Меня зовут Джек

Знает ли кто-нибудь, сколько существует способов убийства? Николас помог спасателям откатить в сторону пару бочек с водой и оглянулся на разбитый байк у покатой стены трека. Гонщика уже уложили на носилки и отнесли в сторонку. Медики в голубых халатах суетились над ним, но Николас знал наперёд ― не поможет. Видел подобное не раз. Во время гонок в крови поёт скорость. И когда обходишь одного из соперников, поддавшись азарту, довольно лёгкого толчка, чтобы потерять управление. Одним везёт, другим нет. Мотоцикл ― это вообще стальной конь, что летит по узкой тропе меж жизнью и смертью. И никому не дано узнать заранее, какие карты сдаст судьба. Николас испытывал лёгкое светлое сожаление ― в конце концов, тот парень на носилках обрёл всё, чего желал, и наверняка винил в случившемся лишь себя. Стальной конь ― орудие убийства столь же опасное, как нож или винтовка. Коль выбрал этот путь, будь готов, что и по тебе ударит. ― Нико, починить сможешь? Или на запчасти? ― негромко спросил управляющий Мэйн, бросив ладонь ему на плечо. Он достал из кармана пачку сигарет и скользнул взглядом по искорёженному мотоциклу. ― Пока не знаю. В ладони щёлкнула зажигалка ― меж пальцами заплясал огонёк, погас. Николас выдохнул с наслаждением терпкий сизый дымок. ― Уже пятый случай в этом сезоне, ― добавил управляющий и нахохлился от резкого порыва ветра. ― Как будто раньше не случалось. ― Так только начало сезона, а уже пять. Вытянет? ― Нет. ― Почему ты так уверен? ― Мэйн покосился в сторону носилок и медиков. ― Из седла не вылетел, удержался, вот рулём грудь и проломило ― вписался в стену неудачно. Если бы из седла вышибло ― отделался бы куда легче, ― бесстрастно отозвался Николас, сделав глубокую затяжку. ― Да уж... Теперь у наших в команде человека не хватает. ― Не хватает. Николас задумчиво посмотрел на мысок левого ботинка ― маслом заляпало где-то, ну и чёрт с ним. ― Слушай, а давай ты... ― Нет. Даже от невысказанного предложения стало больно, словно ножом по сердцу полоснули. ― Сколько уже прошло? ― Три года. ― Ну вот. Ты мог бы вернуться, тебе же это нравится. Или, думаешь, никто не замечает, какими глазами ты смотришь на трек? ― Не могу. ― Но ты в порядке ― три года прошло, чёрт бы тебя взял! Машинально Николас провёл пальцами по левому бедру, где под плотью ощущал наяву холод металла, заменившего часть кости. Три года прошло, а ощущение никуда не делось. Больше не его нога, больше не его рука, больше не его кости. Практически половина тела для него ― чужая. И уже три года крест на всём, во что он верил. Теперь он мог лишь смотреть и прикасаться, но летать... летать больше не мог. Крылья потерял. Если тело больше тебе не подчиняется, тебе не место на коне. "Братья" не боялись смерти, они её даже любили, но лезть в её края вне очереди ― это трусость. Такое "братья" осуждали. Ну и сам Николас был слишком упрям. Сдаться, да ещё легко и быстро? Чёрта с два. Поэтому он продолжал жить с незатягивающейся раной, продолжал искать что-нибудь, что могло заменить ему утраченные крылья. Другой вопрос, а возможно ли это вообще? Он по-прежнему видел сны, в которых гнался за горизонтом. Во снах ― не наяву. Наяву пока что не нашёл ничего, что сравнилось бы с этим чувством. И понимание, что теперь горизонт для него недостижим, становилось всё чётче. Николас ничего управляющему не ответил. Проследил, как один из медиков накрыл простынёй тело на носилках, затем шагнул к байку, опустился рядом на корточки и осмотрел. На первый взгляд, повреждения исключительно внешние, значит, есть надежда, что внутри ничего не пострадало. Мотоцикл европейской сборки, стало быть, крепкий и выносливый. Если повезёт, скоро опять будет летать. Николас жестом подозвал подчинённых: одного отправил за транспортом, ещё парочку ― подготовить ремонтный бокс, остальные остались с ним ― ждать транспорт, чтобы доставить покалеченного "коня" в своеобразную больницу, где Николас превращался в доктора для техники. Может быть, зря выбрал это дело ― от него лишь больнее, но и легче одновременно. Что-то вроде противного и горького на вкус лекарства. Лечить-то лечит ― медленно и слабо, но приятного ничего в самом процессе нет. Поставив уже в боксе утешающий диагноз байку, Николас отправился домой. Пешком. Привычно выпил чашку кофе и завалился спать в семь вечера, а в час ночи сработал будильник, включивший радио на нужной волне. ― Доброй ночи всем бодрствующим, впрочем, небодрствующим ― тоже доброй и хороших снов. Как обычно, полночь миновала, и с вами теперь буду я. У нас есть целых три часа до рассвета, и их можно потратить с пользой. Наверняка вам сейчас кажется, что в этом мире больше никого нет ― тишина, темнота, уют или страх одиночества ― каждый решает сам за себя. А кто-нибудь видел пару минут назад падающую звезду, или так повезло лишь мне? Этот голос... Голос, что каждую ночь заполнял собой комнату. Мягкий, не высокий и не низкий, но умеющий потрясающе использовать каждый звук любой тональности, опьяняющий, ласкающий уши нежными касаниями почти наяву... Голос, напоминавший собой тихо струящуюся воду. Голос, наполненный живыми красками и эмоциями. Безупречное произношение, певучесть, шёлком и бархатом по коже ― как чудесное исцеление. Этот голос выстраивал целые миры для слушателей. ― А пока я жду ваших звонков, мы послушаем композицию... Николас прикрыл глаза и закинул руки за голову, приготовившись ждать, когда же этот голос зазвучит вновь. Обычно он час валялся на кровати и просто внимал Птице Ночь, которой принадлежало эфирное время с часу ночи до четырёх утра. И он не помнил, когда услышал её в первый раз ― будто вечность назад. Знал, что она представляла какую-то небольшую компанию, поэтому и время выделили позднее, однако мгновенно рейтинги ночного эфира выросли невероятно. Птицу Ночь засыпали звонками радиослушатели, её псевдоним уже стал брендом. Наверное, в городе и его окрестностях не существовало такого человека, что не знал бы её. Кажется, ей даже хотели выделить эфир в более удобное время, но она отказалась. Газеты цитировали её слова: "Мой голос звучит так лишь ночью. Да и как Птица Ночь может приходить утром или днём? Это будет уже не Птица Ночь, а кто-то иной". Птица Ночь всегда приходила в час ночи, оставалась до четырёх утра и превращала это время в нечто необыкновенное, волшебное. Николас постоянно засыпал в семь вечера, чтобы проснуться под звук её голоса, час поваляться, а потом заняться обязательными тренировками в её обществе. Реальность возвращалась ровно в четыре утра: иногда с первыми лучами солнца, иногда ― во тьме. ― Сегодня честь первой беседы выпала?.. ― Лео. Доброй ночи, Птица Ночь. Тихий смешок ― буквально осязаемо ― погладил уши кончиками пальцев, забрался под кожу, вызвав удивительное ощущение покоя, возбуждения и предвкушения одновременно. ― Лео. ― Она бесподобно произносила имена своих случайных собеседников. Наверняка этот Лео представлял собой прямо сейчас сгусток счастья и восторга. ― Славной ночи и вам. О чём вам хотелось бы поговорить? ― Об одиночестве, ― помедлив, ответил явно вдохновлённый низкий мужской голос. В прямом эфире ― красавица и чудовище, вот как они звучали вместе. Разительный контраст. Николасу иногда нестерпимо хотелось удавить собеседников Птицы Ночь: и мужчин, и женщин, и подростков, и даже детей. Любой голос рядом с её голосом звучал кощунственно и недостойно, выставляя напоказ своё уродство и несовершенство. ― Я так понимаю, что вас, Лео, терзает одиночество? ― Д-да... И вновь смешок ― уже другой, задорный, разгоняющий кровь в жилах до скорости света. ― Я вас тоже терзаю? ― Нет, ну что вы... ― Ага, но ведь я сейчас с вами. Лео, мне хочется с вами говорить. Разве вы сейчас одиноки? ― Н-нет, но... ― Собеседник Птицы Ночь озадаченно умолк. ― Я с вами каждую ночь, Лео. Вам даже не обязательно набирать номер, чтобы поговорить со мной. Мы все ― и я, и вы, и все, кто не спит сейчас... Мы все сейчас вместе. Порой мы даже думаем об одном и том же, хотим одного и того же, делаем одно и то же. И нас много, так много, как вы и представить себе не можете. Быть может, при свете дня мы никогда не признаем друг друга в лицо, но это неважно. Каждую минуту рядом с вами есть кто-то, кто так же, как и вы, не спит в это время. И мы все встречаемся по ночам на этой волне. Одиночество ― просто вымысел. Его не существует, пока есть люди хотя бы в этом городе. Знаете, я вот сейчас совершенно уверена, если вы через минуту выскочите в ближайший круглосуточный магазин, то к вам непременно кто-нибудь подойдёт и спросит: "Это вы Лео? Это вы минуту назад говорили в прямом эфире с Птицей Ночь? Давайте выпьем по чашечке кофе". Хотите попробовать? ― Ну... ― Не кладите трубку. Попробуйте. Я буду ждать, чем всё обернётся. И наши слушатели ― тоже. Давайте же, ну. Магазин рядом есть? ― Да, прямо напротив дома. ― Тогда вперёд. Я жду вас. Раздался характерный звук положенной на стол трубки. ― А пока мы все ждём, чем завершится решительный шаг Лео в его маленькой войне с одиночеством, предлагаю согреться композицией... Николас сел на кровати и даже оглянулся на динамики, из которых теперь лились весёлые и действительно тёплые рок-н-ролльные аккорды. Раньше Птица Ночь ничего подобного не делала. То есть, её манера разговаривать с дозвонившимися на радио людьми всегда вызывала изумление и восхищение. Она находила ключ к каждому, мгновенно, с первых же слов. Она постоянно совершала что-то невероятное, подарив каждому именно то, чего ему хотелось, но такое? Ему стало вдруг невтерпёж ― соскочил с кровати и принялся бродить кругами по комнате. В самом деле, она же просто ведущая на радио, откуда ей знать, подойдёт ли кто-то к этому Лео или нет, она ведь и не представляла, в какой части города этот Лео живёт. Откуда такая уверенность? Лео объявился раньше, чем закончилась музыкальная композиция. ― Да! Да! Это просто невероятно! ― Музыка стала тише. ― Получилось? ― с явственной хитринкой в голосе уточнила Птица Ночь. ― Поверить не могу! Ко мне столько людей подошло... Мы теперь хотим вместе собраться в магазине, выпить кофе и послушать вас ещё. Здорово. Просто слов нет... ― захлёбываясь восторгом, тараторил Лео. ― Ну так поспешите, а я, конечно же, поставлю ещё одну композицию, чтобы вам хватило времени добраться до места встречи. ― Спасибо вам огромное. И доброй вам ночи. ― С удовольствием встречу с вами рассвет, Лео, бегите. Ну вот, давайте послушаем теперь джаз ― и Лео скоро к нам присоединится вновь. Одиночество терпит поражение, верно? Волшебница. Она ― волшебница. Каждый, кто сейчас слушал радио, наверняка думал именно так и улыбался. Её голос, её слова, её тепло и тихий смех ― вот рецепт, чтобы превратить ночь в сказку. И всякий раз ей удавалось сделать из банальной телефонной беседы настоящее откровение, дать те ответы, что становились бальзамом для души. Даже если её мнение не совпадало с мнениями прочих, отмахнуться от него не удавалось. Её речи прикасались к сердцу буквально. Звук её голоса преодолевал любые преграды и нежно пронизывал и пропитывал тело. Хотя, быть может, так казалось лишь Николасу? Нет, вряд ли. Статистика не лгала, как и многочисленные опросы. Птицу Ночь любили и слушали, те же, кто не мог по каким-либо причинам слушать её ночью, записывали шоу или покупали диски. И всё же Николас иногда странно себя чувствовал. Точнее, сам себе он казался порой идиотом, влюблённым в голос без лица и тела. Голос, личность ― и всё. Он как-то хотел пропустить ночной эфир, но не смог. Кто знает, как долго ещё будет звучать по ночам этот голос. Не хотелось упустить возможность услышать, коль она была. В четыре утра сказка закончилась, и он включил телевизор, где сразу замелькали кадры программы новостей. Словно ушат холодной воды на голову. ― Час назад в центре города было совершено убийство. Полиция пока умалчивает подробности, однако... Он ушёл на кухню ― за чашкой кофе. ― Год назад серия подобных убийств произошла в Риме... Прогулялся в ванную, где из зеркала на него глянул лохматый тип с резкими чертами лица и каре-зелёными глазами. Тип выглядел моложе, чем был на самом деле. Враньё. Как и то, что в целом он производил впечатление совершенно здорового и тренированного человека. Спортсмен, ну да. Николас стянул футболку, открыв длинный извилистый шрам: он начинался у левого плеча, пересекал грудь и заканчивался над левым бедром. Словно граница, отделявшая своё от чужого. Взлохматив тёмные волосы, щедро присыпанные сединой по всей левой половине головы, забрался под душ. Тёплые струи согревали. Холод оставался лишь в центре левого бедра, на левом боку и в левой руке. Холод внутри. Николас чуть повернулся. Правая нога тут же выполнила приказ, левая ― помедлила. Наверное, он всё-таки никогда не сможет смириться с этим и привыкнуть. Тысячу раз ему говорили, что нет никакой разницы, что это точно такие же даже по весу кости, просто из прочных сплавов, но он остро чувствовал их чужеродность и ненатуральность. Когда он вернулся в комнату, шла уже передача, посвящённая той самой серии убийств. ― Их объединяет и то, что на местах преступлений не удалось обнаружить хоть какие-нибудь отпечатки или же следы, указывающие на присутствие преступника. На первый взгляд это всегда похоже на самоубийство, однако таковым не является. Жертвы всегда выглядят так, словно сопротивлялись до последнего. И да, верно, выяснить личность преступника тоже не удалось. Пожалуй, это вся информация, которую я могу сообщить вам. ― В нашем городе сколько уже было подобных случаев? ― Сказать уверенно можно лишь о семи. ― Серийный убийца? Как в Риме и Токио? ― Возможно, мы пока не знаем наверняка. Николас без сомнений выключил телевизор и выбросил лишнюю информационную шелуху из головы. В боксе его ждал байк, требующий внимания, а ночью ― новая сказка, позволяющая забыть о боли. А ещё ― обязательная утренняя прогулка по парку или по набережной. *** Стивен Лоу просматривал снимки с места убийства. Свежий жмурик, только-только остыл. Отличное начало нового дня ― нечего сказать. ― Самоубийство? ― А на что ещё это было похоже? Придурок вылез на крышу и шагнул навстречу земле. Земля приняла его в свои объятия ― с размаху. Бедняга умер, видать, от восторга, вызванного такой взаимностью. ― Увы. Взгляни на руки этого типа. Исцарапаны и изодраны, словно он отчаянно цеплялся за уступ и пытался спастись. Да и мотива нет для самоубийства. Успешный предприниматель, тайванец, недавно женился, состоятельный, любил жену, собаку и попугайчика. ― Незаконный бизнес? ― Глухо. Поставщик морепродуктов в Японию, транспортные перевозки в Сингапур. Чист, как стёклышко. ― Враги? ― Эксцентричная бабка-соседка, которую собака покойного раз за ногу укусила. Бабка еле ходит, тщедушная. Радикулит у неё и ещё воз болячек. Думаешь, она? ― Могла нанять профессионала. Бабка при деньгах? ― При деньгах, конечно, раз живёт в престижном районе. Так что, трясти бабку? ― На кой? Вряд ли она и остальные убийства совершила. Несомненно, почерк один и тот же во всех восьми случаях. Ни одного свидетеля, никаких улик, обставлено как самоубийство, но жертвы явно сопротивлялись... В кабинет влетел лейтенант связи. ― Ещё одно ― только что. Глава разведывательного отдела. Убит у себя дома. Говорят, есть общие черты с серией. Стивен сдёрнул со спинки стула пиджак и пулей вылетел из кабинета. Через двадцать минут он поднимался на шестой этаж дома в авангардном стиле. На площадке дежурили ребята из полиции, эксперты "облизывали" входную дверь, внутри толпились представители как уголовного отдела, так и госбезопасности. Не считая парочки агентов куда более секретных служб. ― Ещё и спецотдел, ― затосковал инспектор полиции, взглянув на корочки Стивена. ― Майор Лоу, ― на всякий случай назвался Стивен. ― Высший приоритет. Где тело? ― На кухне, ― помрачнев ещё больше, подсказал инспектор. ― Не расслабляйтесь. Зрелище не из приятных. Стивен заглянул на кухню и пожалел, что успел позавтракать. Глава разведки валялся на полу у стены. На белом кафеле темнели пятна и потёки крови. Со стороны выглядело так, словно чиновника с ужасной силой били головой о стену, пока череп не стал мягким. На самоубийство не походило даже внешне. ― Не понимаю, ― пробормотал Стивен. ― Не только вы. Он один был. На теле никаких следов насилия, ― из-за спины сообщил один из спецагентов. ― А голова? ― Только голова. Эксперты утверждают, что ему никто не помогал ― он сам. Никаких следов постороннего воздействия. Сходство ― руки. Он явно пытался ухватиться за дверь и мебель, ногти переломал вот, пальцы и руки изодраны и исцарапаны, но его никто не тянул, не толкал, не душил... К нему вообще никто не прикасался ― никаких следов. Везде только его отпечатки. Полтора часа назад он должен был прийти в отдел, но не пришёл. Секретарь забеспокоилась ― его пунктуальность всем известна. Позвонила на сотовый, домой ― ничего. Выехала сама. Всё-таки он уже в почтенном возрасте, мало ли ― стало дурно. Ключи у неё были ― иногда забирала документы. Видимо, не только их. Открыла, зашла и обнаружила уже так вот. Ничего не трогала, позвонила с сотового и вызвала всех, кого положено. ― Что-нибудь ещё? Соседи? ― Всё тихо. Никто ничего не слышал, лифт на этаже в примерное время смерти не останавливался. Консьерж тоже никого из посторонних не впускал и не выпускал. Сейчас осматривают окна и стены, но не похоже, чтобы с крыши гости пришли ― все окна закрыты, открыто одно в гостиной, но там решётка. Убийца разве что сквозь замочную скважину просочился, наставил на жертву пушку и под угрозой смерти заставил разбить себе голову о стену, после чего опять же просочился сквозь замочную скважину или выпал сразу на улицу в виде осадков. Идиотизм, конечно, но как ещё всё это объяснить? ― Надо проверить всех жильцов дома. Кто-то мог тут поселиться, раздобыть дубликат ключа. Дубликат ключа объяснит факт проникновения в квартиру. ― Хорошо. Но как можно объяснить то, что жертва сама себе размазала мозги по стенке, пытаясь сопротивляться чему-то явно нематериальному при этом? ― Использование определённых волн либо яда или иных особых средств, влияющих на рассудок и контроль. ― Яда? Анализы покажут. С волнами ― хуже. Во-первых, волны повлияли бы ещё на кого-нибудь; во-вторых, это технически трудно осуществить... ― заметил сотрудник госбезопасности. ― Кое-что есть, ― заглянув на кухню, поделился достижением другой спецагент. ― Мобильник. За несколько минут до смерти жертве позвонили. ― Кто? ― Номер не определён. Длительность ― двадцать секунд. ― Можно достать запись разговора? ― У оператора связи ― легко. Стивен набрал номер отдела на своём сотовом и позвал лейтенанта связи. Продиктовал номер покойного и точное время звонка, распорядился достать запись разговора и изучить её. Через час с формальностями по передаче дела спецотделу было покончено. Квартиру заполонили коллеги Стивена, а ещё через полчаса позвонил лейтенант. ― Ну, что с записью? ― Запись есть, но... Майор, вам стоит это самому послушать. ― А что не так? ― Понятия не имею. Лучше сами оцените. ― Ладно, буду через час. Спустя час Стивен устроился в кресле за столом и кивнул лейтенанту связи. Тот низко склонился над оборудованием и запустил запись на предельной громкости. Гудки, тишина, потом долгий выдох, сначала показавшийся дуновением ветра. На это покойный отреагировал почему-то утвердительным "да". Дальше ― невнятное и едва различимое хрипение или же невероятно тихое размеренное рычание, два щелчка ― вероятно, пальцами, затихающее хрипение-рычание и короткие гудки. Стивен и лейтенант связи переглянулись. ― Мурашки по коже, ― поделился впечатлением младший сотрудник. ― Звуки какие-то потусторонние и по громкости сильно отличаются, наверняка их практически не было слышно. ― Лейтенант... ― Ли, ― подсказал парень. Он проработал в отделе всего месяц, а у Стивена всегда была паршивая память на имена. ― Ли, что это было? ― Понятия не имею, майор. Но когда говорят "да" вместо "алло", интонация точно не такая. Больше похоже, что звонивший назвал его имя с вопросительной интонацией, а погибший подтвердил, что это именно он. ― Тогда какого чёрта вместо вопросов и иных слов в записи какое-то едва уловимое рычание? ― Я предположил бы, что запись повреждена, если бы не чёткий ответ жертвы. Я не знаю. Могу переслать копию записи в исследовательский центр акустики. ― Пересылай. Результат сразу мне на стол. Стивен вернулся в свой кабинет и закурил у приоткрытого окна. В голове мельтешили бессвязные сведения о гипнозе. Вспомнились старые дела из международной практики. Случалось такое, что с помощью голоса людьми пытались управлять и не только, но было доказано, что сделать это чрезвычайно трудно с помощью средств связи, поскольку они искажали тембр голоса. И даже незначительное минимальное искажение отрицательно влияло на результат. Прямое воздействие ― трудно, но выполнимо, с помощью телефона ― практически невозможно. Кстати, если это всё-таки гипноз, то в центре акустики смогут привести запись к расшифрованному варианту. Нужно лишь очистить от шумов и ускорить, кажется. Размышления прервал телефонный звонок. ― Лоу, слушаю. ― На работе? ― Знакомая насмешка. И голос знакомый. ― Давно не звонил. ― Ага. Не виделись тоже давно, ― вновь усмехнулся Николас. ― Уже летаешь? ― Долгое молчание в ответ. ― Нет. А твой конь как? ― Уже два года из гаража не высовывался. ― Выходит, ты тоже слез? ― помедлив, уточнил Николас. ― Иногда охота полетать, но времени... Сам понимаешь. Ты как? ― Всё так же. ― Достанешь мне билет на гонки в ближайшие выходные? ― Могу, но опять он не потребуется, да? ― Ты знаешь, тут заранее не угадать, но я очень постараюсь. Иначе окончательно превращусь в кабинетную крысу. ― Ладно, ― Николас вздохнул. ― Если хочешь, приходи в отдел. Тебя возьмут обратно с удовольствием. ― Не возьмут. Ты знаешь, почему. До выходных, позвоню. Стивен смотрел на телефон в руке с горечью и сожалением. Этот звонок походил на привет из прошлого. Из яркого прошлого. Интересно, сколько они уже не виделись? Полгода или больше? Когда Николас провалялся почти год в военном госпитале, они виделись каждый день. Наверное, это было целую вечность назад. *** День выдался тихий и свободный ― трек пустовал. Николас как раз заканчивал с ремонтом байка, оставшегося без хозяина, когда в распахнутые ворота бокса ворвалось рычание пролетевшего мимо мотоцикла. Судя по звуку... "Хонда". Кто-то из гонщиков решил опробовать трек, как видно. Николас тщательно вытер руки и выглянул наружу. Ну да, так и есть, парень из Японии вписался в поворот и свернул к малому трамплину. Наверное, заранее отрабатывал программу к осеннему выступлению. С трамплина слетел неаккуратно и приземлился, завалившись влево. Упасть не упал, но надо прыгать опять. Или волнуется, или с передним колесом что-то. ― С ума сошла! Уйди оттуда! ― рявкнули в другой стороне. Николас повернулся и уставился на картину перед глазами. Длинный нескладный клерк ― ну, выглядел он именно как клерк ― спешил к местному байку, на котором обычно проверял трек один из сотрудников. Возле этого самого байка крутилась невысокая особа с длинной косой. Сейчас она сидела на корточках у переднего колеса и тыкала в него пальцем. Тёмно-серые блескучие штанишки чуть прикрывали коленки, светло-серая футболка могла лопнуть на роскошной груди при неосторожном движении, а чёрная короткая курточка едва доходила до высокой талии. Девица в детских шмотках ― не иначе. Она выпрямилась, позволив оценить наблюдателям фигуру, похожую на "песочные часы", отбросила за спину длинную толстую косу и решительно перекинула ногу через байк, устроившись в седле. ― Ненормальная! ― завопил "клерк". Тут Николас был с ним полностью согласен, поскольку по поведению девицы ясно ― с байками иметь дело ей не доводилось. Зато теперь он увидел её лицо: на первый взгляд черты классические, но лишь на первый, у каждой линии ― свой изъян. Высокие скулы выступали чуть сильнее, чем им полагалось по классическим нормам, упрямый подбородок немного острее, нос слегка вздёрнут, отчего на прямой он уже не тянул, брови ― две хищные линии, что от переносицы дерзко поднимались к вискам. И всё это сглаживалось мягкостью очертаний, вновь возвращая мысли к классике. Пожалуй, в лице незнакомки лишь два штриха были идеальными: аристократичные губы и миндалевидные глаза. ― Слезь немедленно! Ты же убьёшься! ― разорялся "клерк". ― Это похоже на велосипед, ― пожала плечами девица. Голос низкий и глуховатый, изломанный и неровный, как у человека, что несколько суток провёл в полном молчании. ― Велосипед не разгоняется до двух сотен километров в час! ― Я просто хочу прокатиться, ― твёрдо отрезала дамочка в детских шмотках. ― Это не ваш мотоцикл, ― любезно обратил её внимание на важную деталь Николас, шагнув вперёд и остановившись перед колесом байка. ― Я в курсе, ― прищурившись, ответила незнакомка. ― Угонять не собираюсь, только сделать один круг. ― Тогда напишите завещание прямо сейчас. ― Зачем? ― Затем, чтобы мы знали, кому передать пакетик с вашими останками. ― Я умею ездить. ― На чём? ― заинтересовался "клерк". ― На стуле перед компом и с джойстиком в руках? ― На велосипеде, ― помрачнев, прорычала дамочка. ― На том, который постоянно в ремонте? Светло-карие глаза пожелтели и сверкнули убийственной яростью. У "клерка" сразу же пропал дар речи, да и весь он как-то съёжился и постарался стать меньше, чем был на самом деле. Девица выпрямилась в седле и осмотрела Николаса с головы до ног и обратно. ― Хорошо, тогда просто прокатите меня. Обещаю сидеть тихо и не сворачивать вам шею. ― Благодарю за снисходительность, ― язвительно отозвался он. ― Но, увы. Вынужден попросить вас слезть с байка. Пока вы что-нибудь себе не свернули. Жёлтое пламя полыхнуло с удвоенной силой. Дамочка спокойно и даже неторопливо убрала подножку и потянулась к ключу. Николас шагнул вправо и вперёд и перехватил её руку за запястье. Под пальцами ― холод и ровное биение пульса. Отстранённо удивился и бесцеремонно стащил незнакомку с байка. Стоя на земле, она едва дотягивала макушкой до его плеча, но умудрялась смотреть сверху вниз, словно была выше на целую голову. ― Идите к чёрту, ― заявил ей Николас. ― Это вы подите к чёрту! ― Гм... Но тогда мы снова встретимся, ― пожал плечами он. ― Вы можете просто прокатить меня хотя бы до той стены? ― Не могу. ― Водить не умеете? ― Представьте себе. Она снова окинула его внимательным взглядом. ― Ложь. ― Проваливайте по-хорошему, или я выкину вас отсюда. ― Попробуйте. Это будет занимательно. ― Её голос впервые прозвучал чётко и ясно, вогнав Николаса тем самым в столбняк. Потому что он знал этот голос, слышал сотню раз, и именно этот голос звал его из снов, чтобы пригласить в сказку. "Доброй ночи всем бодрствующим, впрочем, небодрствующим ― тоже доброй и хороших снов. Как обычно, полночь миновала, и с вами теперь буду я..." ― Птица Ночь? ― невольно спросил он. ― Марта Эссель, ― надменно ответила она. ― Меня пригласили сюда, чтобы написать статью о мотогонках, поэтому будет весьма забавно, если вы меня отсюда спровадите. И, кстати, дабы статья была действительно стоящей, мне необходимо прокатиться. ― Я могу вам помочь, ― прозвучал чуть смущённый голос немного в стороне. Все полюбовались на Сая ― японца с "Хондой", державшего под мышкой снятый шлем. Похоже, он решил передохнуть перед новой попыткой и невольно стал свидетелем маленького скандала. ― Благодарю вас, мой рыцарь. Где ваш конь? ― Марта обогнула Николаса по дуге и одарила Сая мягкой улыбкой. Улыбка явно была лишней ― парня развезло уже от её голоса: хоть так его ешь, хоть на хлеб намазывай. Бедняга плавился от счастья и смущался от внимания Марты. ― О Господи... ― обречённо пробормотал "клерк". ― Уволюсь к чёртовой матери. Она невыносима. ― Так она и есть Птица Ночь? ― Николас уже не сомневался в этом. ― Конечно. Просто терпеть не может, когда её так называют в другое время. Птица Ночь она ровно с часу ночи и до четырёх утра. В другое время ― Марта. А вы слушаете ночное шоу? ― Да. Временами, ― пробормотал он, озадаченно уставившись на кумира, низвергнувшегося с пьедестала. Ну и характер! В ночи она была самим очарованием, днём же ― воплощением дерзости и своеволия. Сай вместе со своей спутницей уже мчались по треку. Николас коротко мотнул головой и убрался к себе в бокс. Дел у него хватало, а вот времени наблюдать за безумствами девицы с радио не оставалось. Он закончил с ремонтом байка и взялся разбирать один из двигателей, когда Марта сама заявилась в гости. Она остановилась у порога и чуть помедлила, прежде чем шагнуть внутрь. Николас повернул голову вправо и скользнул взглядом по её лицу ― она и не пыталась спрятать недовольство. Впрочем, он сам не испытывал восторга от беседы с ней. К тому же, его футболка валялась на стуле у входа, а показывать шрам хоть кому-то ему не хотелось. ― Что-то забыли? ― Нет. Мне сказали, что вы уже три года не ездите на байках. Почему? ― Польщён, что вы проявили такое внимание к моей биографии. ― И не пыталась. Меня этими познаниями обременили. Сказали, что о гонках мне нужно беседовать именно с вами. ― А мне не хочется. Поговорите ещё с кем-нибудь. ― Теперь я точно от вас не отстану, ― хмыкнула наглая особа и сделала ещё шаг вперёд ― закономерно споткнулась о ёмкость с моторным маслом. Открытую, к слову, ёмкость. Николас с интересом рассматривал голень и лодыжку. На нежной коже ― потёки вязкого масла. И он не смог отвести взгляд от причудливых узоров чёрным по белому. Откуда-то вдруг взялась дикая мысль, стремительно промелькнувшая в голове: обнажённая Марта, облитая моторным маслом; тёмная блестящая плёнка на её пышных грудях, животе, бёдрах; тронуть руками ― и пальцы приятно заскользят по маслу, и изумительные груди легко выскользнут на волю из ладоней... Вот чёрт! Он стиснул зубы и мысленно наступил на горло своей разыгравшейся фантазии. Собственные желания не первый раз пугали и удивляли его, но странно, что на сей раз желание касалось Марты. Она меньше всего соответствовала его идеалу женщины. Точнее, соответствовала исключительно внешне и голосом. ― Вот чёрт... ― вздохнула Марта, но с иной интонацией. ― Салфетка есть? Или меня уже не спасти? ― Успокойтесь, это не отработанное масло, а чистое. И если у вас на коже был какой-нибудь крем, то тем более ничего страшного не случится. Смыть можете там вон, только добавьте в воду сухой горчицы из белой банки. ― Зачем? ― Чтоб запах отбился, ― фыркнул Николас. ― Но если хотите сойти за механика, можете так не утруждаться. Марта выпад проигнорировала и остановилась у раковины, сняла босоножку. Она без долгих раздумий подняла ногу и опустила ступню на металлическое дно. Зашумела вода. До банки с горчицей она всё-таки дотянулась и принялась смывать масло с кожи. Николас взял чистое полотенце со стеллажа и направился к пострадавшей. Вовремя. Его гостья пошатнулась, когда под пятку опорной ноги угодил камешек. Ещё немного ― и она заполучила бы не только душ из масла, но и коллекцию синяков. Он поймал её и удержал от падения. Сам сразу не понял, что случилось, дошло чуть позже, когда Марта отстранилась. Впервые его левая нога не опоздала, как и рука. Конечности отреагировали так же, как родные. ― Откуда это у вас? ― тихо поинтересовалась Марта. Она с любопытством разглядывала шрам на его груди. Раньше он стоял боком, спрятав длинную рваную линию в тенях, но не теперь. ― Не ваше дело, ― отрезал он. Грубо, конечно, но у него есть право на грубость. ― Боитесь? ― Чего? ― Что полезу к вам в душу. Напрасно. С волосами у вас тоже, как я погляжу, проблемы. Интересный окрас. ― Это седина. ― Я так и подумала. ― Марта выдернула у него из рук полотенце и принялась вытирать отмытую ногу. ― Вы не похожи на местного жителя. ― Вы тоже. ― А я из Германии, мне можно. Вы откуда? ― Понятия не имею. Из детского приюта на побережье. ― Логично. Похоже, в младенчестве у вас был такой же невыносимый нрав, вот и угодили в приют. ― А у ваших родителей были стальные нервы, поэтому они решили рискнуть и воспитывать вас самостоятельно? ― Это вы на что намекаете? ― На ваш невыносимый нрав. И не намекаю. ― Ему в лицо прилетело полотенце. ― Для такого никчемного человека... Не много ли вы на себя берёте? ― Марта сердито сунула ступню в обувь и направилась к выходу, чуть не навернулась, споткнувшись о порог, тихо выругалась и убралась к дьяволу. Николас прислонился к байку и бросил полотенце на стул. Что ж, с "никчемным" она, может, и не промахнулась, но характер у неё паршивый ― это точно. И он твёрдо решил ― больше никакого ночного радио. Воспринимать её голос так, как прежде, он уже не сможет. Лучше бы он никогда не узнал, кто такая Птица Ночь, лучше, если бы она навсегда оставалась лишь голосом в ночи ― без лица и без имени. Закончив с делами, он отправился не домой, а на прогулку по городу. Правда, прогулка получилась не самой замечательной. Бесцельно слоняться по улицам и не находить, где можно задержаться... Казино, аттракционы, магазины не привлекали, там скучно и тоскливо. Бар? Тоже не вариант, хотя... Он всё-таки заглянул в бар, когда почти добрёл до дома. Заказал молочный коктейль, озадачив тем самым бармена. Николас провёл ладонью по лицу и вздохнул. Обычный день стал никаким. Из-за Марты Эссель. ― Клёвая причёска, ― сообщил ему слегка нетрезвый парень, упавший на свободный табурет рядом. Николас отмолчался, сосредоточившись на коктейле. Гуляка принялся тогда приставать к бармену. Слово за слово ― и в его руке сверкнул нож. Все кинулись в разные стороны, лишь бы оказаться подальше от подвыпившего буяна. Николас остался на месте ― он ещё коктейль не допил. ― И ты... ты тоже... смеёшься надо мной? ― пьяно вопросил забияка. ― Я тебя не знаю, ― спокойно ответил Николас, не повернув головы. ― Иди домой и проспись. ― Ты... ― дальше нетрезвый малый запутался в словах, фыркнул и кинулся на него. Николас просто повернулся на табурете и поднял перед собой левую руку. Металл вспорол плоть и скрежетнул о металл более прочный. С сухим щелчком клинок сломался. Задира ошарашенно пялился на оставшуюся в ладони рукоять ножа. Издав короткое "А?", он соскользнул с табурета и шлёпнулся на пол, отполз в сторонку, кое-как поднялся и рванул к выходу. Зигзагами, конечно, но быстро. Николас лениво вытащил обломок из раны, бросил в пепельницу, расплатился за коктейль и спокойно ушёл, не обратив внимания на вытянувшиеся лица бармена и посетителей. Дома перевязал предплечье и завалился спать. И спал в эту ночь дольше, чем обычно, но всё-таки включил радио в три часа, чтобы вновь услышать голос Птицы Ночь. К чёрту Марту. С часа ночи и до четырёх утра существовала Птица Ночь, а не Марта Эссель. *** Озадаченно Стивен прослушал запись вновь. ― Неужели совсем ничего? ― Совсем. Это не гипноз, как вы предполагали. Это нечто иное. Возможно... Не сочтите меня безумцем, конечно. Возможно, эти звуки передают некий особый код конкретному адресату. Нечто схожее с гипнозом, но куда более мощное и действенное, ― предположил сотрудник центра акустики. ― Животные сильно пугаются, когда слышат эти звуки. ― Это точно не замедленная речь? ― Точно. Всё в обычном режиме. Я не знаю, кем был этот человек, но своим голосом он владеет великолепно. Так легко эти звуки не издать. Если вам попадутся ещё подобные записи, мне бы хотелось получить их для исследования. Это возможно? ― Вполне. Если нам они попадутся снова, я обращусь к вам за помощью. Стивен покинул исследовательский комплекс и направился к машине, но телефон в кармане напомнил о себе звонком. ― Лоу. ― Майор, вы далеко от набережной? ― Нет, а что? ― Поезжайте в припортовый квартал тогда. Новое убийство. Точно так же, как в последнем случае. Нашли много любопытного. Стивен через полчаса уже лично осматривал место преступления ― летний домик. Убитым оказался мужчина, чуть за тридцать, ничего особенного. Работал в порту на грузовой линии, тихий, спокойный, ни с кем особо не общался. Коллеги и соседи сообщили, что покойный увлекался радио. Судя по внутренней обстановке домика, "увлекался" отнюдь не то слово, что следовало бы употребить. Все стены дома украшали полки от потолка до пола, и эти полки были прямо-таки завалены кассетами и дисками с записями шоу. Одного и того же шоу ― с часу ночи до четырёх утра, шоу Птицы Ночь. В гостиной радиоприёмник напоминал собой мощный станок: оснащён средствами для звукозаписи и оптимизации звука. Целая радиостудия в миниатюре. Рядом располагались компьютер и принтер. Хозяин домика лежал на кухне у стены, испачканной кровью. Точно так же, как недавно глава отдела разведки. С теми же ранами. ― Телефон? ― Да. Звонок был на домашний, запись передадут в отдел. Но есть ещё кое-что. Один из экспертов протянул Стивену затянутый в вакуумный пакет лист бумаги. Собственно, это было письмо с угрозами в адрес Птицы Ночь. Напечатанное на принтере, но не отправленное. Стивен позвонил в справочную, где получил номер телефона радиокомпании. Ответили ему быстро ― приятный женский голос. ― Добрый вечер, говорит майор Лоу из специального отдела министерства безопасности. С кем я могу поговорить? Дело не терпит отлагательств. ― Сейчас соединю вас с управляющим. Минуту, пожалуйста. ― Сун, слушаю вас. ― Майор Лоу, специальный отдел безопасности. У вас на радио идёт ночное шоу Птицы Ночь? ― Да, всё верно. А что случилось? Или вы звоните по поводу нашего заявления в полицию? ― Какого заявления? ― Мы подавали заявление несколько раз. Полгода назад, три месяца назад и неделю назад. В полиции обещали помочь, но всё время говорили, что заявление утеряно, когда мы звонили и спрашивали о результатах. Заявление касалось писем с угрозами в адрес ведущей шоу. ― Значит, письма с угрозами она получала? ― Да, и получает до сих пор. Бывают даже звонки во время прямого эфира, когда в трубку молчат. В последнее время их нет почти, похоже, злоумышленник понял, что на звонки сначала отвечает помощник, а уже потом переводит звонок на ведущую. ― Сколько всего было писем? ― Шутите? Мы их не считали. Три раза отвозили мешки в полицию ― письма там. ― Вот как. Если не возражаете, мы заберём письма. К тому же, маньяки по нашей части. Скажите, каково имя Птицы Ночь и как можно с ней связаться? ― Марта Эссель. Проживает в порту ― у неё собственный "плавучий дом". Найти вы можете её либо дома, либо в студии за полчаса до эфира, либо там же после эфира. Телефона у неё нет. ― Ясно. Спасибо. Стивен задумался на минуту после беседы с управляющим и потёр подбородок, затем набрал номер отдела связи. ― Лейтенант Ли, первое ― выясните отношение всех жертв серии к радио и к ночному шоу Птицы Ночь, второе ― достаньте досье на Марту Эссель, третье ― свяжитесь с полицией и потребуйте у них письма с угрозами в адрес Птицы Ночь, четвёртое ― достаньте досье на жертву последнего убийства. Пока всё. ― Думаешь, это как-то связано? ― поинтересовался коллега, изучавший записи на полках. ― Понятия не имею, тем не менее, угрозы в адрес ведущей касаются нас напрямую. А наличие связи или её отсутствия покажет время. Взгляни только на все эти записи. У парня точно были проблемы с головой, раз он не просто их собирал, а ещё и строчил подобные послания, ― Стивен помахал перед носом сотрудника письмом. ― Ну... Это же Птица Ночь. Ты сам ни разу разве не слушал шоу? ― Я к радио равнодушен, но наслышан о ней. У меня друг любит это шоу. А ты? ― Я бы слушал каждую ночь, если б не работа, поэтому чаще слушаю в записи. ― Оно того стоит? ― Спрашиваешь. Вон тут записей сколько ― возьми пару да зацени, пока едешь в машине, хоть время с пользой проведёшь. Стивен советом воспользовался. Пока ехал в порт, прослушал начало одного из шоу. Что тут скажешь, голос и впрямь потрясающий и чарующий, как и вообще манера ведущей разговаривать. Стивен впервые подумал, что радио не такая уж и ненужная штука в доме. Но да, жаль, что шоу ночное, ― с его работой чертовски неудобно. На двери "плавучего дома" Эссель висел замок, что красноречиво указывало ― хозяйка отлучилась по собственным делам. Придётся позже её ловить, хотя это, возможно, даже к лучшему, всё равно Стивен пока не располагал всей необходимой информацией. В своём кабинете он застукал Ли с отчётом ― парень пытался пристроить папку хоть куда-нибудь на столе, заваленном всяких хламом. ― Чем порадуешь? ― Насчёт жертв и радио. Они звонили в прямой эфир и беседовали с ведущей. Досье на Марту Эссель тут вот. Письма с угрозами привезут завтра утром. Насчёт досье убитого ― тут. ― Молодец, иди уже домой. Выпроводив лейтенанта из кабинета, Стивен сделал себе кофе и расположился за столом. Потянув к себе папку, свалил ещё пару на пол, но поднимать не стал. Итак, Марта Эссель, двадцать семь лет, родилась в Германии. Отец ― немец, мать ― филиппинка, оба ― врачи-волонтёры, ездили по миру и оказывали медицинскую помощь в странах, пострадавших от войн. Марта закончила Академию Искусств по классу антиквариат, но по специальности ни разу не работала. Начинала с "горячей линии" по оказанию анонимной психологической помощи, потом ушла на радио. Приняла участие в нескольких провальных проектах, пока не оказалась здесь. Здесь работала на радио уже полтора года, взрывая все рейтинги. Не замечена, не подозревалась, не привлекалась, не судима. Вдова. Вышла замуж в двадцать три за медика-волонтёра из Испании, он погиб спустя два года в Анголе. Стивен полюбовался на фото Марты: красивая ― своеобразная, но бесспорно красивая. Невольно улыбнулся. Ясно теперь, почему её шоу так нравится Нико ― она в его вкусе. Досье последней жертвы оказалось тоже небольшим и с тем же вердиктом ― не замечен, не подозревался, не привлекался, не судим. Но ведь письма-то писал. Насколько помнил Стивен, личность Птицы Ночь для всех оставалась загадкой. Не то чтобы её тщательно скрывали, но вот не разглашали ― это да. Скорее всего, тот бедняга понятия не имел, что Птица Ночь ― это Марта. И, вероятно, все письма приходили в радиостудию на имя Птицы Ночь. Стивен сделал маленький глоток крепкого кофе и задумался. Если выстраивать наиболее правдоподобные предположения, то... Все жертвы ― так или иначе ― с ночным шоу связаны, все убиты так, что поначалу это кажется самоубийством, но на деле... На деле их заставили убить себя ― иначе не сказать, как бы глупо это ни звучало. То есть, по факту имело место именно убийство. Проще говоря, некто убивал людей весьма необычным способом, людей, связанных с Птицей Ночь. Но почему? Ревность? Псих влюбился ушами и не желал ни с кем делить Птицу Ночь? Пожалуй, стоило оставить мотивы на завтра ― после прочтения писем. Характер угроз должен прояснить хоть какие-то детали. Пока уверенно сказать можно лишь то, что убийца один. И это плохо. Серийный убийца, чёрт возьми, орудует в городе. И пока не ясно, что является мотивом его действий. То ли он мономаньяк, зацикленный на Птице Ночь, то ли... Совершённые им преступления явно не несут сексуальной подоплеки, и при таком способе получает ли он удовольствие от процесса ― ведь он даже не видит этот процесс. Разумеется, если верна теория о голосовых приказах жертвам. Но как ещё? Ни улик, ни следов ― всё, абсолютно всё указывало на то, что в момент убийства жертвы были в одиночестве. Более того, Стивен испытывал железную уверенность, что двадцатисекундная запись с потусторонними звуками не последняя в этом деле. Вот он, странный способ убийства, ― простой звонок по телефону, двадцать секунд ― и готово. Но почему? Почему именно все эти люди? Стивен проснулся от звонка в четвёртом часу утра. ― Убийство в центре, ― коротко сообщили по телефону. Через час он вновь изучал место преступления. Короткий разрыв во времени, однако. Прямо карнавал убийств. Жертва обнаружилась в ванной. Молодой парень с перерезанным горлом. Рану нанесли слева направо. Либо орудовал левша, либо он сам себе горло перерезал. Нож в правой руке подтверждал вторую догадку. Исцарапан весь, явные признаки сопротивления, но в ванной он был один. Обнаружила его сожительница, то есть, любовница. Девица заливалась слезами на кухне. ― Ну что... Послушал эту дуру с радио, позвонил, дозвонился даже, потрепался с ней немного, улыбался как полный идиот, а потом спать легли. Обычно он до конца слушает это идиотское шоу, но сегодня надо было встать рано. Я проснулась, а его нет. В ванной вода шумела, пошла глянуть, а там... ― Девица снова разразилась потоками слёз. ― А ещё звонки были? ― Средь ночи-то? Да и откуда мне знать? Проверили сотовый и домашний. Был звонок ― номер выяснить невозможно, двадцать секунд, ровно за две минуты до убийства. Убился-то сам, но явно не по собственной воле. Ну и стандартно ― ни следов, ни улик. Стивен досыпал уже в кабинете на неудобном диване, а затем посвятил время сортировке и чтению писем с угрозами, доставленных из полицейского управления. Пока по количеству стопок выходило, что Птице Ночь эпистолярно угрожали около трёх десятков человек. По почерку опознали пятерых из списка жертв, включая парня из припортового квартала, оставшиеся шесть жертв, видимо, письма не отсылали, зато смогли поговорить с Птицей Ночь в прямом эфире. Большинство угроз сводились к неизменному "Птица, пой лишь для меня", скрашенному признаниями в любви. Пока получался вывод такой: убийца считал, что только он один достоин слушать ведущую и говорить с ней. Хотя... он же убивал не всех собеседников Марты, а лишь некоторых. И тех, кто ей угрожал. Тоже некоторых, выходит. Либо тех, кого вычислить смог. Или же... Стивен вызвал Ли и поручил ему выяснить, точно ли дозванивались на шоу те пятеро, что ещё и угрожали Птице Ночь. Оказалось, что точно дозванивались. Стало быть, про письма убийца мог и не знать, но слышал этих пятерых в эфире и почему-то убил. Стивен заодно поручил бедняге Ли достать записи тех шоу, где фигурировали одиннадцать нынешних жертв. Нужно же определить, почему убийца выбрал именно их. Ближе к вечеру нагрянуло начальство и собрало офицеров на совещание. Начальство беспокоил вопрос серийного убийцы. ― Думаете, он затаится на время или будет продолжать? ― Будет продолжать, ― уверенно ответил Стивен. ― Исходя из способа, каким расправляется с жертвами, он наверняка считает, что ему ничего не угрожает. ― Волны или всё же гипноз? ― Разновидность гипноза, построенная на определённой последовательности звуков. Что-то в духе сирен из легенд. Те издавали звуки, лишавшие моряков воли и игравшие роль приманки. Тут же ― лишали воли и заставляли убить, хотя жертвы понимали всё, что с ними происходило, и пытались сопротивляться, пусть и безуспешно. ― Такое возможно? ― Специалисты из центра акустики говорят, что да. В качестве примера, рык льва или тигра обычно парализует жертву. Есть и иные примеры воздействия звуками определённой тональности. Да хоть те же ультразвуковые свистки для собак или отпугиватели для грызунов. Возможно, у убийцы была врождённая способность, которую он открыл случайно, либо же он сам занимался акустическими исследованиями и обнаружил нужный звуковой код. ― Звучит фантастично. ― Это то, что у нас есть. Иначе объяснить, как именно погибли все эти люди, просто невозможно. Мы, конечно, можем написать "самоубийство" и закрыть дело, но это не избавит никого от новых жертв. ― Хорошо, какие есть предложения? ― сдалось начальство. ― Мы можем вернуть в отдел одного из бывших сотрудников? ― Кого именно? ― Николаса Чао. Он специалист по серийным убийцам и профессиональный агент для работы под прикрытием, ― пояснил Стивен. ― Когда отдел передали вам, он уже не работал здесь. Вырос в детском приюте, куда его подбросили. Смешанное азиатско-европейское происхождение, но национальность неизвестна, из приюта сразу же был призван в армию, после поступил по рекомендации в Военную Академию, служил в Международном Корпусе, потом перевёлся сюда. Полгода работал под прикрытием и работал великолепно. Три года назад его сдали. Думаю, вы догадываетесь, кто именно. К счастью, это обнаружили сразу же, и Николаса успели спасти. Лечение оплатило министерство. На службу он не вернулся из-за трудностей с привыканием. ― Если не вернулся, то более это ему не интересно, так? ― Я могу попробовать вернуть его. Сами понимаете, дело очень необычное. Мы столкнулись с подобным впервые. А Чао действительно эксперт в этом вопросе. ― Пробуйте, ― поразмыслив, дозволило начальство и покинуло отдел под аккомпанемент всеобщего вздоха облегчения. Стивен поспешил в свой кабинет, чтобы окончательно разобраться с письмами и подготовить такую наживку, от которой его упрямый друг не смог бы отказаться.