Drabble, from the series: What if?

Фэндом: Первородные Кап-кап-кап. Тристан бесшумно ступает по шикарному особняку, который в ближайшее время будет называть своим домом. Пол усеян телами членов СТРИКСА, безжалостно разорванными на части. У кого-то вырвали сердце, другие лишились головы, но лорда Тристана де Мортелла это мало беспокоит — легионы СТРИКСА под его командованием, и незаменимых в них нет, а себя он в состоянии защитить. Кап-кап-кап. Он идет прямо на звук падающих капель, не теша себя иллюзиями, что кому-то из его подданных удалось спрятаться от пришедшего за ними палача. Это ловушка, и лорд Тристан де Мортелл готов в нее угодить, чтобы утолить любопытство — кто из первородных проявил легендарный темперамент Майклсонов? Клаус или Элайджа? Вот только реальность превзошла все его ожидания. — Ребекка, леди не пристало устраивать сцены, — он облокачивается плечом о дверной проем, на лице его играет вежливая улыбка, а в светло-голубых стеклянных глазах светится превосходство. Тристан не смотрит на распятую на цепях посреди гостиной Анью, все его внимание целиком принадлежит кружащей вокруг его правой руки и верного соратника Ребекке. Как и тогда, тысячу лет назад, когда она впервые вошла в приемный зал замка де Мортеллов, приковав к себе внимание каждого мужчины. — Я пришла в себя на дне океана в компании рыбешек с такими же бездушными глазами, как у тебя, милорд, так что уж прости мне отступление от этикета, — усмехнулась Ребекка, вновь разрезая только-только зажившее сухожилие Аньйи. Негритянка что-то неразборчиво промычала, подняв веки над пустыми глазницами. Тристан вопросительно приподнял бровь, безмолвно обращаясь к Ребекке. — Я вырвала ей язык. Сил больше не было слушать ее вопли, — проворчала первородная, выводя слово "Иуда" на лбу своей жертвы. — Позволь узнать, чем же тебе не угодили глаза Аньйи? — продолжил светскую беседу Тристан. Жестокость Ребекки завораживала его не хуже полотен да Винчи. — Многие мужчины и женщины находили их пленительными. Ребекка раздраженно сдувает лезущую в глаза белоснежную прядь и ломает Аньйе шею — играть с маленькой протеже Элайджи ей надоело. — А что насчет тебя? — подходит Майклсон к лорду Тристану де Мортеллу, укравшему ее сердце много веков назад, когда она была обращена в чудовище, у которого не было названия, собственной матерью, а он был человеком, чья красота могла сравниться лишь с его жестокостью и коварством. "У нас никогда не было шансов", — напоминает Ребекка глупому сердцу, что замирает под взглядом стеклянных глаз. — Я бесконечно ценю Аньйю и все, что она делает, но придерживаюсь более консервативных вкусов, — Тристан пытается вспомнить, когда видел Ребекку в последний раз — три, четыре столетия назад? Ложь и самообман, он помнил каждое мгновение, проведенное в ее обществе. — Я думал, что ясно продемонстрировал тебе свои предпочтения, миледи. — С тех пор прошло много времени, слишком много, — усмехается Майклсон. Не таким она представляла их первый разговор наедине спустя тысячу лет, как она покинула его спальню, пообещав вернуться на следующую ночь. — В Марокко произошло недопонимание, — Тристан оттолкнулся от косяка и подошел к ней вплотную, позволяя окутать себя свежему запаху полевых цветов. — Я просто хотел сохранить тебя в безопасности. Лишь крохотная часть правды. То, что он не желал Ребекке смерти из-за Авроры, было лишь отговоркой. Для СТРИКСА, для сестры, для самого себя. Ведь признать, что Ребекка Майклсон — единственная женщина, сумевшая покорить его сердце, не позволяет фамильная гордость. Единственная, кого он считал достойной сделать леди де Мортелл. Ребекка не отвечает. Она просто смотрит на своего первого мужчину, на причину, по которой она выбирала парней типажа Ника или Кола. Дьявол! Даже типажа зануды Финна. Но никогда похожих на Элайджу. Похожих на него, лорда Тристана де Мортелла. Высокомерного и гордого, жестокого и хитрого, мстительного… но все такого же любимого. Майклсон все также молча подходит к начавшей приходить в себя Аньйе и вырывает ей сердце, небрежно вручив его Тристану по пути к выходу. — Передай Авроре, что я желаю ее видеть, — холодно приказывает Ребекка, не замедляя шаг. — Глупыми извинениями она не отделается. — Возможно, мои извинения и заклинание для воскрешения Кола сумеют загладить вину сестры, — Тристан не оборачивается, когда она останавливается. Они оба понимают, что победа в этом сражении за ним. — Прибереги извинения для тех глупцов, которые поверят в то, что лорд Тристан де Мортелл способен на раскаяние, — хмыкает Ребекка, заставляя себя вновь подойти к Тристану и провести ладонью по идеально выбритой щеке. — Заклинание нужно мне к вечеру. И, Тристан, если оно не сработает, вам с Авророй уже не нужно будет беспокоиться о пророчестве, нависшем над Майклсонами. Я сожгу вас живьем, а пепел рассею над океаном, столь любимым твоей сестрой. Она уходит. Он остается. Оба понимают — у них никогда не было шанса, несмотря на то, что она единственная женщина, которую он всегда любил, несмотря на то, что он единственный мужчина, рядом с которым она могла позволить себе слабость… У них никогда не было шансов. Он не свернет с тропы мести и власти. Она не бросит свою семью. У них никогда не было шансов. Только любовь. Слишком слабая, чтобы они могли переступить через себя. Слишком сильная, чтобы угаснуть за тысячу лет. У них никогда не было шансов, вот только для тех, над кем не властно время, "никогда" не имеет власти…