Сквозь бури невзгод, сквозь рифы потерь...

Тот крик был последним, что он смог выдать. И непонятно, как он смог взлететь на фонарь при виде мутанта. Происходящее напоминало ту вакханалию в Бездне, которая последовала перед выделением группы людей в Межмирье. Тогда он тоже ничего не успел сообразить, хоть как-то отреагировать и хоть что-то сделать. Кто-то стащил его с фонаря, смеялся над ним, потом… Потом была темнота. Сознание до сих пор было спутанным, а произошедшее плохо укладывалось в голове. Он помнил, что Алекс замахнулась, но не ударила. Помнил, что Корво грозился выгнать, а еще… Нет, потом уже было что-то темное, а очнулся он уже в лодке. И сейчас его заперли в тесной комнатушке на втором этаже «Песьей Ямы». Снизу доносились голоса. Слов разобрать было невозможно, но судя по накалу страстей — других его появление в пабе не обрадовало. Его отстаивать Алекс пришлось даже сильней, чем Дауда до этого. Иногда Чужому казалось, что спокойный уверенный голос заглушат чужие вопли, но этого не происходило. Ор стихал. У него не было часов, чтобы отслеживать время, а собственное восприятие по-прежнему отказывалось привязываться к временным рамкам людей. Но за время, что Алекс отсутствовала, он успел сто шестнадцать раз обойти комнату по кругу медленным шагом. А потом щелкнул замок и на порог зашла Алекс.  — Значит так. Твоя попытка выжить в одиночку меня впечатлила. Думаю, ты и сам понимаешь, что от нас отколоться и уйти восвояси тебе не вариант. Так что знакомство с человеческой жизнью мы начнем с такого понятия, как приспособление. Архиважная вещь, когда ты — никто и звать тебя никак, при этом тебе надо что-то от других людей, а вот они и без тебя нормально проживут. Подъем в шесть, отбой — в десять. Полагаю, наблюдая за людьми, ты успел уяснить хотя бы базовые принципы мытья полов, подметания территории и стирки вещей, потому что на что-либо другого твоих человеческих навыков явно не хватит. Он хотел что-либо сказать, но речь почему-то не повиновалась. Алекс, кажется, этого вовсе не заметила. Конечно, она на него не смотрела — вместо этого девушка сняла со спины какой-то тюк и бросила его на кровать.  — Смотри сюда, показываю один раз, дальше сам выкручивайся, как знаешь. Вот это — простынь, это — наволочка, пододеяльник и одеяло соответственно. Это вот так заправляется, вот так застилается и вот так у нас кровать готова к использованию. В следующий раз это все проделывать будешь сам. Сегодня отдыхай, завтра будем смотреть, куда тебя можно приспособить. А, да… Местоположение комнат знаешь, или показывать? Он попытался сказать, что знает. Снова ни звука. И странное чувство, что ему нужно что-то важное. Что он что-то… потерял? Забыл? Или никогда не помнил. Ему что-то… Нужно. Хоть что-то, за что можно уцепиться.  — Молчание — знак согласия, — Алекс выходит из комнаты, напоследок сказав. — Спокойной ночи. Хотя ночь еще не наступила. Он не знал, чем себя занять и что теперь делать. Бежать? Но куда? Человеческое тело оказалось до невозможности хрупким, малейший удар, падение или подвернувшаяся во время ходьбы нога оборачивались волной… Боли. Люди называют это болью. Правда, реагировали они на нее по разному. Когда Корво пытали в Колдридже, он лишь стонал от прикосновения раскаленного железа к коже. Алекс практически не замечала глубокие раны от осколков на руке и спине. А вот ему почему-то при любом новом ощущении казалось, что еще мгновение — и сердце перестанет биться, а перед глазами так и не восстановится картинка окружающего мира. Он не знал, как именно спать. Только видел, что люди залезают на кровать, накрываются одеялом и… Ах, да. Они еще закрывают глаза. Удивительно, но сначала ничего не менялось. А потом вдруг стало совсем темно. Потом глаза открылись сами собой и он понял, что за окном — непроглядная чернота. Выходит, это и есть сон? Но людям снятся сны, почему же ему ничего не приснилось? Голос не вернулся. Как он ни пытался, выдавить из себя хоть один звук не получилось. То, что он онемел — это какая-то ошибка в работе человеческого тела? Или прихоть отца? В любом случае, людям свою слабость лучше не показывать. По лестнице раздались осторожные, но все равно тяжелые шаги. Их обладателя Чужой узнал и нахмурился. В памяти вспыли все попытки Антона Соколова заставить его явиться к алтарям в ответ на разной степени мерзости призывы. Ничем хорошим такой энтузиазм по отношению к нему кончиться не мог.  — И что это вы тут делаете? — голос Алекс был довольно тихим, но из-за каких-то специфических его особенностей Чужой хорошо его слышал даже на минимальной громкости. Зато бубнеж Соколова был абсолютно неразборчивым. Бубнил он долго, наверняка нудно, но, похоже, Алекс выслушала всю его тираду.  — Соколов, не лезьте к нему…  — Но… — снова бубнеж.  — Я сказала — оставьте Чужого в покое. Он человек, а не подопытное животное. И, пожалуйста, будьте любезны наконец-то начать понимать эту разницу. Соколов уходит, а девушка осторожно заглядывает в комнату. Заметив, что Чужой на нее смотрит, Алекс поспешно отскакивает и пытается захлопнуть дверь, но не успевает этого сделать. Он бросается вперед и крепко-крепко хватает ее за плечи. В горле ком, в голове что-то стучит, а воздух приходится хватать урывками. Если бы она не проходила мимо, если бы не… Что с ним бы сделал этот человек? Сейчас он не может просто взять и раствориться в воздухе, сейчас его можно схватить. Можно ударить. Можно сделать кое-что похуже. И все это можно сделать, когда он спит. Ведь люди, когда спят, не замечают вообще ничего вокруг. Только сейчас он понимает, насколько беззащитно человеческое тело. Зачем… за что с ним так? Обычно отец проворачивал с людьми разные неприятные вещи, чтобы показать им что-то важное. Может быть, он применил подобную практику и к нему? Но ведь… Он же не мог дать ему умереть? Или мог? Неужели ему абсолютно наплевать на его судьбу? Удар в грудь отшвыривает его с такой силой, что из легких выбивается воздух. Схватившись руками за больное место, он кашляет и смотрит на Алекс. У нее злой взгляд.  — Сколько раз тебя надо будет ударить, ублюдок, чтобы ты усвоил, что свои ебаные руки надо держать при себе? Дверь закрывается прежде, чем он успевает отреагировать. Да и что он мог бы сделать? Еще вчера ярость Алекс казалась ему смешной. Он планировал новые попытки дразнить девушку пользуясь тем, что она ему ничего, кроме древней музыки, противопоставить не может, а эту мелодию пока включишь — может произойти немало неприятного. И вот сейчас вся та ненависть, которую он вызывал у нее, обрушилась на голову в тот самый момент, когда он был абсолютно к этому не готов. Когда было нужно… Хоть что-то другое. Ненависть. Про нее он уже знал. Аббатство ненавидело его. Дауд ненавидел его. Корво и Эмили ненавидели. Алекс… Все. Раньше от ненависти защищало положение бога, раньше на это можно было наплевать. Но сейчас Алекс говорила «приспособиться» и больше ему ничего делать не оставалось. Но как приспособиться? Не замечать? Пожалуй, он будет просто не замечать… Другого не остается. Выбора нет. Они сильней. Они могут… Сделать с ним все, что захотят. Он не сможет сопротивляться. Не сможет… Ничего. Как справиться с заданием отца, учитывая нынешнее положение? Раньше можно было продолжать давить на Алекс, рано или поздно он смог бы сделать ей такое предложение, от которого она не смогла бы отказаться. Но сейчас у него не было ничего, чем можно заставить людей делать то, что ему нужно.  — Рота, подъем, — скомандовали за дверью какое-то время спустя. Голос был детским, скорей всего — принадлежал он Макс. Видимо, на самого младшего перевалили задачу адаптировать бывшего бога к реальной жизни. Учитывая, что Макс была одним из редких существ, не испытывавших к нему ненависти — Чужой был даже рад такому раскладу. Уже выйдя за дверь и столкнувшись лицом к лицу с девочкой он понял, что руководить им будет Эмили.  — Что уставился? Пойдем. Его притащили на кухню. Сначала — заставили перебирать какую-то крупу. Потом — чистить закопченные кастрюли. Следом настала очередь мытья полов. Вдвоем с Эмили они успели управиться со всей утренней работой минут за сорок вместо традиционного часа. *** За ночь дважды вставала проверить Чужого. Ладно, один раз по своим делам, а второй — уж точно проверить этого недоделка божественного. Что порадовало — с адаптацией проблем нет. Тихий, как мышка и послушный, как овечка. Правда, снова пробовал распускать руки, вследствие чего и заценил минусы нового тела, в частности — чувствительность к болевому воздействию. Правда, тот факт, что он все никак не уймется, меня не радовал. Ну да ничего — просто постараюсь меньше контактировать с ним и держатся подальше. Когда он стал человеком, это будет намного легче. Разбудило меня шевеление Эмили — девчонка собиралась на «утреннее дежурство». Она честно старалась двигаться максимально бесшумно, поэтому я сделала вид, что сплю. А потом вспомнила о важном деле и открыла глаза, садясь на кровати.  — Мелкая, ты нового пассажира к делам подключай, нефиг ему от безделья маяться. И заодно про порядки ему объясни, что к чему. Идет?  — А почему я?  — Ну, ты все равно идешь делами заниматься, вот и прихватишь себе подмогу.  — Не хочу, — насупилась девочка.  — Ладно, я поняла. Детский сад, младшая группа, взрослые разговоры вести бесполезно.  — Ничего я не детский сад! — возмутилась Эмили.  — Можно потише? — раздалось сонное бормотание со стороны Корво. Мы с девочкой переглянулись и вышли в коридор.  — Зачем вы вообще его сюда привели? Сначала Дауд, теперь этот… — возмущается девочка. Я лишь развожу руками.  — Мало народу. Очень мало. Ценны даже такие кадры.  — Но это же он всем раздает эти метки. Если бы не он, Дауд бы не смог… — принцесса скривилась и отвернулась.  — Ну, Корво тоже бы не смог. Знаешь, Эмили… Не в моем праве раздавать эти вот советы, но постарайся быть выше этого. По крайней мере, сейчас.  — Ты на что намекаешь?  — Да я не намекаю, я прямо говорю. Знаешь, мне вот все думается — почему Корво так демонстративно никого не убивал все то время, что его считали ассасином? Руки не хотел марать? Или просто понимал, что в нынешнем положении города сотня-другая трупов запросто может стать фатальной? Ну, сама понимаешь, население уменьшается из-за чумы, крысы распространяются из-за усиливающейся антисанитарии… Не знаю я.  — Но Дауд и Чужой…  — Да, они эту кашу заварили. Первый вообще твою маму убил, а это не прощается. Я и не заикаюсь о том, чтобы их простить. Но Чужой — часть нашего общего квеста. Неизвестно, как изменятся правила, если он банально сдохнет где-то на улицах. И сможем ли мы тогда откатить события. Помнишь, мы рассказывали, что его отец нам кое-что пообещал? Девочка кивнула.  — Он сказал, что у каждого из нас двоих в жизни есть человек, которого хочется… вернуть. И что после возвращения равновесия в качестве награды у каждого из нас будет возможность сделать что-то подобное. Видимо, события каким-то образом повернутся так, что…  — Что мама останется жива? Почему ты… почему вы раньше мне ничего не сказали.  — Вообще-то Корво мне это запретил. Мол, если мы внушим тебе надежду и не справимся с квестами, то это будет больней, чем если бы ты ничего не знала. Проблема в том, что я чужой тебе человек. И на твою боль мне, в общем-то, как и всем, кроме Корво, наплевать. Особенно в ситуации, когда своим поведением ты можешь начать ставить нехилые палки в колеса. Девочка нахмурилась и сложила руки на груди.  — Делать что?  — По-минимуму — не гноби бывшее божество. По максимуму… мне вот пришла в голову одна вещь. Если говорить о человеческих чувствах, то любовь — это чувство более широкого спектра, которое бывает не только между женщиной и мужчиной? Друзей мы ведь тоже любим. Родителей. Братьев и сестер. Постоянно на слуху, конечно, только межполовые взаимоотношения, вот Чужой и полез ко мне с граблями наперевес. А что, если имелось в виду совсем другое?  — Типа, если я буду хорошей девочкой, которая подтирает ему сопли в этом враждебном мире, то он ко мне привяжется. А чего я-то?  — Ну, Макс у нас все время тусит с Даудом, а ты все-таки больше времени проводишь здесь. А мелкий возраст защитит тебя от… При всех его недостатках он непохож на того, кто будет… Кхм…  — Домогаться до десятилетней девочки, — прямо продолжила мою фразу Эмили. — Вот только не надо делать такие удивленные глаза. С вами жить — это въезжать во все взрослые темы быстрей, чем они успевают подниматься. Иначе вообще ничего не понятно и можно остаться не при делах.  — А ты не хочешь остаться не при делах?  — Конечно, не хочу, — сложила губки бантиком девочка. — Ладно, я тебя поняла. Если это хотя бы минимальный шанс вернуть маму — я сделаю все и даже больше, чтобы это… существо ко мне привязалось. Больше не сказав ни слова, девочка пошла по коридору в сторону комнаты Чужого. Услышав в отдалении «рота, подъем», подхваченное принцессой у нас, я вернулась в комнату. Неизвестно, спал Корво, или же слышал наш разговор, но виду он не подал. Завалившись рядом с ним на кровать, я закрыла глаза и погрузилась в новый виток сна. Ан нет — не сна. В кои-то веки я снова оказалась в Бездне. Причем, явно не по своей воле. Это место было знакомо, хоть и не доводилось бывать здесь лично. Я находилась во дворе Башни Дануолла.  — Есть кто? — погромче позвала я, понимая, что меня затянуло сюда по чьему-то желанию, а не по собственной воле. За спиной раздалось едва уловимое движение воздуха. Резко обернувшись и на ходу выдергивая из кармана нож, я лицом к лицу столкнулась с Джессаминой. При виде оружия в моей руке императрица стала белей мела и отшатнулась назад.  — Извини. Нервы, на любой шорох дергаюсь. Убираю оружие, в свою очередь делая шаг назад. Джессамина вздрагивает и круглыми глазами смотрит на меня, прижимая руку к шее.  — Да успокойся ты — я тебя даже не поцарапала. К тому же, мы в Бездне, а ты уже полгода как труп, так что вреда тебе я бы и так никакого не нанесла.  — Я тебе тоже. Но ты накинулась на меня.  — Рефлексы. Вбиваются в течение месяца, а потом — держатся десятилетиями без возможности избавления от них. Так… Зачем ты меня притащила сюда? Женщина пожала плечами.  — Это место стало таким после твоего появления. Раньше это был просто один из островков в Бездне.  — Понятно. Почти. Ну так… Я осеклась. Вспомнилось обещание, данное Корво. Что в следующий раз я попытаюсь поговорить с Джессаминой, а не буду гнать ее восвояси. Нет, ну если ей тут пипец как одиноко, то понятно, по какой причине она ко мне лезет. Лезть к Корво — это бередить душевные раны, лезть к Эмили — зверски напугать девочку (а может, и обрадовать, но проверять императрица не хочет). Макс отпадает, поскольку слишком похожа на Эмили и от этого уже самой императрице не по себе, так что остаюсь только я.  — Пройдемся? — предложила императрица. Я пожала плечами и пошла рядом с женщиной по каменной дорожке. Слева и справа от нас росли незнакомые мне растения на клумбах, изредка попадались сидящие на кустах птицы. Если бы не мертвая тишина кругом и отсутствие хоть какого-нибудь ветра, я бы решила, что это не сон, а реальные события. Мы обе молчали. Чем дальше, тем больше мне все напоминало неудачное свидание вслепую, когда договорились встретиться, зашли в какую-нибудь кафешку или сквер, а в итоге — сидят друг напротив друга и не знают, что сказать. Ну или молча идут рядом. Решив хоть как-то разрядить обстановку, задаю вопрос. Каюсь, не самый удачный.  — Так что ты хотела сказать мне о Дауде тогда? Или просто воспользовалась хоть каким-то предлогом, чтобы объявиться в моей черепушке без предупреждения?  — Пожалуйста, сбавь тон. Мне не нравится, что каждая твоя фраза звучит, как обвинение. Нет, блять, вы только посмотрите на нее. Ну не нравлюсь — так не общайся, какого хрена-то ты ко мне лезешь? Нарисовала себе в башке что-то вроде сестры, а я теперь ебись, соответствуй. Нет, можно и нахуй послать, но как бы боком на взаимоотношениях с Корво не сказалось.  — Сбавляю тон. Зачем ты заговорила о Дауде?  — Сейчас о нем заговорила ты.  — Просто вспомнила наш прошлый разговор, — пожала плечами я. Мы снова замолчали.  — С ним происходит… Что-то странное. Я хотела предупредить тебя и Макс, чтобы были осторожней, но потом поняла, что это лишнее.  — Странное? — уточнила я. — Ну, если не считать странным сам факт, что матерый преступник вдруг взял да и воспылал чувством вины перед одной из жертв, то ничего странного не происходит. Другое дело, что я не понимаю причины, по которой это произошло. Изначально я была склонна подозревать, что Дауд ужаснулся тому, какой пиздец настал после твоей смерти, но… Это не про него. Ему насрать на других людей. На всех, кроме попавших под определение «свой». Условно… Вот есть я, вот есть мои подчиненные, а остальные пусть ебутся конем, как хотят. Все эти байки про альтруизм, взаимопомощь — это не про него. Даже с нами он придерживается этих правил только потому, что не хочет быть в одиночестве. И потому, что хочет вернуть все обратно.  — Если он хочет, как и вы с Корво, вернуть все обратно, то это уже значит, что ему не настолько наплевать на окружающих, как может показаться.  — Ой ли? Он может не хотеть, чтобы возникла та ситуация с тобой, по каким-то другим причинам. Понять бы их, но для этого надо Дауду в душу лезть, а мы не настолько близко знакомы. Но твое предупреждение я приняла к сведению. По поводу Чужого тоже выскажешься? Не стесняйся, меня уже двадцать раз сожрали с дерьмом за то, что его приволокла в паб, двадцать первый мозговыеб я уже даже не замечу.  — Не выскажусь. Мне понятны твои мотивы. И я с тобой согласна — какими бы он ни был раньше — сейчас это просто беззащитный паренек, который не вызывает ничего, кроме жалости.  — Кхм…  — Алекс, не пытайся скрыть свою душу за рациональностью. Со мной это не проходит, — Джессамина улыбнулась, а я сама не зная, почему, покраснела. Императрица снова улыбнулась и, протянув руку в сторону, погладила меня по волосам. Отшатываюсь от этого жеста, а женщина, нахмурившись, отворачивается. Я поворачиваю направо и оказываюсь прямо перед знакомой по игре беседкой. Внимательно смотрю сначала на беседку, потом — на крышу стыковочного шлюза, которая здесь так же близко, как и в игре.  — Прошу, уйдем отсюда, — раздается голос за моей спиной. Я делаю шаг вперед, а сзади Джессамина крепко хватает меня за руку. — Алекс, пожалуйста! В голове проносится видеоролик с экрана ноутбука. С учетом того, что игру я проходила раз тридцать на разных уровнях сложности, разными путями и разной техникой — кадры впечатались в мозг круче экзаменационных билетов. Женщина, держащаяся за мою руку, всхлипнув, пытается вырваться. Кажется, из-за прикосновения она увидела все то, что пронеслось у меня в мозгах.  — Пойдем, — понимая, что ее нужно успокоить, разворачиваюсь и делаю шаг назад. Внезапно что-то вырывает у меня из ладони руку Джессамины, а меня дергает куда-то вверх. Открыв глаза, понимаю, что я вернулась в паб. Проснулась, то есть. «Эй, ты как там?» — посылаю мысленный запрос. «Со мной ничего страшного не произошло. Ты проснулась, а я просто осталась здесь одна. Снова». Ох ты ж божечки ты мой! Прямо пиздострадания начались… Хотя, хрен знает, каково это — в Бездне тусить без компании. «Слушай, а можно вопрос…» «Да, все было точно так же, как и в твоей памяти». «Бред. Этого не может быть». «Почему?» «Да потому что если все было так, как я видела, то тебя никто не собирался убивать. По крайней мере, сначала». «Что?» Рядом со мной на кровати завозился Корво. Мужчина потянулся, потер ладонью лоб, вздохнул, открыл глаза и пожелал мне доброго утра.  — Кажется, я теперь тоже буду хрюкать дней пять, — с усмешкой сообщил мне он. Протянув руку вперед, касаюсь горячего, как раскаленная печка, лба. «Так, шиза, давай до ночи — у меня тут полно дел. Надо сначала с Корво разобраться, потом оценить состояние остальных, ну, а там… Вечером все объясню». В планах был разговор с Даудом. Но он состоялся только ближе к вечеру. А все из-за того, что кроме Корво, свалились еще и Сесилия, Каллиста и Соколов. В итоге мы с мелкими и Чужим остались единственными, кто был способен позаботиться о больных и о себе, обеспечить пабу охрану и решать повседневные вопросы. Тут уж не до разборок в перипетиях прошлого — разобраться бы с нынешними проблемами.