Black and White

Темнота. Темно так, хоть глаза выколи. Эрик швыряет окурок на землю — тот мелькает ярким всполохом оранжевых искр, — топчет ботинком, вбивает в сырой асфальт после прошедшего мелкого дождя. Вон с крыш все еще капает, отдает трелью. Мужчина вращает головой, прислушивается. Где-то вдалеке раздается веселый смех подростков, что так поздно гуляют по ночам, не сидят дома с мамочкой и папочкой. Эрик фыркает себе под нос, оглядывается. И где только черти носят этого сосунка? У них ведь задание. Эрик проводит пальцем по дисплею телефона, тот зажигается во мраке переулка, освещает мужское лицо с торчащим из брови пирсингом. Эрик хочет набрать номер, как слышит шаги. Оборачивается. — Какого хера он тут делает? Басом, громко, резко, оглушая кирпичные стены силой своего голоса. Питер Хэйес корчит ужимки на лице, достает из-за уха сигарету и на манер балагура жмет плечами. — Я подумал, — отвечает, пальцами прищелкивает, — что нам не помешает помощь. — Ты уебок. Вот так. Без церемоний, грубо, на простом языке, который будет понятен любому из них. Питер прицокивает как девчонка, затягивается сигаретой и щурит свои глаза. Эрик движением плеч поправляет кожанку, одергивает ее на себе, достает из-за пояса пистолет с глушителем. Тяжелый — оттягивает руку в самый низ. — Вали отсюда, — это Стэну, который стоит, широко расставив ноги, сунув руки в карманы распахнутой на груди куртки, жует жвачку, двигает челюстями, чавкает. — Вали говорю, — повторяет Эрик, — иначе засуну тебе это дуло прямо в пасть и нажму на курок. Стэн прекращает жевать — рот так и остается открытым, демонстрируя неровный ряд зубов и белую массу между ними. Он сплевывает жевательную резинку вместе со сгустком слюны себе под ноги, разворачивается и все-таки уходит. Шутки с Эриком плохи и всегда выходят боком тому, кто пытается играть по правилам мужчины. Питер, кажется, закатывает глаза. От Эрика это движение не уходит. Он пялится на своего напарника, друга, и просто мальчишку, который думает, что знает все лучше, как на насекомое, раздражающее, навязчивое. И Хэйес начинает сдуваться под этим взглядом. Вбирает голову в плечи, горбится, на черном асфальте ищет что-то. — Не самовольничай, — неожиданно спокойно произносит Эрик, — это может выйти нам боком. И потом не я тебе голову отвинчу, а Макс. Нам обоим бошки снимет. А теперь задание. Питер швыряет недокуренную сигарету в сторону мусорных баков, мелькает черный силуэт с заостренными ушами — уличная кошка, раздается писк и возня около баков — видимо, кошка там не одна. Эрик двигает шеей, садится на корточки и аккуратно вытаскивает патроны из коробки, вставляя их в магазин увесистого пистолета. Хэйес не двигается. Они оба знают заказ. Условия выполнения, время и место приходят в сообщении с липового номера. И сами они пользуются мобильниками, которые потом уничтожают. Бандиты и преступники. Вот такая самая правдивая характеристика каждого из них. Только Эрик матерый, а Питер все еще учится. — Я стреляю, ты убираешь труп. Все как обычно. Хэйес кивает и давит зевок. Не выспался, ублюдок. Опять всю ночь с девками резвился — Эрик ночевал у него и слышал эту мышиную возню да женский смех. Зеленый слишком, неопытный, мальчишка просто. Эрик чешет нос указательным пальцем, поднимает пистолет с земли, выпрямляется во весь свой внушительный рост и делает шаг по направлению к выходу из подворотни. Ступает мужчина тихо, татем следует и Питер — в бесшумности парнишке не откажешь. Машина должна затормозить у самого крыльца. Объект должен находиться один. Работа быстрая и чистая. Один выстрел прямо в голову, минимум крови, а тело оттащить в реку. Тут пара метров до моста — Хэйес справится. Впрочем, как обычно. У Эрика с Питером есть негласное правило — они не задают Максу никаких вопросов, они просто делают, следуя указаниям, получают свои деньги и живут, как знают. Питер спускает бабло на девок, выпивку, угарные вечеринки с коксом или еще какой наркотой покруче, которую может достать. Эрик иногда шарахается по клубам, снимает шлюх. Изредка такая жизнь откровенно заебывает. Она простая как два пальца в рот. И заморачиваться не надо. Но иногда хочется быть кем-то большим, чем тень, чем безымянный убийца, чем человек, что заметает следы, убирает отпечатки людской жизни, сметает судьбы, сдает в утиль, зачеркивает имена и не возвращается. Шины скользят по асфальту в точно установленное время. Эрик прячет ствол в полах кожанки, идет быстрым шагом, имитируя суетливость простого прохожего, допоздна задержавшегося на улице. Проскальзывает мимо затормозившей машины и мужчины, который выбирается из салона с некой неуклюжестью, выпрямляется, желая хлопнуть дверцой да включить сигнализацию. У Эрика движения большой кошки — он разворачивается в секунду, выставляет пистолет и твердо жмет на курок. Осознание собственной смерти приходит к незнакомцу в сером деловом костюме через несколько секунд после того, как пуля впивается в его плоть, разъедая кость, проникая в мозг. Он валится мешком, и вот Эрик слышит быстрые, но тихие шаги Хэйеса. Тот наклонятся, хватает тело руками в перчатках. Река. Туда. Мужчина засовывает пистолет за пояс, желая осмотреть место казни безымянного человека, которого он не знал, который натворил что-то неугодное Максу или мог натворить. Эрик скользит взглядом по близстоящим домам и тут замечает фигурку. Худая, тонкая, высокая. Она замерла, не шевелится, но по глазам бьет напряжение каждой клетки человеческого тела. Сейчас рванет. Сейчас рванет, сука. И будет свидетель. Вашу ж мать! Как только можно было так лохануться? Как?! Эрик злится, делает шаг к чужаку, но тот стремительно разворачивается и начинает бежать. И мужчина себя не сдерживает. Незнакомец легкий. Мальчишка какой-нибудь. Он бежит мимо домов, сворачивает в подворотни. Холодный металл пистолета давит на поясницу. Эрик знает, что он должен сделать. И он сделает. Только нагонит, посмотрит в глаза, приставит дуло к самому виску, почувствует, пощупает страх на вкус, ощутит, как бешено колотится сердце в молодой груди, и тогда, только тогда, он пристрелит. Он не героиновый наркоман. Его наркомания — смерть. Может, поэтому его так боятся? Мужчина нагоняет парнишку через пару кварталов, со всего маху налетает на уставшего подростка, хватает в свои силки и валит на землю. Капюшон слетает с головы незнакомца, и в лицо Эрику тут же лезут светлые волосы. Либо девка, либо пацан любит длинные космы. Тот брыкается, но мужчина приставляет холодную сталь к виску мальчишки, повернутся заставляет, и руку его чуть не дергает. Вот те на! Девица это. Да притом еще та, соседка Питера с маской из кожи вместо лица. Глазенки узкие, но смотрит она ими в ужасе, и рот едва раскрывает. Посмотрите-ка, дыра какая-то есть, даже губы едва могут шевелиться. Эрик разглядывает ее откровенно и нагло — когда же девка пытается дернуться, то давит холодным дулом ей на висок, определенно причиняя боль. Убить ее и дело с концом. Размазать мозги по асфальту. И им с Питером легче, и она не будет мучиться, живя с такой рожей. Но вместо того, чтобы нажать на курок, почувствовать отдачу в руке, а потом встать и оттащить ее тело в сторону все той же реки, Эрик открывает рот и задает самый идиотский вопрос, который только мог придумать. — Кто тебя так? Девка вдруг резко дергается, мычит, брыкается с такой силой, что мужчина невольно подается назад. Она выкарабкивается из-под него, вскакивает на ноги, смотрит безумно и ошалело, а он рот кривит. Да, детка, я убийца, преступник и еще тот сукин сын. Я хочу тебя убить. Но Эрик остается недвижим. На холодном асфальте, пропитанном ночной влагой, на коленях, с тяжелым оружием в руке и горящим взглядом серых глаз. Он отпускает девчонку, которая – о! он уверен — никому и ничего не скажет. Потому что он придет, потому что душу выест, потому что выпотрошит, лишит силы и воли. Он на это способен. И лишь один вопрос. Не лучше было бы просто убить эту убогую девку?