X
Я лежал на кровати, стараясь как можно меньше ворочаться, но сердце колотилось, как исступленное, как в первую ночь перед лишением девственности. Именно такое чувство. Меня трясло, как ненормального, волнение захлестывало с головой. Я не мог уснуть. Не желал. Я всё ждал, когда же появится Мориарти, ожидал услышать хоть скрип половицы (в этом доме не скрипело ничего). Но никто не появлялся. Прошёл час, два. Я отсчитывал секунды от скуки, представлял себе, как всё будет, пытался выработать хоть какой-то план. Какой план, к чёртовой матери, я мог придумать?! Я потерял счёт времени. Старался не вертеться на кровати, вести себя естественно, но в чём смысл? Джеймс кинул меня, развёл, как последнего лоха. Разбудил во мне желание, которого в этих кишках отродясь не было. И только я решил сдаться, как отворилась дверь. Спиной я почувствовал холод, чужой взгляд на себе. Весь скукожился от этого взора. Появилось желание спрятаться, накрыться одеялом с головой, как в детстве. Что Джеймс творил? Что творил я? Я замер в ожидании. Всё повторялось с поразительной точностью. У меня затекло всё тело, пока Мориарти его разглядывал. Я мог наблюдать за ним в темноте: он не видел моих глаз, я не видел его. Только ощутил, как прогнулась подо мной кровать, когда Джим на неё опустился. Его руки были тёплыми, словно он перед этим принимал горячий душ. От него не пахло ничем. Вот такой человек — без своего уникального запаха. Он обрабатывал кожу специальными растворами, я помню о поставках на эту дрянь. Мориарти был безликим для всего мира, никто не должен был знать даже его запаха. А затем он стал целовать меня. Это не то же самое, что наблюдать за его действиями на экране ― намного горячее. Я практически почувствовал на языке собственную кровь, потому что схватил его зубами, как будто хищник впивался в задницу оленя: появилось непреодолимое желание проматериться, ведь раньше я никогда не замечал за собой тяги к мужчинам. Его помешательство отразилось на мне. Я всегда знал, что ничего хорошего на этой работе у меня не выйдет. Мне надоело бездействовать. На самом деле, то, что вытворял Джеймс, не могло надоесть, но вряд ли в таком состоянии я мог разыграть его хотя бы на минет. А я просмотрел запись до конца: и намёков на минет там не было. Мои руки приобняли его за плечи, и я мягко опрокинул Мориарти на спину. Неожиданно звучный стон вырвался из моей груди — это было свободой. Я тут же припал к его приоткрытым губам, увлажнил их одним ведением языка и проскользнул внутрь. Это казалось мне экспедицией по неизведанным местам, где не бывал ещё никто. Никто не целовал его так, не гладил обнажённого тела руками, которые за последние годы ласкали только ствол винтовки. Плюс-минус рукоблудие. Джим среагировал только спустя несколько секунд. Его чёрные глаза распахнулись, когда мои ладони спустились ниже, обогнули поясницу и оторвали его от кровати, чтобы прижать ближе. Изгибы тела соединились, подошли друг к другу идеально, словно кусочки одного пазла. Пусть только почувствует моё вожделение, разыгравшееся внутри желание, которое топорщило трусы. Я ощущал каждый изгиб его податливого, горячего тела, а он колебался. В первый раз на лице Джима отразилось недоумение, страх перед осознанием того, что его раскрыли. А я с пристрастием, любовно обводил загрубевшими пальцами его прелести, оттягивал резинку белья, нахально запуская в него руки и сцапав округлые ягодицы. Он позволил мне перевернуть его на живот, пластично выгнулся, подавляя тихий стон — звук, рвущийся из груди. Я надавил руками на внутренние стороны его бёдер, стиснул в пальцах до синяков, до багровых отметин. Джим только жмурил глаза и извивался подо мной, ждал, когда я проникну в него, когда трахну, когда возьму. Отыграюсь за все годы недо-мучений. ― Хочешь? ― поддразнивал я его и скользил ладонями по телу, с нажимом, совсем не ласково. Я горячо дышал ему в ухо, как маньяк, а Джим и не думал сопротивляться. Его чёртовы руки изогнулись под неестественным углом. Он стянул с моего таза последний клочок одежды и первым насадился на член, как будто он этого хотел, а не я. Всегда так, как хочет Мориарти. Джим вёл бёдрами, всем телом, и кожа шлёпала о кожу, надрывая барабанные перепонки. В этой тишине звучало два сорванных дыхания, его и моё, два громких призвука. Каждый толчок — резкий звучный выдох. Каждый последующий сильнее предыдущего. Из Мориарти выбивало искры. Это было жарко, горячо, обжигающе. Этот поганец даже умудрился кончить раньше меня. Вдавленный в кровать и затерявшийся среди влажных простыней. Я кончил следом, спустя несколько грубых, высекающих движений. Голос сорвал. Ошмётки поперёк горла, ошмётки в животе. Всё разодрано в клочья, безобразно, как шрам поперёк моего лица. Конвульсивный оргазм, он настолько выбил меня из сил, что своей тушей я придавил Мориарти к кровати и не отпускал до самого утра.XI
Джим стоял на кухне и готовил кофе. Не изменял своим традициям. Я потянулся, выгнул спину — хрустнули косточки, позвонки. На теле Джеймса красовалось множество синяков: точечных от пальцев и округлых, налитых кровью — от засосов. Наскоро накинутые брюки были приспущены и открывали вид на не менее обработанную задницу. Я пристроился к ней сзади и смачно шлёпнул по коже. Божественный звук. Моментально придавил Джима к столу — он вжался в столешницу пахом, ударил меня по руке, устроившейся на его животе. Ему это явно не нравилось. После того, что было? Обижаешь, Мориарти. Я был застигнут врасплох. Джим дёрнулся, ядовито зашипел подобно гремучей змее. Он ловко выхватил кухонный нож из подставки, повернул его в руке — лезвием в мою сторону, и пустил в ход. Когда моя рука перехватила его запястье, лезвие на мизинец вошло в мой живот. Я стиснул зубы. Проматерился. Ещё один шрам в коллекцию шрамов. Поцеловал скользкую гадюку в висок. «Точно, это от большой любви, ― посчитал я. ― Иначе и быть не может. Это же Мориарти!» ― Ненавижу тебя, ― заскрежетал Джеймс. Слова, которые греют душу. Честно признаться, от них мне стало легче. Никогда я не чувствовал себя так свободно. ― Я тебя тоже. И вновь поцеловал его в висок: взаимно.