Идол

- Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Руки совершенно непроизвольно сжимались в кулаки. Сейчас Куроко был рад, что живет один – это давало возможность выплеснуть свои чувства через удары и крики, зная, что этого никто не увидит. - Зачем, зачем они приехали?! Лучше бы они навсегда остались в своей чертовой Америке! Ненавижу! – журналы, книги и пульт были в момент скинуты с кофейного столика, который удержался только из-за того, что был намертво прикреплен к полу. – Они не могут просто оставить меня в покое, не лезть в мою жизнь, не появляться, не быть, как и раньше?! Черт, черт, черт! Тецуя дрожал: от обиды, от злости, от ярости, разъедающих душу, и от чего-то ещё, что он и сам не хотел признавать. - Ненавижу… - проклятие потонуло в коротких всхлипах, которые Куроко не смог удержать, ровно как и слёзы, солёными дорожками побежавшие по бледным щекам. – Я ненавижу их… Куроко думал, что встреча с бывшими друзьями может вызвать гнев, злость, может даже пробудить спящую где-то в глубине души тоску, но он не ожидал, что будет больно – а было именно больно: больно снова видеть столь знакомые лица, больно слышать далеко не забытые голоса, больно понимать, что эти люди лгали тебе, больно вспоминать. Вспоминать то, что помнить не хотел. Тогда, в самолете, Тецуе стоило многих усилий сохранить равнодушие, даже просто устоять на ногах, когда он их увидел – Кисе, Аомине, Мурасакибару, Мидориму, Кагами и Акаши, тех, которых до конца так и не смог выселить из своего сердца, потому что они оставили там слишком много: от радости и счастья до жгучей обиды и пустоты. Куроко не знал, что сказать, как отреагировать, ведь эти люди все ещё были ему… дороги? - Чушь… - вот только слезы, не перестающие, не останавливающиеся, опровергали слова голубоглазого: из-за тех, на кого плевать, не плачут. – Чушь.. Выдерживать язвительный тон было ещё труднее, особенно, когда Кисе извинялся, смотря какими-то обреченными, умоляющими простить глазами, особенно, когда Аомине, переступив через гордость, признал себя виноватым. И Тецуя, наверное, мог бы сдаться, но после слов Акаши злость, с силой вспыхнувшая в сознании, и обида, услужливо вытаскивавшая из памяти строчки журнального интервью, захлестнули Куроко, находя выход в необдуманных словах и поступке, о котором Тецуя, впрочем, не жалел – кто знает, что было бы, останься они там. - Почему они говорили так, словно действительно хотели, чтобы я их простил?.. Это ведь ложь, неправда… Они просто… Какая-то часть фантома умела прощать, не судить людей излишне строго и всегда пыталась понять причину их действий, и часть эта никуда не делась, но в этот раз её заглушало нечто другое. Можно обжечься раз и вновь потянуться к огню, но обжечься дважды и всё равно тянуться – Тецуя не относился к числу тех, кто мог себе такое позволить: все по-разному переносят ожоги. - Эти люди.. больше не нужны мне. На столь решительное заявление квартира отозвалась давящей тишиной, а душа – чем-то ноющим, неприятным. В памяти вновь и вновь прокручивалась та сцена и взгляд бывшего капитана - несколько коротких мгновений, до той секунды, как Рю разрушил эту иллюзию. Рю, кстати, прекрасно понял, кем приходились Тецуе их неожиданные соседи, ровно как и близнецы, несмотря на деланное недоумение последних. У Куроко внутри будто что-то треснуло после слов Акаши. Этим «чем-то» была тщательно выстроенная за три года стена, преграждающая путь воспоминаниям и чувствам – прошлым, настоящим, всем – Тецуе казалось, что если он начнет думать об этом, то окончательно увязнет в паутине собственных сомнений и тоски. Куроко работал, пел, снимался, записывал – что угодно делал, лишь бы отогнать от себя мысли о причинах, оправданиях и надеждах, надеждах, что никто не виноват и можно еще вернуть если и не их команду, соперничество и игру, то дружбу точно. А в случае с одним человеком – что-то большее, чем дружбу, да и не вернуть, а создать. Куроко не хотел, чтобы эти надежды были – ведь слишком глупые и невозможные. А ещё – слишком страшные, потому что так хорошо не бывает, потому что потом будет куда хуже, потому что после уже не останется даже той жизни, которая была сейчас. Этой жизнью Куроко дорожил – дорожил новыми друзьями и любимым занятием, теми редкими моментами, когда одиночество не разъедало – и эти моменты, надо сказать, становились все менее редкими. А тут они вернулись, и надежды могли стать реальностью – чего Тецуя и боялся, и хотел одновременно. Прежние чувства были тщательно подавлены, а эта встреча с легкостью их выпустила. «Но.. я сам лишил себя последнего шанса. Они ведь гордые – так пусть злятся на меня за то, как я с ними поступил, пусть забудут, пусть хоть возненавидят – лишь бы не появлялись снова. Пусть думают, что от прежнего меня ничего не осталось, что теперь я злопамятный, обидчивый и высокомерный мальчик, что и тратить время на меня не стоит, что меня больше нет… так будет проще.. И им, и мне…». А ещё Куроко Тецуя – однолюб. Но в этом он себе пока не признался. *** Акаши нечасто бывал в таких местах – дешевые забегаловки вызывали у него лишь пренебрежение, а постоянный шум, стоящий в таких заведениях, действовал на нервы. Сейчас же к этому добавилось еще и раздражение – люди, которых он ждал, опаздывали, а опоздания Акаши не любил и не терпел. В другой ситуации он бы давно уже ушел, но эта встреча была важной и необходимой для осуществления замыслов Сейджуро, и, видимо, не только его, так как организатором был не сам император. К тому же, скучать или злиться сильнее не давали мысли – весьма невеселые. Уезжая из Японии, Сейджуро отлично понимал, что, несмотря на внешнюю невозмутимость, Куроко было далеко не все равно. И боль, и разочарование, и непонимание – пусть и с трудом, но эти чувства можно было прочесть на обычно безэмоциональном лице фантома. И Сейджуро не хотел уезжать, не хотел разрушать то едва установившееся доверие между Тецуей и его бывшими сокомандниками. Но отказаться было нельзя. Как капитан и как игрок, как человек, всегда стремящийся к победе, он не мог упускать такой шанс. Даже если одному из них не предложили контракт, что Сейджуро мог понять – не многие из тех, кто с Куроко не играл, признавали его стиль, а большинство приписывали всё происходящее на площадке действию «света», не замечая фантома. За прошедшие три года Акаши не раз вспоминал Тецую и успел придумать пару сотен возможных вариантов примирения с последним, из которых в последствие вывел несколько планов – в зависимости от ситуации. Вот только этот новый Куроко перечеркивал все планы и ставил императора в тупик – ненадолго, впрочем. Сейджуро не верил, что Тецуя мог настолько измениться, что в нем не осталось ни капли прежнего – даже не так, Акаши был абсолютно уверен в обратном. Ещё в тупик ставили и брошенные в самолете гневные слова Куроко – Сейджуро не знал, с чего именно музыкант так решил, хоть некоторые догадки и были. Акаши прикрыл глаза. Помимо чисто расчетливых рассуждений и обдумывания новых возникших проблем, в голове роились и другие, непривычные для императора мысли. Сейджуро и раньше хотел увидеть настоящего Куроко – это желание навязчиво преследовало Акаши, привыкшего читать всех людей, как открытую книгу. Но теперь оно стало куда более навязчивым, смешанное с новым чувством – чувством потери. Раньше спешить было некуда, раньше Тецуя всегда был рядом – и не только в плане физического местонахождения, он зависел, в какой-то степени, от Акаши. А теперь… - Хаюшки! - Мы опоздали… - Но это ведь не так страшно?... - Нас же простят за это?... «Какая невинная детская интонация. И это говорят младшие сыновья одной из самых богатых семей в Японии», - за два дня, прошедшие после его возвращения, Акаши успел добыть информацию, пусть и достаточно скромную, о каждом из троих (кроме Куроко, в чем он нужды не видел) участников Hanabi. Все они были из влиятельных и богатых семей, причем семья Орихара имела довольно тесные связи с семьей Акаши, что и послужило средством связаться с Сейджуро. Мизуки и Незуми – а именно так и звали близнецов – продолжили: - Мы хотим спросить тебя.. - Ты же главный.. - А потому ответь за всех.. - Вы ведь хотите помириться с Тет-тяном? - Да. – И Акаши был уверен, что любой из поколения ответил бы так же. *** 2 часа спустя. - Алло, Рёта? Через час встречаемся в... – Сейджуро не имел обыкновения доверять малознакомым людям, но он знал, что близнецы серьезны. Они не уступали Акаши и могли стать как равными противниками, так и лучшими возможными союзниками. - Мы просто хотим… - Видеть Тет-тяна счастливым… - Но если вы.. - Снова сделаете ему больно.. - Мы вас уничтожим. «Право же… У Куроко очень хорошие друзья».