Игры разума

Порой вечера делались невыносимы. За окнами сгорел давно октябрь, а за ним и ноябрь подходил к концу. Днем одиночество ощущалось меньше – я старалась, как могла, придумывать и глушить себя какими-то делами. Собрав всю силу воли в кулак, спасаясь от беспросветной тоски, вернулась на университетские курсы. Снова ездила к малышам в приют, где мне предложили работу и какие-то небольшие деньги. Хотару в нем уже давно не было, и приют казался теперь без этого черноволосого чертенка тихим и осиротевшим. Мичиру уже наверняка оформила все бумаги и забрала ее. Много раз я давила в себе желание сорваться и поехать к нашему дому, чтобы одним глазком взглянуть на Хотару и на нее. У нее все хорошо – я очень хотела в это верить. Она счастлива. Иногда, но все реже и реже, я приезжала к Гэл. Иногда домой, иногда, когда не хотелось тишины - в «Звездный котел». Она была чем-то занята последние дни, куда-то все время торопилась, строила грандиозные планы но, тем не менее, выкраивала минуты для наших бесед. Не знаю, чем она так привлекла меня, но в ее компании мне становилось не так тоскливо. - Чем ты занимаешься? Я могла бы помочь. Все равно мне нечего делать. - Нет. Еще не время. Незачем тебе лезть во все это. Как я выгляжу? - Ты выглядишь так, словно собираешься завоевать весь мир за один вечер. - Ну…не за один. Но почему бы и нет? Может, тогда хотя бы мне удастся навести в нем порядок и сделать людей хоть чуточку, но счастливее, как думаешь? - Со мной у тебя это не получится. - Не разочаровывай меня, Харука. В мире не так уж и много любви, которая способна сделать человека счастливым. У тебя было все, но ты решила все разрушить своими руками. Ты такая же, как и все они, - приговаривала Гэл, мимоходом расчесывая перед зеркалом свою огненно-красную гриву. Я сидела на диване, поджав под себя ноги, и смотрела на нее. – Ну, скажи мне, сколько еще можно страдать? Ты-то ладно… Нет, страдай на здоровье. Сколько ты будешь заставлять страдать свою скрипачку, Мичиру? - Иногда некоторые обстоятельства оказываются сильнее нас. Уже ничего не изменишь, как не захочешь. Но после твоих слов я начинаю казаться себе монстром. - Нет, ты не монстр. Ты просто пока не понимаешь, чего хочешь. - А ты понимаешь? За меня? - Конечно. Это просто. И сложно одновременно. Ты хочешь, чтобы оказалась рядом она: единственная, долгожданная, способная исцелить тебя от твоей боли, затереть твои обиды на мир, которая бы прижала тебя к своей пламенной груди и сказала о том, как она любит тебя, что ты нужна ей… Именно ты, а не та, другая. Ты ведь этого хочешь? Но вся загвоздка в том, что если она и есть на свете, то она тоже обычный человек. Со своими слабостями и недостатками. Со своими проблемами и болью. Которая тоже ждет точно такого же человека, способного исцелить, а так и создается замкнутый круг. Порочный круг. И разорвать его можно, лишь поняв, что все это иллюзия, очередной самообман, и никто к тебе не придет и не спасет, и поэтому нужно брать себя за горло и учиться жить самому. Заглянуть внутрь себя и найти там тот стержень, ту ось человеческой личности, как позвоночник, чтобы зацепиться за него, иначе все самое главное, как ветер, просто скользнет мимо…Мир снаружи становится реальностью тогда, когда ты создашь его в своих мыслях... Гэл, стоя перед зеркалом, подкрашивала губы. Потом нацепила золотые браслеты, с которыми почти никогда не расставалась, поправила желтую шляпку. - Сегодня меня ждут, Харука. Я оставлю тебя. Нужно успеть закончить одно дело до полуночи. Я посмотрела на нее в отражение. В окно заглядывала полная Луна. Не хотелось мне в этот час оставаться совершенно одной. Ни капельки. - Я могу пойти с тобой? Она мягко покачала головой. - Нет. Сегодня не стоит. Как-нибудь в другой раз. - Ты каждый раз говоришь одно и то же. - Наберись терпения. Однажды этот день придет. И тогда я сама попрошу тебя последовать за мной. Налив в большую чашку холодного чая, я расхаживала с ним по квартире Гэл. Один из самых элитных районов Токио, небоскреб, напоминающий летящий парусник, и море – открой окно и сразу почувствуешь его. Иногда я оставалась у нее до утра, и, возвращаясь в свою конуру по утрам, слышала, как шушукаются за дверью у лифта любопытные соседи. Уходя от Гэл на рассвете, я забираю из почтового ящика на первом этаже газету. На первой полосе огромная фотография. Мичиру. В объятиях какого-то парня. Он, со счастливой улыбкой держит ее за руку, а у нее немного растерянные и усталые глаза. Но такая знакомая мне полуулыбка на лице. Я впиваюсь глазами в такие страшные для меня строки: «Мисс Мичиру Кайо и мистер Соичи Томо поженились 21 ноября в церкви Святого Иосифа. Двадцать первое ноября! Вчера! Я ехала в метро и раз за разом перечитывала газету. Там было еще что-то про церемонию и про благотворительность, которой занималась Мичиру. Одна строчка была посвящена тому, что у Соичи Томо есть маленькая дочь. На другой фотографии был запечатлен наш маленький домик. И ни слова о том, что когда-то Мичиру была моей. Ни слова про меня, наши отношения, нашу жизнь, вообще ничего. Как будто меня у нее никогда не было. Но мы же были. Мы были! А потом все сорвалось… За окнами синел холодный вечер. Дни становились все короче. Зима была уже совсем близко, дома делалось зябко, а стекла запотевали от дыхания. А в тот вечер, когда я поехала к своему прежнему жилищу, пошел первый снег. Похожий на пушистые белые искорки, он тихо падал на землю, на деревья, укутывал, как покрывалом, траву на газонах, застревал в волосах. Осторожно отворив калитку, я прошла несколько шагов по дорожке, что вела к крыльцу, перешагнула через невысокую живую изгородь и ступила на клумбу прямо под светящимся квадратом окна. Штора оказалась опущена не до конца, и в щелку мне была видна почти вся наша гостиная, светлая, уютная и теплая. Стараясь не очень обращать внимания на холод, я жадно глядела туда, где весело горел в камине огонь (пока было лето – я как-то ходила мимо него и почти не обращала внимания), а рядом стояла невысокая пушистая елочка, украшенная самодельными игрушками и разноцветными лентами. Надо же, а я и забыла, что скоро Рождество. Меньше недели осталось. Вокруг было тихо-тихо, только иногда было слышно, как с какой-нибудь ветки на землю срывался и падал снег. А дальше… Я вздрогнула. Из окна донеслась тихая и печальная музыка. И я увидела ее… Мичиру. Мичиру сидела на краешке дивана одетая в очень легкое светлое платье с заколкой в волосах, похожей на цветок, и, закрыв глаза, играла. Я сразу узнала мелодию. По ее губам скользила мечтательная улыбка. Она ни капли не изменилась. Она вдруг открыла глаза и коротко поглядела в окно, точно знала, что за ним кто-то стоит. Я замерла. А что, если она знает, что я здесь, так недалеко от нее, буквально в нескольких метров? Что, если она меня все еще ждет? Нет, это просто мои бредни и глупости. И вообще…Смычок плавно запорхал по струнам. Скрипка плакала в ее руках. Разлука, надежда, счастье, печаль – вливались с этой мелодией прямиком в мое сердце, и тут я почувствовала, как по щекам что-то потекло, колючее и мокрое. «Не смей! Не смей!» - приказала я сама себе. Наверно, мне нужно было уходить оттуда. Но я не могла двинуться с места. Только отвела взгляд от окна, размазывая по лицу непослушными пальцами холодную сырость, и стала смотреть, как с неба сыпется и сыпется снег. Внезапно хлопнула дверь. Я вздрогнула, едва успев отпрянуть, чтобы спрятаться за угол дома. На укутанное снегом крыльцо упал прямоугольник света и почти в ту же секунду печальная музыка оборвалась. - Ух ты! Снег! Смотрите, смотрите, пошел снег! – завопил до боли знакомый мне голос. – Идите все сюда, идите скорее! Стараясь оставаться незамеченной, я осторожно высунула голову из своего укрытия. Хотару. Отросшие почти до лопаток ее черные волосенки смешно топорщились. Приплясывая на крыльце в одном платьице, она набирала полные пригоршни мягкого снега, подбрасывала его верх и кружилась, раскинув в стороны руки. - Хотару! Немедленно вернись, дочка! Там же холодно! Ты простудишься, ты же совсем недавно болела гриппом! Хоти-чан, и кому я это все говорю? Следом за Хотару на улицу выскочила нескладная худая фигура с всклокоченными волосами, не то белыми, не то уже седыми, хотя его лицо вовсе не казалось старым. Ему было, может, лет тридцать. И я почему-то сразу и отчетливо догадалась, что это и есть тот самый Соичи Томо. Родной отец Хотару. Муж Мичиру… - Хотару! - Ага! – кивнула Хотару, продолжая хохотать и кружиться под падающим снегом. - Подожди, Соичи, я сама… - на крыльцо выскользнула Мичиру с ворохом какой-то теплой одежки, и ее проворные руки тут же взяли в плен маленькую непоседу, принимаясь ее на ходу одевать. – А ну, иди ко мне, разбойница… - Мичиру-мама! Погляди на снег! Смотри же! Смотри! Как его много! Мичиру, прикрывая глаза ладонью, подняла глаза в ночное небо. И так стояла и смотрела туда с непонятной улыбкой: то ли печальной, то ли наоборот – счастливой. Пока этот седовласый парень не встал сзади нее, положив на ее плечи обе свои ладони. Хотару, скатившись маленьким колобком с крыльца, с восторженными криками теперь бегала в маленьком садике. Я услышала, как Мичиру сказала тихо, не оборачиваясь: - Как быстро в этом году пришла зима… - Да, - отозвался тот. Помолчал и вдруг добавил. – Спасибо тебе за Хотару, Мичиру. - Ну что ты… - смутившись, сказала Мичиру. – Мне-то за что? Это тебе спасибо… Я почувствовала, как у меня, несмотря на леденящий холод, загорелись щеки. - Я знаю, как Хотару-чан мечтала, чтобы у нее была мама. И я тоже… мечтал… Думал об этом каждую секунду. Знаешь, мне казалось, что жизнь моя, наполненная один лишь одиночеством и болью, уже кончена, а сейчас на душе так спокойно. Когда ты улыбаешься, Мичиру… От одной твоей улыбки пропадает вся моя грусть. Ты понимаешь меня с полуслова. Ты мой свет надежды. Так что спасибо. Просто спасибо. За нее. И за меня. Одиночеством… Иногда одиночество – это свобода. Знакомо ли вам это странное состояние? Когда ты вдруг неожиданно обнаруживаешь себя совершенно покинутым всеми, заблудившей в темноте, как ребенок, и в панике не знающий, что теперь делать. И вокруг тебя тишина. Навечная и мертвая. А ты отныне один… Мичиру тихонько засмеялась. Потерла ладонями щеки и кончик покрасневшего носа. - Хотару - очаровательный ребенок, и я здесь не причем. - Очень даже причем. Ты ангел, Мичиру. Мой и Хотару. Ангел, сошедший с небес. Наш ангел… Мичиру… Когда он говорил эти слова, у него было мечтательное лицо. Глупый, интересно, а он сам знает, что любит ее? Да и как можно в нее не влюбиться? Кстати, у них одна спальня или они спят в разных комнатах, как и мы когда-то? Меня вдруг затошнило. На крыльцо, отряхиваясь от снега, влетела Хотару, и Мичиру, пользуясь этим, подхватила малышку на руки. Словно отгородилась ею от него. Сказала, прижимая к себе девочку. - Наверно, не стоит об этом. Давай-ка скорее вернемся в дом, боюсь, как бы Хотару-чан не схватила новую простуду. - Конечно, милая. Давай, я понесу ее. - Нет, я сама. - Вот снегу-то за ночь наметет – утром опять чистить дорожки… - услышала я последние слова, после которых захлопнулась дверь, и снова стало тихо. Остался лишь один холодный и беспощадный снег, под которым хотелось заснуть, свернуться усталым одиноким калачиком, накрывшись им, как белым пуховым одеялом, и немножко померзнув, обязательно проснуться. Открыть глаза, и понять, что зима кончилась, а впереди весна… Я одна. Утро. Потом день, снова наступает вечер. Гэл опять занята. Где ее носит? Легкий туман за окнами, стекла запотевают. Там, за ними, снова падает снег, а небо задернуто сиренево-серебристой тканью низких облаков, вот бы узнать, что там выше? Кто я такая на самом деле? Хоть бы кого-нибудь встретить, хоть Усаги или Ами. Просто поговорить. И постоянно мелькающая в голове мысль – пусть хоть что-то уже произойдет, иначе я тихо сойду с ума. Но пока всего лишь зима. Зима в самом своем разгаре. После я еще много раз приезжала к нашему дому в надежде снова повстречать Мичиру. Она была моим наркотиком. Принеся себя в жертву, я плохо понимала, как же тяжело на самом деле мне будет. Но сейчас уже поздно кого-либо умолять, кричать о помиловании или попытке отыграть назад. Иного пути, как вперед, больше нет. И кроме того, единственного раза, я больше не видела ее. Наш дом раз за разом встречал меня темными и холодными квадратами замерзших окон, накрепко запертой дверью и палисадником, почти по пояс занесенным снегом – такая снежная выдалась в тот год зима…