Secrets of Black Widow.

Самолет заходит на посадку, и Наташа нервно проверяет ремень безопасности, старательно избегая взгляда в окно на раскинувшийся внизу город. Я аккуратно накрываю её ладонь своею рукой, пытаясь передать ей каплю спокойствия и уверенности. Последний раз в Южной Корее мы были чуть меньше пяти лет назад. И эта была самая ужасная миссия, через которую нам приходилось проходить. Где-то недалеко от Сеула. 5 лет назад. <i> Удар. Очередной удар и очередной гневный вопрос. От резкого голоса корейского офицера звенит в ушах, хотя смысл слов не меняется с самого первого дня. Две недели. Две недели пыток и допросов. Две недели без сна, пищи и всего на нескольких глотках воды. Две недели в плену у корейских генералов, готовящих очередной вооруженный переворот. Бартон устало усмехается и проводит опухшим, шершавым языком по разбитым губам. Руки, закованные в кандалы, чувствуются с трудом. На теле нет живого места, свободного от синяков, ссадин или ожогов. Остатки рваной одежды с трудом прикрывают тело и не справляются с чудовищным холодом, который царит в подземелье. Надрывный кашель вырывается из легких, вызывая мгновенную, резкую боль в груди, и Клинт сплевывает сгусток крови. Он не боится пыток или издевательств. Он боится одного – умереть, так и не вытащив из соседней камеры Наташу. Она держится, Бартон знает это по гневным высказываниям человека, который их допрашивает. Но и Наташины силы могут иссякнуть, поэтому он каждую секунду пытается придумать выход из сложившейся ситуации. Надеяться им не на кого. Задание Бартон и Романофф получили три недели назад, связи со штабом не держали, находясь в полном радио-молчании. С экранов Щ.И.Т.а исчезли сразу, как прибыли в Южную Корею. Вернуться должны были пару дней назад, так что, если повезет, через несколько дней двух агентов начнут активно искать. Если Коулсон, как куратор операции, решит, что они просто опаздывают с самостоятельной эвакуацией или исполнением задания, искать агентов не будут еще неделю. А к тому времени ни Бартона, ни Романофф уже не будет в живых. Крики Наташи, разрывают тишину, дрелью вкручиваясь в мозг. Бартон стискивает зубы, потому что слишком хорошо знает Наташу. Она никогда не кричит. Какие бы пытки к ней не применяли, она никогда не сдается. Шипит сквозь стиснутые зубы, рассматривает своих мучителей пронзительно зелеными, приобретающими в такие минуты бирюзовый, дьявольский оттенок, глазами, но никогда не выдает ни звука. Но крик становится все надрывнее, в нем чувствуются слезы и бессилие, и Бартону остается только гадать, как этим мастерам пыток удалось довести Черную Вдову до такого состояния. Полковник, который допрашивает его уже неделю, просто наслаждается зрелищем. Он уже слишком хорошо изучил обоих шпионов, что попали ему в руки, и знает на какие точки надо давить. И мужчина, и женщина с достоинством вытерпели две недели самых изощренных пыток, не сказав ни слова, не отвечая на вопросы и не сдав заказчиков. Но время шло, генерал требовал результатов, и женщину заставили закричать, сломав жестоко и с особым цинизмом. Бартон уже не пытался сохранить спокойствие, когда услышал, как голос Наташи срывается и она захлебывается в рыданиях. Еще сутки он слушал её не утихающие ни на минуту стоны и крики, прерывающиеся надсадным кашлем и хрипами. Спустя сутки довольный собой полковник, уже готовящийся получить всю требуемую информацию из уст Клинта, пытки которого были прекращены на время истязаний Наташи, чтобы он мог расслышать каждый её крик, не отвлекаясь на собственную боль, совершил ошибку. Роковую ошибку для каждого, кто был причастен к захвату двух агентов Щ.И.Т.а. </i> Наташа зябко прижимается к моему плечу, хотя погода в Сеуле достаточно приятная. Но, не смотря на солнечный свет, которым залит терминал аэропорта, по моей спине бегут мурашки, словно я сам вновь оказался в той камере, наедине с собственными мыслями и криками Наташи. Видимо она испытывает тоже ощущение, только усиленное в несколько сотен раз, и я ласково обнимаю её одной рукой, целуя в макушку. Паспортный контроль мы проходим без проблем, благо оригиналы наших паспортов – со штампами о браке и на общую фамилию Бартон – нигде не засвечены. Изображать простую семейную пару, решившую провести отпуск за осмотром достопримечательностей Южной Кореи, нам удается легко, но профессиональные привычки остаются. Поэтому я постоянно окидываю зал, выискивая потенциальную угрозу, и замечаю, что Наташа делает то же самое. Быстро получив багаж, я ловлю такси и говорю адрес вполне приличного отеля, которым пользуется огромная масса туристов. Расположившись в номере-люкс, который смогла заполучить Наташа, я пристально проверяю его на предмет прослушки и устанавливаю глушилки. Секретная служба тут работает хорошо, а нам лишние проблемы ни к чему. Не смотря на то, что мы не проведем в Сеуле больше нескольких дней, меры особой осторожности соблюдать необходимо. - Ты знаешь, где скрывается Беннер? – Наташа выходит из ванной, вытирая волосы полотенцем. - Да, - я быстро достаю из потайного отделения рюкзака толстую папку. – Навещу его после обеда, пока ты будешь отдыхать. Закажем в номер или спустимся в ресторан? - В номер, - кивает головой Наташа, и я прекрасно понимаю, что она не хочет идти со мной к Брюсу. Не смотря на то, что с Беннером она общий язык найти сумела, его зеленой ипостаси, так восхищающей Тони, она действительно боится. Да и с доверием между ними тоже есть легкие проблемы. А вот мне Брюс нравится, поэтому и помощи у него я иду просить один. Только такой специалист в области генетики, к тому же с абсолютным кредитом доверия, как он, сможет обеспечить нас всей необходимой информацией и дать или отнять последнюю надежду. Беннера мне удается разыскать в небольшой деревеньке, неподалеку от Сеула. Дожидаясь, пока он покинет свой дом, я присаживаюсь на корточки прямо на улице. Солнце припекает, а мне в голову снова лезут непрошеные воспоминания. Кореец, выглядящий лет на пятьдесят, заходит в камеру Бартона, самодовольно улыбаясь. Крики Романофф перешли в хриплые стоны около часа назад, и он абсолютно уверен, что добиться признания от порядком измученного мужчины будет легко. Но после первого же удара Бартон отключается, его сердечный ритм становится почти неслышным, и полковник посылает за здешним лекарем. Когда является старый кореец в бывшем когда-то белым халате, Клинт уже не дышит. Старик ставит на стол черный чемоданчик, полный ампул с цифровыми шифрами на стеклянных боках, и опускается на пол перед пленником. Шейные позвонки ломаются с настолько громким хрустом, что полковник вздрагивает, раскрывая глаза в нечеловеческом удивлении. Клинт вкладывает в атаку последние силы, в голове вместе с ударами сердца пульсирует слишком дорогое «Нат», и он блокирует любую боль, вкладывая все резервы организма в слишком самоуверенную атаку. Полковник, так долго наблюдавший за пытками американского военного, не успевает произнести приказ, хотя его губы уже приоткрываются в беззвучном крике, но Клинт убивает его, даже не фиксируя этого в сознании. Шум привлекает двух солдат, стоящих у дверей камеры, но вызвать подмогу они не успевают, оседая на пол от жестких ударов, проламывающих височные кости. Вколов себе мощную дозу сыворотки на основе адреналина, которую он смог отыскать в сумке врача, Бартон устремляется к камере Наташи, убивая на своем пути всех. Лекарство отрезвляет голову, позволяя думать намного быстрее, рассеивая туман в голове и блокируя ужасную боль во всем теле. Только это помогает ему быстро добраться до камеры напарницы, находящейся без сознания, и вытащить её оттуда. Вколов ей дозу сыворотки, Бартон понимает, что прорыв наверх будет не просто сложным, а почти неосуществимым. Но это не останавливает его. Их держали на самых нижних уровнях заброшенной тюрьмы, поэтому людей здесь минимум. Но Романофф, с трудом шевелящая ногами, истекающая кровью и не произносящая ни слова, плохой помощник. Впервые на его памяти, Романофф выглядит настолько опустошенной и не желающей сопротивляться. Что-то в её глазах подсказывает Клинту, что все намного хуже, чем он когда-либо мог предположить. Как они тогда вырвались, Клинт мог припомнить с трудом, но Коулсон рассказывал, что шуму он наделал много. Добравшись до первого же огнестрельного оружия, которое попалось ему в руки, Клинт снова ощутил себя Соколиным Глазом. Все пули достигали своих целей, планомерно выводя его и Наташу из лабиринтов пыточных камер. Звук выстрелов ласкал слух, а Наташины хрипы вселяли уверенность в то, что они выживут в этом аду. Захваченный в заложники солдат вывез их за пределы тюрьмы, а сам Бартон смог связаться с Коулсоном, посылая запрос на немедленную эвакуацию. Бензин в машине кончился где-то в горах, действие сыворотки закончилось еще раньше, возвращая боль и с трудом прогоняемый туман в голове. Труп солдата, который был взят в заложники, Бартон выбросил из машины сразу после того, как ему удалось пробиться сквозь блок посты, нисколько не сожалея о, может быть, неоправданной жертве. Спасательная бригада, направленная для эвакуации двух агентов, была в ужасе и восхищении, когда узнала, что Бартон и Романофф не только смогли продержаться в самом жестоком пыточном лагере Южной Кореи больше двух недель, но и смогли сбежать. Вот только ни Клинт, ни Наташа никогда и никому не рассказывали, как же тяжело им далось возвращение из этого лагеря в нормальную жизнь. Я с трудом отгоняю тяжелые воспоминания и поднимаюсь, разминая ноги. Беннер как раз выходил из дома, когда я оборачиваюсь и посылаю ему приветственную улыбку. Поправив солнцезащитные очки, я подхожу к слегка удивленному Брюсу и вежливо приветствую его: - Добрый день, доктор Беннер. Мне необходима Ваша помощь.