Априори

Поток людей подхватил Хаммела, когда он, не отрывая глаз от выданной ему карты Академии, вышел из кабинета французского, чтобы пойти на перерыв. Прошла уже неделя его обучения в Далтоне, а он все никак не мог запомнить расположение кабинетов. Ведь, по сравнению с его предыдущей школой, академия была просто огромной. Вместе с остальной толпой Курт вдруг оказался возле дверей главного зала. Заметив внутри группу своих однокурсников, парень решил задержаться и посмотреть, что вообще будет происходить. Не зря же здесь собралась, пожалуй, вся академия. Прозвенел звонок и освещение начало постепенно затухать, оставляя видимой лишь сцену, скрытую занавесом. Когда в зале стало достаточно темно, а все разговоры стихли, темная ткань поднялась, и на сцене появился хор. Парни выступали слажено: движения были четкими, синхронными, голоса их идеально сливались в переливающейся мелодии, создавая прекрасное сопровождение лидирующим партиям. От группы отделился черноволосый парень, запевая первый куплет, но уже в припеве к нему присоединился еще один: высокий, худощавый шатен со слишком самодовольной улыбкой. Соловьи закончили первую песню, и этот парень вышел вперед, к микрофону: - Соловьев вы, конечно же, знаете, а мне, пожалуй, нужно представиться, - он то ли улыбнулся, то ли усмехнулся и склонился в шутливом поклоне, - Себастиан Смайт, неизменный капитан хора. Зал ответил громкими аплодисментами, после чего Смайт снова вернулся на свою позицию и хор продолжил выступление. Курт всегда хотел записаться в хор. Но из-за издевательств в МакКинли он так и не решился этого сделать. "Новые Направления" были последними лузерами школы, и присоединиться к ним означало собственноручно подписать приговор на ежедневный душ из слаша и забрасывания в мусорные контейнеры. Остатки гордости и любовь к своим дизайнерским рубашкам не позволила Курту совершить настолько глупый поступок. В школе, где тебя пинают только из-за того, что ты попался на пути в столовую парочке футболистов, особо выделяться было просто-напросто опасным для жизни. И Курт знал это, как никто другой. К концу первого семестра средней школы на руке практически любого подростка уже красовался браслет, обозначающий, что он прошел определение. Это была норма. Никто не показывал свою метку. Но хоть белая кожа, конечно, скрывала букву на запястье, по изменившемуся поведению можно было понять, Доминант человек или сабмиссив. И, к сожалению, в таких школах, как МакКинли, этот факт имел решающее значение. Доминантов не трогали, над сабмиссивами измывались. Исключения из правил встречались невероятно редко. Курту не повезло еще больше – на его запястье не было метки вообще. Подобный случай считался редким, но он не был единственным. Не все определяются в пятнадцать и все бы ничего, но только других это больно задевало. Курт не понимал, почему его не принимают, ведь любой адекватный человек сказал бы, что определение может произойти как в четырнадцать, так и в семнадцать и четких дат тут абсолютно точно нет, но дети были слишком глупы, чтобы вдаваться в такие детали. Парень без браслета на руке мгновенно стал изгоем и любимым объектов издевок местной "элиты" – футболистов и чирлидерш. Если последние просто игнорировали существование Хаммела (что того, в принципе, вполне устраивало), то первые решили взять на себя ответственную миссию – абсолютно испортить парню жизнь. Пакерман, Карофски, Азимио и Хадсон(который вообще был сабом и черт знает как попал в команду, да еще и стал квотербеком, учитывая, что все футболисты были Домами) не давали Курту нормально существовать, из-за чего тот проклинал каждый день в классах. Хаммел долгое время не говорил ни о чем отцу, беспокоясь за его слабое сердце и не желая нервировать лишний раз, но, когда он пришел домой с огромной ссадиной на щеке и синяком на скуле из-за неудачного столкновения со школьным локером, Берту пришлось все рассказать. Тогда старший Хаммел наведался в МакКинли и в тот же вечер сообщил Курту, что с нового учебного года тот переходит в новую школу. Академия Далтон, хоть и была довольно дорогой, но точно гарантировала Курту избавление от постоянных издевательств. Все ученики были обязаны носить одинаковые браслеты, таким образом оставаясь на равных условиях. Каждый сам мог решить, раскрывать свою принадлежность к Домам или сабам, или оставлять это в секрете. Никто не может узнать, что Курт еще не прошел определение, если он сам того не захочет. Парень подождал, пока громко обсуждающие выступление ученики покинули зал, и направился за кулисы. Он хотел найти этого капитана и подробнее узнать у него насчет вступления в хор. В своих способностях он не сомневался, хоть и его голос был достаточно необычен для парня. - Прошу прощения, - он, наконец, нашел того парня, что представился лидером Соловьев, - Себастиан, да? Я хотел узнать, как можно записаться в хор. Шатен обернулся к нему, тут же окидывая Хаммела оценивающим взглядом. - Мм… нет. Не думаю, что ты станешь Соловьем. – вынес он свой вердикт, отчего Курт удивленно вскинул брови. Ему уже не нравился этот парень. - Я думаю, мне все же стоит попробовать, - с нажимом произнес Хаммел. Черта с два он даст кому-то так на себя смотреть. – Когда прослушивание? По лицу Смайта Курт понял, что тот явно не ожидал такой настойчивости от него. Парень чуть прищурился, внимательнее разглядывая его и задерживая взгляд на руках Курта, и тихо хмыкнул. - Ну посмотрим. Пятница, шесть, хоровая, - произнес он и, отсалютовав, повернулся, оставляя Курта одного в помещении. Хаммел не совсем понял такого поведения Смайта, но решил не зацикливаться на этом и, закинув на плечо свою сумку, направился на свой урок.

***

Курт стащил с плеча свою сумку и, поставив ее возле стола, упал на кровать. Прикрыв глаза, он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, и начал еще раз прокручивать в голове прошедший день. Точнее, вечер. Да, он немного сбился во втором припеве во время исполнения, но, черт возьми, это же не значит, что его стоит прилюдно отчитывать, как какого-то пятилетнего ребенка. В конце концов, Курт первый раз в жизни пел перед кем-либо, кто не являлся его семьей. Это немного волнительно, знаете ли. Но Смайту, ясное дело, было плевать. Он не справился. Он провалил прослушивание. И Курт бы солгал, если бы сказал, что его совсем не выбесил этот Себастиан. Смайт был кем-то вроде звезды в Далтоне, и от этого Хаммелу было еще противнее. Тот смотрел на него с таким превосходством и высокомерием, что Курту больше всего в жизни хотелось стереть с его лица эту самодовольную ухмылку. Какого черта он вообще переводился в другую школу, если здесь, по сути, все так же? Есть и свои звезды, есть и лузеры. Теперь есть. Курт, если быть точнее. Парень со стоном перевернулся на живот и закрыл голову руками. Его настолько выбил из колеи сегодняшний провал, что он даже забыл об идеально выглаженной когда-то форме. "По крайней мере, тебя тут не пихают все, кому не лень", - разумно заметила его совесть, но Курт решил засунуть ее куда подальше и достать свой ноутбук. Загрузив операционную систему, Курт на несколько минут завис, любуясь заставкой, а после быстро открыл окно браузера и ввел имя исполнителя. Блейн Андерсон. Это был человек, которым Хаммел невероятно восхищался. В свои двадцать семь этот исполнитель уже сумел добиться значительных успехов на Бродвее, покорить своим голосом, наверное, половину планеты и влюбить в себя юного Курта Хаммела. Что бы не происходило в жизни парня, ему достаточно было просто включить какую-либо из песен с божественным голосом Андерсона, и все его проблемы будто исчезали. Отступали перед силой великого артиста. Курт знал его биографию, знал, что тот родом из Вестервилля и учился в Далтоне (что, определенно, сыграло значительную роль в выборе новой школы), что закончил с отличием НЙАДИ. Курт помнил года всех его постановок и имел в памяти ноутбука запись каждой из них. Наизусть знал каждую исполненную песню и готов был умереть за возможность хоть раз увидеть его вживую. Хаммел загрузил свой привычный плейлист на случай, если "опять вокруг меня идиоты", всунул в уши наушники и, нажав на "Play", в удовлетворении прикрыл глаза, слушая мягкие переливы бархатного голоса. Курт не успел дослушать даже до середины второго трэка, как дверь в комнату громко хлопнула, извещая о приходе его соседа. - Опять залипаешь, Курти? – усмехнулся парень, снимая свой пиджак и вешая его на плечики в шкаф. Трэнт поправил челку и сел на свою кровать, что стояла напротив кровати Курта. – Ты же даже не знаешь, кто он. Ох, Курт прекрасно понимал это. Все творчество Андерсона было напоказ, но вот его личная жизнь оставалась тайной за семью печатями. Никто даже не знал, Дом он или Саб. Свободен или уже определен. Андерсон игнорировал любые вопросы на эту тему. Однако это не омрачало любовь Хаммела, ведь подросток еще не прошел определения, а значит, не мог до конца понять, как же это все же меняет человека. Конечно, его душа остается прежней, но характер, поведение, цели, стремления и даже взгляды на жизнь меняются. Курту казалось, что это лишь простая буква на запястье, которая по сути, не значит ничего. Человек сам кузнец своего счастья, - так считал Хаммел, и ничто не могло переубедить его. Пока что. - Он просто хороший исполнитель, - беззаботно отозвался Курт, вырвавшись из своих раздумий. – И мне нравится его творчество, что в этом такого? - Ничего. Абсолютно ничего, - парень попытался скрыть свой смешок, закашлявшись в кулак, за что получил уничтожающий взгляд с соседней кровати. - Что было на репетиции? – решил сменить тему Курт. – Смайт говорил что-то полезное? Трэнт был одним из Соловьев и, услышав однажды голос Курта, начал зазывать в хор. Хаммел отнекивался, ссылаясь на то, что он никогда этим не занимался, но в конце концов решился попробовать. (И да, то, что Трэнт напомнил ему, что Андерсон в свое время был капитаном Соловьев, не сыграло никакой значимой роли. Абсолютно). - Ничего полезного. Он не взял ни одного из прослушивавшихся, хоть там и были довольно хорошие ребята, - немного разочарованно ответил Бернс, развязывая галстук. – Его придирчивость нас и прибьет. Курт не знал, что ответить на это, поэтому лишь просто пожал плечами и повернулся к экрану своего ноутбука. Он сам узнал, насколько раздражительным мог быть этот Себастиан. - Смотри, он будет играть в новой постановке! – вдруг завизжал Хаммел, хватая ноутбук и открывая статью: - "Популярный актер Бродвея, Блейн Андерсон, подтвердил свое участие в новой постановке… – так, тут про режиссера, ничего интересного… вот: - Об этом заявил сам Андерсон в своем недавнем интервью для BroadwayWorld.com. Он рассказал, что…" Ладно, тебе это не интересно, да? – Курт оторвал взгляд от экрана и бросил разочарованный взгляд на посмеивающегося Соловья. - Этому Андерсону определенно стоит побаиваться таких фанатов, - выдавил из себя Трэнт, в ответ на что Курт кинул в него свою подушку. – Серьезно, ты помешанный! - Никакой я не помешанный, просто Блейн настолько талантлив, что его невозможно не любить! – мечтательно выдохнул Хаммел, разглядывая Андерсона в костюме на своем рабочем столе. - Уже Блейн, да? – подколол его парень. - Да иди ты! Тебе уроки делать надо! – обиженно буркнул Курт, вставая с кровати и подходя к шкафу. Взяв сменную одежду, он направился в ванную, когда за спиной услышал: - Тебе тоже, так что не задерживайся там со своими фантазиями – Курт закатил глаза и принялся переодеваться.

***

Курт еле успел на первый урок, забежав в класс буквально со звонком. Сев на свое привычное место рядом с Трэнтом, он быстро пролистал тетрадь с конспектами по истории. - Где тебя носило? – зашипел Бернс, наклонившись ближе к парню, пока мистер Райан отвернулся к доске. - Потом, - неохотно ответил Хаммел и, заметив недовольный взгляд учителя, заскользил ручкой по бумаге, записывая тему урока. Сухой голос учителя диктовал даты, что послушно записывали все ученики, включая и Курта. Но парень, обычно сосредоточенный на уроках, даже не замечал того, что пишет. Он все пытался понять свое сегодняшнее состояние. Проснувшись по будильнику, как обычно, он принялся собираться, но все буквально валилось из рук. Он ощущал какое-то странное волнение и… ожидание? Будто вот-вот должно было произойти что-то важное, чего Курт ждал невероятно долго, но вдруг забыл и теперь никак не мог вспомнить. Кое-как собравшись, он даже успел на завтрак, но из-за этого ощущения нервозности внутри, пролил на свой пиджак кофе и поэтому был вынужден побежать переодеваться в комнату. Из-за чего он, собственно, и практически опоздал на урок. Резкий звонок вырвал Хаммела из его мысленного транса. Скинув свои тетради в сумку, он вместе с Соловьем вышел из кабинета. Трэнт тут же схватил парня за рукав и потащил подальше от основной толпы. - Ну так? – потребовал он, сложив руки на груди и выжидающе смотря на Хаммела. - Ничего серьезного, просто плохо себя чувствовал, - отмахнулся Курт, не желая развивать эту тему. - Может тогда в медкабинет? – обеспокоенно предложил друг, но Курт пожал плечами. - Не нужно, все в порядке. Просто… немного волнуюсь. Знаешь, будто вот-вот произойдет что-то значительное, а я даже не могу понять, что именно, - немного равнодушно сказал Курт и уже направился в сторону коридора. - Стой! Да Курт, стой! - Трэнт нагнал его и повернул к себе, хватая за руку. От резкого поворота Курт замотал головой, но тут вдруг увидел… "Андер… Что? Нет, Хаммел, это невозможно. Пора завязывать с мюзиклами на ночь", - намекнул ему внутренний голос, и на этот раз Курт был с ним абсолютно согласен. Заметив чужую руку перед глазами, парень помотал головой, выбрасывая глупые мысли и сосредоточился на говорящем друге. - Ты меня слушаешь вообще? Я говорю, что слышал, что так происходит с душами. Родственными. Смекаешь? – не видя никакой реакции на свои слова, Трэнт раздраженно выдохнул. – Я к тому, что, может, ты чувствуешь ее. Курт громко прыснул и отцепил от своей руки Соловья. - Ага, конечно. Вот так он взял и появился передо мной во всей красе. Надейся и жди, - хмыкнул он и подтолкнул Бернса к двери в кабинет. – Не говори ерунды. Курт положил свою сумку на парту и принялся готовиться к уроку, игнорируя попытки друга вновь поднять этот вопрос. Курт не мог почувствовать свою родственную душу. Это в принципе было невозможно, пока он не прошел определение.