Drabble, from the series: What if?

Почему она это не прекратит? У Ребекки волосы пропахли дешевыми сигаретами, а губы хранят горький привкус бурбона. Разорванное платье и лоскутки того, что еще вчера было дизайнерским французским бельем, отправляются в мусорное ведро, а сама древняя становится под ледяные струи воды, от которых через минуту начинают стучать друг о друга идеально ровные зубы, оборвавшие не одну жизнь. Почему она это не прекратит? Багрово-синие следы чужих пальцев на ее бедрах исчезают на глазах в отличии от болезненных укусов на упругой груди и тонкой шее. Скрежет зубов перебивает сбивчивый стук пустившегося галопом сердца, а озноб сменяет жар, от текущего по ее венам вместе с кровью яда — худшего кошмара для любого вампира. Майклсон упирается ладонями в белую кафельную плитку, позволяя холодной воде терзать ее тело, стараясь продержаться еще чуть-чуть, чтоб холодные капли смыли их запах, пропитавший, кажется, саму ее сущность, убрали следы их прикосновений, оставивших отпечаток на ее бессмертной душе. Почему она это не прекратит? Вопрос крутится, словно испорченная пластинка, в атакуемой галлюцинациями голове, пока блондинка неустойчиво плетется к кровати, цепляясь за попадающуюся на пути мебель. Без сил падает на широкую двуспальную кровать снятого люкса и молит Дьявола, чтобы они ее не нашли, хотя бы сегодня... Ведь не откажет же Владыка Ада своей покорной слуге, исправно обрывающей человеческие жизни и соблазняющей души. В его колоде, она — козырная дама, вот только они — тузы, и победить их невозможно, а все, на что остается уповать — ничья. При которой ей позволят сохранить сладкую иллюзию свободы и обзавестись игрушками до следующей партии, в которой ее ждет неминуемое поражение. У поражения запах дешевых сигарет, что одну за другой смолит Кол, и горький вкус любимого Клаусом бурбона. Оно - мучительное наслаждение телу и разрушение душе, как героин, зависимость к которому не вылечить. Потому что сидит Ребекка на этой игле уже давно, а попытки соскочить оборачиваются лишь дополнительной болью. Вампирша погружается в тревожный сон-воспоминание: сильные руки Кола крепко прижимают ее к своей груди, пока губы оставляют багровую дорожку засосов на ее шее, теплые ладони Клауса уверенно раздвигают ей ноги, пока ее собственная ладонь с силой дергает короткие белые волосы, вынуждая старшего брата отодвинуться до того, как она почувствует его вес на своем теле. До того, как станет слишком поздно... Момент, когда она перестает сопротивляться, Ребекка никогда не может вспомнить, сколько ни пыталась. И вот ее руки еще мгновение назад отталкивающие — притягивают к себе, а мольбы об освобождении сменяют стоны наслаждения. И невозможно распознать, чьи руки гладят внутреннюю сторону ее бедер, а чьи ласкают грудь, а признать, что ей уже все равно, мешает лицемерие, именуемое "моралью". Почему она это не прекратит? Ребекка могла бы сказать, что это невозможно: ничья — не константа, а удача в игре, что они начали, еще когда были детьми, улыбается все реже. И кажется, что может быть проще, чем перестать играть? Вот только в играх бессмертных не бывает конца.