My own private Hollywood

Teddy Killerz – Big Blow #nowplaying Почти пять утра, рассвет мажет по верхушкам высоток рыже-розовым. Тэхён решает, что ему надо проветриться, и идет до дома пешком. Чтобы развеяться и подумать, что делать дальше - в частности, с кокаином, из-за которого изначально все это произошло. В большой спортивной сумке лежат ботфорты, смятый комбинезон, дорогущий тренчкот, косметичка и скомканное женское белье с пятном спермы на темно-вишневом кружеве. Тэхён поправляет наушники, путающиеся со шнурком на капюшоне его безразмерной черной толстовки, поджигает кончик пряной кретеки и замедляет шаг. Дым попадает в глаза и мерзко щиплет; Тэхён жмурится и быстро переключает треки в телефоне, не вытаскивая его из кармана. Пора завязывать с наркотой. Совсем – или перейти на траву. Так дальше нельзя. Нельзя позволить себе потерять контроль и еще раз так опозориться не столько перед публикой, сколько перед закрытым занавесом, запертой дверью гримерки и самим собой. Тэхён щелкает кончиком пальца по сенсорной клавише, и звуки первых аккордов и битов песен смешиваются в многослойный скачкообразный поток диссонансных шумов. В кармане – пакетик кокса на четыре дозы, и Тэхён впервые допускает мысль о самоубийстве. Это все теряет смысл и не доставляет больше кайфа: иллюзия обладания всем рассеивается, как пепел по ветру, гаснет, как софиты, когда он уходит со сцены. Тэхён усмехается и бросает окурок на асфальт. В плеере начинает играть «Glass skin» японской рок-группы, и он на несколько тяжелых, тягучих секунд замирает, как вкопанный: глубокое звучание клавишных и гитар в наушниках, странное, старое настолько, что почти древнее, вязкое; Тэхён глубоко вдыхает и идет дальше, чувствуя, как всё в нем работает на каждый его шаг, а потом перестает ощущать собственное тело, себя – в своей оболочке. Слава богу, пропали мельтешащие строчки из песни неизвестной группы Hardkiss. Он невольно вспоминает, как услышал эту песню впервые в ту самую осень, когда ушел из дома. Влюбился с первых аккордов, крутил её на повторе днями и ночами, и становилось как-то легче. Беспричинно. В тексте припева есть фраза про крылья из стекла, и из-за нее Тэхён каждый раз вздрагивал, иногда чувствуя, как колет в лопатках – это было очень страшно. Песня прокручивается по кругу уже в который раз – Тэхён не считает. Тэхён очень устал и не думает ни о чем. Он замирает и напрягается в каждой мышце, когда его душат сзади, сильно, долго, так что темнеет перед глазами. Сумка с вещами выскальзывает из его ладони и падает на бетонные плиты, и Тэхён хватается за чужую руку в черной кожаной перчатке, бесполезно пытаясь отдернуть её от своей шеи. А потом, уже обмякая от острого недостатка воздуха, чувствует, как к горлу приставляют холодное лезвие. Его намертво сковывает от испуга, сердце бешено колотится под ребрами; он задыхается и краснеет от удушья, но чьи-то руки крепко его держат. Чужое дыхание – совсем близко к его виску; Тэхён чувствует, как неизвестный приближается, почти касаясь губами его уха, и дергает зубами за провод, вытаскивая наушник. - Дернешься – перережу горло. Безымянный мужской голос говорит с ним, точнее - ему, мягко, ласково и угрожающе. - Самое забавное, что ты даже не подозреваешь, кто я. Впрочем, это не играет никакой роли. Для тебя, по крайней мере. Хватка чуть-чуть ослабевает, голос затихает, и в этом молчании Тэхён слышит улыбку. - Там три камеры наблюдения, видишь? Они тебя тоже видят. И меня. С трех разных ракурсов. Даже если я перережу тебе глотку, подойду к каждой из камер и помашу твоей отрезанной головой в объектив, мне ничего не будет. Тебя не то что не найдут - даже не станут искать. Лезвие давит сильнее, и Тэхён чувствует, как под ним расходится тонкая кожа. - Я хочу немного с тобой поболтать. Тэхён еле держится на ногах, дрожит всем телом, но не дергается. Это страшно, страшно невыносимо, до оцепенения, так, что не получается даже моргнуть. - Ким Тэхён, гребаная богиня стриптиза, не так ли? Ты слишком хорош для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Или ты не боишься, что все в один момент может закончиться? – голос затихает, а потом тихо смеется. - Я знаю о тебе больше, чем кто-либо. Я знаю, где ты живешь. Знаю адрес твоего психотерапевта. А еще я знаю, что никто не хватится, потому что у тебя никого нет. И тебе не к кому бежать за помощью, если ты выживешь. А сейчас ты выживешь, я тебе обещаю. Тэхён распахивает глаза и не может двинуть даже кончиком пальца. Горячий шепот в ухо пробирает его до печенок, и он точно понимает, что сейчас будет очень больно. очень больно прямо сейчас сейчас Следующее, что он видит - это быстро надвигающийся на него асфальт. Его толкают вперед, но он успевает дернуться и не упасть, подставляясь под следующий удар - с размаху по челюсти, потом еще один - в качестве контрольного. Различить лицо неизвестного в кожаных перчатках нереально – на нем маска, как у грабителя из американских боевиков. Во втором наушнике продолжает играть японская «Glass skin», поставленная на рипит, и Тэхён слышит музыку как через три слоя шумов. Его бьют прицельно, быстро, сильно и точечно: следующий удар кулака в кожаной перчатке приходится прямо по зубам; тонкая кожа губ лопается, и в разбитый рот хлещет горячая соленая кровь. Вслед за удаляющимся кулаком тянутся тонкие полоски смешанной с красным густой слюны. Удар кулака по солнечному сплетению – и он рефлекторно хватается за живот и крючится от оглушающей боли, тупой, как наконечник кувалды. Удары сыпятся на него один за другим - злые, отчаянные, методичные и мстительные. Снова по челюсти, в грудь, в живот - уже с колена. Тэхён плюется кровью и не видит ничего, потому что подбили глаз и раскрошили бровь. Пахнет солоно и металлом. Тэхён падает и на краю сознания додумывается сгруппироваться - падать его учили еще когда он только начал заниматься поул-дэнсом с тренером. Импульс боли расходится по всему телу и вдаривает в голову - и его начинают добивать ногами. Недолго, но метко и профессионально - под ребрами. Кровью заливает все лицо; он обмякает, приоткрывает разбитые в мясо губы, и изо рта вытекает липкая, пахучая кровь. Тэхён хватается за живот и жмурится от боли, которую уже почти не чувствует – ее слишком много для одного его худого тела. Неизвестный приближается, хватает его за волосы на макушке и приподнимает голову. - До встречи, - и разжимает пальцы. Глухой удар головы о бетон – и Тэхён закашливается от затекающей в горло крови, хватает губами воздух и жмурится от боли, слыша сквозь музыку в наушнике скрежет покрышек об асфальт. Сложно задумываться о самосохранении и здравом смысле, когда на тебе нет живого места. Когда настолько больно. Когда становится так беспомощно жалко, что пулю в лоб не пустили. Тэхён все понимает – он не потерял сознание, и от этого только хуже. Он переворачивается на четвереньки и медленно поднимается на подкашивающиеся ноги, не позволяя себе задушено простонать от боли, дрожит от шока и страха, схаркивает кровь на бетонный тротуар, но идет – десять метров, двадцать, пятьдесят, шатается и заплетается в ногах. Его валит на землю рядом с автобусной остановкой. Он видел кожаные перчатки и то, как на них расцветали блестящие красные пятна. Он все видел, а сейчас он ложится на землю, падает медленно, и горизонт падает вместе с его взглядом. Выключает, но всё не до конца. И страшно, сука, до слез. Злых, соленых, горячих слез. Тэхён, в принципе, готов сейчас сдохнуть – только жаль, что так бесславно и в луже крови. Изо рта хлещет, течет в глотку, тошнит, голова кружится, больно, больно безбожно.