За гранью видимости

IX

Я часто вспоминал, как заработал тот или иной шрам: как лазил в детстве на поваленное дерево, с которого упал, вспоров веткой бок, как дразнил голодных собак, за что они точили свои зубы о мои кости, впиваясь острыми клыками в руки ― длинный ряд тонких точечных шрамов.       Я снова приучался спать один.       Нужно было себя чем-то занять в свободное время. Мориарти уже несколько месяцев подряд то и дело куда-то срывался, а я всё бегал из одной точки в другую, отточив все действия практически до автоматизма.       Крыша.       Винтовка.       Ожидание.       Выстрел.       Выдох. Когда, прелюбодействуя, наблюдаешь через прицел винтовки за жертвой, пока она не испустит последний дух. Затем ― собрать оружие, и всё заново, по замкнутому кругу, от точки до точки. Очередная цель. Новое убийство ― новые грехи. Бесконечный сон.       Это начинало надоедать. Если раньше Мориарти мог просто тихо презирать или ненавидеть меня (либо и то и другое вместе), то теперь в открытую избегал. Будто я так рьяно стремился к общению с ним. Чтобы всего лишь поручить мне пристрелить какую-то мелкую пешку в своей полной безумия и до чёртиков непонятной игре, не обязательно было обращаться ко мне через посредников. Будто, случись личная встреча, я обязательно накинулся бы на него, задушил в тёплых объятиях, затискал, как мягкую игрушку или до безобразия пушистого котёнка или изнасиловал, жестоко и беспощадно, как он насиловал мой мозг. Но если ему просто нужно было время отойти, чтобы забыть о том, что когда-то было, побороть в себе отвращение… То я дал ему такую возможность. Он сам себе её предоставил. Мне было уже всё равно, я так думал.       Обычно я просыпался в отличном настроении. Словно за ночь меня что-то заряжало: уходило напряжение, оставляя чистый лист для новых идей и впечатлений, появилось старое чувство чего-то знакомого и сблизившегося. Было спокойно и хорошо, тихо. Как прежде, ещё до войны.       И редко бывали такие дни, когда я просыпался посреди ночи и не мог уснуть. Я не знал и не понимал, от чего это зависит, но со временем стал замечать, что так происходило всегда, когда Джеймс не ночевал дома.       Наверное, я просто волновался за босса.       В Лондоне, как обычно, шёл дождь.       Пришлось поработать руками. Я взглянул на свою футболку, запятнанную каплями крови, и подумал о том, что меня это вовсе не возбуждало. Даже если вспарывал живот очаровательной блондинке.       Люди Мориарти остались на заброшенном складе, чтобы скрыть все следы и завершить допрос, за раз выдёргивая по одному из длинных ноготков из пальчиков этой дряни, расцарапавшей мне всё лицо. Это изматывало. Моя работа здесь была окончена.       Под проливным дождём джинсы промокли насквозь, вода капала с носа и кончиков волос, холодная, как из глубин океана. Горячий же душ принёс успокоение коже, и я достал из угла гитару, сдувая с неё пылинки. Давно эту крошку никто не брал в руки. Немного подкрутив колки, настраивая звучание, я дёрнул нижнюю струну ― звук «ми», но не вспомнил ни одной мелодии, даже самой простой и всеми известной. В душу закралась ностальгия по тем временам, когда вся честная компания собиралась ночью у костра и напевала старые военные песенки под аккомпанемент гитары…       Я озадаченно перебрал несколько струн и преувеличенно горько вздохнул. Где-то в моей голове определённо образовалась брешь.       А потом я подумал, что у Мориарти наверняка где-нибудь хранились ноты. И пошёл к нему в кабинет.       Признаю, причина была не самой убедительной, скорее оправдание на случай, если меня там запалят. Но любопытство всё же брало верх ― не без изъянов. Мошенничество и кражи мне были ближе убийств, практически в крови. Наверное, я выбрал не ту работу, но со временем полюбил её, насколько это вообще возможно. Или просто привык, как и к Джеймсу.       Ей-богу, мальчишка, ворующий из отцовского стола деньги на сигареты.       Открыв первый ящик, я увидел… Да ничего особенного я там не увидел. Ни шоколадки, запрятанной в кипе бумаг, ни самих бумаг. Всю информацию Мориарти хранил в своей бесценной голове, и пароль от этого хранилища знал только я ― называется скальпелем. Остальные ящики тоже не порадовали своим содержанием: ни одного порно журнала или предсмертного завещания, где вся империя Мориарти отписывалась бы мне во владение. Вот же сноб. Бесчувственная машина.       Тогда я решил проверить комод. Конечно, я не был любителем копаться в чужом нижнем белье. А хотя… Всегда презирал мужчин, которые велись на блондинок, но сам от этих бестий тащился похлеще иных. Так что выделывать приходилось разное.       В общем, находка моя, на самом деле, оказалось не столь неожиданной, сколько несколько странной. За наборами брендового белья валялись пистолет и стопка компакт-дисков. Без надписей («Горячие азиатки» или «Анальная вечеринка») и каких-либо опознавателей, подсказок, что бы это могло быть, но любопытство разжигало ещё так. По правилам, конечно, следовало бы закрыть полку (затем перекреститься) и идти-ка отсюда, пока Мориарти не вернулся ― хотя чёрт знал, явится ли вообще этой ночью сатана в свою обитель: покойники, однажды покинув свою могилу, всегда возвращались в землю, ― но когда это я следовал правилам? Я взял один из дисков: руки так и чесались, ну что мне оставалось делать, зубами в них вгрызаться?       Как я и ожидал, это оказались записи со скрытых камер по всему дому.       ― Как оригинально, босс…       На экране компьютера высветилось несколько ячеек: пустой холл, кухня, гостиная. Ванная, ― боже, мистер Мориарти, а Вы ещё тот извращенец. Что за вуайеризм? Как жаль, что к нам не захаживали помыться очаровательные незнакомки, а то тут и смотреть было не на что. А Мориарти всё продумал, бес.       Кабинет, спальная босса, моя спальня, коридор, вход…       Моя спальня?       Я нервно схватил мышку и приблизил изображение, щёлкнув по соответствующей ячейке. Собственная комната на записи показалась до жути незнакомой. Мрачные тени, откидываемые деревьями, несгибаемыми пальцами скребли по кровати, затягивая в мир сновидений; темнота заволокла пространство и выкачала весь кислород. Моё лицо казалось умиротворённым, а поза ― расслабленной, точно так, как если бы я был мёртв. Всё это было очень, запредельно, до одури, охренительно! как странно! Я, конечно, всегда знал, что Мориарти, долбаный извращенец, помешан на всём ненормальном, но устанавливать скрытую камеру в моей спальной… Похер даже на ванную! Это вмешательство в мою личную жизнь, верхняя граница! Дальше только о потолок головой биться!       ― Долбаный извращенец! ― выругался я уже вслух, явно ощущая, как во мне закипала эта необъяснимая злость. Разве не пустяк? Не-е-ет, этому уёбку нужно было до всех докопаться.       Пообещав себе разобраться со всей этой чертовщиной и подавляя в себе агрессию, я стал проматывать запись дальше. Пока не заметил появившуюся на экране тень. Стройная фигура стояла бездвижно, возникнув в дверном проходе, и в её очертаниях я смутно узнал…       Кто же ещё это мог быть.       Наконец, он вышел из тени, и я увидел его лицо. Совершенно почерневшие глаза, некогда искрящиеся безумием, пристально изучали мужчину на кровати, изгибы его… моего тела. Сумасшествие.       ― Грёбаный извращенец, ― в который раз повторил я, но уже тише, почти не слышно, на выдохе, неотрывно наблюдая за фигурой на экране, как он ― за мной.       Мориарти грациозно и слишком, слишком медленно приблизился к кровати, словно призрак, невесомо касаясь пальцами простыни. Я жадно блуждал глазами по идеальной, бледной коже, по искусно слаженному телу, которое невольно притягивало взгляд. Извращенец. Долбаный, чёртов грёбаный извращенец…       Дыхание спёрло, во рту пересохло. Этот тиран, который ни во что меня не ставил, унижал при каждом удобном случае и смотрел с таким презрением, будто я тварь ничтожная по сравнению с ним, сейчас стоял перед моей кроватью в одном нижнем белье, и только от этой мысли меня бросало в жар. Подтянутый живот, едва заметно вздымающаяся грудная клетка… Дьявол, да у него ведь даже груди не было! Третий? У девушки должна была быть грудь не меньше третьего размера и соблазнительная, охеренно! соблазнительная и упругая задница, чтобы я на неё запал, а этот!.. Паскуда нечистая.       Ну, задница у Мориарти всё же была неплохая.       Да что там, охуенная задница, кто бы спорил.       Я сглотнул выделившуюся слюну, понимая, что как бы это ни было странно, меня возбуждало то, что происходило на экране. Основной упор приходился на ширинку в джинсах.       Джим забрался на кровать рядом со мной, а я только и делал, что не понимал, почему сразу же не проснулся: я очень чутко спал, что порой не давало мне высыпаться по ночам. Это было ещё большим безумием. А я-то наивно полагал, что дальше уже некуда. История повторялась, только множители поменялись местами. А мне… не хватало этого тепла. С тех пор, как Джиму перестали сниться кошмары, мне не хватало этих ощущений. Внутренней опоры, которую он давал мне.       И давно Мориарти уже так делал?       Вся злость во мне моментально растворялась, оставляя какой-то приятный осадок внутри. Чёрт, и почему это так на меня действовало?       Себастьян на экране инстинктивно прижал Мориарти к своей груди, и Джим ещё долго рассматривал меня в темноте. Не так, как в нашу первую встречу, а будто видел впервые. Я приблизил изображение на мониторе, вглядываясь в экран, точно мог проникнуть сквозь него, туда, к Джиму. Он был со мной, но в то же время недоступен, закрыт от меня. Джим становился совершенно другим, точно его подменили. Он становился таким, каким был один: нежным (это вообще подходящее слово? и я применил его по отношению к Мориарти?), хрупким, беззащитным, слабым. Пропадали вся агрессия и жесткость ― это был уже не Мориарти.       Джим осторожно водил подушечками пальцев по моему телу, обводил каждую выступающую вену на руках, каждую ключицу возле груди. Целовал в шею и медленно, мучительно медленно переходил губами на подбородок. А затем невесомо, едва ощутимо… Блять.       Едва ощутимо касался шрама на лице. Бережно очерчивая пальцами неровные края и зазубрины. Так, что мне хотелось отдёрнуть его руку, отвернуться. Он словно бы один умел воспринимать это так. Чтобы мне не было больно. Не смотреть сочувственно, как на урода.       От каждого подобного прикосновения у меня перехватывало дыхание. Я словно смотрел чёртову порнографию. И взгляд мой был прикован вовсе не к доминирующей, властвующей и унижающей большегрудой блондинке. А к нему, к нему, блять.       Безумие, безумие, безумие!       Ёбаное безумие.       Теперь до меня, к чёртовой матери, дошло, почему я не мог уснуть, когда Мориарти не ночевал дома. Этот…       И однажды ночью я просто решил дождаться его.