По течению Рубикона

      В последнее время Гокудера не владел собой. Количество поглощаемого им кофе и сигарет ужасало всех окружающих, агрессивность превышала привычный всем уровень, а дела валились из рук. Но парень упорно продолжал нагружать себя тройной нормой работы, а вместо возвращения домой засыпал прямо на бумагах в своём кабинете. Ничего пугающего в своём поведении парень не видел или видеть не хотел.       Наконец, Тсуна не выдержал и отдал строгий приказ отдохнуть и неделю не появляться в штабе, ни под каким предлогом. Гокудера был рад, что Десятый беспокоится о нём, но приказ об отпуске посчитал несправедливым. Подумаешь, немного устал...       Оставшись в одиночестве в своей пустой квартире лучше парню не стало, напротив с новой силой навалилась причина нервозности и трудоголизма. Неприятная тоска уже несколько лет точила его сердце, не позволяя смириться и забыть о потаённых и жутких желаниях. И как взрослый и ответственный мужчина, Гокудера нашёл самый лучший выход из своей депрессии - отправился в магазин за выпивкой. Сколько им было выпито, он не помнил как и то, что он ел в эти дни, хотя раскиданные по квартире упаковки растворимой лапши свидетельствовали, что питался парень абы как. Ури, обиженная бардаком, вонью и отсутствием пайки вновь убежала бродить по округе.       Так Хаято и проводил свой отпуск, жалея себя и ненавидя. Он правая рука Десятого Вонголы, влиятельный и сильный мафиози боится признаться даже себе в том, что давно уже влюблён. В своего друга и соратника. В бету. В мужчину. К вечеру воскресенья, когда парень наконец протрезвел раздался звонок в дверь. — Зачем ты припёрся, бейсбольный придурок? -- бурчал подрывник, впуская Ямамото в квартиру и проходя на кухню. Свет во всех комнатах был выключен, но окна выходили на торговый проспект, ярко освещённый фонарями и рекламой, так что света было достаточно для ориентирования. Квартира именно из-за этого и стоила копейки, немногие люди были согласны жить в шуме и свете торговых улиц, но Гокудера любил эту атмосферу неспящего города и свободной от стереотипов жизни. — Я тренировался со Скуало и рассказал, что ты странно себя ведёшь в последнее время. А он обозвал нас с тобой двумя идиотами и велел приехать к тебе. Ну, ты же знаешь.. никогда нельзя понять, о чем он думает.       Гокудера словно не слушал его. Стоял и молча курил, смахивая пепел в переполненную пепельницу, часть окурков из которой уже вывалилась на подоконник.       Ямамото вздохнул, чуть покачиваясь на табуретке. Десять лет назад он оставил свою страну, чтобы стать мафиози. Пугающее решение, чужая недружелюбная страна... сейчас, пожалуй, только с Тсуной и Гокудерой он мог поговорить на родном японском. — Мы беспокоимся за тебя. Ты изводишь себя, загоняешь в могилу... Сигарета в руках подрывника сломалась и раскрошилась бурыми хлопьями табака. Ямамото не видел лица друга, но напряженные плечи тоже о многом могли рассказать. — Как меня достала ваша забота. Будто если я высплюсь, то сразу всё станет лучше? А меня мучают именно сны! Нет не кошмары, я сплю и вижу как трахаю своего друга, доволен теперь моей откровенностью? — Гокудера перевёл дыхание и продолжим чуть спокойней, но быстро и сбивчиво говорить, — я устал понимаешь? Сам от себя устал. Врать и притворяться, что всё в порядке. Так что я уж всё выскажу, а ты потом ненавидь меня, сколько хочешь. Я одержим тобой, твоим телом, твоим голосом, улыбкой. Глаз не могу отвести от шрама на подбородке, когда ты говоришь, я как псих пялюсь на твои губы и гадаю какие же они на вкус. Подглядываю за тренировками и любуюсь на то, как ты смахиваешь пот. Ты снишься мне в снах, бесстыдных мокрых снах, где я не могу разобрать границы наших тел. А просыпаясь в сбившихся простынях, я, как кретин, дрочу на тебя.       Он замолчал, и в тёмной кухне повисла едкая тишина. Гокудера зажмурился, не решаясь повернуться и увидеть омерзение на лице Ямамото. Простые законы этого мира. Альфы и омеги, мужчины-беты и женщины-беты. Двое мужчин-бет в качестве любовников недопустимы для общества, и в глазах окружающих Гокудера, признав свои желания, становится изгоем, достойным лишь ненависти и презрения.       Тихо скрипнула табуретка. Ямамото двигался как истинный мечник, услышать его шаги было невозможно. Гокудера стиснул зубы покрепче, чтобы не ляпнуть ещё какую-нибудь глупость, и обречённо ждал хлопка входной двери. Вместо этого сильные руки обняли его за талию, и горячие губы прижались к оголенному плечу. Гокудера, казалось, забыл как дышать. — Скуало был прав, мы с тобой пара идиотов. Я тоже люблю тебя, Хаято. — Но мы оба мужчины... — Мне плевать. Я заталкивал свои чувства к тебе так глубоко, как только мог, потому что боялся, что ты их не примешь. Но теперь мне плевать, кто и что будет о нас думать, я тебя уже не отпущу.       Двое мужчин ещё долго целовались в тёмной кухне пропахшей табаком и порохом.