Идол

Автор дико извиняется за долгое отсутствие проды... Он постарается, чтобы такого больше не повторилось. Также автор благодарит всех за отзывы *рассылает лучи добра тем, кто их оставил*. Это все-таки очень приятно, когда к твоему фику оставляют отзыв. Спасибо большое. И да. По поводу фамилии близнецов. Автор просто выбрал первую всплывшую в голове фамилию, которая бы сочеталась с их именами. Ну разве автор виноват, что это была фамилия Изаи?! Ну, может, и виноват, но менять уже не охота.... Небольшое помещение заливал бледный свет мониторов. Из динамиков доносились голоса, к которым, впрочем, внимательно прислушивался лишь один из двоих находившихся в комнате людей. - Ми-зу-ки, - Незуми, лениво крутящийся на стуле, почти пропел имя брата. Последний не обратил на это никакого внимания. – Мизуки, мы ведь правильно все делаем? Я не хочу, чтобы Тецуя и Рю злились на нас. - Если они не захотят играть, мы их не заставим. Это все-таки просто дом, а не секретная тюрьма, при большом желании выбраться вполне можно. - Но ты всё равно потратил все наши карманные деньги на то, чтобы обустроить необходимое за два дня. Зная, что это провалится. - Ты тоже знал, но меня не остановил. К тому же, чтобы именно не произошло дальше, они, так или иначе, станут на шаг ближе к примирению. Это будет интересно, Незуми. Незуми рывком поднялся со стула, который по инерции продолжил крутиться. За один шаг он преодолел разделявшее близнецов расстояние, обвивая бледными руками шею брата. - Нам ведь необходимо, - от шепота в ухо Мизуки даже не вздрогнул, только перевел взгляд, - чтобы они помирились? Думаешь, эти баскетболисты смогут помочь? Когда ни наши деньги, ни статус Рю ничего не дали? - Как бы странно это ни было, но они имеют большую свободу действий, чем мы. Надеюсь… - Мизуки резко изменился в лице, с губ слетела усмешка, глаза сузились. – Нам давно пора избавить Тецую от того человека. *** Комната "игроков". - The game begins. По идее, после этих слов все должны были сорваться с места и двинуться в указанном направлении – на поиски. Вот только идея, видимо, никому не нравилось, в том числе и Поколению Чудес: баскетболисты хотели поговорить с Тецуей, извиниться перед ним. Они вообще многого хотели, но как этого добиться не знали. Игра же не казалась им решением проблемы в любом случае. Первым из оцепенения вышел Рю – брюнет подошел к окну, подергал ручку, а затем, не получив никакого результата, ударил стекло рукой, что тоже ни к чему не привело – пластиковые окна разбить не так-то просто. - Черт, - барабанщик обвел взглядом комнату. Сколь либо подходящего для его целей предмета он не нашел, но зато наткнулся на кое-что другое. – Такао, подай-ка мне ту вазу. - Рю-чан, ты же не думаешь… - Просто дай мне вазу, - в голосе скользнули нотки раздражения, и Такао послушно протянул вазу, стоящую на полке рядом. Остальные собравшиеся молчали, наблюдая за действиями Рюджи: в комнате летала странная атмосфера, такая обычно возникает между враждующими людьми, по воле случая попавшими в обстоятельства, когда они вынуждены работать вместе. Впрочем, так сейчас и было. Быстрое движения и оглушительный треск заставили Кисе подскочить, а всех остальных вздрогнуть: несчастная ваза попала точно в объектив камеры. Последняя пострадала не особо значительно, но достаточно, чтобы утверждать, что снимать она теперь не может. Возмущаться никто не стал, только Куроко тихо вздохнул, чуть осуждающе сказав: - Рю-кун, это ведь стоит немалых денег… Рю неожиданно повеселел от такого заявления: - А эта идея, Куроко! Что бы еще сломать? - Если ты пытаешься так им отомстить, то может мне напомнить тебе, кто платил в прошлый раз? – Тецуя не скрывал насмешку, и Рю быстро сник, что-то недовольно пробурчав о том, что эти ситуации нельзя сравнивать. В помещении вновь повисло молчание. Участвовать в игре не собирался никто, каждый думал, что им следовало бы проверить окна второго этажа, чердак, двери; что, в крайнем случае, можно все-таки выбить что-нибудь. Но говорить или приступать к активным действиям никто не спешил. Они не виделись три года. И какие бы выражения лица не делали те, кого бросили, или те, кто бросил, самому себе лгать было нельзя. Только Момои была счастлива встрече – её никто не предавал (почти не предавал), во всяком случае, она так не считала. Когда Дайки сказал ей о контракте, девушка радовалась за друга совершенно искренне. После отъезда Поколения Чудес в Америку, она звонила Аомине каждую неделю, весёлым голосом осведомляясь об его делах, а после, не дожидаясь ответного вопроса, рассказывать самой, тактично опуская некоторые подробности. Поначалу, Сацуки злилась на баскетболистов за то, как они поступили с Куроко и остальными, но понимала, что те и так чувствуют вину. Менеджером Тоо Момои быть перестала, и от этого в будни девушки постепенно вкралось ощущение опустошенности, однако же, закончив школу, она неожиданно для себя вновь связалась с баскетболом – об этом, впрочем, позже. Химуро по-прежнему избегал взгляда Мурасакибары. Такао сохранял такое же невозмутимо-скучающий вид. Напряжение, казалось, стало осязаемым. Мидорима подумал, что «подходящие условия для разговора», обещанные близнецами, возможно все-таки представятся. Хотя так сразу, после одного извинения, их не простят. Да и говорить надо наедине – во всяком случае, с Такао Мидорима при всех говорить не хотел. Собственно, «при всех» говорить не хотел никто. - Я надеюсь, ни у кого, - Рю явно обращался к Поколению Чудес, - нет желания вступать в эту… игру? – Подумав секунду, барабанщик добавил: - Если же таковые имеются, могут засунуть это желание себе в задницу. - Рю-кун.. – Тецуя одернул друга по привычке, сам же он сейчас был занят другими мыслями. «Незуми и Мизуки.. зачем им это? Повеселиться решили? Впрочем, они не стали бы просто так… Да и.. Акаши с остальными, хоть выглядят удивленными, явно сюда не на чай пришли.. А почему тогда?! Я ведь сделал все, чтобы разозлить их, еще там, в самолете! Лучше бы вам побыстрее разочароваться и оставить меня в покое… я же не железный, я могу и не выдержать… Не хочу быть преданным трижды одними и теми же людьми!». Куроко уже с трудом сохранял спокойное выражение, лишь воспоминания придавали сил – и те, трехлетней давности, и недавние, в том числе и сказанные самому себе слова: «Эти люди больше не нужны мне!». Тецуя сжал кулаки и пытался заставить себя задуматься о дальнейших действиях, но получалось это плохо. При виде бывших сокомандников в душе поднималась тоска и обида. Показывать их Куроко, однако, не собирался. Он не истеричка. Он не будет кричать или рыдать. Они вообще не увидят никакой реакции с его стороны. Рю неслышно выругался, так, что даже стоящие рядом услышали лишь обрывок последней фразы: - Черти, и не поспоришь, придется работать вместе…. Так, господа, выйдите-ка из ступора и соизвольте напрячь свои извилины! – Последнее он сказал уже много громче, чтобы его услышали все в комнате. Заметив направленный на него взгляд очнувшегося Кагами, он добавил: - К тем, у кого извилины отсутствуют, это не относится! Кагами, не желая оставаться в долгу, тоже хотел ляпнуть что-то колкое, но его остановил Акаши: - Нам стоит проверить окна на втором этаже, а также двери и веранду. - Бессмысленно. Раз близнецы сказали, что мы заперты, то мы заперты. А даже если из дома выберемся, вокруг ограда за четыре метра, и ворота закрылись сразу, как мы через них прошли. - В таком случае.. – голоса Акаши и Куроко прозвучали одновременно, отчего последний презрительно поджал губы, не желая продолжать, словно говорить одновременно с Сейджуро уже было ему неприятно. Разноцветные глаза в ответ на такое явное проявление неприязни лишь немного сузились, и Акаши замолчал, предлагая продолжать Куроко. И Тецуя продолжил: - Нам нужно просто найти близнецов. Если попросить их вживую, они послушают. Меня точно. - А если не послушаются, то можно и силой… - Рю-кун! - Да это я так… «Если-если».. – Схватив с придиванного столика газету и карандаш, он написал там несколько цифр. – Вот мой номер. Искать всей толпой глупо, вас же они вряд ли послушают, потому, если найдете, звонить мне. На вас они наплюют с высокой башни и пошлют куда подальше. - Рю-кун, можно я пойду с Дай-чаном? Я темноты боюсь, а Незу-кун и Мизу-кун как специально… - дожидаться ответа Момои не стала и, схватив не успевшего врубиться в происходящее Аомине, выбежала за дверь. - Пошли, Куроко, - Рю, который, видимо, мечтал о том, как поскорее оказаться как можно дальше отсюда, тоже направился к выходу. - Эээ! А почему Куроко-ччи с тобой?! Мы же договорились поодиночке! - Ты против, Куроко? - Нет. - Вот и всё. - Тогда я тоже пойду с вами, - Кисе хотел сказать это, но Акаши его опередил. Взгляд императора на этот раз не смог оставить равнодушным даже Рю: всё-таки Сейджуро оставался собой и в некоторых ситуациях мог подчинять присутствующих своей особой, самой сильной и не допускающей возражений, аурой. А причиной её появления служило непонятное и самому Акаши нежелание отпускать Куроко вдвоем с Рю. – Мы потратим не намного больше времени, если будем искать втроем. Рю хотел что-то возразить, но, глянув на Куроко, который едва заметно побледнел, передумал. «Как ты поведешь себя, Куроко? Ты ведь мог простить их.. Впрочем, фак им в ухо, этим гадам, они заслужили твоей ненависти. Мизуки и Незуми это прекрасно знают, так почему же? Неужели… Они хотят с их помощью…?». Тряхнув головой, отгоняя тем самым лишние сейчас мысли, Рю развернулся и вышел из комнаты, Тецуя пошел следом, казалось, не замечая идущего за ним Акаши. Рю вел компанию в западное крыло. Куроко не обратил на это внимание, а вот Сейджуро заметил. «Хотя, возможно, он сделал это случайно, но ведь именно там мы с Куроко должны были играть по задумке близнецов». Через несколько секунд они услышали голос нагоняющего их Кисе: - Я, пожалуй, с вами пойду, - красноречивые взгляды Акаши и Рю, а также полный игнор со стороны Тецуи, были направлены на то, чтобы заставить Рёту отказаться от этой идеи. Но они не подействовали: - Да ладно вам… Мне ж одному страшно… А там, с этими… Жуть прям. В комнате оставались Мидорима, Такао, Кагами, Химуро и Мурасакибара. *** Комната "игроков". - Раз все идут вместе, то я пойду с Муро-чином. Пошли, Муро-чин, - с этими словами Ацуши, в секунду преодолев разделявшие их с Тацуей расстояние, схватив последнего за руку, и, не давая опомниться, вытащил из комнаты. Впрочем, даже когда они оказались в коридоре, Мурасакибара не спешил отпускать бывшего сокомандника, продолжая идти так быстро, что Химуро едва за ним успевал. - Отпусти, Ацуши, - голос Тацуи непривычно резкий, холодный и требовательный, но Мурасакибара не только не отпускает - даже не оборачивается. Центровой петляет наугад, и они каким-то чудом попадают в холл, а оттуда добираются до лестницы на второй этаж. – Отпусти. Меня. Сейчас же. – Интонация становится раздражительной, злой, но Ацуши по-прежнему не реагирует, двигаясь вперед, видимо, и не думая искать кого-либо. Химуро останавливается, тормозит, выкручивает руку в попытке вырваться из стального захвата чужих пальцев, но безуспешно – Мурасакибара сильнее, и всё так же не говорит ни слова. - Ацуши! Отпусти! – Тацуя бьет свободной рукой гиганта в спину, не слишком больно, но вполне ощутимо. - Не отпущу, – Мурасакибара говорит это решительно и безапелляционно, но скорее как ребёнок, которого невозможно переубедить словами или доводами, чем как взрослый. В голосе центрового звучит и ещё что-то, что Тацуя до конца не уловил, отмахнувшись. Воспоминания цветными картинками всплывают из глубины сознания: и сама фраза, и тон, и Ацуши – всё это уже было, пусть и в другой ситуации и в другое время. Тогда Химуро поверил, позволив холодным ладоням скользнуть под футболку. Обо всём, что случилось после, думать сейчас не хотелось. А через два месяца Тацуя узнал, что Поколение Чудес вместе с Кагами улетает в Америку на неопределенно долгий срок. Узнал он это, кстати, от того же Кагами, за три дня до отъезда. Мурасакибару видеть не хотелось тогда в принципе, не хотелось слышать оправдания или объяснения – а, вернее, было страшно не услышать их вовсе: ему ведь, в сущности, ничего не обещали и ни в чем не клялись. Химуро извинился перед тренером, предусмотрительно выбрав момент, когда Ацуши не было, и, наврав о больной бабушке, три дня прожил в гостинице, отключив телефон и на улицу не выбираясь даже за едой, заказывая последнюю в отеле. Вернулся он уже в пустую комнату и обнаружил записку на столе да пару десятков непринятых вызовов, когда, наконец, решился включить телефон. Записку выкинул, не читая, номер сменил. По-детски так. Но иначе не смог. Воспоминания вызывают смешанные чувства – от щемящей тоски в где-то под ребрами, до неконтролируемой злости, при чем последняя с каждым шагом Мурасакибары становилась всё больше. - Ацуши! – Тацуя почти кричит, дергая рукой и уже со всей силы колотит центрового по спине. – Отпусти! Отпусти меня, придурок! Мурасакибара молчит и Химуро срывается. - Черт возьми, что ты делаешь?! Не трогай меня! Отпусти, исчезни, не хочу тебя видеть! Лучше бы не возвращался из своей гребаной Америки! И что тебе сейчас вообще от меня надо?! Если ты не забыл, нам нужно найти близнецов! Черт возьми, раз уж ты увязался со мной, то хоть делом займись! Хватит, Ацуши! – Реакции, как и раньше, не никакой. – Знаешь, если ты таким образом пытаешься извиниться, то вали нахрен! У меня к тебе только одна претензия: свали туда, откуда взялся! Для тебя ведь все, что тогда происходило, было просто развлечением! Так что тебе еще сейчас от меня надо?! Ацуши! Центровой молчит и продолжает идти вперед, пальцы сильнее сжимают запястье Тацуи, а последний отстраненно жалеет, что не может видеть лицо Мурасакибары. Отстраненно, потому что основная часть его мыслей занята другим. - Больно, Ацуши! - Химуро кажется, что никаких трёх лет не было в принципе, что всё это произошло только вчера. Весь мир сузился до него и Мурасакибары, а остальные люди вытеснены из него; он забывает и о близнецах, и о Куроко с Такао, и о Кагами, и об игре. Ацуши слишком близко – по сравнению с Америкой. И Тацуя, кстати, говорит не только о неприятных ощущениях и о возможных синяках: – Больно… Химуро хочет, чтобы его отпустили – прежние эмоции и прежние чувства. А вернее - хочет, чтобы их можно было назвать прежними, не соврав при этом. Мурасакибара останавливается, словно нашел то, что искал. Тацуя машинально окидывает взглядом комнату, в которой они оказались, и замечает, что в ней нет камер. Вспоминает, что Ацуши открывал уже несколько дверей, но во всех помещениях было установлено видеонаблюдение. - Ацуши… - Химуро думает, что все это ему сниться и на самом деле Мурасакибара не вернулся, а он, Тацуя, сейчас проснется. Но эти мысли быстро исчезают, сменяясь необъяснимым страхом: центровой стоит на месте, не оборачивается, и Химуро боится, что на лице гиганта такое же привычное, скучающе-ленивое выражение. - Муро-чин… - Тацуя слышит в голосе Мурасакибары вину. А через секунду Мурасакибара разворачивается, резко тянет вперед, и Химуро утыкается лицом в грудь Ацуши, попадая в кольцо чужих рук. Мурасакибара прижимает к себе так сильно, что становится трудно дышать, а все сколь-нибудь здравые мысли, которых и так было немного, улетучиваются, ровно как и вся злость. Раньше Химуро казалось, что злость эта не исчезнет никогда, что он сам Ацуши никогда не простит. В последнем он не уверен и сейчас, потому как снова поверить человеку, однажды уже причинившему боль, сложно. Но объятья Мурасакибары такие надежные, что выбора почти не остается. - Муро-чин, я не отпущу тебя, пока ты меня не простишь… - Я не прощу тебя так просто.. – Тацуя не знает, кому он это говорит: Ацуши или себе? - Муро-чин, я… Я хотел тебе сказать раньше, но боялся… А потом ты исчез.. Я не думал, что мы останемся там так надолго… Я звонил тебе.. - Хватит, Ацуши, - Химуро пытается придать своему голосу уверенности, но это удается с трудом. – Зачем тебе мое прощение? Все кончено, разве ты не наигрался? - Муро-чин, почему ты так говоришь? Разве я играл? – Мурасакибара непривычно серьезный, в голосе слышится грусть и вина, что совсем не похоже на центрового Поколения Чудес. - Если бы это не было для тебя просто забавой, ты бы не уехал… - нет, всё-таки у Химуро не получается говорить уверенно. Злости не осталось, вместо неё лишь горькая обида царапает душу. - Муро-чин… - Мурасакибара растягивает гласные, и Тацуя едва заметно вздрагивает в его объятьях. Вновь нахлынувшие воспоминания заставляют его краснеть, вгоняют в смятение, и парню хочется провалиться сквозь землю. – Ведь как бы я не оправдывался, ничто из этого нельзя считать достойной причиной? Но все же… Сейчас я больше всего на свете хочу, чтобы ты меня простил. Пожалуйста, Муро-чин… Тацуя молчит и не сопротивляется. Так сразу взять и простить нельзя. Три года прошло. Но отказать Химуро не может. Как бы он не хотел, его чувства к Ацуши никуда не делись. Как бы он не старался от них избавиться, какими бы путями не пытался забыть, как бы не уверял себя. Они есть. - Я.. подумаю… Какими-то задворками сознания Тацуя понимает, что вот так вот обещать «подумать» глупо. Но не говорить же Мурасакибаре, что он уже прощен? Так-с, хочу сразу сказать, что остальные не помирятся так быстро, как Ацуши и Химуро. Просто у этих двоих особая ситуация) И вообще, дико извиняюсь за ту часть, ужасную такую, с пейрингом МурМур... Т_Т