Ты не останешься один

Музыка: Roguemaster – Vonny's Theme Cover v.2 ____________________________________________________________________       Порывистый ветер, подгонявший мчащиеся по небу угрюмые облака, срывал с деревьев последние листья, жутковато завывая в подворотнях. Осень была на исходе, и холодное дыхание зимы уже чувствовалось в стылом воздухе. Лондон, недовольно нахохлившись, покорно принимал эту знакомую, но от этого не менее промозглую погоду. Люди спешили по своим делам, подняв воротники и закутавшись в теплые шарфы. А когда нависшее серое небо разражалось ледяным дождем, темная толпа расцветала разноцветными зонтами.       Он сидел, сжавшись в комок, у входа в метрополитен. Здесь было немного теплее, ветер не пронизывал до самых костей, а дождь не промачивал насквозь потертую одежду. Мимо единым непрекращающимся потоком двигалась серая, безликая толпа, не обращая на него ни малейшего внимания. Он не помнил, когда последний раз нормально ел, и тянущее чувство в желудке не давало уснуть, забыться. Мир сузился до пелены перед глазами от голода и слабости.       Но какое кому дело до бездомных бродяг? Особенно, стражам порядка. Бомжи не должны сидеть в метро и смущать своим видом добропорядочных людей. На призыв-приказ покинуть здание он тяжело поднялся и молча вышел на улицу. В безжалостный холод не только погоды, но и людей, где не спасает тонкая потрепанная куртка и старый шарф, в который он пытался закутаться по уши. Впрочем, какой смысл... Идти куда-то нет сил. Да и некуда. Он опустился прямо на мраморные ступеньки какого-то бутика и замер, прислонившись к леденящей спину каменной стене. Жестокие порывы вымораживали последние крохи тепла из измученного тела. В голове билась одна-единственная мысль: пусть все это закончится. Скорее всего, так и будет. Холод и голод сделают свое дело, и утром, когда полиция снова захочет пытаться его куда-то выгнать, ему будет уже все равно. Он будет там, где нет богатых и бедных, а судьба не может вознести тебя до самых вершин, а потом сбросить вниз, уничтожив. И все закончится, все закончится...       Но тело отвергало доводы разума. Оно хотело жить. И из последних сил цеплялось за ускользающую реальность. Немея, потом вдруг обжигаясь холодом, наполняясь дрожью, оно настойчиво заставляло искать тепло.

***

      Моника Вуд недовольно поежилась, сидя на заднем сиденье автомобиля, мчащего ее с напарниками в центр города. В такую погоду сидеть бы дома, а не разъезжать по объектам. Но кто будет ее спрашивать? Работа есть работа.       Сегодня нужно было осмотреть здание на окраине Сити. Фирма, в которой работала Моника, занималась перепланировкой, проектировкой и связанными с этим расчетами. Маленькое бюро, основанное после Второй Мировой войны предприимчивым американцем, со временем разрослось до успешной компании, имеющей офисы по всей Великобритании. К ее услугам прибегала самая разношерстная публика. Предпринимателям, обустраивающим свои маленькие конторы, молодым семьям, купившим новую квартиру, владельцам торговых центров, создающихся для целого комплекса бутиков, крупным холдингам, приобретающим целые здания для нового отделения - всем было гораздо проще и удобнее пригласить знающих людей, способных вычислить и рассчитать наиболее удобное, безопасное и выгодное расположение комнат, секций и, нередко, даже самих стен.       Мощное коммерческое объединение недавно купило порядочных размеров здание целиком для собственных нужд. Этот контракт сулил большую прибыль, начинать работу нужно было срочно, и Моника, предварительно поворчав, все же поехала вечером пятницы на первый осмотр помещений. Конечно, вечер пятницы создан совсем не для таких занятий, но что нравилось ей в своей работе, так это то, что необязательно было целый день торчать в офисе. Отработаешь сегодня вечером - подольше поваляешься утром понедельника.       И вот наконец они подъехали к высокому дому современного типа. Безлюдный, бетонно-серый, с огромными застекленными окнами, он выглядел ужасно неуютно, и входить в него совершенно не хотелось. Моника знала, что пройдет не больше месяца, и здание будет производить совершенно иное впечатление: запыленные окна вымоют, они будут играть бликами, отражая редко выглядывающее солнце, компания вывесит огромными золотыми буквами свое название, а у крыльца будут сновать многочисленные клерки, спешащие на работу. Она попыталась перенести нарисованную воображением картину на унылую реальность. Не вышло. И она со вздохом открыла массивную дверь, вступая в пустынный холл.       Переключатель озарил желтым светом неутешительную картину с недовольным щелчком, будто возмущаясь, что им давно не пользовались. Прежние владельцы, выезжая, мало заботились о будущем своих бывших офисов. Насколько Моника помнила, в этом здании ранее размещалось около десятка мелких фирм. По полу были разбросаны листы с давно забытыми отчетами, редкие ведра для мусора из металлической сетки валялись в пыльных углах, одинокий старый стол сиротливо примостился у окна. На мгновенье ей стало жаль все эти вещи, брошенные на произвол судьбы, никому не нужные, когда-то служившие верой и правдой.       Впрочем, это не ее дело. Странно, конечно, что чопорные и педантичные англичане могут наводить такой хаос, да и вообще не убирать за собой, но наводить порядок здесь будет не она, а нынешние хозяева. Тряхнув головой, она вытащила из сумки план здания. - Так, ребята, здесь отмечено, что есть пожелания изменить положение одной из стен на верхнем этаже в левом крыле, эта стена не несущая, нужно посмотреть... - она начала рассуждать, не заметив, что находится в помещении одна. - Моника, опять! - в голосе одного из немного отставших напарников сквозило раздражение и еще какое-то странное выражение. Девушка, недовольно прищелкнув языком, развернулась и двинулась в комнату, откуда доносились голоса. Джереми был самым вспыльчивым в их трио. Она догадывалась о причинах его возмущения, и в своей работе, которую, в общем-то, действительно любила, ненавидела именно эти моменты, которых, к сожалению, бывало немало.       Если крупные здания пустовали хотя бы месяц, в них обязательно поселялись бомжи. Это здание было бесхозным около полутора месяцев, на дворе стояла суровая осень, подходившая к концу, и в том, что и здесь появился временный обитатель, не было ничего особенного.       Моника знала, Джереми злится не потому, что его бесят бездомные. Наоборот. Смотреть на чужую сломанную жизнь, медленно, но верно угасающую - та еще пытка. А все трое в ее команде, включая неизменно спокойного Роберта, не были равнодушны к чужим страданиям. Наверное, именно поэтому они уже на протяжении нескольких лет были связаны не только работой, но и крепкой дружбой. Вообще, они должны были выгонять бедолаг из порученных зданий. Но, зачастую, они просто говорили им, когда придут рабочие, чтобы те успели уйти. А если кто-то обнаруживал несчастных раньше, то Моника, Джереми и Роберт с непоколебимо честным и уверенным видом отвечали, что, когда они осматривали комнаты, там никого не было.       Вот и сейчас, подавив тяжелый вздох, она вошла в соседнюю комнату. И все заранее заготовленные слова застряли у нее в горле. В углу, жалко съежившись, подтянув ноги к груди и спрятав руки в рукавах, сидел мужчина. Слишком молодой для бездомного. На вид не больше сорока. Спутанные рыжие кудри едва ли не до плеч, отросшая, явно когда-то плохо выбритая щетина. И огромные серые, почему-то показавшиеся ей совсем детскими, глаза, выглядевшие в искусственном освещении почти голубыми. Глаза, широко распахнутые и с тоской и смертельной усталостью смотревшие на нежданных гостей.       В сердце дрогнула какая-то струна, отозвавшись болезненным звоном. Что-то знакомое почудилось ей в тонких губах, в морщинках у глаз, указывавших на то, что этот человек когда-то много улыбался, в четко очерченных скулах. Словно где-то в глубине памяти детство приветственно взмахнуло рукой. Что-то говорило ей, что это не просто очередной бомж, которых она, увы, нередко встречала в этом огромном городе. - Извините, я сейчас уйду... - от звука его голоса, охрипшего и сочившегося безнадежностью, она буквально приросла к месту. Мысли о том, что бомжи на ее памяти никогда не вели себя так в подобных ситуациях, заглушал настойчивый внутренний голос, твердивший: "Вспомни, вспомни, вспомни, ты слышала этот голос, ты знаешь его, знаешь..."       Он зябко вздрогнул, с трудом поднимаясь на ноги, и перед тем, как неверными шагами двинуться к двери, бросил на нее печальный взгляд через плечо. - Боже мой... - она выдохнула это в повисшей тишине, когда внезапное узнавание резануло по сердцу ножом.       В памяти промелькнули яркие картинки счастливой юности. Постеры на стене, тысячи фотографий и видео в переписках с подругами, заранее покупавшиеся билеты в кино, глупые и такие радужные мечты. Том Хиддлстон. Конечно. Даже через столько лет она не спутала бы его ни с кем. Могла не узнать - да, но не спутать. С возрастом пришли другие заботы и проблемы, безусловное обожание кумиров осталось в наивном прошлом. Она считала его идеальным мужчиной. Но нужно было строить свою собственную жизнь, а в ней не бывает этих идеальных. Мужчины мечты остаются там, на плоских экранах. И еще в сердце.       Вот и узнала она его не разумом, который давно уже все-таки приобрел прагматичность, присущую истинным англичанам. Узнала сердцем. И если бы не видела каждый день, как ломаются судьбы в высоких застекленных зданиях Сити, ни за что бы не поверила, что он может сейчас находиться здесь, перед ней, бездомный и никому не нужный.       От ее слов он затравленно оглянулся, и вдруг, видимо, поняв, что она его узнала, бросился бежать. Она пронеслась вслед за ним мимо остолбеневших парней, благодаря Бога, что выбрала сегодня платформы, а не каблуки, как обычно. - Подождите, мистер Хиддлстон, пожалуйста, подождите!       В тот момент, когда она вспомнила Тома Хиддлстона, она отчетливо осознала одну вещь: она его не бросит. Не может. Не имеет на это права. Он не должен находится здесь и в таком состоянии. Он не заслужил этого. В любом, абсолютно любом случае.       Он был слишком измучен, чтобы убежать далеко или хотя бы быстро. Он споткнулся буквально на пороге этой же комнаты. И упал, неловко выставив руки, чтобы смягчить приземление. - Не надо меня такого снимать, не надо никому показывать, с меня и так довольно, прошу Вас... - вскинув руку в защитном жесте, он смотрел на нее снизу вверх с такой мольбой, что она сглотнула ком, вдруг вставший в горле. - Нет, нет, что Вы, - она чувствовала, как ее голос дрожит, когда взяла его за локоть, помогая подняться. - Я просто хочу помочь, клянусь. Боже, что с... - и ошеломленно умолкла, не в силах отвести взгляд от рук, всегда олицетворявших для нее идеальные мужские кисти. На каждой руке из пяти когда-то изящных пальцев сейчас целыми были от силы два. Остальные были безжалостно вывернуты, отливающие фиолетовым и припухшие.       Проследив ее взгляд, он тут же попытался спрятать поврежденные пальцы, чуть подрагивающие то ли от холода, то ли от боли, и ей внезапно стало стыдно. - Ничего, ничего... Вам в больницу нужно, - она мягко потянула его к двери, но мужчина уперся с неожиданной силой. - Нет, там меня узнают, - он отчаянно замотал головой, дернувшись в сторону. - Узнают и... - Даже я Вас не сразу узнала, поверьте, - она успокаивающе сжала его предплечье, за которое придерживала, стараясь в то же время успокоить свое безумно колотящееся сердце. - Вам нужна медицинская помощь, пойдемте, пожалуйста. Я Вас очень прошу. - Хорошо... - он вдруг перестал сопротивляться и опустил голову. - Извините. - Ребята, - она повернулась к друзьям, безмолвно наблюдавшим за душераздирающей сценой. - Осмотрите здесь все без меня, буду должна, мне нужно уехать. - Ну нет, не прокатит, - первым обрел дар речи Джереми. - Поехали в больницу, я вас отвезу, машина у нас на троих, нечего тут в независимость играть. Потом мы с Робом вернемся и все зафиксируем, здание не настолько огромно, чтобы мы за пару часов не справились. - Но ведь уже ночь почти, Джер, я... - Моника Вуд, я знаю тебя пять лет, и ты никогда не сорвешься со своей любимой работы без веской на то причины. Я сказал, мы потом доделаем, значит потом доделаем, - тот внезапно настоял на этом со всей твердостью. - Я... Ну ладно. Господи, Джер, я тебя обожаю, - она робко повернулась ко второму коллеге. - А ты, Роб, не молчи, пожалуйста, мне от этого страшно. - Он прав, Мона. Еще не хватало тебе такси пользоваться, когда у нас машина есть, - Роберт кивнул, сдвинув брови. - Я люблю вас, парни, правда. Спасибо! Как же здорово, что вы у меня есть... - затараторила та, уже стремительно перемещаясь к выходу. - Смотри, не слишком-то хвали нас - вдруг зазнаемся. И учти, мы потребуем объяснений в любом случае, - Джереми постарался изобразить суровый вид, но все равно улыбнулся в ответ на ее благодарный взгляд.       В машине, почти бегом преодолев отделявшее ее от здания расстояние, Моника, передернув плечами от холода, села на заднее сиденье, как и всегда. Спасенный, как его уже прозвали между собой парни, мужчина робко забрался следом. Поморщившись, он осторожно уложил изувеченные ладони на колени. - Сколько нам до больницы? - она с тревогой взглянула на его изнуренное лицо, чья бледность ярко контрастировала с отливающими рыжиной волосами. - Не переживай, дорогая, не больше полутора часов. Иначе мы не успеем накормить нашего нового друга до того, как он откинется. - ДЖЕР! - Ну шучу же я, минут за пятнадцать-двадцать доедем, тут недалеко, - насупился парень, останавливаясь перед светофором. - Мистер Хиддлстон... - Моника снова повернулась к мужчине, но он неожиданно прервал ее, глядя прямо в глаза со странной смесью неверия и надежды. - Простите, что перебиваю, но... Вы мне жизнь спасаете. Какой я Вам мистер... Называйте меня просто Томом, - срывающийся шепот буквально разодрал ей сердце на куски, и она забыла, что, собственно, хотела сказать. Только молча кивнула, откидываясь на удобное сиденье.       Замелькали, стремительно проносясь мимо, огни вечернего Лондона. Ей ужасно хотелось рассмотреть своего неожиданного спутника получше, но она боялась смутить его пристальным взглядом. Было видно, что излишнее внимание и так доставляет ему заметный дискомфорт. Она все-таки надеялась, что у нее будет достаточно времени, чтобы его изучить. И когда тот, буквально спустя пару минут, не в силах бороться с давящей усталостью, задремал, согревшись в долгожданном тепле, а светлая голова безвольно и так беззащитно откинулась на спинку сиденья, она, зная, что он ее не услышит, все же тихо прошептала, очерчивая взглядом до боли знакомый профиль: - Все будет хорошо, я обещаю... Том.