинву… насколько я знаю по вебке, обоих мне в жизни не одолеть, значит, делаем вид, что я еще более нуб, чем Мастер, все не так обидно проиграть будет. Я активно закивала и положила руки на клавиатуру. На экране развернулось нужное окно, я погнала своего персонажа вперед, а потом несколько раз повернула в разные стороны. Вопль из колонок и красное на соседнем экране сообщили, что Мастера уже грохнули. С учетом того, что Рэй наконец-то разобрался с движением, но все равно натыкался на стены, я бы сильно удивилась, если бы Шинву не прикончил его в течение минуты. Еще сделав пару безрассудных поворотов, я почти наскочила на Ик Хана, запаниковала и кинулась удирать. Мою спину прошила очередь, а реальный Ик Хан поднял голову и взглянул на меня, словно извиняясь. Я безмятежно улыбалась.
Шинву воодушевился, изгнал Ик Хана и усадил рядом Юну, не слушая ее слов, что она не хочет и не умеет. Пока Шинву объяснял девчонке, что все она и хочет, и умеет, и может, и нужно это, я склонилась к Мастеру, парой касаний клавиш его ноутбука вызвала карту и ткнула ногтем в нужный закуток. Постучала ногтем по экрану.
— Сюда. Сразу же, это недалеко. И просто стойте там, развернувшись к входу.
Он кивнул и царственно возложил руки на клавиатуру. Ну, ладно, что-то да грядет.
— Готовы? — фыркнул неописуемо довольный Шинву. Я кивнула и вошла в локацию. Мелькнул и скрылся в нужном месте Рэй, я скосила глаза — Мастер был рад, что без нареканий и довольно быстро выполнил мою просьбу-приказ, но все равно в руках его обреталось напряжение. Познавать смерть еще раз (в тысячный, верно) ему явно не хотелось.
Я погнала персонажа вперед, напугала охнувшую Юну, затем свернула за поворот, еще за один и продырявила как раз поворачивающегося ко мне персонажа Шинву со сноровкой швейной машинки. Помчалась добивать Юну — оставила девчонку на потом, чтобы не спугнуть парня раньше времени.
— Что?! — так и подскочил Шинву, а затем отодвинул в сторону стул Юны и в наглую перехватил управление. Он моментально влился в игру, развернув персонажа и вышвырнув меня из локации с помощью такого знакомого тра-та-та. Экран залило кровью, из колонок донеслись звуки боли. Я подняла руки ладонями к Шинву и вкрадчиво произнесла:
— Хэй, меняться ноутами во время схватки запрещено.
— Не припомню такого правила! — огрызнулся парень. — Мы не договаривались, что нельзя!
Я вскинула бровь.
— Вот как, — всунулась к Мастеру и одно отчаянное бряцание по клавишам ввела пару бессмысленных слов. Тао за моей спиной протестующе вякнул, но заткнулся, получив безболезненный, но понятный тычок локтем под ребра, когда я вскочила. Стены у Мастера поблекли и вдруг исчезли. Рэй потерял дар речи (ха-ха), поднял на меня голову.
— Сейчас! — рявкнула я, наблюдая, как несется к Мастеру Шинву-Юна. Рэй послушно выстрелил, аккуратно так и четко, что мы все покосились на него с уважением, включая Ик Хана. Но и этого двойного выстрела Шинву хватило, чтобы новый стон из колонок возвестил, что парень выбыл — он буквально сам напоролся на меткие выстрелы.
Шинву был убит во всех смыслах, кроме реального.
— Чит-код! — закатил глаза поспешно и предусмотрительно отскочивший Тао. — Это ужасно, Алиса! Как ты могла!
— Мы не договаривались, что их нельзя использовать, — я закрыла свой ноутбук. — Поздравляю Мастера с победой.
Юна рассмеялась, Шинву надулся и не разговаривал со мной целых семнадцать минут.
— Тебе не стыдно? — спросил он, когда все уже уселись вокруг стола и разложили мудреную (как по мне) настольную игру. Я отреагировала не сразу, пытаясь вникнуть в новые для себя правила, и помотала головой, похлестав хвостом себя по плечам и немного Суйи. Та посмотрела на меня и вдруг подскочила, словно что-то вспомнила.
— Алиса!
— Ась? — почти испугалась я, роняя на стол карту.
— Я хотела тебе показать кое-что! — девчонка развила бурную деятельность по смещению стола к стене, благо Франкенштейн вышел — кто-то позвонил в дверь. Юна, Ик Хан и троица модифицированных людей смотрели с интересом; благородные тщательно скрывали такие чувства, Регис так вообще пытался скопировать позу Мастера. И только Шинву закатил глаза, но ничего не сказал.
Когда вернулся Франкенштейн, чем-то всерьез озадаченный, в руке директор нес какой-то бумажный пакет, его взору предстали разительные перемены в обстановке комнаты. К чести своей, блондин удержался от вопросов и воплей, хотя так артистично поменялся в лице, что я пропустила момент, когда Суйи включила музыку на ноутбуке и вытащила мрачного Шинву на середину комнаты.
— Алиса, я знаю, что ты разбираешься. Что ты танцуешь. И я хочу знать твое мнение.
Следующие три минуты мы все наблюдали вальс. На свою беду, Суйи не понимала, что конкретно в этом танце она ведомая, не позволяла Шинву раскрепоститься; в итоге я решила, что это у них такая повинность — оттанцевать музыку и сесть в уголок. Танцевала, впрочем, Суйи очень технично, без ошибок, но… я понимала, что она не довольна танцем, но пока не могла ни к чему придраться. Если я скажу, что все в порядке, она просто не поверит, потому что она знала, чувствовала, что что-то не так, но никак не могла осознать, что именно. Когда они остановились, Шинву выскользнул из ее рук и умчался прятаться за Ик-Хана, а я закусила губу и решила соврать, но, увидев глаза девушки, осеклась. Проблема Суйи была в том, что она не вкладывала в танец душу, не позволяя телу двигаться так, как хотело оно, а двигалась так, как надо. Ну, и не доверяла партнеру. Но поймет ли она, если я просто скажу? Может, показать проще?
— Франкенштейн-ним, у вас есть шарф? — поинтересовалась я, вставая. Рядом со мной на табуретках сидели Такео и М-21, и я беззастенчиво их согнала. Меня спасло только то, что они заинтересовались: что это я такое задумала.
Франкенштейн принес длинный шарфик, я подозвала Суйи, установила ее посередине комнаты и завязала ей глаза.
— Это… — она была такая напряженная, словно я ее вела под взвизгивающую циркулярную пилу для свиных туш.
— Просто попробуем, да? Расслабься, я не выкину тебя в окно, — вяло пошутила я. Юмор не оценили, но сдирать шарф перестали, и на том спасибо.
Зато я распинала стулья вокруг откровенно нервничающей Суйи. На вопрос ее, что это за шум, соврала, что убирала мешающие предметы, такое мое высказывание вызвало смешок Тао и раздраженный взгляд директора. Впрочем, последний тут же уткнулся взглядом в листок. Суйи заметно успокоилась и перестала быть такой натянутой, как резинка, которую тянули куда-то, вот-вот лопнет, если не отпустишь.
Поставив ту же музыку, под которую только что вальсировали подростки, я вернулась к Суйи:
— Мне придется положить руку тебе на талию, понимаешь?
— Ты ведешь? — спросила она. Представляю, что она чувствует. Зато в темноте свое тело начинаешь только так ощущать. Хотя собственное чувство, что я изощренно издеваюсь, никуда не делось. Надеюсь, хоть что-то она из грядущего танца узнает.
— Я веду, — эхом отозвалась я, аккуратно устраивая правую руку на талию девушки. Та поспешно положила слегка дрожащие пальчики на мою левую ладонь, нащупала мое плечо, вцепилась в него так, словно я вела ее без страховки по канату над пропастью.
— Расслабься, — проникновенно шепнула я, вытягивая ее чуть вперед. Стулья я видела, стулья я чувствовала — и была на все сто уверена, что, вальсируя, смогу провести Суйи между ними, даже если и сама закрою глаза. К слову, это оказалось правдой.
— Слушай музыку, — продолжила я шептать, довольно громко, что, впрочем, мелодию не заглушало. — Ты знаешь, как называется эта композиция?
— Карибское море? — Суйи расслабилась почти до идеального состояния, не мешая мне вести ее. В какой-то момент и я пошла на уступку, позволив ей самой начать следующий элемент, благо от ближнего стула в этот миг мы отодвинулись.
— Именно, — тихо-тихо, почти без голоса. — Карибское море. Звук словно волна, набегает; свобода и сила в каждой ноте, стань такой же.
Суйи прерывисто вздохнула, а я…
Перед глазами вспыхнуло темное пламя, я вздрогнула, но танец не прекратила. Я словно бы разделилась; на тело, которое спокойно обводило партнершу в танце между хаотически расставленных стульев, и на душу, которая куда-то взлетела и замерла. Что-то рвалось из самых глубин этой второй моей части, темное, пугающее, а потом вдруг своеобразная атака резко прекратилась.
Я была тут и не тут. Белая простыня памяти скаталась и исчезла, канула в небытие.
Пред мысленным взором моим появилась комната, которой могли быть только покои во дворце.
***
Довольно широкое окно было распахнуто, я подошла к нему, чувствуя себя наблюдателем, ощутила дыхание ветра. Волосы мои… длинные, светлые… слегка затрепетали, словно играли с движением воздуха, не только они, еще на игру отвечали ветви деревьев в парке, совсем рядом с замком. Я подняла руку, и маленький торнадо сплелся вокруг ладони. В этой действительности я была магом воздуха. Не самая распространенная стихия, тем не менее, нельзя сказать, что совершенно бесполезная. Представьте… вам нечем дышать, ведь, повинуясь жесту мага, воздух уходит, оставляя вас в своего рода вакууме, словно бы космическом, разве что без межзвездной пыли и всяких там излучений.
Я оглянулась, отвлекаясь от физики космоса, которая сейчас мало занимала меня. Гораздо важнее казалось понять, где я нахожусь, почему это место мне знакомо. Кровать была аккуратно заправлена, на прикроватном столике высилась груда чашек. Если это и дворец, в чем я внутренне уверена, то эту комнату служанки, похоже, избегают. Широкая дверь определенно вела в коридор, узкая — в шкаф, который был огороженной частью комнаты. Я проверять не стала, я это откуда-то знала. На стене, разделяющей комнату и шкаф, висели непонятные карты, испещренные цифрами, похоже, координатами. На самом большом плакате изображалось что-то математическое, исчерченное очевидно от руки, поверху вилась надпись на красивом языке — красивом в плане начертания —
Leroye Meredianium,
где «лероуи» означало что-то вроде Единого (спрашивается, с чего я это взяла?), а вот второе слово явно называло… что? Страну? Планету?.. Где-то в северной части карты, насколько я смогла понять, в этом плакате торчал дротик, рядом с которым от руки же было дописано:
Sarrani Aktumos liro Lux,
собственно, где первые два слова — название замка, «лиро» означает принадлежность, а Люкс… моя фамилия.
Пережить это открытие оказалось совсем просто. У меня не оказалось под рукой подходящих эмоций, словно мне их отрубили.
Недалеко от окна находился стол, на столе имелся совершеннейший бардак, поверху бардака лежала распахнутая книга. Слева был нарисован непонятный круг, расчерченный линиями, я подошла ближе и взглянула на него, затем перевела взгляд на правую страницу.
— Да откроются ворота страшные, ибо нет в моих действиях корысти или отчаяния, и да проведут меня скальды дорогой мрачною, не для себя прошу, но ради друга.
Кажется, читать это вслух было плохой идеей. Что-то дернуло меня в районе пупка, сначала в одну сторону, потом в другую; внутренности прилипли к позвоночнику. Вспыхнуло тьмой, а следом за тем я начала падать, довольно долго, пока не провалилась по колено в снег. Вокруг меня была ночь, и ночь без единого просвета, сиял лишь снег вокруг, словно освещая то, куда меня так бесцеремонно и слегка неправильно выкинуло порталом. Волосы мои и легкую одежду сразу же начало трепать почти ураганным ветром, пронизывающим до самых костей, я повернулась и прищурилась, силясь понять, в какой из миров меня занесло. Увы, этого я не смогла определить, с магией тут происходило что-то совсем уж странное, я даже попыталась согреться, но безуспешно. Все, что я могла сказать — нахожусь ныне на вершине горы, воткнута в снег, как флаг альпиниста. И тут жутко холодно!
Где-то выше меня на целую бесконечность загорелись две звезды, огромные, что Светило.
— Кто ты? — шепнул весь мир.
— Алисия, — назвала имя чуть поспешно, некстати задумываясь о тех, кто способен повернуть истинное имя против его обладателя. Звезды чуть сузились. До меня медленно дошло, что это глаза. Я начала пятиться на уже ничего не чувствующих ногах.
— Стой, — рыкнул мир, глаза стремительно приближались, отчего-то в процессе движения к напуганной мне порядочно так теряя в размерах. Я рванула прочь, спотыкаясь и утопая в снегу, заледеневшие ноги плохо слушались, так что нет ничего удивительного, что вскоре чья-то рука ухватила меня за плечо, в попытке удержать вцепилась когтями. Слабый отголосок боли лишь подстегнул воображение:
— Да простят меня асы в коварстве своем, да останутся боги в неведении своем, да будет мир еще много лет, в вечности незыблемый. Прощай.
И обреченно-бесполезное:
— Останься ненадолго… Я — Фенрир.
Но вспыхнула тьма.
***
Я моргнула, дернулась судорожно и резко, обрывая волшебство вальса. Суйи остановилась и непонимающе уставилась на меня шарфом.
— Все? — спросила она. — Музыка ведь еще…
Вместо ответа я подняла руку и опустила ей шарф с глаз до рта. Намек девушка прекрасно поняла, молча коротко поклонилась и отпустила мое плечо, удивленно разглядывая стулья вокруг себя. Увы, мне надо было подумать, что это за наваждение, откуда оно вообще взялось. Неужели… моя память возвращаться будет вот такими кусками?
Веселье продолжилось, несмотря на то, что я забилась в уголок дивана рядом с Мастером и игнорировала всех, размышляя, у кого бы выяснить, что я видела — то, что было когда-то на самом деле со мной; то, что я придумала когда-то в полусне; или же мне открылись мои прошлые жизни?
Дети ушли по домам в одиннадцатом часу, я на автопилоте помыла посуду (несмотря на внушительное ее количество, справилась я довольно быстро), после чего отправилась смотреть с Эмычем его подарок. Фильм впечатлил, актер впечатлил еще больше.
— Какой все же красивый актер, — выдавила я под конец, смахнув слезу (за весь фильм я умудрилась начать реветь раз пять, хотя повышенной слезоотдачей никогда не страдала).
— А? Ему около сорока лет, если что, — отозвался Эмыч, подчеркнуто нейтрально хмыкнув.
— Да, для меня слишком молодой, — схохмила я.
— Да хватит чушь нести, — только и закатил глаза к потолку парень и поднялся, чтобы отключить телевизор.
— Алиса, — позвали меня от двери, да не кто-то там, а сам Франкенштейн. Не распространяясь о причинах своего желания пообщаться со мной в столь поздний час, он провел меня на улицу, где отдал, подозрительно щурясь, какой-то документ на трех листах, причем сшитый. На первом листе значилось: «Договор купли-продажи жилого помещения (квартиры)». Я вытаращила глаза на Франкенштейна, но тот нетерпеливо мотнул головой, словно призывал меня прочесть.
Я прочитала. Потом еще раз. Ничего со второй попытки не изменилось. Несмотря на свое не особо уверенное знание корейского письменного языка, я уловила смысл. В документе значилось, что я, Алиса Люкс (Цой), родившаяся двадцать с небольшим лет назад, покупаю квартиру (судя по адресу, ту, которую я снимала не так давно). Договор подписан, зарегистрирован. Мало того, судя по приложенной расписке, я уже и заплатить продавцу успела. На карту перевела крупную такую кругленькую сумму.
— Что это? Шутка? — приподняла я брови. Франкенштейна перекосило, любо-дорого смотреть.
— Я хотел, чтобы ты это объяснила, — сказал он. И тут вмешался безумно знакомый голос, ехидно так и громко.
— Ну, неужели я позволю своей сестре жить с мужчинами, Сейра не в счет?
