Бабаёг на полставки

****** - Потап! ПОТАААП!!! Фу ты, ну и голос у лешего. Я раздраженно распахнул окно и выглянул во двор. - Федот, ну что ты орешь, как потерпевший? Что случилось-то? Ты меня от эксперимента отвлекаешь. - Не до экспериментов сейчас, Потапушка! Иван-Царевич с Волком сюда уже через полчаса заявятся! А мы не готовы! – Массивная фигура лешего выражала отчаяние. - И зачем нам готовиться? – Мой возмутительный пофигизм по поводу скорой встречи с царственной особой заставил лешего подскочить. - Как же зачем, Потапушка?! Дык, к нам ведь Иванов-Царевичей, почитай уж полста лет, как не захаживало! Встретить надоть, как полагается! Я вздохнул. Судя по энтузиазму, полыхающему в голубых глазках лешего, продолжить эксперимент мне сегодня не светит. Жаль, а я, было, только-только начал разбираться в свойствах настойки на жабьей печени, вываренной на огне Змея-Горыныча… Мда… Мрачно зыркнув на сияющего, как солнышко, Федота, я захлопнул окно и потащился на кухню. Гостей ведь еще и кормить придется. Ровно через полчаса мы были полностью готовы. Справа от крыльца стоял торжественный караул из двух десятков самых наглых и откормленных мышей, оглашающих окрестности громким приветственным писком, слева топтались кикиморы, нежно прижимая к впалым грудям пышный каравай на белом льняном рушнике. Мавки и шишиги восторженно размахивали букетами полыни, а полевой Васенька со счастливой улыбкой носился по двору, разбрасывая вокруг цветочные лепестки и поминутно сбивая с ног Горынычей. Калитка скрипнула. Мы с лешим разом развернулись к появившейся на тропинке колоритной парочке. - Федот, ты ж говорил – Иван-Царевич? – Я с изумлением смотрел на хрупкую девушку, неловко сидящую на спине здоровенного матерого волчары с шерстью цвета черненого серебра. У девушки были нежные персиковые щечки с трогательным румянцем упитанного и здорового ребенка, розовые губки и выразительные синие глаза, недоверчиво разглядывающие нашу компанию из-под шапки вьющихся золотистых кудряшек. - Дык… - привычно затупил леший, - оно ж, так и сказали – Иван-Царевич. А мож и вправду он? Вон, ты тоже с первогляду литая девка! Я возмущенно фыркнул и, гордо отвернувшись от наглого лешего, проследовал по дорожке навстречу гостям. - Что же, гости дорогие, добро вам пожаловать в берлогу страшной и ужасной колдуньи и главы местного лесного совета, Бабы Яги со стажем! Ну, в мои хоромы, то есть? – я махнул рукой в сторону дома. – Сейчас я вас накормлю, напою, в баньке попарю, а уж потом, чистых и упитанных, есть буду! - Хм… - Серый Волк внимательно оглядев меня с фасада, задумчиво почесал лапой нос и обошел меня вокруг. Судя по всему, вид сзади его тоже не впечатлил, потому что, аккуратно ссадив на землю белокурое чудо, он склонил голову набок и удивленно спросил: - А вы, собственно, кто, уважаемая? Я скривился. Снова-здорово! - Во первых, я не уважаемая, а уважаемый. Мужчина я. Баба Яга местная. Ну, или, Бабаёг. - Бабаёб? Такой мелкий? Непохож! – отрезал Волк, окидывая меня пренебрежительным взглядом. Я понял, что готов убивать. - Баба-ЁГ! – как можно четче выговорил я, стараясь не переходить на ненормативную лексику. – Исполняю обязанности Бабы Яги. Временно. - Аааа, а я-то уже удивился! – морда Волка просветлела. – Вот и хорошо! А то поздно уже, Ванечка устал, ему ужинать пора и спать. - Ванечка? Так это, и правда, Иван-Царевич? – моему изумлению не было предела. - Угу. – Кивнул Волк. – Царя Протрындея сынок, младшенький. Я восторженно уставился на мальчишку. Ну надо же, есть, оказывается, парни, которым еще больше в жизни не повезло! А я-то расстраивался, что сильно на девчонку похож. Да ерунда это, вот по сравнению с Ванечкой я же просто Железный Арни какой-то! Приятно! - Ну ладно, хватит на дворе балаболить. – Я гостеприимно распахнул перед гостями дверь. - Пойдемте в дом, чай пить. - С баранками? – пискнул Ванечка, стеснительно спрятавшись за могучую тушку Волка. - С баранками, ага! Они у Потапа знаешь, какие вкусные! – Леший, счастливый удачно прошедшей встречей, потрепал мальчишку по льняным кудряшкам. Я, отпустив торжественный караул и остальное лесное население по домам, направился на кухню. Гости действительно проголодались. После того, как Ванечка был накормлен, отмыт и укутан в одеяло, мы чинно сидели за кухонным столом, задумчиво попивая остывающий чай. - Слышь, Потапушка, а что с мальцом делать будем? - Конечно, леший не мог не задать этот неудобный вопрос. Я вздохнул: - Если честно, не знаю, Федот. Сам понимаешь, куда ему к Василисе. Леший понимающе покачал головой и тоже завздыхал. - Эй, серый, а лет-то царевичу сколько? – У меня еще была надежда, что Ванечка несовершеннолетний, и я могу на законных основаниях отправить его обратно в объятия любящего папаши. - Девятнадцатый пошел, – грустно ответил Волк, явно понимая ход моих мыслей. – Его ж из царства выставили, едва мальчишке восемнадцать стукнуло. Ванечку матушка воспитывала, добрейшей души была царица, да померла с год назад. Царь себе другую зазнобу нашел, а старшим братьям конкурент вообще не надобен. Вот и отправили Ванечку в поход на Кащея Бессмертного, чтобы либо царство себе добыл, либо сам сгинул. А мне его жалко. – В золотых звериных глазах блеснули слезы. Я нахмурился и расстроился окончательно. Получалось, что отвязаться от Царевича мне не светит никаким боком, и хочешь - не хочешь, а придется его как-то устраивать. - А что, ваш Кощей такой страшный? – Серый Волк вытер лапой глаза и с надеждой посмотрел на нас с лешим. – Может, его все же как-нибудь победить можно? Ну, там, игла-яйцо-утка? Леший хмыкнул: - Вот бедолага, не понимает ничего! Не Кащей страшен. - А что же тогда? - Хватит! – Я решительно встал и скомандовал: - Сейчас идем спать, а завтра – к Кащею. Сам все увидишь. - Я Ванечку одного не оставлю! – заупрямился Волк. - Да не переживай, мы Горыныча попросим за ним посмотреть. Горыныч – мужик надежный, все трое. Волк тоскливо вздохнул и, кивнув, потрусил в горницу. Я попрощался с Федотом, условившись встретиться с ним завтра с утра, и тоже отправился на боковую. Сна не было ни в одном глазу. ***** Разбудили меня удивительно приятные ощущения. Чей-то горячий, влажный язык широкими мазками вылизывал мою шею, временами спускаясь на ключицы. Мое еще не вполне проснувшееся тело муркнуло и выгнулось, подставляясь. Неведомый кто-то жарко выдохнул и возбужденно засопел мне в ухо. Я лениво приоткрыл глаза. - АААААА!!! Ты что ж это делаешь, извращенец лохматый! Это кто ж тебе разрешил живых людей облизывать, жертва скорняжной промышленности! Да я ж тебе сейчас хвост оторву, шкура плешивая! - И вовсе даже не плешивая! – обидчиво отозвался Волк, быстро прячась под кровать сладко похрапывающего Ванечки. – И не ори, ребенка разбудишь! Я испуганно замолк. И правда, что это я раскричался-то? Подумаешь, облизали, спросонья чего только не бывает. А то, что мне понравилось… Так Волку это знать необязательно! Я встал с брошенного на пол возле печи матрасика и отправился умываться. Надо еще Горыныча позвать, пусть Царевича развлекает. Наконец Царевич был разбужен, умыт, одет, накормлен и сдан на руки Горынычу, который клятвенно обещал присмотреть и позаботиться. Прихватив с собой подоспевшего к завтраку лешего, мы отправились навестить Кощея. ***** Ехать на Волке было удобно. Широкая крепкая спина, могучие мышцы, приятно перекатывающиеся прямо под моей зад… ээээ… в смысле – под волчьей шкурой, и плавный размеренный ход. Век бы катался! Мда, и язык у него тоже, весьма недурен… Леший нервничал. Он брел рядом с нами, сердито загребая дорожную пыль парадными лаптями, и, не переставая, монотонно бубнил себе под нос что-то вроде мантры: - Папе сделали ботинки, Не ботинки, а картинки! Ходит папа по избе, Бьет мамашу ПА пииизззссделали ботинки, Не ботинки, а картинки! Ходит папа по избе, Бьет мамашу ПА пииизззссделали ботинки … - Может, уже хватит? – не выдержал Волк на сотом повторе. - Бесполезно, – хмыкнул я. – Федот, когда сильно переживает, всегда так делает. Его это успокаивает. - Зато я от этого нервничать начинаю! – фыркнул Волк, но замолчал. Еще через сто шестьдесят три повтора мы добрались. Кащей встретил нас радушно – он любил гостей. После второй чашки чая и третьей булочки, я собрался духом и спросил, где Василиса. Кащей просиял и повел нас на задний двор, с гордостью сообщая, что его Вася сегодня особенно в ударе. Волк удивленно взглянул на меня, но я только покачал головой, мол, сам увидишь. Когда мы вышли на задний двор… Василиса, и правда, сегодня была особенно хороша. Она, полностью пренебрегая законом тяготения, порхала по высоченным жердям, врытым в землю заботливым Кащеем специально для тренировок, едва касаясь верхушек жердей кончиками мягких тряпичных тапочек. Огромные дубовые бревна в три обхвата разлетались в щепки от одного прикосновения ее нежных пальчиков, а замшелые валуны, которые Кащей ежедневно притаскивал во двор со всей округи, рассыпались на груды щебня, стоило ей небрежно взмахнуть рукой. Когда Василиса, явно красуясь перед зрителями, легко подхватила одной рукой две пудовые гири и стала небрежно жонглировать ими, Волк вдруг обмяк и, закатив глаза, попытался свалиться в обморок. Хорошо, что мы с лешим были готовы к такой реакции и успели подхватить. - Что это? – слабый голос Волка был едва слышен. - Это Василиса Прекрасная. – Я мило улыбнулся и помахал Васе рукой. Василиса быстро скрутила из поданной ей Кощеем кочерги бантик и послала мне воздушный поцелуй. Волк застонал и попытался отключиться снова. Я не дал и потащил Серого на выход. Хватит с него зрелищ. Распрощавшись с Кащеем и Василисой (Волк вздрагивал и прятался за лешего), мы отправились в обратный путь. Волк шагал молча, о чем-то напряженно размышляя. - Слушай, Бабаёг… - нерешительно заговорил он, когда из-за деревьев показалась крыша моего дома, - ты же понимаешь, ТАКОЙ Василисе я Ванечку доверить не могу. Она ж его зашибет и не заметит! - Ну, а мы тебе о чем? – леший сочувственно похлопал Волка по заднице. – Василиса, она добрая, но иногда… Вот Кащей, тот привык. Уже даже почти и не пытается на остров Буян сбежать. - Зачем ему на Буян? – удивился Волк. - Как зачем? Иглу сломать. Он даже один раз записку оставил: «в моей смерти прошу никого не винить». Хорошо, его Василиса поймала. Он потом месяца три вообще с кровати не вставал – осерчала она. - А сейчас? - А сейчас ничего, привык. Ловок стал, не поймаешь. Да и любовь у них, прям, как в книжках пишут! – леший мечтательно закатил глаза. - Все, точно Ванечку надо отсюда уводить! – решительно сказал Волк, а я представил, что вот сейчас они уйдут из нашей жизни и я никогда больше не увижу эти золотые волчьи глаза и белоснежные клыки, не почувствую под пальцами мягкую, пушистую шкуру, а на коже – чуть шершавый, но такой возбуждающий язык… От этих мыслей я расстроено засопел, судорожно соображая, что тут можно придумать. На ум, как назло, ничего не приходило. Леший попрощался с нами на пороге, заявив, что ему пора, он и так почти весь день потерял, а у него еще лоси не доены, грибы не политы и трава не расчесана. Мы с Волком ввалились в кухню и замерли. По кухне витал божественный аромат, а на покрытом яркой вышитой скатертью столе лежали ОНИ. Пироги. Нет, это слово не может передать всю роскошь и величие открывшегося нам зрелища. Румяная, блестящая корочка, нежно-золотистая, как ланиты восточной красавицы, и аккуратные дырочки в ней, открывающие ищущему взгляду таинство умопомрачительной мясной начинки, сочащейся ароматным соком и исходящей душистым паркОм. Ажурная, поджаристая сеточка сладких произведений кулинарного искусства, бесстыдно обнажающая страстную сладость вишневого варенья, темно-алыми каплями соскальзывающего по теплым, дышащим бочкАм. Блестящая, золотисто-коричневая капустка, перемешанная с кусочками обжаренных грибов, благоухающих раем, подмигивающая нам из нежных объятий пышного теста кулебяк. Шумно сглотнув, мы с Волком, словно завороженные, потянулись к столу и уже почти прикоснулись к мечте, когда… - Куда лапы тянете?! А ну, быстро руки мыть! – И нам жестоко прилетело по дрожащим от вожделения хваталкам алюминиевым половником. Больно. Мы дружно уставились на того, кто помешал нам наслаждаться. - Ванечка?!!! На Царевиче красовался беленький передник с рюшками и вышитыми на животе ромашками. Буйные кудри были аккуратно забраны под миленькую голубенькую косыночку в горошек, а синие глаза смотрели сурово и непреклонно. Непринужденно покрутив в пальцах половник, Ванечка поставил бровки домиком и поинтересовался: - Ну? Чего стоим, кого ждем? Мы с Волком переглянулись. - Слышь, серый, – я ткнул Волка в бок. - А ты точно уверен, что они с Василисой не сработаются? Волк поморщился, потер лапой ребра и покачал головой: - Нет, уже не уверен. Ладно, пошли, что ли, руки помоем? Мы дружно выскочили в сени и принялись бултыхаться в бадье с водой. - Потааап! Потааап!!! Ты уже дома? – донесся со двора голос Горынычей. Я выглянул в окошко. - Ну, чего глотку дерешь, ящерица-переросток? - Змеи мы, а ящерицы это ж совсем другое дело! – авторитетно возразил Горыныч, выворачивая из-за угла. Я хмыкнул и посторонился, давая Волку возможность пристроиться на подоконнике и выставить в окно лохматую голову. - Ээээ, Горыныч, а у вас что, праздник какой? – Волк озадачено оглядел близнецов. Горынычи были облачены в белоснежные парадные рубахи с яркими красно-золотыми цифрами на пузе, длинные шелковые шаровары и сапоги со скрипом. - А как же, праздник, что ж, – степенно ответствовал Горыныч номер раз. – Свататься идем! Вот, рубахи нам Кощей справил, смотри, какие ладные! И цифирки вышил, все как ты, Потапушка, говорил. - Кащей? – удивился я, разглядывая затейливую вязь тонкой вышивки. – А Василиса вам не помогала? - Да ты что! Василиса иглу отродясь в руках не держала: ломается больно быстро, чай, не кочерга, – пояснил Горыныч номер три. - Так, погодите-ка, - встрепенулся Волк, - Горыныч, а ты к кому посвататься решил? - Как же – к кому? – обиделся Горыныч под номером два. – К Ванечке, конечно! Мы не вертихвосты какие-нибудь, раз полюбим и все, на всю жизнь! - Ох, божечки… - Волк прикрыл глаза и помотал головой. – Когда ж ты успел, влюбиться-то? - Так ведь, дурное дело-то не хитрое, – снисходительно разъяснил первый Горыныч, обмениваясь с близнецами хитрыми улыбочками. – Я даже стихи написал, от такой внезапной любови, вон оно как! - Эй, вы там не утопли часом? – В сени выглянул нахмуренный Ванечка. – Сколько можно руки мыть, пироги остынут! - Нууу, видишь ли, Ванечка… - раздумчиво начал Волк, - тут у Горыныча к тебе дело появилось. Срочное. Так может… - Опять пришел головы и хвост предлагать? – Иван-Царевич гордо вздернул очаровательный носик. – Я же сказал, что с пейзанами дела не имею! Мне супруг культурный надобен, с образованием и богатым внутренним содержимым! В сени ввалились встревоженные Горынычи и наперебой загалдели: - Да ты не сумлевайся, душа наша, мы ж не люмпены какие! - И образование у нас имеется! Мы курсы заканчивали! - А содержимое у нас самое что ни на есть подходящее – мы нонеча бычка схарчили, крупненького! - Курсы, говоришь? – Ванечка задумался. – А какие? - Флористики... – нежно порозовели Горынычи. – Вот! Горыныч под номером два робко протянул царевичу извлеченный из-за спины букет, художественно упакованный в яркий шуршащий целлофан. Внимательно оглядев крупные алые розы и пересчитав их количество, Ванечка благосклонно кивнул и гостеприимно буркнул: - Ладно, сойдет. Заходите. Мы гуськом просочились в кухню и наконец-то добрались до вожделенных пирогов. Уммм, вкуснятина, чуть язык не проглотил! - Знаешь, - одним движением языка слизывая со стола очередной пирог, прочавкал Волк, - все-таки любовь – отличная штука. - А? – не понял я, засматриваясь на волчий язык и вспоминая, как приятно он прикасается к коже. Вот жеж… Надо что-то делать… - Ну, ты посмотри. – И Волк ткнул лапой в сторону Горынычей. Те сидели, не дыша, и не сводили горящих счастьем глаз с Ванечки, размеренным речитативом вещая царевичу какие-то свежесочиненные вирши. Царевич был явно доволен. - Вот, видишь, - хмыкнул Волк. – А не был бы Горыныч влюблен, нам бы с тобой столько пирогов не досталось! Представляешь, сколько он способен сожрать, в три-то морды. - Аааа, - понятливо закивал я, - стало быть, ты не возражаешь, если Горыныч за царевичем ухаживать станет? - Неа, что мне возражать? Горыныч мужик правильный, не обидит, да и влюблен по уши. Вот с месячишко повстречаются и все, можно честным пирком, да за свадебку. Согласен? - Конечно. Мне прямо не по себе стало, как вы уходить собрались. Привык я к вам, что ли? – я ласково почесал Волка за ухом. Тот прижмурился и заурчал. - Потап Ефремович! – Меня робко подергали за рукав. - Да, чего тебе, Горыныч? – я с трудом оторвался от разомлевшего Волка. - Мы пойдем, погуляем? Я Ванечку покатать обещал. - Да идите уж. – Я улыбнулся, глядя на то, как сияющий Ванечка вертится перед зеркалом, расчесывая примявшиеся под платочком кудри. - Но домой чтоб не позже десяти! – отрезал Волк, жарко притираясь к моему бедру. – Самое позднее – пол одиннадцатого! - Ага! – дружно кивнули Горынычи и, подхватив царевича на руки, ломанулись на улицу. Мы с Волком переглянулись. - Эммм… Потапушка… Я вот спросить хотел… - замялся Серый. - Спрашивай. - Ты, душа моя, как… нууу… - если бы волки умели краснеть, этот бы уже догнал по цвету пожарную машину, - относишься как… к…. к… сексу… - наконец-то выговорил Волк, нервно сглотнув. - Как, как… Кверху каком! – Вот он что, специально тянет? Совсем не чует, морда лохматая, что я только о его языке и думаю весь день? У меня, между прочим, секса уже несколько месяцев не было! - Это как? – Да сколько ж можно тупить-то?! - Так, объясняю раз и навсегда! – Я встал перед Волком и упер руки в бока. – Кверху каком, это потому, что я предпочитаю принимающую позицию, темноты не боюсь, секс люблю, поэтому беру пример с Красной Шапки и регулярно хожу в лес на ночь глядя! Так что заканчивай задавать идиотские вопросы и трахни меня уже, а то у меня скоро все зарастет за ненадобностью! - Потапушкаааа… - восторженно всхлипнул Волк, одним движением опрокидывая меня на коврик и принимаясь сладко вылизывать шею. – Хороший мой… Было… Да офигенно было, что говорить. А то, что он Волк… Ну, у каждого свои недостатки. Я вот, например, Бабаёг, и что? На этой мысли я почувствовал, как любимый волчий язык ласково огладил самое дорогое и мысли исчезли вовсе. Абсолютно. Как меня вытряхнули из одежды, я не заметил, только постанывал и подставлялся под ласку, словно кошак мартовский. Никогда и никто еще не вызывал во мне такую бурю чувств и такое желание. Извращенец я, ой, извращееенец! Зоофил! Но тут меня перевернули на живот и этот восхитительный орган, который явно по недомыслию назвали просто языком, ласково толкнулся мне между ягодиц. Я охнул и приподнял бедра, разводя ягодицы руками. Боже мой, это было великолепно! Меня старательно увлажняли и растягивали, не принося ни боли, ни даже малейшего дискомфорта, а я орал, плакал и ругался, потому что ХОРОШО! И я так и не понял, как оказался лежащим на спине в своей кровати, в какой момент волчья шерсть под моими пальцами превратилась в длинные шелковистые волосы, а к губам прижались горячие и требовательные губы, вовлекая меня в жаркий поцелуй. Ну а язык… Его сменил другой… ээээ… орган, который сумел доставить мне не меньшее удовольствие. И, полностью принимая в себя моего волка, я кричал ему о любви и слышал в ответ сладкий шепот: - Как же я люблю тебя, Потапушка… ***** Рабочий дневник Кирина П.Е., лекаря первой категории, и.о. Бабы Яги Великогрязевского уезда. 24 октября. Эх, давненько я не делал записи в рабочем дневнике. Безобразие! Исправляюсь. Во-первых, мы женили Горыныча. Свадьба была – закачаешься! Все трое Горынычей в белых костюмах смотрелись великолепно, а Ванечка, в синем с золотом, просто слепил глаза. Папашу-царя на свадьбу приглашать не стали, и к алтарю Ванечку вел довольный Кащей. Следующее торжество было ровно через три недели. И нет, не мое. Кащей, насмотревшись на красоту праздника, заявил, что всю жизнь мечтал вот так же шикарно выйти зам… то есть жениться, и Василиса просто обязана согласиться, и наконец-то оформить отношения. Василиса сначала дала ему подзатыльник, но потом ответила «да», так что вторую свадьбу мы сыграли сразу же, как только Кащей вернулся из райцентра, где лечил сотрясение мозга. А я… А что – я? За две свадьбы подряд мы с Серым так устали, что ровно через два дня после образования новой ячейки общества, то есть семьи Бессмертных, тихо смылись из дома, стараясь не разбудить еще не проспавшихся гостей и рванули в Великие Грязи, где важный и торжественный работник Великогрязевского ЗАГСА, истребовав наши документы, ловко подсунул нам на подпись необходимые бумажки и старательно заполнил красивым каллиграфическим почерком бланк свидетельства о браке. Потом нам милостиво разрешили поцеловаться и отпустили восвояси, уже мужем и… мужем. Так с тех пор и живем. В мире, любви и согласии. 15 ноября. Горыныч открыл в Великих Грязях салон флористики и регулярно дарит Ванечке эксклюзивные букеты. Ванечка радуется и кормит мужа пирогами. Кажется, им скоро придется расширять дверные проемы, потому что в старые Горыныч уже протискивается с трудом. Опять приходил леший. Он ходит к нам каждый день и гундит, что хочет понянчить внуков. Пока мы так и не сумели убедить Федота, что при всем желании внуками его я обеспечить не смогу, потому что упертый леший в ответ твердит: «Ты Баба Яга? Баба Яга! А все бабы родють!». И плевать ему, что Баба Яга – это должность, а не суть! 10 декабря. Бессмертные отправились в очередное путешествие, в теплые страны, оставив мне на хранение сундук и все, к нему прилагающееся, вместе с яйцом и иглой. Кажется Василиса в положении, потому что в последнее время я стал часто видеть Кащея, мчащегося по ночному лесу и бормочущего себе под нос что-то типа: «господи, да где ж я ей зимой клубнику найду!». Кикиморы, благополучно отнерестившись осенью, отправились зимовать к Водяному, заявив, что у мавок хоромы комфортабельнее. Водяной вроде и не возражал, только ласково так поглядывал на хихикающих кикимор. Интересно, на кого будут похожи маленькие кикиморы? 28 декабря. К новому году я получил грамоту, как лучший Бабаёг нашего уезда. Правда, больше грамоты меня обрадовала премия, на которую я тут же накупил всем подарков. Да, с работы я так и не уволился. Хотел, да сельские меня не отпустили. Они теперь частенько ко мне за лекарствами захаживают, даже не смотря на два часа пешком по лесу. Так что продолжаю работать Бабой Ягой, только перешел на полставки. У меня ведь теперь семья! А для меня это главное. И еще! Пора Серого на другую работу устраивать, а то взял моду – чужих Иванов-Царевичей возить. Хватит уже, вот в лесхозе должность егеря освободилась, как раз для моего Волка. Он у меня такой… такой… Умный, красивый, сильный – самый лучший! А сразу после нового года поеду знакомить Серого с родителями, а то даже неудобно – уже почти три месяца, как женаты, а у родителей еще не были. Серый переживает, а я спокоен, я точно знаю, что родители против моего счастья не пойдут, а я счастлив. Мы счастливы. Очень.