Игры разума

В спальне ночью было очень душно. Несмотря на открытое окно, заснуть никак не удавалось. Я ворочалась с боку на бок, пока, наконец, стало совсем невмоготу. Не зажигая света, потянула на плечи рубашку и, босая, вышла на маленькую веранду, что располагалась с задней стороны дома. Густой цветущий кустарник скрывал почти полностью соседскую лужайку и невысокий глухой забор. Теплый ночной воздух щекотал ноздри, таинственно мерцали вдоль ограды шароподобные фонари, над которыми кружилась какая-то ночная мошкара. Я спустилась со ступеней, устроилась на садовых качелях и о чем-то задумалась. И почти тут же услышала осторожные шаги босых ног по тонким деревянным половицам. Распахнулась дверь. На фоне светлого проема на веранде показался силуэт Мичиру. Через ее плечо был наброшен тонкий полосатый плед. В руке – какая-то пузатая бутылочка в восточном стиле. Что-то коллекционное. - Привет, - шепнула она, устраиваясь рядом и тут же поджимая под себя ноги. – Я помешала? - Привет. Нет. Наверно, это я шумела и разбудила тебя? Прости… - Да я не спала. Не могла уснуть. Смотрю – чья-то тень на веранде. Будем не спать вместе? - Давай. А вино зачем? И одеяло? Словно в ответ легкий ветерок тут же зашебуршился в кустарниковых ветвях, качнул ветки с белыми цветами, чей сладковатый запах и так одуряющее разносился по всей округе. Зябко… - Это чтобы не замерзнуть, – торжественно объявила Мичиру и накинула плед на наши почти соприкасающиеся плечи. В пришитом кармашке пледа захрустели в прозрачной упаковке два маленьких бисквита. Я почувствовала легкое головокружение. Мы сидели рядом и слушали ночь. И я с непонятным волнением вдруг ощутила, как ее рука легла на мою руку, как Мичиру слегка потерлась носом о мое плечо, заглянула сбоку в лицо, словно спрашивая разрешение на что-то большее. В темноте ее глаза блестели как два драгоценных камня. Я улыбнулась и легонько коснулась губами ее лба. - Как ты? – спросила она одним взглядом. После той безумной ночи и утра мы уже несколько дней делали вид, будто ничего такого не произошло. Я, если честно, боялась совершенно другого разговора. Боялась и, тем не менее, все время готовила себя к нему. Пусть это будет потом. Но пока есть хоть крупица возможности побыть с тобой рядом – почему бы и нет? Теперь мне кажется – нет, я это просто знаю – рано или поздно уйду не я, это ты уйдешь… Теперь я этого боюсь. - Все хорошо, - мне хотелось взять ее руку и по очереди перецеловать все ее пальчики. Но вместо этого я взяла у нее бутылку и, осторожно отколов сургуч, подцепила пробку. Нащупала и отдала Мичиру один бисквит. – Так что же это будет? Поздний ужин? Или ранний завтрак? - Тайная вечеря. - И за что пьем? Кроме как за то, чтобы всегда было тепло? - я неловко держала в одной руке открытую бутылку. Еще бы в другом кармашке пледа позвякивали бы бокалы… - Я их забыла, - хихикнула Мичиру. – Я ужасная копуша! И ужаснее всего, что теперь вставать мне отсюда никуда уже совершенно не хочется. - Будем пить так, - предложила я. – К чему церемонии? - Давай. Как будто мы парочка самых настоящих дикарей. - Пустяки, - улыбнулась я. - Тогда у меня тост – за любовь! Если ты, конечно, не против. Разве я против? Я просто смотрю на нее и забываю говорить. Что я могу сказать? Я просто слушаю ее голос, самый чудесный голос на свете, теплый, как весенний ветер. Мичиру первой пригубила вино. Передала мне бутылку. Сладкий хмельной вкус медленно потек по горлу, согревая тело и дурманя разум. - Ты до сих пор сердишься на меня? - я вздрогнула, поняв, о чем пытается спросить Мичиру. Сжала легонько ее руку в своей. - Ну что ты… Мне никогда не было так хорошо. Как тогда… И как сейчас тоже… Мы сидели вдвоем на качелях и по очереди отпивали из горлышка этой бутылки. Всего по чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы у меня очень скоро закружилась голова. И я подумала, что это чем-то тоже похоже на поцелуй – когда твой рот прикасается к тому месту, где только что были ее губы. Наверно, Мичиру подумала о чем-то похожем, потому что вдруг прижалась ко мне тесно-тесно и тихо попросила, облизывая пересохшие губы: - Тогда поцелуй меня. Как тогда… Пожалуйста. - И сама прижалась губами, мимолетно пахнувшими терпким виноградным вином, к моим. «Я люблю тебя»… Мелодия сегодня была незнакомой. Ее аккорды несли какую-то весеннюю свежесть и ласкали мысли и, кажется, ей подпевали за окном птицы. - Поехать на побережье? – я недоверчиво тряхнула головой. Воспоминания о прошлой поездке вместе с Мичиру были еще слишком свежи. – На ночь глядя? Но, Мичиру… Мичиру отняла от скрипки смычок, и музыка тут же, оборвавшись, смолкла. Предзакатное солнце, на миг вырвавшись из тяжелого свинцового облака, наползавшего с севера и обещавшего ночью дождь, незаметно перебралось с лифа ее синего платья на открытый участок шеи, скользнуло чуть выше, касаясь волос, и на них тут же заискрились разноцветные огоньки. Я откровенно залюбовалась ей. Мичиру бережно убирала в футляр свою скрипку. - Ну и что. Я люблю море. - Я знаю. Но… Не думаю, что сегодня это такая уж великолепная идея… - Почему? Прогноз предвещал небольшой шторм. Но это вряд ли этот шторм мог когда-нибудь ее остановить. Я колебалась, подыскивая весомые аргументы: - Как-то… загорать уже поздно, а купаться – ты же не полезешь купаться в океан при свете звезд и луны? Да и вода там наверняка слишком холодная… - А мне всегда нравилось купаться в океане ночью. Безо всего, чтобы только я и волны. А тебе? Она посмотрела на меня в упор и улыбнулась. Я вздрогнула. Это прозвучало… как приглашение. - Не сомневаюсь, - усмехнулась я. – Ты как русалка. Но ты… вспомни о своей ране, рано тебе еще плавать. Да и кто плавает в бурю? Мичи, ты только не подумай, что я бегаю от тебя… не пойми меня неправильно… - Мне кажется, я тебя очень правильно понимаю, - серьезно сказала Мичиру. – А что касается шторма – даже если он и будет, я не боюсь. Давай съездим! Ну, пожалуйста, Хару! -Почему ты все время провоцируешь меня на какие-то авантюры? - Потому что ты добрая. И хорошая. Самая-самая лучшая. И, наверно, потому что каждому хоть раз в жизни хочется встретить рассвет на побережье. И тебе тоже хочется. Хочется, да? Просто ты об этом не думала. - Ты заговариваешь мне зубы. Что? Уже и рассвет?.. Ты с ума сошла! Мичиру!.. - Я только переоденусь, - вместо ответа мне досталось шутливое прикосновение к волосам и шорох ее платья. Удивительная штука – жизнь. Еще пару недель назад я смотрела на Мичиру глазами, полными нелепой тоски, раздираемая сомнениями, страдая от ее невзаимности и лишенная всякой веры и надежды на счастливое будущее. Все, на что я могла рассчитывать – что она согласится быть моим другом и позволит немного заботится о ней… Еще неделю назад сразу после той ночи я стояла перед зеркалом, задумчиво разглядывая собственное отражение, и старалась понять, что же с нами происходит? С ней и со мной? Мичиру любит меня? Нет, этого не может быть! Она же ясно дала понять, что ее сердце навсегда, до последнего вздоха принадлежит той, что мы с ней совершенно разные, что я могу уйти на все четыре стороны… А дать слабину, потеряться в чувствах, как в ту ночь – может каждый. Что по сравнению с той значу для нее я? Разве может она влюбиться в меня? Именно в меня… А сейчас? Как же все теперь изменилось! Мы по-прежнему спали в разных комнатах. Но это не мешало ночи проводить вместе – за кофе и неспешными разговорами обо всем на свете и одновременно ни о чем. О кино, в котором, я, оказывается, неплохо разбиралась и даже помнила все последние вышедшие на большие экраны блокбастеры. Об искусстве, в котором я разбиралась не так хорошо, но, не настолько, чтобы путать Гогена с Ван Гогом. О классической музыке, в которой я не разбиралась вовсе, и тогда Мичиру, прижимая скрипку к плечу, с дивной виртуознозностью играла для меня одной своих Вивальди-Виотти-Паганини, и меня плавно начинало клонить в сон… И этот факт «раздельности» совершенно не мешал нам мимолетно касаться друг друга при каждом удобном и тем более неудобном случае. Сбежавший из джезвы кофе, наверно, исчислялся литрами, когда на нашей маленькой кухне вдруг раздавались легкие шаги Мичиру, и ее мягкие губы внезапно оказывались на моей шее, и острые зубки слегка прикусывали чувствительную мочку уха… И как в отместку за кофе у Мичиру горели тосты, когда мои ладони скользили по ее бокам, животу, путались в шелковом зеленом облаке волос. И все эти поцелуи: то шутливые, мимолетные, почти дружеские, то неистовые, бесстыжие, сладкие, как бездонный омут, когда глотаешь жадно воздух и снова ищешь губами эти губы… Я больше не избегала Мичиру и временами умудрялась сама задавать инициативу, и Мичиру в такие моменты прижималась к моей груди особенно доверчиво и нежно, и порой, после наших разговоров о том - о сем, так и засыпала на мне, и ее губы что-то совсем по-детски шептали во сне, когда я осторожно брала ее на руки и несла в спальню. Я любила смотреть, как она спит – спокойная, почти выздоровевшая, полная сил, океанская русалка с невозможным цветом волос, разметавшимися по подушке… Я мечтала снова заняться с нею любовью, хоть и боялась этого и покорно ждала новой инициативы, исходящей от Мичиру, но она сама так и не решалась снова сделать первый шаг к моему новому соблазнению, оставляя меня безуспешно гадать, что же останавливало ее, когда желание и страсть снова вспыхивали между нами. Иногда, уставая любоваться, я засыпала рядом и ночью, вдруг просыпаясь, обнаруживала ее у себя под боком: теплую, податливую, и она, сонная, ласкалась к моим ладоням, и от ее волос пахло чем-то вкусным и терпким, как ветер несет на своих крыльях запахи морского берега, и я тогда порой не находила в себе сил и решимости, чтобы не обнять ее покрепче, не поцеловать, а, не разбудив, уйти досматривать сны в свою спальню. - Не сбежала от меня еще? – появляясь, спросила Мичиру. В пляжном сарафане и наброшенной на плечи кружевной белой шали, в руках она держала соломенную шляпку. - Знаешь же, что я почти ни в чем не могу тебе отказать, - беззлобно заворчала я, - ну и что мы там будем делать? Кажется, я даже не знаю, умею ли я плавать, да и купальника… купальника у меня тоже нет… Или есть? - Обойдемся без купальника… Я просто…хочу тебе показать кое-что, - она несмело коснулась моей руки. - Устала я что-то сегодня, - зевнув, запротестовала я, но уже больше для того, чтоб ее раззадорить. - А я все буду делать сама, - жарко прошептала Мичиру и неожиданно для меня самой горячо и быстро поцеловала в самый краешек губ. – Если хочешь, я даже за руль сяду сама … Ты только согласись! - Вот еще, хватит с тебя океана. За руль, придумала тоже… Мы словно учились узнавать друг друга заново. Понимать друг друга. Я ее и она меня. И тени нашего прошлого оставались только тенями. Это было время наших надежд. Лучшее из всего и худшее из всего, что с нами могло произойти. Как весна надежды или горькая зима отчаяния, у нас все еще было впереди… … И еще мы отчаянно пытались делать вид, что то прошлое похоронено и забыто и что мы снова друг с другом – окончательно и бесповоротно. И в течение этих последних дней никто из нас не нашел в себе решимости, чтобы поговорить о своих чувствах прямо, даже если момент для этого казался почти идеальным. Я знаю, каждый из нас винил в этом только себя, и поэтому, превозмогая в глубине души эту вину и молчание, мы усердней старались каждый друг другу угодить даже в мелочах, но от этой чрезмерной угодливости порой становилось муторно и больно… Но мы терпели. И снова ждали подходящего момента.... Как сейчас…Может быть, поэтому я так легко согласилась поехать вместе с ней навстречу буре? - Мичиру… - хрипло выдохнула я, - Мичиру, давай все-таки поговорим… Знаешь, мне… - Шшшш, - теплая ладонь легла на мои губы, - не надо… Я все знаю. Не сейчас, ладно? Мы замолчали. И глаза наши оказались близко-близко друг к другу. Мы так и замерли, обнявшись и уткнувшись лбами друг в друга. И пальцы сами скользнули в чуть влажные волосы, нежно лаская шелковистые пряди. А потом я все же спросила: - А… когда? - Скоро. Я обещаю… - и ее губы легко и невесомо снова дотронулись до моих губ.