Путь в чистые небеса

Всю справочную информацию можно найти в моей группе ВКонтакте: https://vk.com/club57630193 ©Бородавкин Илья Алексеевич, 2011. 18.10. Путь в чистые небеса Книга третья Глава 28 "Все уйдут, замаравшись" И у Тебя, Господи, милость, ибо Ты воздаёшь каждому по делам его. Пс. 61:13 1. Я проснулась ни то от холода, ни то от тряски. Пытаясь открыть тяжелые, как булыжники, веки, я чувствовала, каких усилий мне это стоило, и не спешила их поднимать. Сперва пришло понимание, что я нахожусь в машине и еду по просёлочной дороге, потому как двигались мы не быстро, да и трясло нас довольно знатно. Тем не менее водитель не щадил автомобиля и шёл по кочкам и ямам, не сбавляя скорости, будто уходя от погони. Кроме шума двигателя, скрипа подвески и характерных брызг от луж, по которым ехала машина, покачиваясь в такт рельефу, - ничто не издавало звуков. Наконец я, сделав над собой усилие, открыла глаза. Только вот ничего не поменялось. Темнота была вокруг как с закрытыми, так и с открытыми глазами. Лишь после этого я поняла, что на голове у меня что-то надето и что мне трудно в этом дышать. Паника охватила моментом. Мне захотелось хлебнуть побольше воздуха, смрадного и терпкого от какой-то дряни, или вовсе покинуть машину, но… Я начала вспоминать, что это была за машина. Память ударила в голову ещё сильнее, чем резкий запах. Уильям, деньги, подъезд… и моя отключка на заднем сидении. Нехватка воздуха и воспоминания нахлынули, как гроза в ясный день, неожиданно и неприятно. Да что там неприятно… Это было ужасно. Только оставаться с одним лишь ужасом я не мирилась. Я машинально попыталась сорвать с лица надетый на меня кусок ткани, но руки оказались связаны. Тем не менее, мне удалось совершить задуманное сразу обеими руками, и открывшаяся мне картина совсем не сделала лучше. Вокруг было так же мрачно, как и в надетой на мою голову сумке. За окном автомобиля мелькали широкие стволы старых сосен, кроны которых создавали вокруг под своим лоном небольшой полумрак. Кроме них пробегали за кадром и кусты ежевики, малины, редкие заросли крапивы, нависавшие над дорогой и жадно царапающие кузов автомобиля, как бы намекая на остановку. Но что эти знаки моим похитителям – только лишний шум за окном. - О, проснулась деваха! – тут же отреагировал противный ротвейлер-водитель на мой освободительный жест и улыбнулся мне в зеркало. От этой улыбки мурашки, как по дорожке, пробежали вдоль всего позвоночника. Сидящий рядом со мной антропоморф-доберман весь напрягся и уже с первой секунды был готов к моим крикам и выходкам. Только что было толку? Вокруг нас один только лес, кричи - не кричи, да и Хьюго рядом мирно спал, так же накрытый натянутой на голову тряпичной сумкой. Пакеты, видимо, нужны были только для того, чтобы придушить и усыпить нас с Хью, а сумки нам надели уже потом. - Пусть смотрит, - произнёс доберман своим низким басом. – Всё равно тут нечего запоминать. - Да и приехали почти, - как-то спокойно и миролюбиво пояснил ротвейлер ни то мне, ни то своему коллеге. Сердце заколотилось как бешеное. Виски застучали, и особенно тот, который был ранен и забинтован. Его пронзило болью, которая расплылась по лицу, голове и шее, уползая куда-то вдоль позвоночника. Но боль была уже даже привычной – куда страшнее было то, что происходило со мной. Я почувствовала лёгкую мелкую дрожь у себя в коленях. Состояние безысходного ужаса окатило меня кипятком, заставив покрыться испариной и гореть изнутри и снаружи, прибавляя победных очков моей панике. Все эти дни были адом, и сегодняшний – завершал адский круг, как самый лютый и поистине страшный день в моей жизни. Дрожь распространилась. Теперь уже не только колени, но и тело моё дрожало, и казалось, будто я замерзала в этой проклятой колымаге. Нижняя челюсть сжималась до скрипа в зубах, заставляя их так громко стучать, что даже доберман начал искоса поглядывать в мою сторону, однако ничего не сказал. Слёзы сами собой наворачивались на глаза. Они потекли в немом бессилии, с которым я озиралась по сторонам, но за окнами был только бесконечный лес, кустарник и темнота наползавшего вечера. Бежать было некуда, да и невозможно. Идеи одна за другой мелькали в моей голове, но снова и снова они натыкались на безвыходные ситуации, где меня вновь ловят, где используют Хьюго как приманку, где моё бегство бессмысленно. - Да не трясись ты! – чуть толкнул меня плечом доберман, и в его раздражённом тоне я услышала нотку ободрения. Будто бы пёс не выносил девичьих слёз, но он не мог утереть их. Эта малая нота в тонах его басовитого голоса, быть может, даже придуманная мной, вселила в меня надежду. - Приехали, - констатировал с водительского сидения ротвейлер. Автомобиль выехал на поляну, на которой расположилась высокая и раскидистая горка. Дорога ловко провела машину по ней, и с вершины поляна, метров двести в диаметре, показалась нам в полной красе, заросшая, дикая, окруженная мрачным вечерним лесом. Спустившись с пригорка, мы устремились вниз и, заехав в лес, продолжили спускаться по склону. Метров через триста от поляны по левую сторону от дороги показался раскидистый дом. Невысокий, но длинный, он стоял на сваях, потому как располагался на склоне. Чуть ниже по склону из-за дома выглядывала широкая терраса, пристроенная к нему. Дорога проходила совсем рядом с домом, поэтому машина лишь немного подвернула к зданию и остановилась. Доберман вышел из автомобиля первым. Он протянул мне руки и буквально выволок меня изнутри, трясущуюся, мягкую, вязкую. Как больная, не разумеющая ничего о происходящем вокруг, я ватными ладонями вцепилась в запястья пса, и он вытянул меня наружу. Поставив меня на ноги, как куклу, он передал «охрану» за мной нашему водителю, который, выйдя из автомобиля, взял меня под руку и не отпускал. Впрочем, куда бы я могла убежать? В лес? Чтобы сгинуть там? Или чтобы Хьюго здесь тут же убили из-за меня? Глупости всё это. Безрассудство. - Встава-а-ай, приехали! – доберман снял с головы моего спутника сумку и начал его тормошить. Хьюго подал признаки жизни, начал морщиться, складывать уши, вилять кончиком хвоста, но глаз не открывал. Кое-как доберману удалось привести златошерстного в чувство и он, не давая Хью понять, что происходит, повёл его в сторону дома. Ротвейлер направил меня следом за ними. Окружающий пейзаж мелькал пеленою от слёз и безумства, с которым я шла, как зомби, в сторону крыльца дома. Хьюго, по-видимому, был ещё не в себе от снотворной дряни, которой нас усыпили. Поэтому парень шёл очень сбивчиво, шатаясь и всё время глядя себе под ноги, точно пьяный. Руки его были завязаны за спиной, в отличие от меня, и от этого его походка казалась ещё более нестабильной и странной. Он не обращал на меня никакого внимания, впрочем, меня вели поодаль от него, подталкивая вперёд, и я не попадалась в его поле зрения. Наконец у крыльца нас остановили друг против друга у разных перил. Хьюго, наконец, поднял на меня своё хмурое лицо, которое вдруг просияло озарением. - Саба… - едва дыша, молвил он, но ротвейлер уже открыл дверь и нас с Хьюго затащили внутрь дома. Дверь резко, но негромко хлопнула. Воцарилась немая тишина, после чего брякнули упавшие на комод ключи и в тёмном коридоре зажегся свет. Ротвейлер появился у выключателя и тут же пошёл вперёд, дальше по дому. Справа располагалась кухня, соединённая с большим залом, посреди которого стоял раскидистый угловой диван, журнальный столик и телевизор на тумбочке. Налево уходили двери в другие комнаты. Рассмотреть интерьер было невозможно и ненужно – доберман ткнул нас с Хьюго в спину и мы двинулись вслед за его сообщником в зал. Ротвейлер сразу же направился к окну, которое выходило за спинкой дивана, и задвинул толстенные непрозрачные шторы. - Сядь, - приказал он Хьюго, указывая на ковёр за диваном. Хьюго недоумевающее посмотрел на него, ничего не понимая. – Я повторять должен? – спросил грозно преступник, указывая на пол пальцем. Хьюго встал на колено и затем рухнул пятой точкой на пол. Теперь его было не видно из окон на кухне. Всё ясно. После этого ротвейлер подошёл ко мне. Я невольно сделала шаг назад, но уперлась в могучую грудь добермана, который даже не шелохнулся, а только лишь придержал меня рукой за плечо. Ротвейлер приблизился ещё ближе, и я попыталась вырваться в сторону. - Эй, не трогай её! – воскликнул Хьюго, услышав возню. Он вполоборота повернул голову, чтобы попытаться рассмотреть, что происходило со мной у него за спиной. - Да заткнись ты! – гаркнул на него ротвейлер и грубо схватил меня за руку. – Надо вы горько… - уже под нос себе буркнул он, но в тихой холодной комнате даже эти слава раздались большим эхом. Я попыталась вырвать руки из лап преступника, но он был куда сильнее, поэтому смог удержать мои ладони - Успокойся! – гаркнул ротвейлер уже на меня и потянул за один из узлов. Поняв, что меня развязывают, я повиновалась. Развязав одну руку, он сделал жест напарнику, и доберман как пушинку развернул меня на сто восемьдесят. Я уткнулась носом в его, пахнущую потом и дешёвой парфюмерией, жилетку и хотела было отпрянуть, как ротвейлер заломил мне руки за спину и начал завязывать снова. - Ай! – воскликнула я не столько от боли, сколько от страха и резкости этих движений. - Терпи, голуба! – радостно вскрикнул ротвейлер прямо мне на ухо. От этого я затряслась такой дрожью, которая была видна невооруженным глазом. Ужас электрическим током пробил меня насквозь, заставляя жаться к доберману, как к стене. Только подальше от этого чудовища! – Терпи, милая! И жди меня домой! – начал он напевать какую-то глупую песенку. Закончив своё дело и насвистывая свои мотивы, пёс взял меня за плечо и повёл к Хьюго. Развернув меня спиной к любимому, преступник, ничего не сказав, жестко надавил мне на плечи, заставляя сесть. Как только я попыталась аккуратно приземлиться, он толкнул меня, и я, вскрикнув и больно ударившись, шмякнулась об пол, налетев спиной на спину Хьюго. - Ничего, будете вместе теперь, голубки! – злорадно улыбаясь своими страшными зубами, произнёс ротвейлер. От этой улыбки из фильмов ужасов, от этих золотых коронок и отверстий от выбитых зубов слёзы снова полились у меня из глаз. Они слепили мне ресницы и не давали смотреть на этих мерзавцев. – Ну-у-у, разревелась! – протянул пёс, вставая и кряхтя. Он связал меня и Хьюго вместе за нашими спинами, да так ловко, что мы вряд ли сможем вместе развязать наши руки. - Так, боссу я отчитался, но надо избавиться от трупов, - сказал доберман. - Да, всё пошло по… - Не надо было оставлять свидетелей и жмуриков, - перебил доберман «коллегу». – Но что делать-то! Форс-мажор. - Да хоть этих забрали, - отмахнулся ротвейлер и сделал шаг к выходу. - Может, босс что-нибудь придумает… - заметил доберман. - Только зря наших положили, - остановился ротвейлер, ловко развернувшись на месте. - Так глупо под пули попали… И всё из-за чертей из-за этих, - блеснул суровым взглядом в нашу сторону ротвейлер и скрылся за спинкой дивана. Больше я никого не видела. Послышались удаляющиеся по комнате шаги, а в глазах, слегка щипавших от слёз, стоял этот яростный, полный презрения взгляд преступника. Он до того был пропитан ненавистью, что я даже думать не могла о хорошем для нас исходе. Если что-то пойдёт не так – нам крышка. И рука его не дрогнет. - Ладно, я поеду, разберусь с мертвяками. - Нужна помощь? – спросил доберман. - Предлагаешь одних их тут оставить? – спросил преступник недоверчивым голосом, будто бы глядя на «коллегу» как на психа. – Справлюсь, чё делать-то. - Давай, на связи. Входная дверь отворилась, скрипнула и тут же захлопнулась. Не успел доберман вернуться в зал, как на улице завелся двигатель и автомобиль уехал куда-то далеко по просёлочной дороге. - О-ой, - зевнул доберман и пошёл из прихожей обратно в зал. Шаги преступника громко раздавались стуком каблуков по чёрному, покрытому лаком паркету. – Дубак какой, - поёжился пёс, как я поняла, и остановился где-то за моей спиной, напротив Хьюго. Я думала, что он сядет где-то подле моего друга и начнёт что-то делать с нами, но нет. Я повернула голову и только теперь увидела, что слева от дивана располагался камин. Доберман сложил несколько палок, что были в поленнице, в колодец, уложил внутрь газеты, нашёл на кухне спички, и, весело бряцая полным коробком, вернулся в нашу часть комнаты. Бросив вдруг коробок на пол возле камина, он закурил сигарету от одной подожженной спички и, затянувшись, спросил: - Ну что вы тут, посидите? - мы с Хьюго молчали. – Конечно, куда же вы денетесь! Я за дровами пошёл, а то мы тут задубеем. Медленно прогуливаясь по комнате, пёс снял с себя разгрузку с кобурой, обоймами и предательски выпирающими из подсумков гранатами. Пистолет остался висеть в кобуре на разгрузке, однако на поясе показалась ещё одна кобура с таким же оружием. Доберман медленно направился в сторону выхода, и я уже не могла видеть его из-за дивана. Я только слышала, как он отворил какую-то комнату, повесил в ней разгрузку и вышел на улицу, прикрыв за собой двери. - Ты как? – тут же с неловкостью в голосе спросил Хьюго. - Никак, - ответила я, ничего конкретного не пытаясь вложить в это слово. Всё и так было понятно. - Ничего, мы что-нибудь придумаем! – пытался подбодрить меня Хьюго и начал раскачиваться на месте, пытаясь расшевелить и распутать верёвки. Как бы златошёрстный не тужился, как бы я не пыталась помочь ему – ничего не получалось. – Эх, - выдохнул от беспомощности Хьюго и успокоился. – Телефон бы, сообщить, где мы есть… - А где мы есть? – спросила я Уго. - Не знаю, - ответил Хью. – Но звонок бы наши хотя б отследили. Стил бы придумал что-нибудь. - Они всё забрали. Они не дураки, - с досадой заметила я. - Да, - ответил мне Хьюго и задумчиво промолчал. – Есть идеи? – робко спросил он. Этот вопрос поверг меня в полнейшее отчаяние. Хьюго всегда находил выход из всех переполохов, из безвыходных, казалось, ситуаций, в которых мы побывали, но никогда не спрашивал у меня совета. Он со всем справлялся сам, единолично и успешно, но теперь даже он ничего не мог сделать. Это очень пугало, но куда больше пугало то, что и у меня не было ответа на вопрос друга. Теперь наши судьбы находлись полностью в руках преступников. 2. Прошло несколько часов. Нервы немного успокоились, я постаралась прийти в себя, насколько это было возможно. Только после жуткого стресса пришёл холод, от которого нас так же трясло вместе с Хьюго. Доберман, к моему удивлению, не был так зол и страшен, как показался мне на первый взгляд. Он сперва следил за камином, вывесил какой-то тюль между залом и кухней, чтобы нас тяжелее было увидеть с улицы, а потом пошёл что-то готовить и при этом вёл себя, будто нас с Хьюго не было. До тех самых пор, пока я не смогла больше держаться. - Мне… - робко начала я, но рефлексы побеждали страх. – Мне нужно в туалет. - Сейчас, - спокойно, к моему удивлению, ответил доберман. Он как раз что-то жарил, сделал газ поменьше и удалился в туалет, видимо, проверить, нет ли там чего-то, чем я могла воспользоваться для побега. Потом он пришёл к нам с Хьюго, развязал мне руки и заставил меня сесть на кресло. Моею веревкой преступник связал ноги Хью, чтобы тот не мог встать. Доберман спокойно отвел меня в туалет. Увы, в нём и правда не оказалось ничего, что могло бы мне пригодиться, и я с покорностью сделала своё дело, вымола руки и вышла из уборной. - Сядь, - приказал он мне, когда я была возле дивана. Я повиновалась. Доберман помешал что-то на газу, положил в тарелку макарон и спросил: - Есть хочешь? - Угу, - неуверенно сказала я. Есть и правда хотелось, но где-то там, на подкорке. Пока же весь мой разум занимал стресс и происходящая ситуация. Выключив газ, доберман полил макароны гуляшом из глубокой кастрюли и протянул мне тарелку и ложку. - С…спасибо, - машинально поблагодарила я и вдруг остановилась, не зная, что сказать и что делать. - Ешь, - кивнул мне на тарелку доберман, вытирая полотенцем руки. – Потом его очередь. - Что с нами будет? – спросила я, осмелев задать вопрос, но не решившись приступить к трапезе. - Я не знаю, - признался преступник, и почему-то его признание выглядело очень честным. - Это как босс решит. Я хотела спросить о нём, но поняла, что могу поплатиться за это. Доберман же наложил себе целую тарелку кушанья и сел подле меня на угол дивана. Преступник, как ни в чём не бывало, зачавкал, ловко орудуя вилкой, и я, глядя на него, тоже приступила к трапезе. Комок не лез мне в горло, несмотря на то, что в животе радостно заурчало, а еда была действительно очень вкусной. Казалось, что в шее что-то давит и ещё мешает где-то там, в пищеводе, чтобы пища попала в желудок. Только ближе к середине тарелки дело пошло на лад. Я чувствовала вину перед Хьюго, но понимала, что ничего не могу сделать для него. На моё предложение покормить друга чавкающий преступник отмахнулся, мол, всё нормально. Скорее всего, Хьюго так же будет ужинать после меня, что не могло не порадовать. Да и в принципе нас накормили, что казалось уже неплохим знаком. Когда преступник доел, он развязал Хьюго, а меня – связал снова и посадил на диван. Тут было куда удобнее, да и от камина уже стало теплее в этой мёрзлой нетопленой комнате. Ночи в августе бывают очень холодными. Хьюго сводили в туалет, а уже после накормили, и Хью принялся есть с куда большим энтузиазмом, чем я. Преступник же попробовал включить телевизор, но тот показывал одну лишь рябь, и поэтому пёс, попытавшись что-то настроить, бросил это неблагодарное дело и выключил прибор, кинув пульт рядом. - Н-да, не насмотришься. Хоть в города с вами играй, - усмехнулся доберман и покашлял своим громким басом, от которого я дёрнулась и вся сжалась. – Да… Влипли вы в историю… - Втянули нас, - смело ответил Хьюго. - Её – да, - указал пальцем на меня доберман. – А ты – сам виноват. Перешёл дорогу не тем людям. - Ты же не знаешь эту историю, - попытался сказать Хью, но его перебили: - Ой, да все вы так говорите, - отмахнулся преступник, растягивая слова и откидываясь на диване. – Мы не виноваты, нас подставили, это всё другие… Нет! Невиновных на этой планете нет! Все уйдут, замаравшись. По самые уши причём! – после этих слов доберман положил ногу на ногу и, расплывшись в самодовольной улыбке, добавил. – Тебя мне не жалко, а вот девчонку – жаль. Она втянута во всё это по твоей вине. - Не только, - вступилась я за Хью. - Пускай, - согласился преступник. – Но всё равно, ты ведь только лишь средство в руках больших дядек. А они всем движут и решают за нас. Да и вообще, если ты и попала в это дело случайно, то у тебя всё равно есть грехи, за которые придётся, если что, пострадать. Так, ты доел? – спросил доберман у Хьюго и, не дожидаясь ответа, взял у Уго тарелку и связал его снова, однако тоже оставил его на диване. Моё отношение к родителям, к семье, к близким… неужели это и впрямь та причина, по которой на мою судьбу выпали такие испытания? Те грехи, которые мне придется искупать своей кровью? Неужели её ещё мало легло на алтарь кровожадным богам? Только кто его знает, что, почему и зачем. Нет ответов, нет будущего и прошлого нет. Всё теперь стёрлось и зависит от настоящего, которое от меня самой не зависит. Я начала уже думать, как Алу… Впрочем, что тут поделать – ситуация у нас такая. - В общем, - продолжил доберман, вернувшись с кухни после мытья посуды. – Пока что вы просто в заложниках. Молитесь, чтобы так же и оставалось. Думаю, босс захочет выкуп за Сабу, или что-нибудь в этом роде. Не знаю, что ему нужно от Балто, но как я понял – это какая-то вещь. Может, её он обменяет на дочку, кто знает. - А я? – спросил Хьюго. - А с тобою всё интересней. Думаю, Сайленс сам захочет с тобой повидаться. Ты, я так понял, убил пару его прихвостней пару лет назад? – спросил доберман, как-то хитро дёрнув ухом. - Не я, - ответил Хьюго. - Тем не менее, из-за тебя они погибли. К тому же ещё Мексиканец… Ты сорвал боссу какой-то его мудрёный план. Это оч-чень его расстроило, - причмокнул пёс. Повисла немая пауза. Я лишь заметила, как хвост и уши Хьюго всё больше и больше опускаются. - Честно скажу, - наклонился доберман к Хьюго. – Мне кажется, что у тебя есть шанс. Придется так или иначе поработать на Сайленса, выдать пару-тройку секретов Стила, попытаться разрулить эту ситуацию. Ты же парень с мозгами, я вижу. Тебе надо крутиться на задних лапках перед Бобом, чтобы выйти сухим из воды. Ну как… насколько это возможно, - улыбнулся преступник. – Просто иного выхода для тебя я не вижу, вот честно, - положа руку на сердце, сказал пёс. – Врать-то мне зачем, если ты в большей степени приговорён, чем нет? Думай, как зацепиться за жизнь, и, может быть, выплывешь. - Ты хочешь узнать секреты Стила? – смекнул, было, Хью. - О, не-е-ет! – протянул, усмехаясь, преступник. – Я не хочу оказаться на твоём месте. С такой информацией долго не живут. К тому же, чем меньше я знаю, тем больше у меня возможностей. - Неужели? – удивился Хью. - Конечно! Я меньше отсвечиваю, меньше заметен. Никому нет дела до того, переметнусь я куда-то или нет, спасая себе шкуру. Мне нечего уносить с собой, разве что оно поможет переметнуться на другую сторону, но это уже другой вопрос. Пешке проще выжить в системе, несмотря на самую грязную работу, что приходится ей выполнять. Вот, казалось бы, её отправляют в самое пекло, да? – жестикулировал доберман. – Как сегодня – мы приехали вас забрать, а наткнулись на людей Стила. Пришлось лезть в заварушку. И, тем не менее, наши косяки больше вредят нам самим, чем всей этой шушере, что стоит в иерархии выше. А вот когда там, наверху, принимают неверные решения, - им уже некуда деваться. Их возьмут за задницу и четвертуют на кусочки, будь покоен. Мы же – выжили – не выжили – какая кому разница? Мы сами здесь за себя, за свою жизнь и свои деньги. Поэтому меньше знаешь – крепче спишь, - вот мой жизненный принцип. - В этом есть своя логика, - ни то согласился, ни то нет Хьюго. - Дык я о чём и говорю! – самодовольно подтвердил доберман и закурил сигарету. Сделав первую затяжку, он почему-то закашлялся, а потом спросил у меня: - А ты как думаешь? - Я? – моё удивление заставило преступника улыбнуться. - Ну да. Мы всё равно тут сидим, как придурки, и неизвестно, сколько ещё просидим, вон, без телика. Так давай говорить! - Хм, - честно задумалась я. Эти беседы и впрямь помогали отвлечься. – Наверное, я полностью соглашусь, - заключила я. – Живой пример сидит перед вами. Я и Хью. - Вот, - улыбнулся ещё шире пёс. – И я об этом же! Когда прижмут, уж лучше ничего не знать, чем знать, чего утаивать! - Красиво сказано, - иронично ухмыльнулся Хью, и преступник в ответ лишь сделал жест, говорящий: «Ведь об этом я и сказал!» - Так что ты… и правда смог грохнуть Мексиканца? – отчего-то даже робко спросил доберман у Хью, будто подбирая слова. - Да, - подтвердил парень. - Обалдеть! - с довольно спокойным, но всё-таки удивлением ответил пёс. – А как тебе это удалось? - Он не ожидал, - оправдал себя Хьюго тихим голосом. – Он думал, что я убью Сабу, а я… убил его. - Уоу. - Пришлось выбирать. - Ну, знаешь ли, у тебя был не сложный выбор! – усмехнулся преступник. – Я бы тоже выбрал бы Сабу, даже если не знал бы её, - доберман подмигнул мне, отчего я снова вся напряглась. - Так вот с этого всё и началось. Я шёл на обычную встречу, а попал на расстрел. Я думал, что Стил хочет что-то мне передать, но не знал, что Мексиканец переметнулся. - Забавно, конечно. - Что именно? – не понял Уго. - Что этот псих сразу вас не убил. Видимо, у Сайленса и впрямь на тебя есть какие-то планы, Хьюго. Иначе вы бы даже не успели увидеть этого отморозка. Так что послушай, парень, - наклонился преступник и продолжил чуть тише. – Правду тебе говорю, пробуй болтать с Бобом. Ты сможешь выкрутиться. Хьюго лишь пожал плечами и неуверенно добавил: - Может быть. И тут как раз послышался вдалеке грохот мотора. Доберман встал с дивана и вышел на кухню к окну. Однако он быстро понял, что это едет его напарник, и пошёл отворять дверь. - Давно пора нормальную шторку между кухней и залом повесить, а не сопли вот эти, - заметил вошедший в дом ротвейлер. – Этих связанных из окна за полмили видно. Ты бы их ещё на подоконник рассадил, как цветочки. Доберман молча задёрнул шторы на кухне, а его «коллега» отправился мыть руки. - Хотя кому какое дело, в наше-то время, а? – обратился толстый ротвейлер к кому-то из ванной. – Может, они извращенцы какие, а? – спросил он у меня, выглянув из-за угла и вытираясь при этом полотенцем. Войдя вместе с полотенцем в зал и закончив вытирать засохшую кровь с шерсти, он снова спросил: – Извращенцы вы, или кто? Мы с Хьюго, естественно, не отвечали. - Всё с вами ясно. Развязали, рассадили… Не обижали тут мою голубу, ммм? – после этого вопроса ротвейлера даже его напарник не знал, что ответить. И только я вдруг решилась и отрицательно помотала головой. – Это хорошо-о-о, - протянул он и попытался потрепать меня по голове. Я вывернулась, несмотря на то, что рука преступника очень больно скользнула по простреленному уху. – Эй-эй, полегче, цыпа! – пригрозил он голосом, но как бы не всерьёз. – Я лучше в душ схожу, - обратился он к доберману. – Закину стирку и… всё, - подытожил он, не зная, чем закончить свою речь. Противный ротвейлер ушёл, но с его появлением в доме тут же стало не по себе. Он был слишком… слишком. Непредсказуемый, страшный антропоморф, во всех смыслах. От таких уродов можно было ожидать чего угодно. Послышался грохот дверей, потом шум воды и стиральной машины, но доберман уже не решался заговорить с нами вновь. Будто появление ротвейлера переменило его. Он молча положил в тарелку еды для своего товарища, а потом в задумчивости достал телефон и всё это время просидел в нём. Наконец, когда шум воды прекратился и хлопнула дверь, доберман поднялся с дивана и хотел, было, что-то сказать ротвейлеру, но тот сам вошёл в комнату… голышом. - А где шмотки, я не понял?! – спросил он, вытирая шерсть на загривке. - Ты что, дурак? – спросил доберман «коллегу». - Не, ну а что такого? Может, я понравлюсь девушке, а? – улыбнулся он и посмотрел на меня. – Ну, как я тебе? - Иди ты оденься, полоумный! – неискренне улыбнулся доберман и вытолкал пса в сторону комнат. – Вон там твоё, на верхней полке! Глаза разуй! Через стену было слышно, что доберман был недоволен, хотя по возрасту и старшинству он, видимо, уступал ротвейлеру. Меня же вновь затрясло. Как бы этот жирный психопат не начал до меня открыто домогаться, на что он уже всячески намекает. И при этом ему, если что, никто ничего не сделает! Он может всё, ведь мы в его власти, и от этой мысли мой ужас, мой гнев и моя боль вновь выплеснулись фонтаном из моих глаз. - Саба… - вдруг робко окликнул меня Хьюго. – Держись, слышишь? Нас уже ищут, сто процентов ищут! - Думаешь, Коди и Уильям справятся? - К…конечно справятся, - с какой-то неуверенностью сказал мне Хьюго, и мне показалось, что он знает куда больше, чем я. - Что там случилось у вас? Наверху? – задала я сразу вопрос, на что Хью опустил голову и уши и сказал: - Уильям убил двоих из их шайки. Потом этот стрелял в него. Что с ним и с Коди – я не знаю, но в квартиру никто так и не вошёл. Возможно, что всё обошлось, но… - Ах! – вскрикнула я, осознав, что мой брат может быть убит. – Неужели… - Не думаю, Саба, - успокоил меня Хью. – Он стрелял в одну точку, два раза, я видел. Коди сидел в шкафу. С ним всё должно быть в порядке. - Ах! – снова воскликнула я. Неужели Кодиак мёртв? Мой братец! Мой добрый, отзывчивый брат, который поехал выручать меня! Если он погиб – никогда себе этого не прощу! Не может быть, не может, нет! - Так, отставить истерику! – гаркнул над нами басистый голос добермана. Я дёрнулась и подняла голову. Пёс был вместе со своим, уже одетым, компаньоном. - Знаешь, я поражаюсь! – присел напротив меня на корточки ротвейлер. – Все бабы, когда плачут, – такие страшные! А у тебя, вон, ухо замотано, сопли, слёзы с тушью по всему лицу, а ты всё равно такая красивая! – взял он меня за подбородок и попытался поднять мою голову. Я резко дернулась назад, утопая в спинке дивана, и хотела уже, было, ударить ногами этого поддонка, но он так ловко отскочил в сторону, что я не успела сотворить эту глупость. – Но-но, хватит брыкаться, лапа! Хе, я же шуткую, - расплылся пёс в своей беззубой улыбке. - Надо бы спать потихоньку ложиться, - заметил доберман. Казалось, что каждый раз он пытается отвлечь своего дружка от меня. - Да, Маркус. Ты прав как никогда! – будто бы погрозил пальцем ротвейлер, и, развернувшись, пошёл на кухню за стаканом. – Подежуришь с ними первый? - Без проблем, - согласился доберман Маркус. - Ты представляешь, как я устал за сегодня? - Хм, ещё бы, - подтвердил преступник. - Ты слабенько как-то протопил, - поёжился ротвейлер. - Нормально, в комнате же обогреватель стоит. - Так, эти двое пусть тут спят, на диване. Хотя, если крошка замёрзнет… - наигранно флиртуя, улыбнулся ротвейлер. – То пускай подползает, - согрею! Я злобно взглянула на него, а преступник засмеялся во всю свою пасть, брызжа слюной, и со словами: «Ой, не могу!» посеменил куда-то прочь. - Ложитесь, - приказал доберман, выключив большой свет. Горели только диодные лампы на кухне, тускло освещая совмещённый с ней зал. - И когда мы узнаем свою судьбу? – спросил вдруг Хьюго. - Ложись, или я опять его позову! – указал Маркус на двери, и Хьюго, замолчав, лег на спинку дивана. - Спасибо! – сказала я доберману, и он всё понял. Ничего не ответив мне, он начал прибираться на кухонном столе, а я, посидев ещё немного, последовала примеру Хьюго. Лежать с завязанными за спиной руками было очень неудобно, к тому же путы очень давили на запястья, но я смирилась уже с этой тянущей болью, как и с той, что отдавала в висок. Куда сильнее болела сейчас моя душа, пытавшаяся найти утешение хоть в чём-нибудь. Хотя бы подсказку, хотя бы ответ, хоть что-то. Уснуть после стольких потерь, после такого пережитого ужаса было сложно. Если бы всё это тут же закончилось, если бы меня освободили и успокоили, то я, как мне кажется, отрубилась бы тут же. Но теперь, когда стезя моего плена нависала, как паутина, надо мной и над Хьюго – сну неоткуда было взяться. Я долго ворочалась и укладывалась. Я вздыхала, я плакала, я сопела, и доберман всё это слышал. Но он молчал, читая что-то под яркими лучами кухонных ламп, такой красивый, разумный и загадочный. Он заступился за меня, а ведь именно он, возможно, без капли сожаления застрелил сегодня моего брата, убил Уильяма и его людей. Как относиться к тому, кто заступился сейчас, но нагрешил доселе? Как вообще после всего этого жить дальше? Я снова зашлась и заплакала, и в этих слезах, в этом тумане начало покрываться пеленой и моё сознание, унося меня в дремоту. Но вдруг! В соседней комнате завибрировал телефон. Через какое-то время я услышала шум, после которого раздался удар двери о стену, от которого не только я, но и Хьюго подскочил. В комнату вбежал ротвейлер. Он ещё в пути поднял трубку и начал отвечать: - Да, босс! - Алло. Кончайте обоих. Сейчас, - громко прозвучало на том конце линии. Так громко, что я всё услышала. Услышала и обмерла. - Ну вот… а как? – спросил ротвейлер, утягивая добермана с собой. Маркус весь напрягся, но отправился следом в сторону комнаты. Звуки трубки притихли, но всё ещё были слышны. - Боже мой, Хью! – взмолилась я. Но Уго уже не было рядом. Как только преступники скрылись за стеной, он метнулся в сторону кухни, и, найдя на столе маленький нож, подошёл к нему спиной, привстал на цыпочки и схватил его связанными руками. - Девка в вашем распоряжении, ну а этот – чтобы помучился, - раздался из трубки злорадный голос, повергший меня в полный шок. Я уже не замечала, как Хью вернулся с ножом, как он повернулся ко мне спиной и начал пилить верёвки, что путали меня. После этих страшных слов в эфире послышался треск, какие-то крики и возня. Как преступники не пытались вызвать босса на связь – у них это не получалось. Однако чем дольше они находились в комнате – тем было лучше. Хьюго всё резал и резал эти проклятые верёвки, а я только больше погружалась в обморочное состояние. Казалось, что от страха моя душа вот-вот лишится тела, а голова – сознания. Теперь выхода не было. Теперь – только смертный приговор. 3. - Алло. Кончайте обоих. Сейчас, - отчеканивая слова, произнёс Сайленс. Мы с отцом обомлели, глядя на злорадствующее лицо человека. Стил сперва опешил, а потом оскалился с новой силой, заставляя шерсть на его загривке и даже, казалось, хвосте ёжиться. Эта звериная ярость отца пробирала меня до мурашек по коже, и ужас от слов Боба только заставлял этих самых мурашек продолжать танцевать на моей спине. И пока отец сдерживал свой пыл – Сайленс решил добавить масла в огонь. - Девка в вашем распоряжении, ну а этот – чтобы помучился, - злорадно ухмыльнулся он, предвкушая свою безнаказанность. Отец предупреждал меня, да и сам понимал, что политически, практически и нормативно никаких стычек возле сего заведения быть не должно и не могло. Но как же я был рад, когда Стил со всего маху заехал по роже этому мерзкому самонадеянному старикашке. Его противная ухмылка тут же наткнулась на кулак отца, разбилась вместе с уверенностью в своей неприкосновенности. Сайленс улетел куда-то вниз от глухого и сильного удара, и телохранители, включая Саймона, тут же ринулись в эпицентр накала страстей. Но что больше всего меня удивило – они не пытались вступиться за своих хозяев, а наоборот – начали разнимать их в разные стороны, помогая друг другу. Саймон потянул своего босса назад, мужчина оттащил Сайленса, а пёс встал между оппонентами. Только я продолжал стоять, глядя пустым стеклянным взором на это безумие, думая о том, что Сабы теперь больше нет… Однако телохранители не нуждались в помощи. Сайленс не мог какое-то время подняться на ноги, как бы застыв в позе вставания с оценивающим боль и последствия растерянным взглядом. Отец же как-то быстро остыл, видимо, понимая, что на него смотрят редкие окружающие, вышедшие с собрания. Он выпрямился, погладил костяшки пальцев и, чуть ли не на месте развернувшись, пошёл прочь, стараясь побыстрее развеять внимание вокруг произошедшего. - Я лично прикажу отправить головы этих блохастых детей их родителям! – произнёс Сайленс в спину отцу, на что Стил остановился и замер на месте. От этого жеста втянули головы даже телохранители Боба, но папа, ничего не сказав, просто продолжил движение, оставляя нас с Саймоном позади идущими. Мы молча дошли до нашего автомобиля. Даже сдержанный рысь и тот бросал в пути неосторожно удивлённые взгляды в мой адрес, на что мне нечего было ответить. Я и сам пребывал в горячке. Лицо обжигало огнём, как зимой от сильного ветра, когда после улицы заходить в жарко вытопленное помещение. Но куда больше кололо глаза от страха и страшного осознания неизбежности и, что самое жуткое, - беспомощности. От неё хотелось плакать и выть, но я себя сдерживал. И только отец, севший на сидение микроавтобуса, помог мне выйти из этого состояния, прервав его своим голосом. - Конечно, для совета это не принесет ничего хорошего. Лишние глаза могут донести и донесут, и это сломает нам все карты… - начал почему-то оправдываться передо мной и рысью отец, а потом ещё и добавил: - Простите. Я не мог удержаться. - Это Вы ещё сильно держались, босс! – похвалил отца Саймон. – А после таких слов Вы обязаны были сделать, что сделали. - Спасибо за поддержку, Саймон, - как бы между слов поблагодарил телохранителя папа, набирая на мобильном телефоне нужный номер. Он делал это столь торопливо, что рысь не успел даже ответить ему. – Алло? Привет. Нужно пробить номер Сайленса. Сейчас, - отвечал отец на вопросы из трубки. – Да, прямо сейчас… Да, пару минут назад. Пробей входящий и его местоположение. Вопрос жизни и смерти… Да, да, перезвони, жду. После этих слов отец положил трубку и зародил в моем сердце надежду. Надежда эта казалась мне очень слабой. Даже если кто-то сможет узнать, где Саба, то успеют ли ей помочь… Для меня её уже будто не стало. Такой красивой, такой…живой! Самой живой и полной этих жизненных сил, самой твёрдой, уверенной, разумной из всех детей бедного дядюшки Балто. Такая мудрая, такая молодая и, несмотря на свою напыщенную строгость, такая жизнерадостная! И её больше нет. Быть может, она всё ещё была жива, но скоро это исправят головорезы Боба Сайленса. И ладно, если они просто убьют её, а то, чего хуже… Телефонный звонок прервал мой каскад нерадостных мыслей. Отец, вместе с которым мы пребывали в тревожном молчании, моментально поднял трубку, которую не выпускал всё это время из рук. Он, разве что, тут же выхватил из кармана салфетку и ручку и начал что-то писать. - Да?... Хорошо, я понял тебя, спасибо, - ответ Стила был самым, что ни на есть, лаконичным. Закончив записывать, он смог положить трубку и протянул Саймону цифры и слова, написанные на салфетке. К сожалению, я ничего не успел рассмотреть. – Вот, обзвони всех, кто находится рядом – Уайт-Маунтин, Каунсил и так далее. Пусть пробуют прорываться туда и искать их. Я позвоню Уильяму. Саймон отошёл в сторонку, а Стил продолжил беседовать по телефону. Я же пребывал наедине со своими мыслями и эмоциями в поисках понимания того, что случилось. Надежда есть. По всей видимости, Стил уже знает, где находятся Саба и Хьюго, и пытается выслать на место людей. Но… неужели у них есть время? Ведь Сайленс конкретно сказал об убийстве, разве что… мучить. Он приказал их помучить. Кто знает, может именно эти минуты пыток и отчаяния подарят ребятам возможность выжить, дадут время людям Стила успеть их спасти… Господи… Какой ужас!… Куда же я залез, мама?! Тут не щадят никого, даже детей. Тут нет ни принципов, ни жалости, ничего. Только цели, деньги и пропасть, по которой все катятся на дно, погружаясь во мрак омерзительной бездны… Вдруг в кармане моих брюк раздалась вибрация. Я аж подпрыгнул от неожиданности и, выйдя и ступора, потянулся в карман за мобильным. «Динго?» - удивился я и поднял трубку. - Алло? – вопросительно бросил я звучным от нервов тенором, от которого тут же закашлялся. - Газ, это ты? Привет, - прозвучал на той стороне связи голос Динго. - Да, это я. - В общем, мы сделали, как твой отец… как Стил попросил. Я деликатно выдержал молчаливую паузу, пока Динго, наконец, не продолжил. - Мы представились «Городом «N»», уверяли, что всё хорошо… - И что получилось? - А то, что нам нужно срочно поговорить со Стилом, - прозвучал в трубке голос Дакоты. – Мы кое-чего перехватили. - Да, точно! – подтвердил снова Динго. – Мы выцепили что-то важное в вашем эфире. Дай трубку отцу. - Сейчас, - смирился я с торопливой речью Динго, пока он ещё не успел меня запутать. Отец как раз положил трубку. Я подошёл к нему и протянул Стилу свой телефон. - Кто? – спросил он сурово, но приготовился отвечать. - Динго, - сказал я, но отец уже будто меня не слушал. - Да, - нервным голосом начал Стил. – Давай по существу, - оборвал он затянутое предисловие сына Балто. – И что он? – спросил папа спустя пару минут монолога от Динго. – Угу… - задумчиво подытожил он. – Я вас понял, вы молодцы, спасибо… Да, всё, давайте. После этих слов отец вернул мне телефон и нервно закурил, выйдя из машины и облокотившись на кузов микроавтобуса. - Что там? – спросил я у Стила. - Что и требовалось доказать, - сказал он. – Но сейчас не до этого. Саймон? – позвал он своего телохранителя, но рысь лишь отмахнулся и продолжал ходить по тротуару кругами чуть в стороне от парковки. – Надо ехать. - Спасать Сабу? – не понял я. - На базу, - ответил отец. – Мы слишком далеко, но даже те, кто рядом, вряд ли смогут помочь... Ох… - Стил смачно и терпко выругался. Он отшвырнул окурок в сторону, метко попав в придорожную урну. Папа молчал так «громко», что я ещё больше вгонял себя в смятение и грусть. Стил думал, напряжённо и отчаянно, и, в конце концов, ничего не поясняя, позвал снова Саймона и уселся на переднее сидение автомобиля. Рысь, закончив переговоры, отчитался отцу и, запрыгнув со мной в микроавтобус, продолжил свои звонки. Папа тоже, что-то прикинув у себя в голове, начал кого-то обзванивать. Один я всю дорогу сидел и никак не мог понять, как жизнь одной хрупкой девушки могла помешать каким-то страшным преступным бандам, к которым она не имеет никакого совсем отношения. Эта расплата за чужие грехи казалась мне непомерно высокой, но именно в этот день я впервые по-настоящему понял, куда я попал и от чего хотел спрятать меня мой любящий папа. 4. Телефон Уильяма разрывался. Человек со слащавым лицом начал действовать, едва переступил порог скромного домика. Сперва он спрятал где-то чемодан с деньгами, а потом вызвал на помощь какого-то врача для себя и своего друга. Всё же Уильям чувствовал себя плохо со сломанными ребрами, не говоря уже о его товарище, схлопотавшем пулю. Тут уж как ни крути, а без хирургии никак, пусть хотя бы подпольной. Спустя полчаса в дом пришёл мужчина-куница по прозвищу Фельдшер. Он был, как и все куньи, невысокого роста, худощавого телосложения и весьма скорый на подъем. Доктор пришёл к нам, одетый не по погоде, - в коричневой бескозырке, широких брюках и коротком тёмно-зелёном пальто, несмотря на ещё тёплую погоду. Его маленькие чёрные глазки, упрятанные за стеклом мелких круглых очков, хитро и опасливо бегали по сторонам, высматривая опасность. Нельзя было сказать, что куница чувствовал себя уверенно. Он крайне недоверчиво встретил меня в дверях, с опаской прошёл внутрь дома и, только убедившись в своей безопасности, приступил к работе. Когда он начал осматривать раненного пса, он тут же снял с себя маску подозрительности и с головой увлёкся своей работой, не обращая на окружающих ровно никакого внимания. Только человек всё суетился вокруг и помогал Фельдшеру, несмотря на боль в груди. Я предлагал Уилу свою помощь, но он грубо отказывался, считая, что в чужом доме я всё равно бесполезен и ничего не найду. Однако до, после и даже во время оказания ему самому врачебной помощи, Уильям не переставал обзванивать каких-то знакомых и нужных ему людей. Увы, кроме описания Хьюго и Сабы он не мог им представить ни марку, ни цвет автомобиля, увезшего ребят. Машина же самого Уильяма и его «коллег» осталась неподалёку от места преступления, и разговора о ней пока не было. Все, кто мог, искали пропавшую парочку. Сабу и Хью явно вывезли на машине, потому что все окрестности места происшествия уже проверили подручные Стила. До самого приезда полиции они пытались найти зацепку, но кроме фотографий протектора шин, которые они разослали всем в общий чат, им ничего не удалось нарыть. Но отсутствие фактов не останавливало Уильяма. Человек целеустремлённо пытался найти ответы и зацепки, беседовал с людьми, подключал всё новые связи. Я же, несмотря на оставленный мне гелентваген, чувствовал себя абсолютно беспомощным и позволил себе, разве что, уйти в другую комнату, чтобы не видеть жуткие мучения раненного пса. Увы, это не мешало мне слышать его крики, под которые такой «безжалостный» Фельдшер оперировал несчастного больного. Только когда весь забинтованный Уильям и куница с тазом кровавой горячей воды вышли, я вздохнул чуть полегче. Конечно же, это была метафора, ибо от таза едко пахло горячей кровью, плотью и спиртом, а от Уила – потом, бинтом и неизбежностью. - Больному нужен покой и перевязки, - пояснил слегка сдавленным голосом Фельдшер. – Сами справитесь? - Деньги как обычно, через босса, - перебил и не ответил кунице человек. - Да, сейчас ничего, мне не нужны проблемы. Оревуар! – Приподнял свою кепку Фельдшер и, не подав руки, скрылся в дверном проёме и быстро зашагал по тротуару прочь. Я открыл ему ворота участка и какое-то время понаблюдал, как куница удалялся и скрывался за пригорком. Он не произнёс больше ни слова. - Странный он какой-то, - заметил я, когда вернулся. - Он всегда такой, - ответил мне Уильям. - Как он? – спросил я, кивнув на дверь в комнату, где лежал раненный пёс. - Скотт? Отдыхает. Пять раз его пырнули, и всё ничего, прикинь? – удивился Уильям. - Подумать только… - ответил я, но сам опять улетал к мыслям о сыне и Сабе. – Повезло, значит… - заметил я и, не удержавшись, шумно выдохнул. - Да, - подтвердил человек. – А теперь нам пора, - скомандовал он и наградил меня гримасой тупой боли, которая отразилась на его лице, пока Уил пытался накинуть на себя свой пробитый бронежилет и пиджак. - Давай помогу, - предложил я. - Спасибо, Калтаг, - поблагодарил Уильям, поправил галстук, пистолет в кобуре и вышел из дома. – Я жду, - вопросительно взглянул он на меня, не оставляя мне больше выбора. Я собрался, взял свой пистолет, накинул плащ, шляпу и вышел, не запирая дверь. - А Скотта мы оставим одного? – спросил я. - Думаешь, он убежит? – улыбнулся Уильям, и от этой улыбки мне стало не по себе. – Не переживай, ему нужен покой. Док сказал, пускай отдыхает. Я только закрою его на ключ. Для меня было дикостью оставить тяжелобольного без присмотра, но в то же время я понимал, что время не ждёт – каждая минута была на счету. - Здесь недалеко. Наши ребята нашли какую-то зацепку на краю города, тут минут двадцать езды. - Ладно, - согласился я. - Заводи ваш гелик! – улыбнулся человек и бесцеремонно уселся на пассажирское сидение. В назначенное время мы были на месте. За пределами города, на выезде из одной деревеньки люди Стила заметили проезжавший на большой скорости по просёлочной дороге автомобиль. Он мчался подозрительно быстро, однако сперва бандиты не придали этому особого значения. Но когда они увидели фото протектора шин в общем чате, - решили сходить и проверить, и оказалось, что узоры сходятся. Мало того, пройдя по следу, оставленному на просёлочной дороге, между колей на траве обнаружилась пара капель крови. Этот случай было необходимо проверить. Уильям позвонил и попросил кого-то посидеть со Скоттом, а после позвал своих друзей-свидетелей с нами. Теперь в нашей команде состояли высокий белоснежный антропоморфный пёс на подобии лайки с красивыми голубыми глазами и человек с густой черной бородой, в вязаном свитере и длиннополой куртке. Оба новых спутника были выше нас с Уильямом на голову и внушали уверенность во всём предприятии. Ещё больше его внушали пистолет-пулемёт и помповый дробовик, взятые с собой псом и человеком соответственно. Знакомиться сходу было некогда, - я тут же по готовности ребят запрыгнул за руль гелентвагена и помчался вперёд по следам потенциальных преступников. Уже за баранкой я узнал, что человека звали Гленн, а пса – Говард. Эти двое явно хорошо знали Уила, и если кто-нибудь в машине начинал разговор, то Говард и Уильям тут же переходили на какие-то свои рабочие «тонкости». Гленн же, казавшийся постарше, старался помалкивать, однако всё равно вставлял своё слово в обсуждение работы на Стила. Мне даже казалось, что где-то я его уже видел, только где – никак не мог вспомнить… Да и вообще, если задуматься, то банда Стила уже давно перевалила за несколько сотен человек, если не больше. Почти в каждом городке – свои люди, свои подельники, - мрак. Вспомнишь, с чего всё это начиналось, и ахнешь. Да… Вдруг телефон Уильяма зазвонил и я, по велению человека, остановил машину. Связь становилась всё хуже и хуже, и за городом она пропадала так же быстро, как и темнело вокруг. Ночь надвигалась неумолимо, бесповоротно, и невольное желание надеть налобный фонарик отчего-то терзало моё сердце. Скорее всего, я просто чересчур волновался, и нервозность не давала мне покоя даже тогда, когда Уильям выскочил из машины и застыл на дороге, пытаясь сохранить утерянную связь. Мы с Говардом только, было, разговорились, как пришёл Уил и, весь бледный, сказал: - Жми что есть мочи, Калтаг. Мы на верном пути. - Что случилось? – спросил я, выжимая первую передачу. - Отыскали их координаты. Но… - Что: «Но»?! – воскликнул я. - Но у Стила есть опасения, что может быть слишком поздно. Что мы можем не успеть. Кровь ударила в виски паникой, и они с грохотом запульсировали. - Что случилось, ты можешь мне объяснить? - Я не знаю, - сказал мне Уильям, но я прочитал в его глазах ложь. Будто почувствовав это, человек добавил: - Он сказал, что Сайленс приказал их убить, но время ещё есть. Должно быть. - Как далеко? – только и хватило сил у меня спросить. - Миль семьдесят отсюда, - сказал Уил и я ещё больше прожал педаль газа. Больше часа езды… По ухабистой, местами горной дороге это все два часа. С такой скоростью, с которой я двигался, я уверен, никто никогда здесь не ездил. На поворотах мне казалось, что всё, вот сейчас автомобиль встанет на два колеса или зацепит стоящую у самой колеи ёлку, но гелентваген нещадно бился своим чёрным лакированным капотом о ветки и кусты, ревел, набирая скорость после поворотов, и снова мчался вперёд. Никто и слова не мог мне сказать, все всё понимали. Для них – это работа, для меня – сын. Сын и дочка лучшего друга. Эта дикость от разницы наших приоритетов бесила меня, добавляла мне ярости, коей я преисполнялся. Бессилие, с которым машина медленно преодолевала горные каменистые переезды и хлипкие мосты, ввергало меня в отчаяние и ужас. Каждая минута, секунда могла стоить мне жизни моего мальчика. Я сперва весь погрузился в краску кипятка, горел телом, потел, и сердце было готово выпрыгнуть из груди. За каждым новым поворотом его ритм усиливался. Мне казалось, что вот он, заветный дом, заветное место, на которое указывал Уильям. Но даже когда мы въехали в одну деревушку этот «бессердечный» человек заставил меня проехать мимо. Не здесь, не здесь, - дальше. Горячка вскоре сменилась холодным потом, ознобом, какой-то дезориентацией. Уж давно окончательно стемнело, в свете фар деревья и кусты рябили, били ветками по стеклу, отчего у меня у самого зарябило в глазах. И десятки миль превратились в миг. Страшный, болезненный, жуткий. И только Уильям вывел меня из этого скоростного транса. - Стой, - тихо произнёс Уильям, и я сперва будто не понял, не успел сообразить. – Стой, я тебе говорю! – повторил человек и гелентваген, ведомый моей подкоркой, резко остановился. Я ошарашено смотрел на Уила и Гленна, Говарда за собой я не видел. – Здесь, - сказал Уильям, и я заглушил машину. – Готовимся, подойдём тихо, ножками. Дрожь в руках была такой, что я не с первого раза вытянул ключ зажигания. Вибрировали пальцы от руля, гудели ладони, и только холодная рукоять пистолета успокоила их, придала уверенности и сил. Снова. Ужас не покидал меня, но и не останавливал. Держа оружие в руках, мы отправились быстрым шагом вперёд по лунной, едва видимой дороге. Кончился лес, началась поляна, перед выходом на которую мы опасливо осмотрели всё вокруг. Открытая местность пугала куда больше непроглядного ночного леса, казалось, что враг только и ждёт, чтобы мы вышли на гору, чтобы хлопнуть нас одной очередью. От этих мыслей стало жутко, но ждать было ещё страшнее, поэтому я первый двинулся вперёд, не позволяя себе роскоши ждать. Уильям приказал ребятам обойти поляну через лес, а сам двинулся за мной. Это было что-то вроде жеста поддержки, за который я был благодарен догнавшему меня человеку. Вместе с ним мы преодолели поляну и увидели, наконец, нужный нам домик. Мы напряглись и начали подходить ближе. Знакомый рисунок протектора несколько раз подходил, уезжал и снова возвращался на площадку перед входом в дом. Грязь и песок, на которых оставались следы, четко указывали на то, что машины возле дома нет, и она отправилась дальше по дороге. А вот свет… тусклый свет пробивался сквозь плотно занавешенные шторы, выдавая чьё-то присутствие. Этот свет периодически мелькал, будто кто-то ходил там внутри, и это заставило нас с Уильямом остановиться. Подошли Гленн и Говард. Пёс без всяких команд быстро обошёл дом, но в окнах ничего не разглядел, - всё было плотно завешено. И мы решили заходить по двое. Уильям и Говард отправились на террасу, чтобы войти через другую дверь. Я и Гленн пошли через основной вход, оставляя позади все мысли и чувства, кроме страха и внимания. Осторожно ступая по ступеням, я присел перед выходом и, держа пистолет наготове, другой рукой медленно потянул за ручку. Дверь оказалась не заперта. Я осторожно приоткрыл её, направил в щель дуло пистолета и скользнул глазами в тёмный мрак коридора. Никого. Гленн держал свой дробовик наизготовку и, стоя на земле, выцеливал дверь со стороны. Трясущимися руками я распахнул дверь и скользнул внутрь, после чего мужчина двинулся за мной. Глаза, уже, казалось бы, привыкшие к темноте, выхватили мрак помещения и пытались с ним совладать. В тускло освещённой комнате справа я тут же увидел источник движения, который мы заметили с улицы. Это лёгкая прозрачная занавеска, похожая на плотный тюль, играла и переливалась на сквозняке. В остальном же движения не было. В ответ на наши тихие шаги отвечала тишина. Гленн отправился в одну из прикрытых комнат, а я начал приближаться к проходу в освещенную комнату. Тюль закрывал мне обзор, и я скользил к нему, плавно, медленно, словно кот, словно полы сея занавески на ветру. Справа показалась кухня, на которой светились диодные лампы, служившие единственным источником освещения. Наконец я сквозь тюль увидел двери напротив, из которых в этот же зал стремились попасть Уил и Говард. Они меня увидели и пёс начал обратный отсчёт на пальцах. Я понял, что будем влетать все вместе, и приготовился. Три, два, один… Я схватил рукой тюль и рывком отвёл его влево, устремив свою руку с оружием внутрь комнаты. Мы с мужиками сделали по три шага внутрь зала и обомлели. - Никого, - шепнул вышедший следом за мною Гленн и, разглядев комнату, опешил, как и мы. Я опустил пистолет. Тук, тук, тук. Всё быстрее и быстрей. Я слышал лишь своё сердцебиение и шумное, тяжелое дыхание всех собравшихся в комнате. Перед нами предстали последствия жестокой кровавой расправы, картина, которую я запомнил на всю оставшуюся жизнь… - … Не успели… - прохрипел осипшим от нервов голосом Уильям и даже не смог опустить свой пистолет в кобуру. 5. Преступники совещались. Они не могли на что-то решиться и начинали ругаться, однако ротвейлер быстро затыкал Маркуса и что-то шепотом ему объяснял. Хьюго же продолжал пилить путы, и вот, наконец, одна верёвочка подалась! Затем вторая! Третья! Но вот послышались шаги наших недругов, и Хью, снова сев на диван, как и раньше, оставил нож при себе. Вошёл ротвейлер со своей мерзкой улыбкой. Следом двигался померкнувший доберман. - Ну, вот и всё! – как в конце представления развёл руками толстячок-ротвейлер. – Ваша песенка спета, господа! – улыбнулся он нам, как ни в чём не бывало. Я попыталась дёрнуть верёвки на руках. Они чуть ослабли, но в целом не двигались с места. От этого холодный пот выступил у меня на лбу из-под шерсти, покрывая лицо ледяной испариной. - Что это значит? – включил дурачка Хьюго. - А то, что нам велено вас шлёпнуть. Но шлёпнуть не просто так, знаешь… - как гурман засмаковал пёс свою идею. – А так, чтобы нам понравилось, и особенно – чтобы понравилось боссу и Стилу, конечно же. Преступник расплылся в страшной ухмылке, которая тут же превратилась в завистливый раздевающий взгляд, остановившийся на мне. - Просто так убить девушку – будет жалко, а просто так убить тебя – слишком просто. Так давайте же совместим приятное с полезным, а? – произнёс ротвейлер и достал ремень из своих штанов. После этого он подошел ко мне и ударил кожаным ремнём меня по бедру. Я закричала. – Зачем такому добру пропадать – надо пользоваться им! Оно ведь такое горячее – просто огонь! - Только попробуй! – пригрозил ему Хьюго, но ротвейлер тут же взял свой ремень и наотмашь ударил Хьюго по лицу пряжкой. После этого он подлетел к моему другу и несколько раз с силой и яростью ударил его кулаком по лицу. - Не надо, стойте! – взмолилась я. Слёзы прыснули из моих обезумевших глаз. - Да хорош ты уже, - робко попросил Маркус. - Выйди вон! – рявкнул в ярости ротвейлер, и его напарник сделал два шага назад. – Вон я сказал! – взревел обезумевший каратель, и доберман повиновался, скрывшись в недрах дома. Ротвейлер резко остановил избиение беззащитного Хьюго, на носу и лбу которого тут же образовались кровавые ссадины. - Что ты мне сделаешь, придурок!? – спросил он и в один момент связал ноги Хьюго ремнём. Я только кричала и плакала, пытаясь развязать свои руки, но ничего не могла сделать. Преступник же наклонился к самому лицу парня и громко и яростно произнёс: - Я сейчас возьму твою бабу у тебя на глазах, а потом придёт Маркус и сделает то же самое! – воскликнул он, указывая пальцем на дверной проём. – А если нам не понравится – мы будем пробовать снова и снова, пока не изменим свою точку зрения! – заорал он. – И ты ничего не сможешь сделать, сучий ты потрох! – ткнул он в нос Хьюго, заплёвывая его лицо во время крика. Я смотрела на это всё, обезумев от ужаса, готовая умереть, лишь бы это только закончилось. Господи, за что мне всё это?! - А теперь… - осмотрелся ротвейлер и, остановив взгляд на широком раскладном кресле, двинулся в его сторону. Он, не щадя паркета, выдвинул его на самую середину комнаты, поодаль от дивана, и, разложив его на ковре, добавил: - Я хочу тебя на этом кресле, родная. - Нет, - выдохнула я, но ротвейлер уже шёл в мою сторону. – Нет, нет, о Боже, нет! – взмолилась я, когда его рука схватила меня за плечо и резко потянула на себя. Я невольно встала, но тут же ноги мои подкосились и я рухнула на пол, удерживаемая этой могучей и страшной рукой. - Встань! – рявкнул мне негодяй и со звоном залепил мне пощёчину. От хлёсткого удара я упала на пол полностью и, растянувшись на нём, решила не двигаться никуда. – Встань я сказал! – вскричал снова ротвейлер и пнул меня в живот мыском своего ботинка. Меня скрутило от боли и плача. Истерика превратилась в какой-то неуправляемый крик, в котором я забыла про всё, про себя, про Хьюго и про то, что мне нужно пробовать развязать мои путы. – Вот ведь, зараза! Придется нести тебя на руках, как королеву! – Усмехнулся пёс и схватил меня на руки. Я брыкалась, но ничего не могла сделать. Хьюго выругался так страшно, как я никогда от него не слышала. Отпустив меня в воздухе, пёс позволил мне с болью рухнуть на кресло. Я сильно ударилась локтем и бедром, но ротвейлер тут же налетел на меня сверху. Я дёрнула руку от него, и она поддавалась, но очень и очень слабо. - Ты как любишь, голуба, сзади или спереди? – посмеялся ротвейлер. – Хе-хе, нееет, ты будешь смотреть, так что спереди! После этого пёс повернул меня на спину и начал срывать с меня джинсы. - Нет! – закричал Хьюго и, попытавшись подпрыгнуть к нам, получил резкий удар ногой в живот. - Хью! – закричала я. Но Уго отлетел обратно на диван, корчась от боли в зловещей гримасе. Попытавшись расстегнуть пуговицу на моих джинсах, ротвейлер получил от меня крепкий удар в пах, после которого он отскочил, и я смогла пнуть его двумя ногами. Но это не сильно мне помогло. Преступник схватил мои ноги под мышку и продолжил своё непристойное дело. Я кричала и сходила с ума. Но я не знаю, какой именно кусочек разума во мне заставлял всё время думать о руках, действовать, пытаться высвободиться из пут. Они поддавались, но времени не хватало. Преступник расстегнул свои штаны, и они, вместе с кобурой и оружием звучно рухнули на пол. В этот самый момент Хьюго, по всей видимости, из последних сил просто прыгнул на преступника, оттолкнувшись двумя ногами от пола. Они оба с грохотом рухнули вниз, и… моя рука зашевелилась в веревках. Превозмогая сильную боль, я вытянула правую руку из пут и кинулась к кобуре. - Ах ты, стерва! – крикнул преступник, на котором лежал связанный Хьюго. С этими словами он попытался ногами отшвырнуть меня назад, на кресло, но я, отскочив, успела опрокинуть на него телевизор. Раздался сумасшедший грохот, и я, пользуясь моментом, дотянулась до кобуры, расстегнула её и… - Ты совсем с ума там сошёл?! – раздался крик Маркуса из соседней комнаты. Ротвейлер же, неимоверной силы мужчина, уже скинул с себя Уго и телевизор и с яростью бросился на меня. Он схватил меня за загривок и начал душить другою рукой, но… Он допустил одну лишь ошибку… Грянул оглушительный выстрел. Грянул второй. Пёс надо мной вздрогнул и остановился. В порыве ярости он не заметил, что я успела расстегнуть кобуру и выхватить оружие. Уроки отца и Хьюго прошли не зря. Такой пистолет я держала в руках ещё в тире, но даже в этой ситуации я на подкорке сообразила, как перезарядить пистолет о карман на бедре, где щёлкнуть предохранителем и как мне спасти свою жизнь, наконец! Алые брызги моментально пыхнули на груди и животе нападавшего. В недоумении ротвейлер посмотрел на себя и тут же упал на меня сверху, кряхтя и закашливаясь кровью. - Вот… тварь, - молвил он и затих, лишь на последний миг упав в мои «объятия», коих он так добивался. Послышались шаги Маркуса. Я застыла, не зная, что предпринять. Огромный ротвейлер лежал на мне, мешая не то что сдвинуться с места, но даже дышать. - Джеф? – спросил доберман. – Ей, Джеф, что у вас там? - Саба? – в свою очередь ни то сообразил, ни то и впрямь не поняв, что случилось, позвал Хьюго. Я, конечно же, не отвечала. Пусть Маркус подойдёт, ведь я уверена, что он с оружием, и тогда у меня есть шанс хоть что-то предпринять неожиданно. – Саба, нет, не-е-ет! – жалобно заскулил Хьюго, и я заметила, что он видит, лёжа на полу, как я готовлюсь к выстрелу. Вот молодец, он мне подыгрывает! - Джеф, ты чего? – подошёл доберман ближе к креслу. Он стоял где-то возле Хьюго, но я не видела преступника из-за грузного тела и лица ротвейлера. Оно было ещё более страшным. По его золотым зубам стекала кровь, а глаза в порыве бешенства и удивления уставились туманным вытаращенным взглядом куда-то мне за пазуху, будто бы Джеф пытался что-то разглядеть под полой моей кожаной куртки. Доберман сделал один аккуратный шаг. Потом ещё один и, схватившись за плечо своего мёртвого друга, потянул его на себя. Тут же дуло моего пистолета уставилось в грудь доберману, который, видимо, решил, что я погибла, и поэтому позволил себе держать свой пистолет в левой руке стволом куда-то в сторону. В стеклянных растерянных глазах Маркуса промелькнул ужас. Его непробиваемый и серьёзный внешний вид утратил всю свою брутальность, превратив убийцу и мордоворота в несчастного щенка. Доберман даже не отпустил руки с тела товарища, и я, воспользовавшись этим облегчающим фактором, левой рукой столкнула с себя труп ротвейлера. Этот жест привёл добермана в чувство, и он, было, хотел направить оружие на меня, как вдруг Хьюго резко ударил связанными ногами под коленку Маркуса. Преступник дёрнулся, его колени подкосились, и рука с оружием машинально отвелась куда-то в сторону. В этот самый момент я выстрелила. Доберман дёрнулся и повалился через Хьюго навзничь. - Ах! – прокричал он в полёте и приземлился на пол, упёршись спиною в диван. Он тут же сел, облокотившись на мягкие сидения углового дивана и схватился за левую ключицу– Гхм-м! – застонал он от боли и сморщился, закрывая глаза до слёзотечения. Меня всю трясло, трясло от шока, от ужаса, но я нашла в себе силы встать на ноги и не сводить мушки с преступника. Доберман раскрыл свои прищуренные глаза и посмотрел на меня, прямо мне в лицо. - Я ведь… не хотел! – душераздирающим голосом взвыл Маркус. Мои руки тряслись, мои глаза наливались слезами, но я держала, держала его на мушке, боясь ошибиться в нём, в его искренности. – Не хотел, чтоб так вышло, - выдохнул доберман, едва слышно, а потом снова закряхтел от боли и сжал рану на груди правой свободной рукой. В левой всё так же лежал пистолет, который не давал мне покоя. - Брось! – приказала я дрожащим, сорванным от крика голосом. Маркус с удивлением посмотрел на меня, и снова прямо мне в душу. Он простонал и добавил: - Я ведь хотел, чтобы этого не произошло! Я не хотел, чтобы так… - Хотел, но ничего не сделал! – воскликнула я. – И если бы мне не повезло – он бы изнасиловал меня и убил! - Нет! – ответил Маркус. – Я бы ему не позволил! - Брось оружие, слышишь?! – закричала я, тряся пистолетом, который я держала уже обеими дрожащими руками. – Брось, и мы что-нибудь придумаем. Все вместе. - Я ведь не такой, как Джеф. Ты же видела! Ты же знаешь! – то вздыхая, то охая, пролепетал доберман и наклонился на левый прострелянный бок. Я заметила, как он медленно начал поворачивать оружие в руке в мою сторону, но не хотела в это верить… - Не такой, но ты убил их, убил Уила, убил моего брата! - Какого брата, Саба?! – удивился Маркус. - В той квартире, откуда вы нас похитили! - Я стрелял в человека, и только! – будто бы удивляясь, произнёс Маркус, и моё сердце забилось ещё чаще. Значит, Коди должен быть жив! Значит, с братом всё хорошо! И я уже была готова простить бедолагу, подойти к нему и помочь с раной, но вдруг доберман попытался сделать выпад. Он не стал выпрямлять свою руку, а лишь начал ворочать корпусом вправо и падать на левый бок, чтобы ствол его пистолета уставился в меня. И я… выстрелила. Раз, два, три! Три яркие вспышки и оглушительный шум наполнили дом и исчезли так же внезапно, как появились. А Маркус… А Маркус лишь дёрнулся и продолжил заваливаться на бок, оставляя за собой на диване кровавый с ошмётками шлейф. Доберман рухнул на пол мешком и, высунув красный от крови язык, вывалил его на паркет из полуоткрытого рта. Спокойный, но печальный взгляд преступника, полный какого-то сострадания и в то же время мольбы, уставился в пол, и тело, совершив ещё один спонтанный и резкий вздох, замерло. Я выронила из рук пистолет и схватилась за своё лицо. Я не могла держаться больше. Упав на колени перед Хьюго, я уткнулась носом ему в грудь и заплакала. Я плакала и кричала так, что никто не смог бы остановить моей истерики. Даже Хьюго, лёжа связанный, не сказал мне ни слова, пока я не выплеснула всё, что во мне накопилось. Я взяла себя в руки не сразу. Я так и не поняла, пытался ли Маркус выстрелить в меня, или просто начал падать, но я выстрелила. Я убила его, я убила Джефа, я – убийца. Господи… Новая волна слёз захлестнула меня, обволакивая всё вокруг белёсым туманом. От него ресницы слипались, тушь размазывалась по лицу, но сквозь это забвение я пыталась развязать верёвки на себе и на Хьюго. Когда руки Хью были свободны, он сел и тут же обнял меня, крепко-крепко, не глядя на то, что я вся была в крови Джефа. - Саба… - Не говори ничего, - попросила я Хьюго. - Ты должна была… - Не говори, я прошу тебя! – закричала я снова, обнимая самого любимого на свете и продолжая плакать в его объятиях. - Ладно… Мы ещё просидели так пару минут. Я уже не могла плакать, а только всхлипывала и нервно мычала при каждом вздохе. Хьюго развязал свои ноги и усадил меня на диван. Я не с первого раза застегнула дрожащими руками джинсы, хотела было застегнуть свою чёрную кожаную куртку, потому как меня всю трясло от неясного холода, но, заметив на внутренней стороне пятна крови, я испугалась и не стала. Только ледяная дрожь не позволила мне в тот же час снять с себя окровавленную, противную куртку. Хьюго тем временем побежал в комнату и, взяв с собой разгрузку Маркуса и какую-то простынь, принялся вытирать ею наши с ним отпечатки везде, где они могли оставаться. Я же молча сидела и пыталась прийти в себя, но только больше погружалась во мрак своих мыслей. Я смотрела на Джефа. Он остался полулежать на кресле, в белой окровавленной майке, трусах и спущенных на пол джинсах, так и оставшихся на его щиколотках. Он лежал на животе, и лицо его уставилось в кресло. Теперь уже полузакрытые глаза стали спокойными и смотрели в одну только точку, а в дырке, где не хватало пары зубов, скопился сгусток алой крови. Эта самая кровь осталась у меня на подкладке кожаной куртки, на моей футболке и джинсах, но сейчас я не чувствовала к этому той брезгливости, которая могла и должна была у меня быть. Я настолько испугалась, что сделала невозможное, и теперь мне было всё равно. И если бы не Хьюго, если бы не папа… Мои путы не были бы развязаны, а пистолет – заряжен. Если бы я не была дочкой Балто – я бы не справилась. Повернув голову в сторону, я застала Маркуса в той же позе. Казалось, что он пытается лизнуть паркет, а из его спины по дивану тянется кровавая радуга, и лишь пистолет, зажатый в его руке, выглядел угрожающе и серьезно, в отличие от этой нелепой и одновременно страшной картины. Передо мной просто застыла смерть, забрав к себе две души в таких неловких положениях. Одно только правда, что смерть безобразна, как на неё не взгляни. В любых смыслах. И сегодня она должна была забрать другие две жизни, а забрала эти. И поделом. - Саба, помоги мне, - отвлёк меня Хьюго. Он уже надел на себя разгрузку добермана, в которой лежал собственный пистолет Уго, что достался сперва преступникам, а теперь снова вернулся к хозяину. Хьюго выглядел в разгрузке с гранатами как-то нелепо, но, тем не менее, вид у златошёрстного был очень серьёзный. - Помой, пожалуйста, посуду, где могли остаться наши отпечатки. Только ничего не касайся руками, - после этих слов пёс оторвал кусок от простыни, которая всё ещё висела у него на плече, и протянул его мне, - На вот тебе… Я в оцепеневшем состоянии медленно поплелась на кухню и с некоторой задержкой, но всё же выполнила поручение Хьюго, каждый раз задумываясь, чего и чем я касаюсь. - Всё равно же найдут нашу шерсть, - заметила я Уго. – Что толку. - Посмотрим, найдут ли… Будет ли кому искать… - отвечал мне Хьюго, пока осторожно обыскивал преступников. Я, к счастью, не следила за этим процессом и старалась сосредоточиться на посуде, чтобы не думать об этом. - Домов поблизости, наверное, нет, мы бы видели огни, когда выходили из машины. Если бы выстрелы кто-то услышал, то наверняка пришёл бы посмотреть, что стряслось, прежде чем вызвать полицию. В лесу ведь охотники постоянно стреляют, а тут, видимо, чаща. Я успел осмотреться сквозь окна. Да и вообще, нужно ещё понять, где мы. И действительно – мы спали с Хьюго весь день, и только вечером нас привезли на место. Не удивлюсь, что мы пробыли в дороге несколько часов, хотя кто его знает. Но за этот срок увезти нас могли очень далеко. - На, держи, - подошёл ко мне Хьюго и протянул, держа за ствол, протёртый тряпкой пистолет. Я посмотрела на оружие, и мне вновь стало не по себе. – Прости… - замялся Хью и, опустив пистолет, положил мне на плечо свою руку. – Возьмём оружие с собой на всякий случай. Никогда не узнаешь, с чем или с кем можно столкнуться в дороге. Они скоро начнут искать их – надо торопиться. Я закончила с посудой, а Хьюго собрал из кухни в рюкзаки провиант. Один из рюкзаков был наш, который Джеф, видимо, забрал из машины. Другой Хьюго нашёл где-то в доме, но это мародёрство ничуть его не останавливало. Он забрал все деньги, которые смог найти, консервы, еду, нож и даже два спальных мешка, что лежали в одной из комнат. Всё это он прикрепил к рюкзакам, которые укомплектовал на все случаи жизни и положил в машину. - Ну, вот и всё, - сказал Хьюго и даже слегка улыбнулся. Я видела, как его трясло всё это время, но он старался не показывать этого никому, даже себе. Однако златошерстный был очень рад уехать отсюда скорее, забрав меня подальше от этого ада. И я не могла с ним не согласиться. В последний раз мы осмотрели злополучный дом, место страшной бойни, и я снова подошла к дивану и вперилась взглядом в тела тех, кого сама, лично, убила. - Вот и сломалась твоя теория, Маркус, - сказала я, стоя у трупа добермана, из руки которого Хьюго вынул лишь пистолет. Маркус никак не ответил мне, да и не мог, и только я не знала, что ещё сказать ему на прощание. «Прости»?.. – Прощай, - произнесла я и вышла из дома. 6. Гленн выругался себе под нос. - Это же не они, да? – задал глупый вопрос Говард. - Нет. Слава богу! – выдохнул я, не в силах понять увиденное. - Хм-м-мда-а-а… - протянул Уильям и, заложив пистолет в кобуру, начал ходить по комнате. - Ошибки быть не может? – нервно спросил я. - Нет, их засекли через телефон, - пояснил мне человек. Это было здесь, я точно тебе говорю! Стил сам передал мне координаты. - Надо обыскать двор, - сказал Гленн и кивнул своему напарнику. Они вместе с Говардом вышли из дома, а Уил продолжил бродить по комнате. - Здесь явно пытались прибраться, - заметил он. – Замести следы. Вон, глянь, посуда вся мокрая, вымытая. Дверные ручки влажные, их протёрли. Нам бы тоже прибраться за собой не мешало. - Это ошибка какая-то… - не понимал я. - Дурак ты, - улыбнулся мне Уильям своей белоснежной улыбкой. – Ты должен радоваться. Детей здесь нет, вероятность того, что они всё ещё живы, в разы увеличилась. - Думаешь, это они их так? – спросил я, кивнув носом на трупы антропоморфов. - Я не знаю, что здесь случилось, но вероятнее всего это сделали они. Ты сам видел, сюда приехал один автомобиль и он один отсюда выехал. Я не знаю, куда и зачем он отъезжал несколько раз, но это точно была одна тачка. На ней же, скорее всего, они и уехали. - Вот ведь… - только и процедил я и, прикрыв на секунду глаза, постарался смириться и успокоиться. Кто бы это ни был – он или спас детей, или увёз, или… – Ох… надеюсь, они целы. Будем искать дальше. - Будем, - согласился человек, потирая больное место. Ему явно было тяжело после сегодняшних марш-бросков с переломанными ребрами. - А теперь давай убираться отсюда. Мы и так засветились по полной на тачке твоего друга. Созвонюсь с боссом, пусть решает, что делать, а если не дозвонюсь – поедем по следу. К чему-нибудь он нас, да всё же приведёт. 7. Хьюго не стал возвращаться по той дороге, откуда нас привезли, а поехал дальше, в том направлении, куда, судя по двусторонним следам, ездил ротвейлер Джеф избавляться от трупов. Мы проехали молча минут пятнадцать, может быть двадцать, и только тогда Хьюго заговорил: - Я не нашёл наши с тобой телефоны. Видимо, они выбросили их, чтобы нас не отследили. А у них тут сотовый брал, но все экраны с паролем. Поэтому будем ехать, пока не отыщем асфальт, а ещё лучше – город, чтобы бросить машину и уйти, не оставляя следов. Горючего много, нам должно хватить, в багажнике есть ещё двадцатка канистра, - Хьюго отчего-то очень сильно волновался и быстро говорил. Да и ехал он, признаться, не очень уверенно. Видимо, он тоже до сих пор отходит после пережитого, как и я. - Документы на машину я нашёл, но лучше бы нам не попадаться на глаза полиции, тем более в таком виде, - взглянул он на мою и свою футболки, разукрашенные впитавшейся и ставшей оранжевой кровью. Да и снятая разгрузка с гранатами и оружием всё равно лежали на заднем сидении. - Бросим тачку, уйдём куда-нибудь подальше, пускай даже в лес, а там будем смотреть. Либо найдём какой-нибудь городок, где есть наша штаб-квартира, либо выйдем на связь с кем-нибудь. Ты как, всё нормально? Я кивнула в ответ, потому что говорить не было сил. Горло саднило после крика, голос сел, и всё, чем я могла выразить свои чувства, - это прикосновение. Я робко положила свою руку на подлокотник Хьюго, на котором лежала его рука. Хью вздрогнул от прикосновения, но успокоился, взглянув на меня мимолётно, и сам взял мою руку этой свободной рукой, продолжая рулить по извилистой грязной дороге. *** Всё произошло так, как Хью и планировал. Через час езды мы выехали на грунтовый большак, а ещё через час – на асфальт, который привёл нас в небольшой городок вроде нашего Нома. Несмотря на ночь, мы сразу поняли по указателям, что находимся неподалёку от Коюка, но двигаться сходу в портовый город мы побоялись. Ехать с таким видом, на потенциально приметной для лишних глаз машине, да ещё и в городок, где в портах точно будет полиция, было глупо. Тем более я даже здесь не выходила из машины, потому что вся одежда моя была в крови и грязи. По замеченному нами таксофону у Хьюго не вышло связаться с базой, а номер Стила наизусть он не знал, поэтому мы так и оставили в полной безвестности как себя, так и других на свой счёт. После этого я предложила Хью отправиться пешком через лес до Уайт-Маунтин. Там у меня жило много знакомых, да и у Хьюго, как оказалось, там было всё схвачено. У Стила в Уайт-Маунтин находились квартира, много его людей, и вообще Хьюго знал этот городок от и до, как и я. Конечно, Хью очень сопротивлялся моей идее, ведь я была ещё ранена, но всё же Уго смирился с железной логикой и безопасностью этого варианта относительно возможной погони за нами. Лишний раз светиться в иных крупных городках было опасно, тем паче в порте Коюка, поэтому мы решились преодолеть эти 80-100 километров пешочком за пару дней. Нам, конечно, придётся обогнуть большой горный хребет, но и это уже ничего после всего, что случилось с нами. В этом городке Хью быстро сориентировался и нашёл удачное место за гаражами, чтобы бросить машину. Мы хорошенько стёрли все наши отпечатки, взяли с собой тяжелые рюкзаки и двинулись в лес по направлению, заданному мной. Благо хоть Хью нашёл в доме компас, а в машине – карту. Однако у нас был прекраснейший ориентир в виде того самого горного хребта, к южной части которого мы направлялись. Горы было видно даже непроглядной августовской ночью за счёт их белых вершинок, чего нельзя было сказать о ветках и корнях, что находились у нас под ногами. Поэтому те немногие два десятка километров, что мы с Хью преодолели, мы прошли крайне медленно. Несмотря на дикую усталость и желание спать, мы двигались до рассвета, чтобы уйти как можно дальше от города. Походы и спорт закалили меня, но кроме рюкзака на мою шею рухнуло слишком много всего за последнее время, чтобы после первых десяти километров я не почувствовала слабость и шум в ушах. Привалы становились всё более частыми, а Хьюго забирал у меня всё больше и больше вещей из моей ноши. За это я была ему благодарна, и в то же время стыдилась и боялась лишний раз остановиться, чтобы он вновь не кинулся мне на помощь. Хьюго и сам едва держался на ногах, и когда мы дотопали до склонов горы, то обустроить привал уже просто не было сил. Мы покидали рюкзаки на землю, наломали елового лапника и, бросив его в одну широкую кучу, обустроили себе лежбище. Я и Хью закидали рюкзаки под голову, развернули спальники и, спрятав оружие в лапнике под рукой, так и уснули, прижавшись спиною к спине, несмотря на то, что новый день ещё только начинался. *** Мы проснулись только лишь к вечеру. Немного перекусив, я поняла, как мало сил осталось в наших уставших телах. Ноги и раны болели, особенно прострелянное ухо и живот после удара ротвейлера. От тяжелого рюкзака спина ныла, а кожа чесалась от лапника. Спальных ковриков с собой, увы, не было, поэтому мы предпочли исколоться, чем замёрзнуть на сырой земле. Благо хоть сами спальники были. Костёр разводить здесь не стали, - мы всё ещё находились неподалёку от городка. Поэтому без жаркого огня пробуждение знобило вечерним холодом и туманом. Однако мы решились пройти ещё хоть сколько-нибудь, прежде чем заночуем опять под открытым безоблачным небом. Вот кстати, именно безоблачности этого неба я была сегодня так благодарна. Дождь совершенно добил бы нас с Хьюго, ибо нам вовсе нечем было укрыться. Тем не менее, до наступления темноты мы смогли преодолеть ещё километров двадцать. Остановились мы уже совсем в сумерках, но не стали сходить с ума, как накануне, и решили встать лагерем в густой лесной чаще. Фонарики, что так же были украдены у преступников, как и многое другое, сели за время ночного перехода, и мы выжимали из них последнее, готовя костёр. Однако когда пламя разыгралось, заискрило кучей разноцветных всполохов – сразу стало светло и жарко. Благо в наших лесах почти всюду одна только хвоя. Она даёт много тепла и света, сгорая, как наши души на адском котле. Хвоя помогает обустроить ночлег, недолгий и беспокойный, как наша жизнь. Из еловых корней можно связать верёвки, как наши судьбы, и сцепить ими некрепко столпы брёвен, что побудут чуть вместе и разлетятся под тленьем от ветра, гроз и ненастий. Не всегда так бывает, но чаще всего… Я готовила нам с Хью незамысловатый ужин, грела консервы и кипятила чай в кружках, жарила остатки хлеба и думала обо всём, что произошло, пока Хьюго готовил ночлег и подтопу. За что я застрелила Маркуса? Может, он и не пытался выстрелить в меня? Может, он говорил искренне? И, тем не менее, он без угрызения совести убивал людей Стила. Разве я была для него другая? Наверное нет, раз он всё же позволил своему другу совершить это со мной… Попытаться сделать это. Вмешался ли бы он? Ведь я видела, знала, как ему это всё не понравилось. Сам бы он, скорее всего, так бы не поступил. Но с другой стороны, как тогда? А просто застрелил бы нас с Хьюго и всё. Вывез бы в лес и на месте бы там… А быть может, меня отпустил бы? Его боссу ведь было надо, чтобы я умерла, значит, больше я была ему не нужна? А Маркус, он… он понимал всё это, и то, как устроена эта жизнь в преступности. Только всё равно вот сломался… - Всё грустишь? – спросил Хьюго, бросив рядом с костром сухих веток и маленьких высохших ёлок. – Всё уже кончено, Саба. - Ах, ничего не закончилось… - на одном выдохе молвила я, поворачивая хлеб на ореховых прутиках. - Сайленс жив, ты права, - говорил Хьюго прерывисто, потому как ломал стволы тоненьких ёлок коленом. – Только сделает ли он ещё что-то? – я промолчала в ответ. – Мы испортили ему всю малину. Быть может, сейчас, быть может, лишь только на днях он узнает всю правду, чем там у нас всё закончилось… - от натуги Хьюго замолчал, но всё же сломал ногой неподдающуюся широкую ветку. – И он начнёт хвататься за голову. Он занервничает, кинет своих ищеек по нашему следу, отыщет машину, обшарит все порты… - хрустнул он снова еловым стволом. – А мы уже будем в Уайт-Маунтин или того лучше – в Номе. - Быть может, нам не стоит туда возвращаться? – спросила я, и Хью удивился. - Ты имеешь в виду домой? – спросил он, продолжая свои дела. – Думаешь, они будут нас там ждать? - Я боюсь этого. - Конечно, лучше где-нибудь переждать. В том же Уайт-Маунтин. Только я думаю, что он в Ном уже не полезет. Это ж ведь зона влияния Стила, там есть мы с Гарри. Да и вообще Сайленс не может знать, сколько там наших людей. - Я не готова, Хью… не сейчас. - Тогда пусть будет так, - сказал Уго. – Остаёмся в Уайт-Маунтин. Там у нас хорошая двухэтажная квартирка в одном из домиков. Половинка такая, знаешь? Почти как у вашей Дасти. - Откуда ты знаешь, какая у неё квартира? - Да бывал у неё пару раз. Я ведь работаю со связью, не забывай об этом. Поэтому я и электрик, и телефонист, и все всегда вызывают нас в Номе. А к кому ещё обратиться? В том-то и фишка, чтобы мы всё и про всех знали… Хьюго закончил приготовления к ночлегу, и мы улеглись с ним и ещё долго обо всём разговаривали, потому как сон не шёл в руку, а перед глазами всё ещё стояли мёртвый ротвейлер и доберман. Я пыталась прогнать их страшные образы из своей памяти, и беседы с Уго помогали мне хотя бы не раскручивать у себя в голове эту страшную тему. Забыться, утихнуть, уснуть, чтобы завтра направить все силы на последний рывок, чтобы завтра начать чистый лист, не пропитанный чернилами прошлых и грязных строк. *** Наутро мы не стали долго раскачиваться, а сразу, позавтракав на скорую руку, отправились в путь. Идти было довольно легко, мы, можно сказать, всё время спускались с горки, но такие переходы с непривычки крайне меня утомили, поэтому мы всё равно частенько делали привалы. Здоровье и вовсе мне запрещало такую активность, но судьба распоряжалась иначе. Уже неподалёку от Уайт-Маунтин, километрах в пяти на северо-восток, переходя одну из речушек, мы утопили в ней орудие убийства. Я бросила пистолет в воду с сожалением к нему как к вещи, которая спасла нам жизнь, и в то же время я сделала это с радостью, избавляясь от улик и страшных воспоминаний. Всё в этом мире стало для меня двояким, когда я повзрослела. Всё можно любить и ненавидеть, всё можно ценить и презирать. Только с отношениям к людям и антропоморфам так не выходит. В них нет одной крайности. Разве ротвейлер Джеф и Маркус были одинаково ужасны? И, если задуматься, кто из них был хуже, тот, кто хотел совершить зло, или кто осознанно его игнорировал? А что было до нас с Хьюго в их жизни? Вот и задумайся… Так и с добром, за которым вечно скрываются какие-то корыстные цели, предлоги и выгода. Так и со мной, ведь я то пытаюсь кому-то помочь, то пытаюсь выжить, не смотря ни на какие принципы… Ничто не однородно, но люди... Они особенно разношёрстны и неоднозначны. Все мы, кто разумен. Отсюда и столько боли, которую мы так часто доставляем друг другу. И с этой болью мне теперь идти, как с хомутом. Всю мою жизнь. К вечеру мы уже были в Уайт-Маунтин. Хьюго повёл нас на свою штаб-квартиру, что находилась, к моему удивлению, чуть ли не в самом сердце городка. Пускай это место было чуть смещено от центра, зато здесь, на Т-образном перекрёстке, который упирался в этот дом, пересекались самые важные и оживлённые улицы – налево вела улица в порт, направо – на крупное местное предприятие, а прямо шла главная улица города. Мы долго и всё равно осторожно шли до цели дворами. Лишние глаза были нам ни к чему. Ключ от замка квартиры находился во внутреннем дворе, представьте себе, соседнего дома. Он был запрятан между кирпичами у фрамуги подвала, и Хьюго, предварительно осмотревшись, ловко достал его из тайника. - Раз ключ на месте – свободно, - пояснил он. – Никого из наших нет на квартире. А это было сейчас именно то, что мне нужно – спокойствие, тишина и стойкий отдых. Хью отворил дверь, и мы молча вошли в холодную просторную кухню. - Бросай всё под ноги, я потом разберу, - приказал златошёрстный, махнув на мой рюкзак, и этот приказ был самым желанным и приятным за всю мою жизнь. Я сбросила с плеч тяжелую ношу на пол и просто смотрела на комнату, ловила ушами тишину и думала только о том, как рухну сейчас же на что-нибудь мягкое, пыльное и сырое. Сырость стояла в квартире, и я чувствовала, что сюда давно никто не заходил, но кровать, кресло, диван, что угодно, - они ждали меня, а я ждала их. Не было сил, не было эмоций и даже боли уже не осталось. Тяжесть победила и голод, и гнев, и надежду, оставив одно только раздражение и усталость, за которыми скрывалась наша с Хьюго победа. Всё закончилось. Осознание этого пришло не сразу, а как из тумана. Да и сейчас, пока я была вместе с Хьюго одна, пока мы не узнали, что Сайленс забросил погоню, - всё могло бы продолжиться. Но не было сил на борьбу и заботы. Если они придут за нами – мы им ответим вполголоса что-то на русском, народном и терпком, как *** научил, а пока мы выиграли бой, и лишь только: «Ура!» - могло прозвучать в голове. Хьюго сбросил с плеч свой рюкзак и взял меня за руку. Слева от входа красовалась с перилами лестница, на которую меня повёл друг на верхний этаж. Мы поднялись и очутились в широкой угловой комнатке, откуда сквозь окна открывался вид на порт и море, блестящее в лучах алого тускнеющего заката. Хью усадил меня на диван, что стоял посреди комнаты подле широкого старого телевизора, взял мою руку в свою и сел рядом. С шумом он выдохнул и, положив мою ладонь себе на плечо, прижался к ней щекой. Я смотрела в его уставшие глаза, которые не отводили от меня взгляда. На фоне красного неба, портовой суеты и волн, на фоне серых стен и тусклой затхлости дома были только эти глаза, в которые я глядела, как в зеркало, отражавшее наше совместное горе. - Как ты? – робко спросил Хьюго, и я, проведя другой рукой по его подбородку, не смогла ничего ему ответить и только кивнула, закрывая глаза от усталости. *** Хью дозвонился до Стила в этот же вечер. В тот же час он с домашнего телефона обзвонил всех, кого мог, и пошли звонки один за одним. На все отвечал Хьюго, позволяя мне задремать на диване одной. Я пыталась провалиться в сон, но снова и снова телефон на первом этаже раздирал мелодией тишину. И вот когда, наконец, состоялся разговор Хью со Стилом – всем стало легче. Особенно успокоился Хьюго, который, суетливо бегая с одного этажа на другой, только теперь будто начал чувствовать себя в безопасности. Это проявлялось в его голосе, его поведении и распрямившейся осанке, это чувствовалось в его уверенности, с которой пёс разбирал наши рюкзаки, отвечал на звонки и готовил ужин. Не было уже той нервозности в его движениях, не было дёрганности, но появилась такая едва заметная улыбка, которой я не видела доселе на всегда спокойном лице Хьюго. Он был рад, что снова смог перехитрить смерть и что судьба вновь помогла ему справиться и выйти живым из очередной передряги. А сколько таких передряг ещё выпадет на его голову? А на мои плечи? Будь мы муж и жена – я б не позволила ему продолжать работать на Стила, но… я не его жена, и деваться ему теперь некуда. Видимо, теперь Хьюго придётся выплатить ещё больше денег боссу за то, что мы их потеряли где-то в нашем плену. Хью по любому попробует вернуться на эту проклятую квартиру за деньгами, но так нельзя! Я не готова его отпустить, сейчас это было очень опасно! Только будет ли он меня слушать… И смогу ли я оставаться на месте, когда где-то там, далеко, мог быть в опасности мой брат. Что произошло с Коди с момента похищения - было для меня загадкой. Я не думаю, что Маркус соврал мне о том, что стрелял только лишь в человека, а значит Коди, со слов Хьюго, оставался сидеть в шкафу. Но что же он предпринял потом? Что мог сделать Коди один, в чужом городе, после свершившегося на его глазах убийства? Ладно, если он ещё попадёт в полицию, а если к дружкам наших похитителей? Кто знает, сколько их было там на самом деле. Да и спросить теперь не у кого… к счастью для нас… Страшному кровавому счастью. Очень нервные и тревожные мысли вернулись ко мне, и с ними я заворочалась под пледом, пока Хьюго не поднялся наверх с кухни, разговаривая с кем-то по телефону. Видимо именно во время этого звонка он принял решение окончательно разбудить меня, чтобы сообщить что-то важное. Послышался скрип ступеней, стук ног о деревянные доски, и запыхавшийся Хьюго тихо произнёс откуда-то из-за перил, всё ещё опасаясь меня разбудить: - Саба… - начал он тихим шепотом, но всё же решил на толику повысить голос и спросил: - Саба, ты спишь? - Нет, - прошептала я в ответ. Хью положил трубку, подошёл к дивану и сел у меня в ногах. – Что случилось? – испугалась я снова. Голос Хьюго показался мне очень серьёзным. - Я дозвонился до Стила и до своих, - произнёс пёс очень мрачно. – Гарри мёртв. Я потерял друга… - Ох… - взбудоражилась я. – Мне жаль… - мне действительно было жаль. Пусть немного, но я знала Гарри, и мне было очень жалко этого человека, самого «нормального» из всех людей Стила, что окружали моего Хьюго. - Мне тоже очень жаль, Саба… Но зато у меня есть и хорошие новости! – улыбнулся Хью сквозь грустную мину, просияв на секунду неподдельной радостью сквозь сумрак тёмной комнаты. – Кодиак жив! Жив и здоров! - Слава Богу! – воскликнула я, приподнимаясь. – С ним всё хорошо? - Да! – воскликнул Хьюго. – Мало того – Уильям тоже выжил! Он всё подтвердит, если что. И деньги тоже у них, так что можно выдохнуть со спокойной душой. Приятная дрожь пробрала меня от костей до пят. Я присела на диване и обняла Хьюго. Я заплакала, заплакала от радости, от грусти, всего на пару секундочек, но всё равно не хотела показывать Хью этих слёз и не отпускала его. - Они приедут к нам, Саба, приедут на днях. Стил сказал, что отправит кого-нибудь присмотреть за нами, чтобы мы не беспокоились. Он переживает, поэтому нам придётся потесниться, но это ничего, и… Хьюго лепетал и лепетал, но я не дала ему закончить. Я слегка отстранила любимого, а потом поцеловала его в губы, страстно-страстно, как не целовала целую вечность. Хью не сразу ответил на мой поцелуй. Он будто бы растерялся слегка, а потом уже без опаски с жаром приобнял меня за плечи с новой силой. Поцелуй был недолгим, но сколь многое он выражал. Сколько чувств мы вложили в него, сколько эмоций, таких необъятных, но вмещавших всё то, что застыло сейчас в наших душах и готово было растаять. Жар ударил мне в лицо и растёкся по крови, готовясь растопить это мрачное кольцо холода, что окутало давно моё сердце. В нём загоралось новое бурное пламя. Этот огонь душевных эмоций, боль страданий, мучений и горести, радость спасения, чувства страха, надежд, неизведанного… Всё это слилось в одном единственном чувстве и действии, таком безрассудном, порывистом и раскрепощённом. В нём мы терялись на время из вида этого мира, пристыжённого тем, что, не глядя на все его пакости, эти влюблённые всё ещё здесь и продолжают любить. Этот мир деловито отворачивался от нас, потому что мы сами не обращали на него никакого внимания, сливаясь в порыве страсти в одно неделимое «Я». Не было «мы» и не могло больше быть. После всех пережитых невзгод и потерь, после стольких совместных кручин, я и Хьюго остались вдвоём и справились вместе. С кем ещё я могла разделить это чувство любви и сплести его в общее «Я»? Только с ним… Он откинулся на бок на разложенном хлипком диване. Огонь всё ещё бушевал в нашей крови, и наши с Хью взгляды соединяли его, как фитиль, не давая ему потухнуть. Но горячее пламя не жгло, - оно грело наши сердца, колотящиеся в ритме безмолвного горячего танго. А я всё смотрела на Хьюго, и теперь уже зеркало его глаз отражало только наше общее счастье.