Идол

Автор сожалеет, что не выкладывал проду так долго, при том, что единственной причиной была лень. Также автор благодарит всех за отзывы, ибо только они и помогали ему с этой ленью бороться. Спасибо, что читаете это. Шатен злился. Его злость заполняла весь салон, просачивалась в багажник, обретала форму слов, ядовитых и резких. - Мне кажется, ты забываешься, Тецуя. Зеленый сигнал светофора и машина срывается с места – Кодзири не привык водить аккуратно. У Куроко на одну секунду что-то внутри предательски замирает, сворачивается тугим узлом. Мысль, что все может повториться, случиться снова, подарить еще несколько шрамов, уничтожить еще одно достижение, карьеру, жизнь, эта мысль появляется каждый раз, когда он садится в автомобиль. Иногда она мелькает вдалеке, на границе сознания, иногда дает о себе знать более ощутимым способом – как сейчас, например. Впрочем, она быстро отпускает. Тецуя умеет запирать воспоминания. - Ты забываешься, - а ты повторяешься, хочется съязвить фантому, но он удерживается. – Может, стоит тебе напомнить? «Я помню, Кодзири. Помню наш договор. Помню, что если ты захочешь, Hanabi исчезнет. Распадется. Помню, что ты можешь устроить скандал, навсегда выкинуть меня из шоубизнеса, лишить меня сцены, права голоса, отобрать у меня этот голос. Просто сегодня особенный день. Сегодня я больше всего на свете хотел остаться один, разобраться и понять. Прости, что решил попросить тебя об этом. В конце концов, я и не надеялся, что ты меня отпустишь». - Я помню, Кодзири, - теперь уже вслух. – Я помню, просто… - Что просто? У тебя послеконцертный экстаз? Или ты собирался встретиться со своим новым – ах, я должен был сказать старым – дружком? Поколение Чудес, да? Неужели они до сих пор что-то для тебя значат? Как странно.. Я не знаю всех подробностей той истории, но они же вроде как тебя предали? А может, у тебя были к кому-то из них чувства? Или отношения? Впрочем, последнее вряд ли. Во всяком случае, до секса у вас не дошло, я ведь абсолютно точно был у тебя первым. Он тянет слова, будто паутину – липкую, неотвязную, неопровержимую. Куроко нечего возразить. И не выбраться. - Так что, Тецуя? Кто же из них тебе нравился? Может, тот блондинчик с модельной внешностью? Или смуглолицый, по одной игре которого можно сказать, что он твоя полная противоположность? А? Ты нашел в нем то, чего тебе не хватало? Ты довольно тихий и замкнутый, когда не на публике? Хотя.. может, не он? Там был еще один, тот самый, который нас застукал тогда, на матче? После этого ты был сам не свой. Ну же, Тецуя? Я угадал? Скажи, ты был влюблен в того разноглазого капитанчика? - Замолчи. Заткнись. Кодзири удовлетворенно ухмыляется. - Ты не можешь говорить мне «заткнись», Тецуя. Ты не можешь говорить мне «хватит» или «остановись». Видимо, тебе все-таки пора об этом напомнить. Напомнить? Напомнить?! Куроко слишком хорошо знает, как именно продюсер предпочитает напоминать. - В конце концов, ты не был со мной уже две недели. Чертовы гастроли… Но ничего, ночь длинная. Думаю, сегодня мы прекрасно развлечемся. «Выключиться. Нужно просто выключиться». Он всегда так поступал. «Это необходимо. Это единственный приемлемый вариант». Повторял сотни раз, начиная верить, смирялся. Равнодушие стало привычным, правильным, спасительным. Если бы не оно, Куроко не выдержал. Только вот оно по крупице просачивалось в настоящую жизнь. Лекарство превращалось в яд. Он разучился радоваться многим вещам, разучился удивляться. Зато преуспел в искусстве лицемерия – не со всеми, правда. Легче лгал, легче натягивал улыбку. Ощущения притупились, чувства тоже – в том числе и гордость, и достоинство, и самоуважение. Если бы еще год назад ему сказали, что он опустится до того, чтобы спать с человеком, которого презирает, он бы послал говорившего куда подальше, наплевав на вежливость. Если бы еще год назад… Поворот, пару метров, и Кодзири тормозит. Он не выталкивает Куроко из машины, даже не оборачивается. Зачем? Он и так видел, как подействовали его слова, и так знает, что Тецуя никуда не денется, не будет сопротивляться. А когда они зайдут в квартиру – не попытается прекратить, остановить шатена, чтобы тот не делал. Это необходимо. Это – единственный приемлемый вариант. Щелчок замка и они отрезаны от внешнего мира. Кодзири, видимо, не собирается и добраться до кровати. Лишь дожидается, пока Куроко разуется, и тут же прижимает его – прямо к входной двери. Тецуя закрывает глаза, пытаясь отрешиться от ощущения блуждающих по его телу рук. Действительно, таких, как он, можно отыметь и здесь, в прихожей. С такими не церемонятся. Со шлюхами – пусть и звездными – нет. *** Кодзири уходит в душ первым, оставляя Куроко на полу у входной двери, с тупой ноющей болью пониже поясницы и уже привычным отвращением, которое фантом и не пытается подавить. Лишь смотрит перед собой пустым взглядом. И вспоминает против воли. Это немного странно – видеть себя со стороны, живого, почти счастливого, опьяненного музыкой. Всего ведь около двух часов прошло. Даже меньше, наверное. Он не хотел, чтобы сегодняшний день кончился так. Чтобы вся эта удивительная неделя так кончилась. Концерт в Америке, Поколение Чудес, игра, разговор с Акаши, матч, снова концерт. События приносили и радость, и боль, множество сомнений. Он ни разу и не подумал о Кодзири, он забыл о нем, об этой стороне своей жизни, ненавистной стороне. Будто и не было ничего. Будто он свободен. Будто в его мире меняется еще что-то, кроме масштабов концерта, публики и разговоров с группой. Будто он может жить по-настоящему за пределами сцены и дорожить кем-то, кроме участников Hanabi. Будто он не запачкан, будто может смотреть в глаза Акаши с обвинением. Акаши.. Куроко старается не цепляться за это имя, потому что даже думать о Сейджуро здесь, в этой квартире, в этом положении, кажется чем-то глубоко не правильным. Бывший капитан так и останется бывшим, воспоминанием, он никогда не вернется в его жизнь – Куроко был почти уверен в этом до сегодняшнего дня, до своего спонтанного решения спеть именно ту песню, спеть, зная, что они услышат. Уверенность пошатнулась (она шаталась с самого начала, думает Тецуя), но… Нет. Он не будет думать об этом сейчас. При мысли, что о нем и Кодзири, может кто-то узнать – кто-то из этих людей – становится дурно. - Иди в душ. Быстрее. Я собираюсь продолжить, - шатен бросает это на ходу, не оборачиваясь, проходит к минибару, наливая себе выпить. Куроко вздрагивает: он и не заметил, как стих звук воды и открылась дверь в ванную. Встать выходит с трудом. Душ не помогает. Волосы намокли и теперь неприятно холодят шею. Фантом натягивает перепачканные джинсы и футболку – мысль о том, чтобы надеть один из халатов Кодзири, которые тот специально оставляет для него, омерзительна. Это будет выглядеть так, словно они любовники, словно Куроко нравится происходящее между ними, словно он этого желает. Нет. Лучше остаться в своей одежде. Это все равно ненадолго. Тецуя выскальзывает из ванной и тут же чувствует на себе внимательный взгляд. Не со стороны бара, наоборот – Кодзири стоит у входной двери и его улыбка не предвещает ничего хорошего. - Ты вовремя, Тецуя, удивительно вовремя, - от этого тона у Куроко внутри струной натягиваются предчувствия и страх. – К тебе кое-кто пришел. Интересно, правда, как он узнал, что ты здесь… Твой старый друг. Мне его впустить? В конце-то концов, мой дорогой Тецуя, разве я могу запретить тебе общаться с друзьями? Только постарайся выпроводить его поскорее. Мы ведь еще не закончили. Или, может, он собирается к нам присоединиться? Было бы довольно занимательно. Куроко смотрит на экран видеодомофона удивленно и потеряно. В голове вихрем проносятся тысячи вопросов. Что он здесь делает? Откуда узнал адрес? Зачем приехал? Но удивление исчезает за несколько секунд, сменяясь ужасом и болью. Эти чувства кажутся вдвойне сильнее в контрасте с тем безразличным состоянием, которое он сохранял, будучи наедине с Кодзири. Неважно, как Акаши Сейджуро оказался у дверей этой квартиры. Важно то, что он увидит Куроко. Увидит и поймет, догадается о произошедшем. Знакомое ощущение. Оно возникло во время матча, когда Акаши наткнулся на них целующихся. Желание объяснить, оправдаться, рассказать. Ненависть к себе и острый удар по уже давно забытым принципам, по гордости. Тецуя больше всего на свете не хотел, чтобы именно Сейджуро думал о нем, как о подстилке, думал, будто фантом испытывает к своему продюсеру что-то кроме ненависти и презрения. Тецуя знал, что иначе в такой ситуации подумать и нельзя. Впрочем, сейчас от него ничего не зависит. Кодзири не интересовался его мнением, просто издеваясь. Он все решил сам. *** У Акаши не было плана. Что-то отдаленно похожее, основа, конечно, имелась, но она полетела ко всем чертям ровно в тот момент, когда ему открыли дверь – больше всего он, кстати, боялся, что не сможет даже попасть в квартиру. Первым, что выхватило его зрение, был Куроко – он стоял на середине коридора, с мокрых волос капала вода, а во взгляде мешались недоверие и страх, почти ужас. Рассмотреть внимательнее Сейджуро не успел – его отвлек голос, раздавшийся совсем близко. На редкость противный голос. - Вы пришли к Тецуе? Боюсь, вы немного поздно. Мы заняты, - не услышать намек в последнем слове мог разве что глухой. Куроко побледнел и непроизвольно сделал шаг назад, опуская взгляд в пол. – Впрочем, это слишком невежливо, вот так вас выставлять, да? Но и прерваться мы не можем. Какая жалость. Кодзири забавлялся. Он перевел взгляд на Тецую, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Сейджуро мог бы подумать, что его здесь ждали, что это заранее продумали. Продюсер Hanabi воспринимал его только как инструмент, используемый, чтобы еще больше надавить на фантома. Он был абсолютно уверен в своей власти, настолько, что и не думал о том, почему и как Акаши оказался здесь. Не подозревал. Зря. - Хотя.. возможно, мы найдем компромисс. Вы вполне можете к нам присоединиться. Ты же не против, Тецуя? Конечно, нет, о чем это я. Тебя вполне хватит и на двоих, - теперь он смотрел только на Куроко, который едва заметно пошатнулся от этих слов. Глаза фантома скрылись за челкой, руки сжались в кулаки и едва заметно дрожали. Кодзири довольно ухмыльнулся. Он не думал, что Акаши согласится, хотя такой вариант бы его тоже устроил. Это была просто еще одна, незапланированная, часть наказания – за робкую просьбу отпустить. Очень зря. Первый удар – в нос. «Кажется, сломал». Второй – в живот. Кодзири сгибается пополам, судорожно хватает воздух ртом. «Этого недостаточно». После третьего удара шатен падает на колени. Акаши присаживается на корточки рядом с ним, поднимает за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Нос он совершенно точно сломал. - Слушай меня внимательно. Если я еще хоть раз увижу тебя рядом с Тецуей, я тебя убью, - Сейджуро даже немного удивлен тем, как звучит его голос. – Мне плевать, кто ты, мне плевать, что последует за этим. Я убью тебя и все. Даже если ты перед этим устроишь грандиозный скандал, уничтожишь группу. Потом ты умрешь. Подумай над этим. Акаши знает, что это не подействует так, как он бы хотел. Но хотя бы на ближайшие несколько месяцев о Кодзири можно будет забыть. После он вернется и наверняка доставит немало проблем, но.. Лучшего плана у Сейджуро пока нет. Равно как и времени, чтобы окончательно вбить свои слова в этого человека. Будь они здесь одни... Но самое важное - Куроко. - Ах да, - он наклоняется к самому уху шатена. – Запомни вот еще что. Называть его Тецуей имею право только я. Он отпускает руку, и голова Кодзири тут же снова безвольно повисает. Тот, видимо, с трудом держится, пытаясь не свалиться окончательно. Впрочем, Акаши этот человек уже не волнует. - Тецуя. Теперь Куроко дрожит весь. Его взгляд не отрывается от Кодзири, но Акаши, к своему облегчению, не видит в нем ни жалости, ни сострадания, одно лишь мрачное удовлетворение. И страх. Но это относится явно не к продюсеру. «Но не меня же ты боишься, Тецуя?». Акаши берет фантома за руку и выводит из квартиры. *** Куроко не хочет думать, что он делает в квартире бывшего капитана, в его одежде, в его кровати и с его чашкой в руках. Сейчас вполне достаточно того, что чай не слишком горячий, но и не холодный, а шерстяной плед не колется. И никто не задает вопросов. Сейджуро в душе – Тецуя слышит, как шумит вода. Он не знает, что сказать, когда тот закончит. Лучшим выходом, наверное, будет молчание. Впрочем, у него есть небольшая просьба. Если он не решится её озвучить, то его ждет долгая бессонная ночь. Куроко даже представлять это не хочется. Акаши сам заходит в комнату. Футболка, спортивные штаны, тапочки (они несколько удивляют, и фантом едва удерживается от улыбки). - Тебе что-нибудь нужно, Тецуя? Куроко теряется. Как он может к нему обращаться? - Акаши… кун, - слишком непривычно называть его иначе. – У тебя есть снотворное? Да, он не может засыпать без этого. Разучился. Акаши его просьба удивляет, но он ни о чем не спрашивает. - Я поищу, - он идет на кухню, где хранятся все лекарства. По пути набирает Дайки. - Акаши? Где тебя черти носят? – голос не раздраженный, не смотря на слова. Куроко напрягается – Сейджуро видно его через коридор. «Он не желает, чтобы об этом кто-то знал». - Не суть. Сегодня я останусь ночевать у себя. Вы все уже дома? У Кагами? - Да. Акаши не сомневался, что они сказали друг другу ни больше пары слов за вечер. Концерт. Песня Тецуи. Странно – ему, Сейджуро, кажется, будто прошло около трех дней, на самом же деле – несколько часов. - Отлично. Постарайтесь ничего не сломать, - сегодня уж точно никто ничего не сломает, в этом Акаши тоже не сомневается. Просто стандартная фраза. Постарайтесь не поубивать друг друга. Постарайтесь не разнести дом. Постарайтесь не испортить игру. Он привык это повторять. - Конечно. У тебя там ничего не случилось? - Нет. Все в порядке. Завтра вернусь. Наверное. Пока, Дайки. Сейджуро не дожидается ответного прощания. Он не находит снотворное. Ему-то оно никогда не требовалось. Да и в этой квартире он не был уж очень давно. - Тецуя. Снотворного нет. Когда ты в последний раз засыпал без него? - Я.. не помню. А вот это плохо. - В таком случае, я буду сидеть здесь, пока ты не заснешь. Акаши выключает свет и садится прямо на пол – пушистый ковер мало чем хуже кресла. Куроко не понимает, как присутствие Сейджуро может помочь ему заснуть (сам баскетболист, кстати, тоже), но не возражает, только поворачивается на бок и закрывает глаза. Чужое дыхание негромкое, спокойное, но ясно слышимое среди наступившей тишины. Ощущение полузабытое, но явное – ощущение, что он не один со всеми своими мыслями и сомнениями. Перед тем, как провалиться в сон, Тецуя думает, что ему не следует быть таким беспечным и сваливать свои проблемы на других. Тем более, на Акаши. Думает, что мало что изменилось в их отношениях, что он так и не определился в своем намерении окончательно отрезать себя от Поколения Чудес. О сегодняшних событиях он не вспоминает и засыпает уверенный, что не проснется среди ночи после очередной аварии в очередном кошмаре. А Сейджуро жалеет. Если бы он не уехал. Если бы они все не уехали три года назад, не подписали бы чертов контракт… Куроко никогда бы не пришлось засыпать со снотворным.