J2IsReal 2: Все будет... хорошо

Пока Дженсен ломал голову, сообщать ли Джареду о некоторых возникших проблемах (и если сообщать, то в какой форме), а Коллинз упивался со своими внезапно нагрянувшими родственниками «по отцовской линии», Мизуки барахтался на грани пропасти. И ведь никому до этого не было никакого дела. А началось все еще вчера, в злополучном баре, в который его угораздило устроиться. Мало того, что после ухода Эклза и Падалеки бар наводнили неизвестно как пронюхавшие о них поклонники, так еще и Коллинз-Крашник скрашивал своим присутствием всю оставшуюся ночь. И чем больше тот заливал в себя дешевого пойла, лишь по большому недоразумению названного пивом, тем больше терял человеческий облик. Точнее – облик достойного члена общества, становясь просто… членом. Сперва он перешел от свободного мыслеизлевания к комментированию всех и вся. При этом вел себя так развязно и самоуверенно, что никто не спешил его образумить. (Или в баре просто не оказалось в тот вечер никого достаточно пьяного или трезвого.) Когда же народ стал набираться сильнее, а стрелка часов начала отсчет нового дня, он внезапно успокоился. Мизуки даже вздохнул спокойнее. И даже позволил себе отлучиться. Коллинз возник прямо посреди служебного коридора, перегородив путь. Прижав к стене. Распустив руки. Мизуки терпел и считал про себя до десяти, потом до двадцати, потом до ста. Мягкий и ненадежный пластик за спиной то и дело норовил провалиться внутрь, проделав еще один вход-выход в санузел. Вообще он ждал чего-то такого. Хотя до сих пор дальше попойки дело не заходило - Коллинз словно испытывал его организм на выдержку. Или специально накачивал так, что на утро Мизуки мало что помнил из долгих проникновенных речей. Разве что только что-то вроде "ты знаешь, они хотят меня убрать из сериала" и "еще посмотрим". Но от актера была польза и не малая - во первых, он помог с эмиграционной картой, во-вторых, именно после его звонка Мизуки таки взяли на работу в ресторан. Да, Коллинз поступил ну очень некрасиво, заставив его ночевать по трейлерам, но когда Эклз его все-таки застукал - именно Коллинз помог найти крышу над головой. Так что Мизуки терпел, уговаривая себя, что не стоит ссориться с покровителем в чужой стране. По крайней мере, сейчас не стоит. Но всему приходит конец. И терпению – тоже. Едва почувствовал, как чужие пальцы пробираются между пуговицами рубашки - втянул живот и попытался оттолкнуть от себя в конец обнаглевшую скотину. Пока не слишком активно. Но вот скользкое и мокрое коснулось уха, полезло внутрь - табун мурашек рванул по спине, а Мизуки - куда подальше из узкого темного коридора. Скорее услышал, чем увидел, как Коллинза припечатало к стене. Выскочил за дверь, на свежий воздух. Смешок за спиной заставил споткнуться на пороге, но ноги уже сами несли его подальше от этого места. Это же надо было... Докатился! Шабашить по отстойникам и терпеть приставания всяких пьянчуг - разве такой должна была стать его жизнь заграницей? - Ксо! Несмотря на поздний час, народа на улице толкалось прилично, или это потому, что вышел на центральную улицу? Но что-то было явно не так - мурашки не спешили покидать спину, хотелось обернуться. Будто Коллинз крался по пятам и только и ждал, когда он даст слабину. Когда дошел до проезжей части, на спине уже сидели не мурашки, а нечто по весу сравнимое с медведем. Несколькими медведями. И он обернулся. И бросился бежать. Пусть это было глупо и бесполезно, но не стоять же и не ждать приближающегося убийцу, прорезающего толпу, словно нож - масло? Тупик в конце переулка прыгнул навстречу слишком быстро, а поворачивать назад оказалось слишком поздно – невысокий силуэт уже перегородил проход. - Недалеко ты убежал, м-м-м, Хаджиме? Свет уличных фонарей сюда не доставал, так что рассмотреть выражения лица не смог, но по тону голоса почувствовал - улыбается. Лезвие тускло блеснуло в темноте, поймав отсвет фар проехавшего автомобиля, и Мизуки вдруг понял, что совсем еще не готов попрощаться с жизнью. Нет, вот так вот бесславно сдохнуть в каком-то переулке с ножом в боку – в порядке вещей для предавшего клан, но уж лучше бы он сто раз выдержал домогательства Коллинза. - Как ты меня выследил? Танто* усмехнулся, продолжая играться с ножом. Насколько Мизуки знал, он всегда имел склонность к холодному оружию небольших размеров, но прозвище получил не за это. На самом деле его звали Ринрэй. Таких как он звали "специалистами". И хотя для решения грязных дел старший Мишима предпочитал использовать посторонних, но иногда, когда речь заходила о конфиденциальной информации или личной, «внутрисемейной» проблеме - за решение брались «свои». - Да кому ты нужен? - ... Не нужен? Так я пойду? Инстинкт самосохранения гнал прочь, не позволяя задерживаться в этом тесном переулке ни одной лишней секунды. Даже если случилось чудо, и Танто здесь не по его душу, бывший собрат вполне способен насадить на перо просто так, заодно. Но ноги приросли к земле. Да и не вышло бы ничего - стоило только задуматься о побеге, как тьма рванула в лицо и острое лезвие кольнуло подбородок. Сердце попыталось выпрыгнуть из груди. «Ладно. Давай.. Я готов.» Зажмурился. - Хотя, - выдох в лицо. - Знаешь, хозяин наверняка не откажется с тобой повидаться. В голосе Танто послышалась нежность, от которой бросило в холодный пот - прекрасно, его не просто убьют, а еще и помучают предварительно! - Господин Киёши здесь? – уточнил, еле шевеля пересохшими губами и стараясь не особенно двигать челюстью, отчетливо чувствуя нож, щекочущий кадык. - Здесь… А теперь в голосе карателя почудилось что-то кошачье, похожее на довольное урчание. «Чертов псих!» - Сам пойдешь? Или тебя понести? - Сам. Выбор сделал быстро - если Танто уже решил не убивать его, глупо нарываться на увечья, а там, глядишь, и сбежать шанс представиться. - Ладно, доставлю тебя к хозяину, пусть развлечется, а то ему скучно. Тьма отодвинулась, но нож в вытянутой руке остался направлен на горло. Танто достал телефон и менее чем через минуту у переулка затормозил старенький нисан. За рулем оказался местный с бандитской наружностью. «Киеши взял с собой мало людей? Но зачем он вообще приехал?..» - Как там старик? – спросил, уже сидя в машине и косясь на дверь. Вот бы открыть, да выпрыгнуть на проезжую часть, и, прокатившись по асфальту, вскочить, кинуться наутек… Жаль, он не трюкач, непременно переломает себе кости, если вообще не убьется. Хотя, чего терять? Может, еще не поздно выбрать быструю смерть? - Старик оставил нас. Танто сидел рядом, поигрывал ножом, хотя за пазухой угадывалась кобура. - Значит… Киёши… - Господин окончательно принял пост главы. Хотя, кодекс чести все еще требует от него уладить кое-какие дела, ты же понимаешь. - И что это за дела, раз мое предательство по сравнению с ними даже не стоит упоминания? – задело, если честно. Он-то думал, что был не последним человеком в семье. – Неужели опять Э-э-эклз? Поморщился. Танто удивленно приподнял брови, похлопал себя по карманам и достал конфету. Сунул в рот. - Тебе-то какая с того проблема? На перекрестке машина притормозила, огромные часы в витрине магазина показали третий час ночи. - Да вообще никакой... Его привезли в гостиницу и заперли в номере. До самого утра Мизуки размышлял, покончить ли с собой самостоятельно или дать это сделать молодому и мстительному главе клана? Поджилки тряслись, живот сводило, но где-то внутри продолжала трепыхаться надежда, что все как-нибудь обойдется - наивная и совершенно безосновательная. Рассвет забрезжил неожиданно, застав в ванной, наполненной горячей водой. Мизуки пытался расслабиться и заставить мозг думать. Однако мысли в голову лезли какие угодно, только не те, в которых было хоть что-то про выход из сей печальной ситуации. В частности, вспомнилось про брата и про то, что тот устроен. Ведь среди корейцев японцу затеряться проще, чем среди канадцев. Сквозь узкое окошко под потолком в ванную проникли первые желтые лучи, потом Мизуки захотелось есть, вода остыла, а за ним так никто и не пришел. Ну, правильно, вряд ли Киёши, едва узнав про пойманного предателя, первым делом бросится к нему. Нет, сначала даст насладиться ожиданием, переделает текущие дела и уже после посвятит все свое освободившиеся время только ему одному. «Изнасилует, наверное». Глупо закрывать глаза на эту перспективу, как известно, привычка страусов прятать голову в песок еще ни разу не спасала им жизнь. В конце концов, это не самое худшее, что может случиться в жизни мужчины. Хотя, для кого как. Но он оценил чувство юмора Судьбы, после отказа от объятий Коллинза кинувшей его в лапы полоумного садиста. Но как бы реальность не оказалась хуже предположений. Он слышал про отрезанные гениталии, пытки с применением раскаленных предметов и прочих приспособлений. А так как информации от него никому не было нужно... Чем дольше длилось ожидание, тем изощреннее становилась фантазия, и даже голод сменился на тошноту. Из ванны Мизуки выполз стуча зубами то ли от холода, то ли от нарисованных воображением картин. И оделся. Пальцы онемели, зазывание галстука обернулось пыткой… А ведь у него есть информация! Цель приезда Киёши - Эклз со своей принцессой? Если очень сильно постараться, то, может, удастся убедить бывшего господина в своем раскаянии и своей полезности. Потом, конечно, придется вернуться в «семью». Пусть даже пониженным до рядового, но зато живым и, хотелось бы, относительно здоровым. Ладно, план действий вроде составлен, оставалось привести его в исполнение. Дверь в номер открылась почти бесшумно, но привыкший за последние часы к тишине, Мизуки резво обернулся от зеркала и увидел собаку. Неизвестной породы. Большого размера. Когда животное оказалось в комнате целиком, Мизуки опустил взгляд ниже, пытаясь определить, не пес ли это. И если пес – то какие-то у него не здоровые предчувствия на его и свой счет. Сбитый с толку неожиданным гостем, не сразу заметил, что следом в номер вошел человек. - Молодой господин, - пробормотал по привычке, опуская взгляд к полу и прижимая руки по швам. Но поклона не последовало, он просто замер, буравя взглядом усевшегося у ног Мишима пса. Ракурс позволил определить это теперь совершенно точно. Встречаться взглядом с неестественно голубыми для японца глазами захотелось еще меньше. Чувствовал, что наглядится еще. - Ну как тебе тут? Удобные у них номера, скажи? А некоторая доля излишнего любопытства легко излечивается зелеными купюрами. - Не ждал такого гостеприимства, если честно, - увел взгляд от пса в сторону зеркала. Ладони противно вспотели. Да и сам себе он сейчас был противен. - Старик так скучал по тебе, что завел собаку. Его зовут Ромео. Теперь он достался мне. Нога в полосатой темно-синей брючине сдвинулась, подтолкнув пса - и тот тут же поднялся на все четыре лапы и затрусил прямо к Мизуки. - Интересный пес с интересными пристрастиями… О, кажется, ты ему понравился. - Молодой господин, - Мизуки поднял взгляд. - У меня не было выхода, они пришли в мой дом, взяли в заложники моего брата… - Довольно! Киеши едва не сорвался на визг. Что же, у всех свои недостатки, главе Мориямы, например, противопоказано повышать голос. - Кто старое помянет… или как там говорится в этой русской поговорке? Мизуки моргнул. И даже позволил себе уставиться на бывшего господина удивленно. Он неправильно расслышал? Левая бровь дернулась, зачесался правый локоть, а во рту появился терпкий привкус. Киёши мог намекать только на одного их общего знакомого, имеющего отношение к русским пословицам. Значит, он ошибся и цель приезда якудза – Коллинз? Но почему? - Вижу, ты не в курсе? Пес, к тому времени уже обошедший Мизуки по кругу, толкнул боком, задрал морду, а заготовленная речь стремительно выветривалась из головы. Они были в баре вместе. Даже более того, там были еще два потенциально интересных для Киёши человека, но схватили именно его, Мизуки. Почему? - Не надо вопросов, Хаджиме. Видишь ли, я тороплюсь, куча дел на сегодня, а Ромео скучает, когда остается один… так что оставлю-ка я его пока на тебя. Очень хотелось поверить, что за этим не стоит ничего особенного, однако, хрупкая надежда разбилось вдребезги. - Ложись на стул. - А? Потребовалась целая секунда, чтобы перестать гадать, что значит это «ложись», и задуматься - «а зачем»? И уставиться на ближайший стул, к которому уже подошел Киеши и по чьему мягкому сиденью похлопал. - Вот сюда животом, давай, живенько. Разве я не сказал, что тороплюсь? Ноги двигаться отказались. Даже отчаянно не желая лишний раз раздражать садиста с богатой фантазией, Мизуки просто не мог сделать ни шага. Однако, слова Киёши вызвали оживление по ту сторону двери, и в номер вошел Танто. Взгляд у него мало чем отличался от взгляда пса, сейчас внимательно его рассматривающего. - Ми-и-изу-у-уки-и-и, - на распев произнес каратель, заходя за спину и сноровисто расстегивая ему ремень. Стягивая брюки вниз. Толкая вперед. Сжав челюсти, Мизуки сдвинулся с места, оставляя одежду валятся на полу, пытаясь смотреть прямо перед собой. Уж лучше бы его били, ломали кости, чем вот так вот молча раздевали, как куклу, заставляя встать перед стулом на колени и привязывая запястья с спинке. На сидении оказался не живот, а грудь, резинка спущенных трусов впилась в бедра. В ушах зашумело, забухало. И вдруг что-то мягкое и влажное коснулось беззащитно повисшей части его несчастного тела. Чертов пес занялся вылизыванием его члена! - Все при деле, а нам пора в путь, - послышался повеселевший голос Киёши сзади и сверху, удаляясь в сторону двери. – Кстати, забыл предупредить – Ромео нравится, чтобы член тек. Если пересохнешь, ему может прийти в голову попробовать твою сосиску на зуб… Ну, пока. Дверь закрылась, замок щелкнул. В установившейся тишине раздался четкий перестук стрелок в часах, да неприличные чавкающие звуки из-под стула. Язык пса двигался быстро-быстро. И каждая клеточка тела Мизуки пыталась съежиться, мышцы шеи и бедер свело судорогой. Но разум еще не ударился в бега, дав подсказку - да, он привязан к стулу, даже в четырех точках, но сам-то стул ни к чему не привязан, к тому же - легкий. Можно попытаться его сломать. Однако, стоило попытаться встать, как снизу тут же донеслось рычание и по члену совершенно точно скользнули зубы. Или даже клыки. - Эм-м-м, песик, - позвал ласково, стараясь заставить свой голос не дрожать. - Как там тебя?.. Ромео… Рычание стихло. Мягкое и горячее скользнуло снизу вверх, прошлось по яйцам. Мизуки выдохнул. Это было отвратительно и гадко, но голова закружилась, и в ней начала образовываться ватная пустота. Он честно собирался попытаться сломать спинку стула руками, не привлекая внимания пса, даже шнурки от чьих-то ботинок, быть может, даже его собственных, уже врезались в запястья - как движения собачьего языка существенно ускорились. Видимо, член Мизуки начал сочиться той самой влагой, до которой этот извращенский пес, по словам Киёши, был охотник. И он почувствовал себя донельзя странно - стало тяжело дышать, тяжело думать. - Тихо-тихо… не так быстро. Странная пытка не прекращалась. Удовольствие нарастало медленно, нехотя, спотыкаясь об моральные принципы и чувство самоуважения. Рывками, когда пес делал небольшие передышки. Язык у него уставал, что ли? И после этих коротких перерывов, когда тот возвращался к своему занятию, Мизуки едва справлялся с с собой, чтобы не заскулить от остроты ощущений - кусал губы, втягивал живот, словно это могло помочь избежать прикосновений. Он даже готов был кончить. Но разрядки не наступало. Нет, для этого ему нужно было нечто большее, чем эти монотонные движения. Оставалось надеяться, что пес скоро устанет. Но время шло. А Ромео трудился, как подключенный к вечному двигателю. Вроде бы ничего не значащие, слегка покалывающие ощущения в паху не сразу привлекли внимание, но постепенно касания языка стали вызывать совсем не приятные ощущения, даже непроизвольные подергивания. Живот свело от напряжения. Мизуки попытался отползти назад, перебирая коленями по полу, но пес тут же уперся задними лапами в ковер и глубже влез под стул. Теперь члена касался и мокрый нос зверюги, его обдавало горячим дыханием и время от времени все сильнее задевало клыками. Снова он дернулся. Сильно. Непроизвольно. Шнурок на одной ноге спал, удалось отодвинутся, как снова раздалось рычание. Зато вылизывание прекратилось, и Мизуки, тяжело дыша, очень осторожно продолжил отползание назад. Все, чего он желал - это убраться подальше от упрямого языка, теперь уже вовсе не казавшегося мягким, скорее шершавым и царапающим нежную кожицу при каждом касании. - Фу, нельзя! Рычание не утихало. Пес упорно полз следом, и Мизуки только и мог, что гадать, когда же зубастая пасть таки отхватит его отчаянно зудящее раскаленное достоинство. Пятка обо что-то ударилась, по спине скользнул ветерок. - Развлекаешься? Танто приблизился, присел на корточки и наклонился, явно рассматривая творящийся внизу беспредел. Мизуки сжал зубы. - Вообще-то, я не любоваться пришел… Пес успокоился, перестал рычать, вернувшись к своему занятию. По ощущениям - член словно полировали наждачной бумагой. Но Мизуки не издал ни звука. Однако, Танто не спешил продолжать, заворожённо уставившись ему под брюхо. И он не выдержал: - Ну, и? – выдавил из себя, стараясь не разжимать зубов. - И… - поднял тот ничего не выражающий взгляд. – Ах да. Я пришел, чтобы дать тебе шанс. Судя по всему, ты здесь давно и успел сблизиться с американцами. Мизуки попытался сконцентрироваться на чужом голосе. - И? - И, если ты согласишься сотрудничать, я, так и быть, спасу твою сосиску от съедения. Однако, все это выглядит не так страшно, как можно было бы подумать… Я зря пришел? - ... Что именно я должен сделать?