Условные границы

В нашем городе, в Париже, ходит много всяких слухов. О призраках в Лувре, о наркоманах под Эйфелевой башней, о бомжах на Елисейских полях. -Да я отвечаю! – вопит Реми. Я иду с однокурсниками из университета. -Я абсолютно серьёзно! -Реми, - говорит Эмиль, - нет никакого мужика на крыше. -Да ты послушай меня! Никто не видит, как он туда пробирается, никто не знает, как. Но факт остаётся фактом. Местные даже прозвали его «Парижский Карлсон». -Какой ужас, - я скучающе осматриваю площадь. -Ну уж ты-то мне поверь! -Да-да, - я рассеянно киваю. -Говорят, те, кто его видел, пропали бесследно. Мы усаживаемся на фонтан. -Чушь, - я фыркаю. – Спорим? -Спорим. Мы с Реми пожимаем руки. Честно говоря, я немного боялся. Самую малость. Забыл представиться. Я Фран, и я учусь на художника. Но это сейчас не главное. Главное сейчас то, что я стою перед входом на крышу. На ту самую крышу, где видели местного Карлсона. Стены, дверь, потолок – всё исписано надписями с мольбами, просьбами. «Уходи!!» «Беги отсюда, друг» «Спаса..» Некоторые надписи не дописаны. Я делаю глубокий вдох и открываю дверь. На улице уже темно, и освещение на крыше подводит. Дверь за моей спиной со скрипом закрывается. Я медленно подхожу к самому краю – очень высоко. Я обхожу всю крышу и никого не нахожу. Что ж, видимо, сегодня не мой день. Под ногами шуршит галька. И тут я понимаю, что я стою, а галька на крыше продолжает шуршать. Я оборачиваюсь. В тени кто-то останавливается. Сердце пропустило удар. Я не на шутку испугался. Я начал пятиться назад, а фигура приближалась. Человек почти на голову выше меня. Раздаётся тихий шипящий смех. Я поскальзываюсь и падаю. -Что ты здесь делаешь, мальчик? Фигура выходит в свет. Молодой человек среднего роста с густой белокурой шевелюрой. У него просто до жути широкая улыбка. Руки убраны в карманы мешковатых тёмных джинс, точнее, это джинсовый комбинезон, лямки которого болтаются в ногах. Красные кеды с белыми шнурками, белая футболка и красная рубашка в клеточку. Он присаживается передо мной на корточки и протягивает руку: -Тебе помочь? У него тонкие жилистые руки. Да и весь он какой-то худощавый. Я беру его за руку и встаю. -Мальчик, что ты здесь делаешь? – повторяет он. -Я не мальчик. Человек улыбается: -А кто тогда? Девочка? -Нет. Я в каждую секунду жду подвоха. Он же ждёт мой ответ. -Я пришёл сюда на спор. -Что же это за спор? -Что я увижу местного Карлсона и останусь в живых. Он смеётся. -Кто Вы? И он отвечает, всё так же улыбаясь: -Человек, который живёт на крыше. -Я его видел, честно! Реми смотрит на меня как-то недоверчиво. -Ребят, я серьёзно. Его зовут Бельфегор, ему двадцать шесть. А представился он как «человек, который живёт на крыше»! Эмиль чешет голову: -Мы-то вроде как и верим, но ведь нет подтверждения. Я опускаюсь на стул: -Я могу описать его, нарисовать. Реми качает головой: -Нет. Может, сделаешь фото? -Как? -Не знаю. Изловчись. Через день под вечер я снова иду на крышу. На этот раз я взял с собой друзей. -Вы его увидите, я обещаю. Мы поднимаемся на крышу. Мы обходим всё и ничего не находим. Мы начинаем ждать. Мы просидели примерно до полуночи. -Фран, признай: ты всё выдумал. Я встаю: -Нет. Я докажу вам. -Можно я Вас сфотографирую? Бельфегор сидит на самом краю. -Нет. -Почему? -Зачем тебе это? -Ну, я люблю фотографировать. Я любил фотографировать. -Ты не умеешь врать, Фран. -Мои друзья не верят правде. Он выходит на середину и ложится: -Тогда не верь им. -Где Вы живёте? -Везде. Я сажусь сбоку. -В каждом доме, в каждой квартире, на каждой крыше. Я везде, понимаешь? В кислороде, воде, еде. -А как же Вас найти, если понадобитесь? Он снова улыбается: -Я сам всех всегда нахожу. -Странный Вы, Бельфегор, - я тоже ложусь. -Обращайся ко мне на «ты». -Наверное, я никогда тебя не пойму. -Наверное, - Бельфегор ухмыляется. – Расскажи о себе. -Моя жизнь скучна, - я отмахиваюсь. – Здесь нечего рассказывать. -Расскажи. Я вздыхаю: -Меня зовут Фран. Так меня зовут вот уже двадцать лет. Я живу в Париже в одной квартире с родителями. Я окончил школу и учусь на художника. Я ненавижу постановочные фотографии, они слишком неестественные. Я хотел пойти на фотографа, но не прошёл. Хотелось бы делать фотографии для какого-нибудь всемирно известного журнала. -Мечты – это всегда прекрасно. Перед уходом я всё-таки успеваю незаметно сделать фотографию. С нашей первой встречи прошёл месяц. Друзья продолжают не верить мне, а я раза три в неделю мотаюсь на крышу. Я открываю дверь: -Бел, я принёс пиццу. -Мм, отлично. На нём всё та же рубашка в клеточку. -А с чем она? -Ветчина и ананас. «Гавайская», называется, - я скидываю рюкзак на пол и открываю коробку с пиццей. -Никогда не пробовал. Я аккуратно подцепляю толстый горячий кусок и протягиваю ему. -Спасибо, - он садится на край. -Бел. Он жуёт, поворачивает голову на меня. -Так ты действительно живёшь на крыше? -Может, да, - он проводит языком по губам, вгрызается зубами в пиццу, - а, может, и нет. Я иду по бордюру крыши, а Бельфегор поддерживает меня, чтобы я не упал. -Какие у тебя планы на сегодня, завтра и послезавтра? Я чуть поскальзываюсь и хватаюсь за него крепче: -Сейчас выходные. Я ничего не планировал. -Любишь неожиданности? -Ну, смотря какие. -Тогда пойдём. -Ты сдурел! Я смотрю на быстрый поток машин и красный свет светофора. -Нет, я, к сожалению, в самом что ни на есть здравом уме. Я всё же не решаюсь перебегать дорогу. -Смотри! – он указывает пальцем на другую сторону дороги. – Там нужный нам автобус! -Автобус? Я не успеваю сориентироваться, как меня хватают за руку, и мы мчимся через дорогу. Я громко кричу, быстро переставляя ноги. Вокруг со свистом проносятся сигналящие машины. Меня буквально закидывают в автобус. Сердце бешено стучит о грудную клетку. -Псих, - я плюхаюсь на сиденье, стараясь отдышаться. Бельфегор с довольной улыбкой облокачивается о поручень. На следующей остановке заходят билетёрши. Он прослеживает за моим взглядом, и, когда просят предъявить билет, начинает: -Вам кто-нибудь говорил, какие у Вас прекрасные глаза? Он берёт в руки ладонь билетёрши: -Зачем такой замечательной женщине, как Вы, такая работа? Вы же достойны большего. Она кокетливо дотрагивается пальцами до своих губ, чуть улыбаясь и заливаясь румянцем. -Удачного Вам дня, мадам, - он целует её в щёку и вылетает из автобуса со мной в придачу. Мы пробегаемся до ближайшей лавочки. -Зачем? Он оборачивается: -Что «зачем»? -Мы же могли бы купить билет. Мне на плечо ложится широкая ладонь: -Побудь хоть раз против системы. Наплюй на всё, проживи этот день только ради себя. Я смотрю на свои колени. -Пошли в аптеку, у меня есть идея. -Сотню презервативов, пожалуйста. Девушка за кассой краснеет: -Молодой человек, можно поинтересоваться, зачем Вам столько? Он облокачивается о кассу, подаваясь чуть вперёд: -Я провожу акцию на тему «Безопасный секс». Вы мне поможете с этим? Мы обошли практически весь Париж. Он раздавал их буквально всем и каждому. А парочку припас себе. -Никогда нельзя знать, куда заведёт день, - Бельфегор пафосным жестом поправляет чёлку, а я успеваю заметить, что он подмигивает мне. -Стой здесь. Я иду вперёд и останавливаюсь у фонтана. Мимо проходит Бельфегор: -Простите, Вы не подскажете, сколько времени? -Половина четвёртого, наверное. -Но небо же гораздо темнее, чем в половину четвёртого! – он встаёт справа. -Я не понимаю, к чему это сейчас было. -Молодой человек, отвечайте не так грубо. -Я что, хам? -Именно! – он всплёскивает руками. Прохожие в парке начинают обращать на нас внимание. -Тогда, на Ваш взгляд, сколько же время? -Время бить нахалам морду. Бел хватает меня за грудки, отвешивает звонкую пощёчину и скидывает в фонтан. Я встаю. -Будьте любезны ответить за свои действия. Деритесь как мужчина! Я утаскиваю его за собой в фонтан. Мы устроили небольшую заварушку, набив друг другу синяки и случайно вывихнув мне запястье. -Потерпи немного. Мы, полностью мокрые, сидим у входа в кинотеатр. Он держит меня за вывихнутое запястье. -Будет очень больно? -Да нет. На счёт три, ладно? Я киваю. -Раз… Раздаётся громкий хруст – я кричу. -Ну, вот и всё. -Чёрт возьми! Больше не будем устраивать такие сценки. -Но было весело. -Да, было весело, - я улыбаюсь. Бельфегор оборачивается назад: -А пошли в кино. Но на самый худший фильм. Когда мы заходим в зал, свет уже погашен, а по экрану мелькает реклама. -Зал почти пуст. Давай сядем на последний ряд, - говорит он голосом потише. -Давай. Он садится в кресло, закидывая ноги на впереди стоящее. -Дай колу. Он протягивает мне бутылку кока-колы: -У тебя попкорн? Кто-то в зале шикает на нас. Бельфегор отвечает до жути громко: -Простите, пожалуйста. Я тихо хихикаю. -Ты-то что хихикаешь? Нашлась тут хихикалка. Я закрываю рот ладонью, стараясь не рассмеяться вслух. -По законам жанра, если бы ты был девушкой, я должен бы был тебя поцеловать, - он забирает у меня бутылку и делает глоток. -Так что мешает? Он ухмыляется: -Ты не девушка. -Брезгуешь мной? - я пододвигаюсь так, что тычусь носом в его щёку. Он поворачивает ко мне голову: -Нет. Я бегаю глазами по его лицу: -Вот и отлично. И тут же устремляю взгляд на экран. Родители с вечера уехали к бабушке с дедушкой. Я вернулся поздно, но у меня были ключи. Утром кто-то стучится в окно. Оно приоткрыто. -Привет, давно не виделись. Бельфегор сел на подоконник, свесив ноги в комнату. -Ты сдурел, – немного ошарашенный таким визитом, я встаю с кровати. Я живу на седьмом этаже. -Как ты здесь очутился? Мы и так договорились сегодня встретиться. -Я уже говорил: я сам всех нахожу. -Мы виделись только вчера. Он усмехается и проходит на кухню: -Ну-с, что нас ожидает сегодня? Сонно тру глаза и сажусь за стол напротив него: -Я не знаю. -У меня есть лыжи. -Сейчас апрель. -Самое время для лыж! Я крепко сжимаю в руке лыжные палки и иду на лыжах сбоку Бельфегора: -Тебе не кажется, что это уже перебор? -Мы живём как какие-то лохи, крысы лабораторные, подчиняясь чьим-то устоям, законам. Это в самый раз. Там, где я родился, в это время ещё прохладно. -А откуда ты? -Моя фамилия – Мьёрвол. Бельфегор Мьёрвол. -Неплохо звучит, - я киваю, поджав губы. -Знаешь, куда мы направляемся на лыжах? -Откуда же мне знать. -Я приметил недавно одно поле. Там классно. Мы проложили свою апрельскую лыжню к какой-то ферме с полем и кучей стогов сена. -Смотри. Он достаёт из кармана иголку. -Наша миссия – найти эту иголку. -Так она же… Он просовывает руку глубоко в стог: -Уже нет. Он оттяпывает горстки сена и откидывает их назад: -Давай же, помогай. Я тяжело вздыхаю и присоединяюсь к поиску: -У меня только один вопрос: зачем? -Это же весело! Мне прямо в лицо летит сено. -Да, спасибо, - я стряхиваю с себя сухую траву. Он кидает ещё, ещё и ещё. Вскоре от стога не осталось и следа. Мы разлеглись на земле. -Так и не нашли, - я раскинул руки. -Почему же? В его руках тут же возникает иголка. -Давай, Морель, будь мужиком! Он за рукав тянет меня вперёд. -Я не пойду на кладбище! А уж всю ночь там сидеть не собираюсь! -Да ладно тебе! -Не, не да ладно, - я еле плетусь за ним. – Я не люблю кладбища. -Боишься? -Нет! Он улыбается: -Врать не умеешь. -Я не вру! Я продолжаю вопить что-то нецензурное. Он волочет меня буквально до середины: -Всё, хватит. Не хочешь – иди назад. Бельфегор широким шагом пошёл дальше. Уже сильно стемнело. Я несмело окликиваю его: -Бел? Он не останавливается. -Бел, ну подожди! Я подбегаю и обхватываю Бельфегора за руку: -Ладно, я боюсь кладбищ. -Уж это уже все поняли. -Кто «все»? -Я и мертвецы. Я хнычу и утыкаюсь лицом в его плечо. Он шикает на меня: -Тихо. Ты слышишь? Что-то шуршит. Я бледнею и отступаю назад, выпуская его руку. -Господи, да расслабься ты. Это всего лишь ветер. -Пожалуйста, пошли отсюда. Он вздыхает: -Ладно, так уж и быть. Примерно в час ночи мы оказываемся на чердаке. -Знаешь, что мы сейчас будем делать? Он проходит в темноту и что-то с треском разбивает. Я на ощупь нахожу выключатель, врубаю свет: -Что ты творишь? -Бью посуду. -Откуда здесь посуда?! Бельфегор разбивает ещё одну тарелку: -Присоединишься? -Нет! -Как жаль. В меня летит стакан. Я уворачиваюсь, а стакан громко разбивается об стену. -Ты точно спятил. -Нет, я иду против всего. Против всех правил. Я хватаю первую попавшуюся посудину и швыряю в него. Она разбивается о стул, которым Бел защитился: -Ну держись, самозванец. Мы лежим на прохладной крыше. Всё в осколках. -Я хочу спать, - я зеваю. -Так спи. -Лень. Бельфегор хихикает: -Ты становишься нелогичен. -Интересно, в кого же это? -Да, действительно. Мы смеёмся. -Хороший день. Он кивает: -Хороший. -Я рад, что мы познакомились. И я засыпаю. Когда я просыпаюсь, вокруг ни души. Осталась записка: «У меня возникли неотложные дела. Я сам найду тебя, когда понадоблюсь» И я возвращаюсь домой. Слухи, легенды. Порой они оказываются такой чепухой. Я его не видел около месяца. На крыше он объявлялся, но я на него никогда не натыкался. Хотя газеты продолжали сообщать нам о Парижском Карлсоне, который ошивается на крыше. Я лежу на кровати и бездумно пялюсь в телевизор, когда раздаётся стук в окно. Я встаю и дёргаю шторы. На выступе за окном стоит Бельфегор. -Что ты творишь, придурок? Я открываю окно и дёргаю его на себя. Он, в свою очередь, улыбается: -Я пришёл проведать тебя. -Да что ты. Мог бы ещё года три где-нибудь поошиваться. Он притягивает меня к себе, крепко обнимая: -Прости. У меня были дела. Я несмело обхватываю его руками: -Не говори так, будто ты супергерой какой-то. -Нет, я не супергерой. -Ну ещё бы. Он тихо смеётся: -Может, накормишь гостя? -А что ты будешь? -Хмм… - Бельфегор задумчиво трёт подбородок. - Молока, варенья и сладкого. Он сидит на моей кухне и поглощает второй литр молока. -Не много ли тебе? Он улыбается: -Глупый вопрос. -Плюшки будешь? -Конечно! Я ставлю табуретку и лазаю по верхним полкам: -Варенье у нас только клубничное. -В самый раз. -Сладкоежка, - я сажусь напротив -А ты разве не любишь сладкое? Бельфегор проводит по волосам тыльной стороной ладони. -Нормально к нему отношусь. Без фанатизма. -Я всегда немного по-другому представлял твою комнату. Даже сейчас, когда нахожусь в ней. Он лежит на моей небольшой кровати, положив ногу на ногу и закинув руки за голову. -Ну, у меня всё скромно. -Да, довольно минималистично. Я выключаю телевизор: -Это плохо? -Нет, мне нравится. Я подхожу к кровати и упираюсь коленом в матрас: -Двигайся. Бельфегор двигается ближе к стене, а с края ложусь я. -А ты кем-нибудь работаешь? Он раздумывает: -Нет. -Ты вообще по жизни ничего не делаешь? -Да не то чтобы совсем ничего, - и он замолкает. – Фран. Я поворачиваю на голос голову. -Знаешь, ты первый, с кем я так быстро подружился. -Про тебя ходят слухи в городе. Что, якобы, те, кто поднимаются на крышу и видят тебя, те пропадают бесследно. Он лишь смеётся. -Ты ничего не скажешь на этот счёт? Он смотрит на меня: -Это всё глупости. Мы оба молчим. Мы лежим близко, соприкасаясь плечами. Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что в такие моменты обычно что-то происходит. Бельфегор приподнимается, переворачивается на бок. Он склоняется сверху. Он наклоняет голову всё ниже и ниже и останавливается, когда его нос достигает моей щеки. Я замер в ожидании. Губы опаляет ровное дыхание, сосредоточиться тяжело. Его сухие губы подцепляют мои, и я стараюсь сдержать себя в руках. Я медленно и слабо отвечаю на поцелуй, еле вдыхая через нос. Я чувствую вкус молока, клубничного варенья и прочих сладостей, недавно съеденных на кухне. Я притягиваю Бельфегора за шею, целуя более уверенно. Я мну его губы своими, получая недюжинное удовольствие, а он скользит языком в мой рот. Я тихо мычу, немного хмурясь, пока Бел умело мешает наши слюни. Хлопает входная дверь. Мы замираем. -Чёрт, это родители. Он быстро вскакивает с кровати, а я пихаю его к окну. Бельфегор наполовину высунулся на улицу, а я тяну его на себя: -Бел, постой! Он держится за оконную раму. -Мы же ещё увидимся? Меня хватают за грудки, целуя на прощанье: -Непременно. Через пару дней я поднимаюсь на крышу. Он стоит у самого края, убрав руки в карманы. Когда хлопает дверь, он оборачивается и широко улыбается. -Привет. Он обнимает меня: -Как там родители? -Неплохо. Они не поняли, что кто-то приходил. -Это хорошо, - он кивает. -Чем займёмся сегодня? Он задумывается: -Я покажу тебе закат. Мы сели на автобус и поехали за пределы города. Я так и не понял, куда он меня вывез, но здесь было до жути красиво. Высокие платаны, кусты с яркими ягодами, осока под ногами. Мы залезли почти на самую вершину и наблюдали закат, сидя на ветках. -Когда-то давно, - говорит Бельфегор, - я, как и все, мечтал стать кем-то. Бизнесменом, врачом, предпринимателем, учителем. Я постоянно к чему-то стремился. А потом я понял, что не в этом счастье. Я не видел себя в будущем кем-то таким. И я решил, что проживу жизнь ради себя. Ну и ради того, кто мне дорог. А ты? Вот к чему ты всю жизнь стремился? -Я всегда хотел стать фотографом. -И у тебя… -Не получилось. Он тяжело вздыхает: -Тебе пора. Завтра в университет. Я сам тебя найду, когда понадоблюсь. На крыше он очень долго не объявлялся. Я даже начал волноваться, что что-то произошло. Я пришёл в какую-то среду. Лил ужасный ливень. Он стоял посреди крыши, весь мокрый. -Бел. Я встаю перед ним: -Где ты был? -Я был занят, прости. Его волосы намокли и тяжёлыми прядями свисали вниз. Он берёт моё лицо в ладони и впивается в губы. В рот заливает дождевая вода, но я упорно продолжаю его целовать. Он отстраняется: -Я должен тебе сказать кое-что крайне важное. -Ну а потом? Немного позднее я всё рассказываю друзьям, исключая некоторые детали. -Да! Что потом, тогда, когда вы в последний раз встретились? Реми заворожено рассматривает фотографию Парижского Карлсона, а Эмиль внимательно меня слушает, приоткрыв рот. Я улыбаюсь и щурю глаза, поворачивая голову на яркое солнце: -Он улетел, но обещал вернуться.